Глава 8 «Свежий ветер веет над страной»1

Пролог: контекст

В ту пору социальный и природный ландшафты США как никогда способствовали грандиозным переменам.

Калифорния в ранние 1970-е – это Эсален, Группы встреч, тренинговые группы, «И вот появляется каждый»,¹¹ включая нас. Одновременно происходило множество общественных, технологических, экономических и политических пермутаций (до 1973 года я ни разу не слышал это слово, означающее смену, перестановку, но с тех пор оно вошло в мой ежедневный лексикон). Ничто не может сравниться с непосредственным участием в великих открытиях и жизнью в период великих перемен. Сценой, на которой разворачивалось это действо, была Северная Калифорния и залив Сан-Франциско с начала по конец 1970-х. Семена перемен прорастали повсюду вокруг нас, наши умы были открыты к новому видению, строению и интеграции: Apple, Atari, Amdahl и многие другие компании. И это было только начало.

Я поступил в Кресдж-колледж Университета Калифорнии в Санта-Крузе осенью 1973 года. Кампус университета был еще относительно новым, построенным менее 10 лет назад. Первоначальный профессорско-преподавательский состав был удивительным – мыслители из мира университетской науки, представители лучших государственных и частных школ, как иностранных, так и отечественных. Среди них были Норман О. Браун, автор книг «Жизнь против смерти» и «Тело любви»,2 и, конечно же, Грегори Бейтсон.

Когда вы в первый раз попадали на территорию кампуса, занимавшую более 2500 акров земли, вас окружали жаркие холмистые луга, плавно перетекавшие в прохладные высокие леса красного дерева, вашему взору открывалось удивительное смешение ландшафтов, после залитой солнцем сухой пустыни, вы оказывались в темной прохладной пещере. Глубоко в лесах, тянувшихся ввысь, будто купол средневекового собора с чарующей акустикой, все пронизывал мускусный запах иных, первобытных времен.

Те из нас, кто интересовался психологией, консультированием, пониманием самого себя и раскрытием внутреннего потенциала, были очень молоды и несоразмерно хорошо начитаны в области клинической психологии. Мы были центром внимания для многих студентов колледжа Кресдж Университета Калифорнии в Санта-Крузе в 1973 году, что создавало некоторое напряжение в колледже между теми, кто открыто выражал свои чувства, и сторонниками «пристойных» академических занятий.

К счастью или к сожалению, наша группа единомышленников была знакома с работами Ролло Мэя, Карла Роджерса, Фрейда, Мелани Кляйн, Александра Лоуэна, Фрица Перлза, Р.Д. Лэйнга, Юнга, Джозефа Кэмпбелла, Вирджинии Сатир, звезд журнала People, лучших представителей мира психологии. Оглядываясь назад, я понимаю, что такая почти одержимость исследованием своего «я» могла обеспокоить наших родителей и учителей. Или, возможно, это как раз и был способ ужиться с ними.

Мы были поколением, пережившим Вьетнам, еще пока не погрузившимся в цинизм Уотергейта; социальный адреналин был нашим источником энергии для осуществления перемен, источником надежды. Нас пьянило самовлюбленное ощущение, что мы уже изменили мир. Но в те времена у нас было представление, правильное или неправильное, что нам нужно изменить самих себя «изнутри», чтобы те «наружные» вещи, которые мы помогли «исправить» за предыдущие 10 лет, больше не повторялись. Нам было необходимо переосмыслить самих себя, иначе это будет происходить снова и снова. Раньше мы концентрировались на системе «снаружи» нас, теперь мы хотели сосредоточиться на системе «внутри». Наступило десятилетие под знаком «Я».

И вот 18-летний «я» в начале осени 1974 года записался на семинар Джона Гриндера и Ричарда Бендлера. Неужели Дж. М. пригласил меня посетить некую секту? Вскоре я осознал, что это была не секта, а скорее анти-культ, что ДжониРичард (именно так, одним словом) были систематичными анархистами ума.

Часть 1: Семейный балет, или «Что именно?»

К тому времени как я впервые услышал о Джоне Гриндере и Ричарде Бендлере весной 1974-го, Джон, Ричард и Фрэнк Пьюселик уже работали вместе около года. Джон получил образование в области трансформационной лингвистики, разработанной Ноамом Хомским, в Массачусетском Технологическом Институте, закончил докторантуру по лингвистике в Университете Калифорнии в Сан-Диего и уже опубликовал в соавторстве с Сьюзетт Хейден Элджин популярную статью «Гид по трансформационной грамматике».3 А еще раньше Джон был «зеленым беретом», но это отдельная история. Ричард уже привлек к себе внимание, отредактировав работы Фрица Перлза «Гештальт-подход» и «Свидетель терапии» для издательства Science

and Behavior Books в Пало-Альто в Калифорнии.4 Фрэнк только что перевелся в Университет Калифорнии в Санта-Крузе из Общинного Колледжа в Сан-Диего. Он изучал психологию, а до этого провел четыре года на военной службе, включая год в джунглях Вьетнама. Он был переведен из военно-морских сил в медчасть корпуса морской пехоты, где провел два года из четырех лет службы. В течение четырех лет учебы, до перевода в Университет Калифорнии в Санта-Крузе, Фрэнк активно изучал все системы личных изменений, какие только мог найти (групповая психотерапия, группы встреч, гештальт, совместное консультирование, психодрама, роджерианская терапия, транзакционный анализ), пытаясь заново собрать свою личность, сильно пострадавшую во время событий в юго-восточной Азии.

Я повстречался и недолго поработал с Джоном весной 1974, прежде чем начать посещение их с Ричардом тренингов осенью того же года. Джон проводил гештальт-семинар с некоторыми студентами Кресдж-колледжа. Во время этого короткого семинара Джон и я сразу нашли общий язык и с тех пор оставались друзьями.

В начале учебного года осенью 1974 я встретил Ричарда Бендлера на тренинге. Ричард из тех людей, которые всегда кажутся старше, чем они есть на самом деле, излишне самоуверенные и знающие себе цену. Он говорил резким голосом, почему-то звучавшим для меня знакомо. Ричард был похож на Денниса Хоппера¹² из фильма «Беспечный ездок». Джон выглядел невозмутимым без всяких усилий. Он напоминал темноволосого Питера Фрэмптона¹³ в полушинели.

Джон был само хладнокровие, что-то вроде Джеймса Дина¹⁴ со степенью доктора философии.

Примерно 25 человек расселись на полу хижины в лесу по Грэм-Хилл Роуд. Извините за каламбур, но в воздухе витала магия, хотя первая книга Гриндера и Бендлера «Структура магии» том I еще не была опубликована.5 У нас не было никаких доказательств, что что-то такое там присутствовало. И не было никаких оснований полагать, что произойдет нечто исторически значимое. Тем не менее, в воздухе словно искрились заряды электрического тока. Что-то все-таки происходило. Мне это напомнило посещение рок концерта во время моей юности в Филлморе, когда мы приходили послушать какую-нибудь новую группу, например, The Jefferson Airplane или The Byrds, и думали: «Да, эти ребята далеко пойдут».

Ричард обходил комнату, спрашивая каждого из нас:

– Что ты осознаешь, прямо сейчас …?

Это был простой вопрос, но я чувствовал, что за этой простотой должно что-то стоять. Я начал нервничать. Мне казалось, что если я отвечу на него, я раскрою что-то глубокое и темное о самом себе – перед всей группой, в которой почти все были мне незнакомы, – то, в чем я раньше никогда не отдавал себе отчет. Как оказалось, я был не далек от истины.

– Что ты осознаешь, прямо сейчас …?

Когда Ричард задавал этот вопрос, Джон вручал каждому из нас серую, красную или зеленую «карточку» (хотя в действительности это были лишь клочки разноцветного картона) или их комбинацию. Это еще больше усиливало ощущение, что кто-то знает о нас то, чего мы сами о себе не знаем. И это было именно так.

«Итак, что же я осознаю прямо сейчас? » – сказал я вслух сам себе. Мне было 19, я только перешел на второй курс колледжа, и единственное, что я на самом деле осознавал, это был ли я или кто-то другой, небезразличный мне, до сих пор девственником. Мышление и осознание себя от талии и выше были необходимым злом для учебных занятий, вот только, пожалуйста, не спрашивайте меня в присутствии всех эти новоявленных будущих Карлов Роджерсов. Пожалуйста, никаких саморазоблачений.

По очереди они вручали всем нам различные цветные карточки или набор из них, объединяли людей в пары случайным образом, тасовали их и давали каждой паре задание. Задача была каждый раз одна и та же: «Вы все должны подумать о чем-то, что вы осознаете в этой комнате именно сейчас. У каждого есть три попытки угадать, о чем думает другой человек. Пара (они называли пары «диадами»), угадавшая правильные ответы, сразу же поднимает руки и показывает нам всем свои карты».

Пары, у которых были одинаковые комбинации карт, например, все красные, половина красных и половина серых, серые, зеленые и красные и т. д., всегда решали задачу первыми, снова и снова. То, что они могли так быстро угадать, о чем думает незнакомец, казалось, честно говоря, несколько пугающим. ДжониРичард призывали нас вычислить паттерн, проводя тщательное отличие между ответом на вопрос «почему» и обнаружением паттерна.

Нам нужно было дать объяснение в форме описания паттерна, похожее на разгадывание секрета или шифра, а не начинать с рациональной фразы вроде: «Я думаю, что причина в том…» Если мы начинали свою речь так, то становились объектами насмешек и веселых подшучиваний. На тренинге не поощрялось нахождение единственной причины для ЛЮБОЙ задачи, стоявшей перед нами. Решение нужно было изложить в виде последовательности связанных точек, с четкими взаимосвязями между многочисленными причинными моментами и связностью их результатов. Тогда я еще не знал, что это было частью тренировки кибернетического мышления как подхода к решению задач, объяснявшегося влиянием Грегори Бейтсона и Росса Эшби на работу ДжонаиРичарда.

Когда наступила моя очередь отвечать, я странным прерывистым голосом сказал что-то вроде: «Я осознаю, что вы спрашиваете меня о том, «что я осознаю». Это звучит действительно чудно́. Я думаю, что говорю о себе что-то, раскрывающее обо мне то, чего я сам не осознаю».

Они дали мне одну зеленую карточку. Я помню, что был единственным, кто получил стопроцентно зеленый кусочек картонки. У всех остальных были красные, серые или их комбинация, у некоторых среди других карточек присутствовали и зеленые. Но только у меня была единственная зеленая карточка. Я не знал, радоваться или огорчаться.

Я заметил, как они посмотрели друг на друга, когда Джон вручал мне зеленую карточку, кивнули и подмигнули друг другу. Они всегда были синхронны в мыслях, словах и движениях, часто заканчивали друг за друга предложения, даже шутки, и им никогда не нужно было смотреть друг на друга, чтобы получить визуальный ключ. Словно хорошо сыгранная музыкальная или комическая группа. Они были настолько синхронны, настолько взаимно настроены, что иногда это озадачивало. Это было частью их личной силы. Завершение предложений друг за друга, размещение людей и объектов в преднамеренные положения без предварительных договоренностей, предсказание поведенческих результатов, сверхъестественное обольщение.

Примерно через час после начала семинара был перерыв, и Джон с Ричардом вызвали меня в маленькую смежную комнатку. Значения карт я пока еще не знал. Джон и Ричард уселись по обе стороны от меня и начали по очереди говорить мне на ухо, с этой их манерой мы все познакомились во время дальнейших занятий. Они сказали мне:

Джон: «Ты точно такой же, как мы…»

Ричард: «… делай в точности то, что делаем мы».

«Что-что? » – спросил я.

«Просто копируй нас», – ответили они в унисон.

Они встали и вернулись в большую комнату, чтобы продолжить семинар.

Несколько семинаров спустя наконец-то выяснилось, что «задача», которую мы пытались решить, раскрывала предпочитаемые репрезентативные системы , с помощью которых каждый человек придавал «смысл» окружающему миру. Предполагалось, что когнитивный стиль не был «случайным». У отдельных людей действительно есть последовательные предпочтения, и используемые вами слова тоже неслучайны: они многое могут сказать о вашем когнитивном стиле. Ваш когнитивный стиль является вашей картой, но не вашей территорией. Мы также изучали и то, что позже стало известно как «мета познание» или размышления о мышлении.

Вербальным ключом к предпочтениям, обнаруженным Джоном и Ричардом, являются предикаты, то есть глаголы, прилагательные и наречия, используемые отдельными людьми в речи и письме. Это центральная концепция того, что позже стало нейро-лингвистическим программированием или НЛП. В те ранние дни мы подразумевали под «репсистемами» то, что у каждого из нас были поведенческий и когнитивный «стили» и предпочтения. Вкратце это превратилось в «ВАК» – визуальную, аудиальную и кинестетическую модель.

Сила объяснения немедленно произвела результат и имела, как говорят в психологии, «очевидную валидность». Мой личный дар и в то же время проклятие «аудиальности» (зеленая карточка означала аудиальную репсистему, красная – визуальную, а серая – кинестетическую) стал очевиден: я легко воспринимал устную речь, но с письменным текстом испытывал сложности. Я мог наиграть мелодию на слух, но не умел читать и запоминать нотную грамоту. В том, что касалось слов, я был на высоте; как только дело доходило до цифр – начиналась борьба. В финальной серии игр в процессе моего обучения мне предстояло научиться стать тем, кем я не был, преодолеть свои ограничения, что было ключевой предпосылкой будущего направления НЛП.

Так продолжалось неделя за неделей, каждый раз другой вопрос для изучения, другой, и через некоторое время ставший предсказуемым, набор ответных реакций, являвшийся частью метамодели .

– Я хочу, чтобы ты вспомнил то время, когда…

– Я не могу.

– Что останавливает тебя?

– Что?

– Что тебя останавливает?

– Ну, я думаю, меня останавливает ощущение, что я застрял.

– Застрял? Как именно?

– Застрял так, что я не могу это сделать.

– Что тебя останавливает?

– Ну, я думаю, что могу потерпеть неудачу.

– Что произойдет, если ты потерпишь неудачу?

– Ну, это просто моя манера говорить.

– Что произойдет, если ты изменишь манеру говорить?

– Я не знаю.

– Откуда ты знаешь, что ты не знаешь?

– Что? Повтори еще разок.

– Откуда ты знаешь, что ты не знаешь?

– Я не знаю.

– Угадай! – прокричал Ричард.

– Я думаю, что это не относится к моим убеждениям.

– Убеждениям о чем именно? – продолжал Ричард.

«Это уже вторжение…» – подумал я.

«Кто вторгается и по какому именно поводу?» – я услышал, как говорю это сам себе. Ну вот, метамодель становится моей второй натурой, невзирая на все мои колебания. Это и был «желательный исход», как я обнаружил позже.

Моя речь была отрывистой, даже в клинических условиях. Каждый вопрос или «нарушение» метамодели, очищающие луковицу моей повседневной речи, раскрывали слои смыслов, лежащие под поверхностным слоем просторечия повседневных разговоров.

Повседневный разговор хорош для покупки товаров в бакалейной лавке, но не в контексте обучения и терапевтического изменения, когда человек обычно стремится скрыть или заблокировать, сознательно или бессознательно, эмоционально насыщенные переживания.

«Структура магии», том I, посвященная метамодели и вербальным навыкам, еще не вышла, но рукопись уже была сдана в печать. Мы должны были получить копию Священного текста через пару недель. Прямая философская предпосылка «Магии» и серии книг об Эриксоне6 была взята из работы Альфреда Коржибского «Наука и психическое здоровье», особенно ключевая фраза «Карта не есть территория».7 Если естественный язык является моделью опыта (то есть картой или описанием опыта, но не собственно опытом или территорией), тогда языковые паттерны в «Структуре магии», описывающие действенные, непосредственные терапевтические обструкции и интервенции, были моделью естественного языка, или «метамоделью».

Не склонный легко воспринимать все на веру и настроенный скептически во время того, что по сути было моделированием процессов «лучших практик» (термин «лучшая практика» к тому времени еще не был изобретен), я отыскивал и читал книги, смотрел видео, слушал аудиозаписи Перлза, Сатир и других терапевтов, которых они упоминали, например, Фрэнка Фарелли. И, конечно, вопросы метамодели можно было найти в статьях и на кассетах.

Я понял, что Перлз, Сатир и другие пользовались этими вопросами и техниками, но гораздо менее систематично. Отсеивание вопросов, связанных с лингвистическими категориями трансформационного синтаксиса, объединило теорию и практику, идею и прагматику. Такая интеграция произвела эффект раскрытия определенной проблемы человека во много раз быстрее.

В дальнейшем были добавлены различные паттерны семейной терапии, рассматриваемые последовательно на каждой сессии. После того как основное внимание стало уделяться изучению лингвистических паттернов метамодели – опущения, семантической неправильности, номинализаций – и того, что сейчас известно как репрезентативные системы, нас познакомили с системными инструментами и техниками семейной терапии, в основном с невербальными паттернами, описанными в книге Вирджинии Сатир «Как строить себя и свою семью».8

Мы проходили через ряд демонстраций, ролевую практику и критику. ДжониРичард обычно «ваяли» из нас одно из четырех положений Сатир: Обвинитель, Миротворец, Сверх-Рациональный и Неуместный, и предоставляли нам сценарий для выполнения; что-то вроде импровизированного семейного консультирования.

– Итак, один из вас становится в одно положение, другой из вас становится в другое положение, еще один принимает третье положение, а еще один из вас вращается между всеми четырьмя положениями.

Они начинали так:

• Вот вам ситуация: вам нужно спланировать семейный пикник. Мэри, ты будешь мамой. Ты обвиняющая ведьма. Все, что делают другие члены семьи, неправильно и не соответствует твоим стандартам. В разговоре ты используешь много универсальных квантификаторов: «ты никогда… ты всегда…» Что-то вроде этого.

• Том, ты папа, и ты ничего не понимающий недотепа, который не может принять ни одного решения. Ты никому не нужное пятое колесо. Ты то обвиняешь, то умиротворяешь, то начинаешь слишком рационально анализировать во время конфликта, а затем ты вообще просто выходишь из комнаты. В речи ты используешь все возможные нарушения метамодели.

• Лесли, ты дочка, самая младшая в семье, тебе примерно 10 лет. Ты уступаешь любому, кто косо на тебя посмотрит. Ты ненавидишь конфликты и можешь утихомирить дьявола. Ты все время находишься в подавленном состоянии.

• И Патрик, ты старший сын, тебе где-то 12–13 лет. Ты проводишь дни и ночи, анализируя самые тривиальные вещи, думаешь, что ты самый умный из всех ребят твоего возраста, и любишь использовать весомые, сверх-рациональные номинализации вроде слов «скука» и «неприятие», а также объяснять «причины», «почему» люди делают те или иные вещи.

Мы вчетвером начинали:

Мэри Тому: «Ты ничего не можешь сделать правильно, даже организовать пикник».

Лесли обращается к Мэри: «Перестань обвинять папу».

Патрик всем: «Это просто смешно. Давайте успокоимся и вместе подумаем».

Том всем: «Я расстроен. Я не знаю, что делать. Бедный я, бедный. Но Патрик прав, давайте об этом подумаем. Что мы пытаемся сделать? Ну, я сдаюсь. Давайте останемся дома».

Все смотрели и слушали. Джон или Ричард или оба могли остановить развитие сюжета или семейного «балета» и спросить каждого, что он осознавал в тот момент и как себя чувствовал. А затем задавали вопрос: «Трудно было оставаться в этой роли или легко?» В большой группе мы обычно проводили опрос после выполнения задания, обсуждали то, что увидели, и т. д.

И так продолжалось месяцами. В это время мы собирались по 5–6 человек каждую неделю, садились в старый фургон и ехали на Грэм-Хилл Роуд и обратно, оживленно пытаясь разгадать паттерны, как они сочетались, как мы могли их использовать, какое воздействие они оказывали на нашу жизнь.

Часть 2: Вклад Бейтсона

Есть слова, услышав которые один раз, вы не забываете никогда. Точно так же бывают люди, увидев которых всего один раз, вы помните всегда, подобно неким потерянным членам вашей разросшейся интеллектуальной и духовной семьи, которых вы давно искали: Нео,¹⁵ Оби-Ван Кеноби,¹⁶ Чак Норрис…¹⁷

Эмси был куратором нашего общежития в Кресдж-колледже. Тогда мы называли кураторов прокторами, уже не помню, почему. Это название порождало много шуток с медицинским уклоном.

Весной 1974 года мы с Эмси стояли на балконе, рассматривая главный двор колледжа.

– Кто этот высокий мужчина, идущий посреди двора?  – спросил я.

Если бы я смотрел на него сегодня, я бы сказал, что он был похож на Гэндальфа¹⁸ из «Властелина колец», но с более короткими волосами.

– Это Грегори Бейтсон, – ответил Эмси.

– Кто?  – переспросил я.

– Грегори Бейтсон. Ты когда-нибудь слышал о теории двойного послания в шизофрении?

– Нет. Да! Об этом говорится в книге Р.Д. Лэйнга «Я и другие». А они что знакомы?

– Они друзья, – подтвердил Эмси. – А ты слышал о Маргарет Мид?

– Конечно!  – О ней-то я слышал…

– Бейтсон ее бывший муж.

– Серьезно?  – спросил я.

– Абсолютно серьезно.

– А какое мне до всего этого дело?

Эмси взглянул мне прямо в глаза:

– С твоим интересом к психологии и к поведенческой науке тебе нужно знать как можно больше о нем и обо всем, что он знает, насколько это возможно.

– Почему?

– Это должно быть очевидно для тебя.

И снова я почувствовал озноб; больше об этом мы никогда не говорили.

В течение долгих лет очень много было написано о Грегори Бейтсоне, о нем самом, о его идеях и об их влиянии на экологию, эволюцию, антропологию, кибернетику и поведенческие науки. В этом разделе я хочу описать свои наблюдения о влиянии Бейтсона на ДжонаиРичарда и на меня самого.

Бейтсон оказал не только мощное интеллектуальное воздействие на Джона и Ричарда; по моему мнению, его профессиональное влияние было не менее, а возможно, и более значительным. Я полагаю, интеллектуальное и концептуальное воздействие очевидно: суждение о поведении как о системе взаимодействий, использование кибернетического моделирования для описания семей и организаций, антропологический подход к наблюдению и осмыслению в противоположность более традиционной для психологии экспериментально-лабораторной парадигме. Даже фразы и инструменты, такие как логические типы, «отличие, которое имеет значение» и, в особенности, превращение понятия/термина фрейминга и рефрейминга (термин, введенный Бейтсоном) в постоянно используемый инструмент НЛП.

Бейтсон ввел Джона и Ричарда в круг себе равных и поднял на совершенно новый уровень доверия, которого у них до тех пор не было в клиническом сообществе. Да, они становились чрезвычайно успешными и популярными, но благодаря поддержке Бейтсона совершили просто невероятный скачок. Огромное влияние имело также и то, что Бейтсон лично познакомил Джона и Ричарда с доктором Милтоном Г. Эриксоном, а это создало новую базу материала и фундамент для объединения различных инструментов в раннее НЛП. И, наконец, Бейтсон помог им в организации первых семинаров, пригласив много своих коллег и друзей. Он представил собравшимся Джона и Ричарда в самом выгодном свете. Они отлично выступили в тот вечер и развеяли любой скептицизм в их адрес. В результате появились новые возможности. Это было начало начала.

После «богоявления» на балконе Кресдж-колледжа я взялся за чтение «Шагов в направлении экологии разума»9 Бейтсона, книги, которую читал и перечитывал много-много раз. Затем принялся за изучение курса лекций «Шаги в направлении экологии разума», по-дружески помогая одному из его ассистентов, а также постоянно околачивался в офисе Бейтсона в колледже, бессовестно «выуживая» все, что только мог.

Во время весеннего семестра 1976 года я стал официально посещать занятия Грегори «Шаги в направлении экологии разума». После прохождения курса я попросил Грегори стать моим поручителем на соискание гранта по коммуникации и взаимодействию в нашем университете. И хотя грант я не выиграл, возможность работать под руководством Грегори и получать его советы у меня осталась.

Летом 1976 я организовал вместе с другими заинтересованными студентами неофициальные семинары-встречи с Бейтсоном в его доме в Бен-Ломонде. Дважды в месяц мы собирались в доме Грегори и его жены Лоис и обсуждали антропологию, эволюцию, двойное послание и многое другое, что было приемлемым для дискуссии. Я помню, как однажды во время нашего семинара Бейтсону позвонил Р.Д. Лэйнг, а чуть позже и Маргарет Мид.

В следующем учебном году Бейтсон предложил мне быть его ассистентом во время занятий по «Шагам». Вероятно, это была самая высокая точка моей академической карьеры. Это не только дало мне возможность получать еще больше наставлений и новых озарений, но и – насколько это возможно между человеком моего возраста и человеком такого опыта и положения, как Грегори, – у нас сложились дружеские отношения. Я спокойно мог задавать ему самые разнообразные вопросы:

«А каково это было – проделать такую революционную работу в Пало-Альто? А какими были Джей (Хейли), Джон (Уикленд) и Дон (Джексон) на самом деле? А Ронни Лэйнг? Что вы думаете о его идеях, о его использовании экзистенциализма в теориях поведения и психопатологии? А как насчет Маргарет Мид, ее идей?» Я расспрашивал его обо всем, а он неизменно мне отвечал.

Как-то Грегори нужно было уехать во время одного из занятий по «Шагам». И он попросил меня прочесть лекцию вместо него. Мне это необычайно польстило, но я был уверен, что ни один студент не придет на занятие, если узнает, что «маэстро» не будет. Грегори сказал, что я сам могу выбрать тему, но хотел просмотреть материал вместе со мной, прежде чем я прочту лекцию в аудитории. Мы встретились за обедом в одном из ресторанчиков Санта-Круза, чтобы поговорить об этом. Я сказал, что хотел бы во время лекции обсудить взаимосвязь между кибернетикой и нравственностью. К моему удивлению, Бейтсон счел это отличной темой для выступления. Он полагал, что я «уловил» то, что он сам пытался донести до других. Большинство студентов пришли на занятие в тот день, когда я читал свою лекцию.

В последний раз я видел Грегори по пути в Эсален в Биг Сюре в 1978. Меня пригласили выступить на одном из неофициальных (то есть еще не внесенных в каталоги) заседаний, посвященных НЛП. Грегори, проживавший в то время в Эсалене, тоже должен был присутствовать там, и я с нетерпением ожидал встречи с ним. Однако ему пришлось уехать в тот день, чтобы прочесть свою лекцию в другом месте, и, въезжая в Эсален, я увидел машину Грегори, направляющуюся в противоположную сторону. Мы только помахали друг другу руками, когда наши машины поравнялись.

Часть 3: Кое-что о помидорных саженцах

Вернемся в 1975: Джон и Ричард только что вернулись из поездки. Я не знал, куда они ездили, но заметил явную перемену в их поведении. Исчезли краткие отрывистые команды, характерные для гештальта Фрица Перлза, «изваянные» из наших тел позиции Сатир. Вопросы к нарушениям метамодели были заменены пояснением нарушений, но в форме рассказа историй, хотя и несколько невнятных, ДжониРичард при этом иногда держали…

… одну руку у левой стороны лица…

… а может, это была правая сторона…

… никто наверняка не знает …

… или это был нос …

… но ты можешь начать с почесывания …

Правильно! Мы перемещались в штат Аризона, не покидая комнаты.

В 1930-х и 1940-х годах Грегори Бейтсон и Маргарет Мид изучали трансовые явления в культуре некоторых племен на Бали, Индонезия. Они опубликовали классическую антропологическую книгу на эту тему под названием «Балийский характер».10 Их главным консультантом по трансовым состояниям был доктор медицины и гипнотерапевт Милтон Г. Эриксон.

На ранних этапах разработки метамодели Бейтсон представил ДжонаиРичарда доктору Эриксону. Эриксон уже ознакомился с рукописью первого тома «Структуры магии» и вместе с Вирджинией Сатир и Грегори Бейтсоном поддержал публикацию книги. Грегори, который всячески содействовал работе ДжонаиРичарда, теперь предоставил им новый набор поведений, который они детально описали и смоделировали.

Доктор Эриксон (или «Милти», как мы его между собой называли) был высокоуважаемым профессионалом в своей области. В то время как гипноз в основном ассоциировался с шарлатанством, салонными фокусами и жульническими зельями, доктор Эриксон пользовался огромным авторитетом специалистов-медиков. Профессионалы, которые в общем-то не «верили» в гипноз, признавали, что доктор Эриксон «умеет делать что-то настолько глубокое, чего никто из нас не умеет делать, и никто до конца не понимает, как это работает». С такими настроениями мы, студенческие группы, начали изучение работы доктора Эриксона.

И снова группа из 25 человек сидела на полу в той же самой лесной хижине по Грэм-Хилл Роуд. Ричард посмотрел на меня и сказал:

– Саженцы помидоров, Джим, учатся новому …

Я смотрел на ДжонаиРичарда в изумлении.

– Да, полагаю, что они могут…  – сказал я.

Они рассмеялись в унисон.

– Все, чему мы учили вас раньше, неправильно… – сказал Джон.

– Это ложь… – сказал Ричард.

– Могу я в этом месте попросить вернуть мне мои деньги?  – спросил я сам себя.

По очереди они продолжали:

– …И пока вы тут сидите…

– …в полном (или не полном?) недоумении…

– …вы можете начать наслаждаться разницей между сейчас и тогда…

– …тогда и сейчас…

– …зная… – сказали они…

– …что вы можете…

– …и обязательно это СДЕЛАЕТЕ…

– …научиться новому… – и они погрузились в молчание.

Никто не сказал ни слова, ничто не шелохнулось. Я не помню, кто нарушил молчание. «Саженцы помидоров?» – сказал я сам себе некоторое время спустя. Не помню, как и когда именно.

Как и при изучении метамодели, нам предлагали различные лингвистические паттерны, которые мы опробовали друг на друге, наблюдали за реакцией и отчитывались ДжонуиРичарду, а потом перед всей группой. Это были те самые языковые паттерны, которые доктор Эриксон использовал для создания различных трансовых состояний у своих клиентов. ДжониРичард уже начинали группировать индукции в лингвистические модели, снова применяя трансформационный синтаксис для категоризации и описания. Теперь, после дистилляции и моделирования вербальных и невербальных поведений Фрица Перлза и Вирджинии Сатир, они похожим образом дистиллировали и категоризировали вербальные и невербальные поведения доктора Эриксона. Так родилась серия книг «Паттерны гипнотических техник Милтона Эриксона».

И снова это продолжалось неделю за неделей, но теперь уже мы не задавали каждый раз разные вопросы – больше не было назойливого исследования метамодели. Теперь мы изучали различные декларативные фразы. Нам давали задание использовать язык репрезентативных систем для описания другому человеку того, что мы видели, слышали и чувствовали, забрасывая фразами, которые, сознательно или бессознательно – я уже сейчас не могу припомнить, – использовали ДжониРичард.

Разделившись на пары, мы по очереди начинали:

– …а теперь ты начинаешь ощущать…

– Ощущать что именно?  – я инстинктивно спрашивал сам себя.

– …те чувства, которые ты испытываешь, когда видишь…

– …и слышишь…

– …беспрецедентную возможность…

– …стучащуюся в дверь…

(«Кто-то и правда только что постучался в дверь дома по Грэм-Хилл Роуд?» – задавал я вопрос самому себе.)

– …чего бы то ни было, нужного тебе для того, чтобы расти и изменяться…

После простой «индукции» нам нужно было наблюдать за реакцией другого человека. В самом деле, некоторые «уплывали» в состояние, которое раньше у меня ассоциировалось с управляемой медитацией, но гораздо, гораздо быстрее, а для некоторых, казалось, и гораздо глубже, то есть они меньше осознавали окружающий мир. Мы действительно не задавали вопрос «почему» что-то происходит на этом этапе, это не было частью ритуала. Просто делали, изучали и моделировали.

За исключением признания необходимости использования предикатов репрезентативных систем, все остальное звучало как мешанина из опущений, неспецифических глаголов и существительных, номинализаций. Это, как я обнаружил, было именно то, что я должен был слышать – и систематически использовать – для того, чтобы вербально вызвать измененное состояние сознания. После первоначального простого «моделирования» доктора Эриксона, то есть буквального повторения его слов, интонации, мимики и жестов, модуляции и громкости голоса, ДжониРичард начинали «разделять на куски» или категории трансовый язык доктора Эриксона, объединяя их в группы с помощью трансформационного синтаксиса.

Со сбивающей с толку очевидностью доктор Эриксон систематически использовал язык противоположным образом по сравнению со сформулированными Джоном и Ричардом паттернами метамодели, разработанными на основе изучения работ Перлза и Сатир. Перлз всегда требовал определенности и присутствия «в настоящем» моменте, а не в прошлом или будущем. Эриксон давал своим клиентам вербально неопределенное указание, чтобы клиент мог сам завершить мыслительный процесс и решить задачу в трансовом состоянии.

Доктор Эриксон направлял процесс мышления клиента, но это было совсем не обязательно для содержания. Если он хотел обратиться к конкретному клиническому вопросу, он скорее использовал метафору, нежели прямой комментарий. Как это перевести в то, что позже стало известно как «Милтон-модель»? Проведем сравнение:

Моделирование гипнотического языка доктора Эриксона – с использованием категорий трансформационного синтаксиса – прояснило и ускорило изучение техник доктора Эриксона, так же как и в случае Перлза и Сатир.

Во времена создания НЛП произошло несколько существенных сдвигов. Во-первых, быстрое включение поведенческих паттернов, которые не являлись частью ранее существовавшей работы кого-либо другого, но были теми паттернами, которые Джон и Ричард заметили и интегрировали.

Убежденные в том, что должен существовать некий невербальный индикатор репрезентативных систем, Джон и Ричард продолжали наблюдение и обнаружили, что движения глаз в стороны и по вертикали во время ответа на заданный в разговоре вопрос, не являлись «случайными», а были аналогичны предикатам репрезентативной системы. Движения глаз во время извлечения воспоминаний, решения задач и т. д. обычно происходили в паузах, составляющих структурную часть языка, как правило, сопровождавшихся междометиями «хммм, дайте подумать…» или «уммм…». Джон и Ричард установили, что движения глаз указывали на получение внутреннего «доступа» к визуальной, аудиальной или кинестетической информации.

Вторым важным сдвигом было расширенное включение языка, метафор и исследований из других областей психологии. Исследования различных неврологических и когнитивных функций полушарий головного мозга продолжались десятилетиями, но начали развиваться с новой силой благодаря появлению новейшего оборудования, облегчавшего проведение испытаний.

Джону и Ричарду казалось, что так называемое «доминирующее» (у большинства людей левое) полушарие было средоточием синтаксиса и в целом «сознательного» ума метамодели, а так называемое «недоминирующее» (у большинства людей правое) полушарие являлось местом расположения метафор или «бессознательного» ума Милтон-модели.

В это время Джон и Ричард добавили концепции когнитивного психолога Джорджа Миллера, автора работы «Магическое число семь, плюс-минус два».11 Джон знал доктора Миллера еще до работы в Калифорнийском университете в Санта-Крузе. В особенности термин «чанкинг»¹⁹ вошел в ранний лексикон НЛП, а также базовая модель обратной связи «TOTE»²⁰, представленная в книге Миллера «Планы и структура поведения»,12 написанной в соавторстве с Карлом Прибрамом и Юджином Галантером.

Итак, благодаря введению ключей доступа, использованию аналогии сознательного и бессознательного ума, чанкинга и стратегии TOTE, был проложен мостик к НЛП.

И, наконец, произошел ощутимый «философский» сдвиг от очень директивного гештальт/метамодельного подхода к решению проблем клиента в сторону более косвенного подхода, включавшего в себя либо использование трансовых состояний, либо «рефлективное» направление клиента к решению проблемы, без разглашения конкретного содержания или природы проблемы. И хотя прошло уже много времени, этот подход присутствует во всех аспектах НЛП по сей день. Два тома «Структуры магии», «Паттерны гипнотических техник Милтона Эриксона» и том «Меняемся вместе с семьями» ознаменовали завершение периода, предшествовавшего созданию НЛП, и период глобальных сдвигов по направлению в будущее.13

Часть 4: Сквозь мозолистое тело: от метамодели к Милтон-модели, рождение НЛП

Зачастую процессы и механизмы зарождения чего-либо неведомы тем людям, которые их осуществляют. По мере того как метамодель и Милтон-модель становились все более популярными, люди уже не спрашивали, как научиться делать то, что делает Перлз, лучше него самого, или как делать то, что делает Сатир, лучше, чем Сатир. Люди начали спрашивать: «Как мне стать таким, как Джон и Ричард? Как я могу успешно моделировать разработчиков моделей и их «магию»?»

Уроки Джона и Ричарда не прошли даром. Мы, в свою очередь, начали описывать, что конкретно мы делали для того, чтобы составить модель совершенства других. Но этому процессу нужно было дать имя. Однажды весенним днем мы с Джоном встретились во дворе Кресдж-колледжа по пути на занятия.

– Мне нужно сказать тебе кое-что, – сообщил Джон.

– Давай!

– Ричард и я придумали, как назвать все то, чем мы занимаемся… нейро-лингвистическое программирование, или НЛП. Что ты думаешь?

Летом 1976 года семинары переместились из дома по Грэм-Хилл Роуд поближе к кампусу в Санта-Крузе, на Континентал-Стрит, в дом, который вместе снимали моя возлюбленная Дж. Б. и мой лучший друг М.С. (позже М.С. сотрудничал с Ричардом Бендлером и организовывал его семинары, когда Ричард начал работать самостоятельно). В группе появилось больше лидеров в дополнение к общепризнанным Джону, Ричарду и Фрэнку. Джудит ДеЛозье участвовала в подготовке и была соавтором второго тома «Паттернов гипнотических техник Милтона Эриксона». Так же активно были вовлечены в процесс исследований Лесли Камерон, Боб Дилтс и Стив Гиллиген. Боб начинал моделировать паттерны и помогать в описании НЛП. Стив, талантливый в гипнотических техниках и страстно ими увлеченный, продолжал изучение работы Эриксона. Лесли сконцентрировалась на семейных и парных паттернах и работе Вирджинии Сатир.

Джон и Ричард ввели практику якорения (еще одно быстрое внедрение новой концепции – в данном случае классического условного рефлекса) в набор инструментов и техник НЛП, в сочетании с репрезентативными системами, ключами доступа и рефреймингом.

Термины «фрейминг» и «рефрейминг» были впервые использованы Бейтсоном в 1955 году в статье «Теория игры и фантазии».14 Они стали известны благодаря работе «Анализ фреймов»15 (1974) социолога Университета Калифорнии в Беркли Эрвинга Гофмана. Это понятие также обсуждается Полом Вацлавиком, Джанет Бивин и Доном Джексоном в книге «Прагматика человеческих коммуникаций», 16 где описываются годы, проведенные Бейтсоном в Пало-Альто.

Джон и Ричард «ввели в действие» рефрейминг наряду с множеством других понятий. Они разработали шаги, интегрирующие, переплетающие и совмещающие его с Милтон-моделью, ключами доступа и новыми терминами НЛП, которые до сих пор широко используются: установление раппорта и доверия как основы эффективного человеческого взаимодействия и изменения.

Чтобы установить раппорт и доверие, вам нужно присоединиться или прийти в соответствие с коммуникативным стилем человека, определяемым как сенсорные предпочтения. Далее следует осуществить ведение или сообщение – сознательное или бессознательное – желаемого результата, необходимого для изменений в человеке. Самым быстрым способом сделать это было сознательное или бессознательное отзеркаливание вербального и невербального поведения другого человека.

Быстрая компоновка и «упаковка» поведенческой технологии продолжалась. Доступ к сенсорному опыту, установление раппорта и доверия, отзеркаливание, присоединение, ведение, якорение, рефрейминг, присоединение к будущему, личная экология и т. д. пополнили словарь нового направления, которое олицетворяли Джон, Ричард и их друзья.

Будучи студентами, мы учились моделированию: то есть непосредственно имитировали манеры, интонацию, произношение и движения людей, которых изучали. Это был метод Станиславского, примененный в клинических условиях. Мы были подобны туземным племенам, подражающим паттернам поведения добычи, на которую они охотятся, чтобы лучше понять, как она себя ведет, предугадывать ее действия и быть более умелыми охотниками. «Добычей» в нашем случае был обсуждаемый человеческий субъект: клиент.

Тактически это был способ оказаться «в шкуре» другого человека, узнать, к чему он стремится в перспективе, выбраться из наших собственных голов и понять точку зрения/модель мира именно этого человека.

В то время Джон и Ричард, иногда противореча своему публичному презрению к традиционным психологическим исследованиям, проявляли интерес к тому, не занимался ли кто-либо еще чем-нибудь подобным. По неизвестным мне причинам они обычно просили меня проверить это. Ключи доступа – какие-то другие исследования? Двойные индукции – что-нибудь о внимании и синхронной речи и о воздействии на память или когнитивные процессы? Лингвистика – что-нибудь о сенсорных предпочтениях в языке?

Когда я изучал эти области, то находил других людей с похожими устремлениями, но они это делали не для клинического применения, а для тестирования гипотезы. Часть результатов моих изысканий отражена в работе, опубликованной весной 1977 года в лингвистическом журнале Papers in Linguistics, и озаглавленной

«Лингвистика и проблема последовательного порядка».17 Эта статья была частью моей выпускной работы по лингвистике в Университете Калифорнии.

НЛП, как и все, что делали Джон и Ричард, стало известно примерно в 1977 году и сразу обрело такую бешеную популярность, что некоторых из студентов, в том числе и меня, приглашали проводить семинары и лекции. Клиническое и учебное сообщество жаждало узнать как можно больше об НЛП. Я ощутил, что что-то начало происходить, осенью 1976 года, когда выступал в роли ассистента Джона по его курсу «Введение в трансформационный синтаксис» в Университете Калифорнии в Санта-Крузе. Закончилось дело тем, что я преподавал часть курса вместо Джона, поскольку он и Ричард отсутствовали большую часть времени. Они становились «IT» командой клинического мира.

После окончания университета в 1977 году Боб Дилтс и я объединились, чтобы вместе преподавать НЛП. Позднее, в 1978 году, я начал вести обучающие семинары в филиале Калифорнийского университета в Санта-Крузе. Когда начинался «Полный курс НЛП», Стив Андреас (официально – Джон Стивенс) и Коннира Андреас собрали воедино то, что позже вошло в классику НЛП – книгу Джона и Ричарда «Из лягушек – в принцы».18

Во время путешествий по стране летом 1978 я со своей спутницей Б.Д. останавливался у Стива и Конниры в Боулдере, Колорадо. На полу нашей комнаты были разложены страницы с расшифровкой записей лекций Джона и Ричарда на темы, вошедшие позже в эту книгу. Стив попросил меня помочь ему с редактированием и вернуть тексты осенью, ко времени начала семинаров по НЛП.

Книга «Из лягушек – в принцы» вышла в свет в 1979 году, как и статья Дэниэла Гольмана «Люди, которые читают людей»19 в журнале Psychology Today, что привлекло к НЛП внимание в США и во всем мире.

От скромных семинаров в лесах Калифорнии до общенациональных средств массовой информации – вот какой путь мы прошли.

От семей к организациям: мое личное и профессиональное путешествие

В течение первых 18 месяцев после окончания университета весной 1977 года я проводил семинары по НЛП по всему западу США. В это время я связывал свои интересы и жизненный выбор с областью НЛП и его применением. Параллельно с разработкой метамодели, Милтон-модели и НЛП в Кресдж-колледже проводились и другие исследования в области психологии и коммуникации. В то время Кресдж посещали многие профессора и консультанты, занимавшиеся групповым и командным развитием и тем, что позже стало известно как организационное развитие. Среди них был и Филип Слейтер, автор книг «В поисках одиночества» и «Прогулки по земле»,20 также написанных под влиянием Бейтсона.

Итак, летом 1979 года я вернулся в Лос-Анджелес, где проживала моя семья, и начал работать в отделе обучения и развития огромной корпорации. На том этапе я стремился применить находящееся в стадии развития НЛП к корпоративной подготовке и организационному менеджменту. Через четыре года я завершил черновой вариант рукописи «Успешная коммуникация: общение в бизнесе», которая, по моему мнению, была первой книгой о применении НЛП в бизнесе. Я передал ее Джону и Джудит ДеЛозье для рассмотрения вопроса о публикации. После добавления нескольких новых глав и пересмотра некоторых разделов я отправил им окончательный вариант книги. Это было в 1986 году, когда НЛП уже стало чрезвычайно популярным, выйдя за рамки клинической сферы в мир бизнеса и психологии самопомощи.

Следуя теории «шести рукопожатий»²¹ я отослал книгу также Полу Херси, который вместе Кеном Бланшаром разработал теорию ситуационного лидерства, вероятно, наиболее широко применяемую методику подготовки менеджеров по всему миру. Также я отправил книгу Роберту Лорберу, соавтору Кена Бланшара в написании бестселлера «Одноминутный менеджер за работой».21 К моему приятному удивлению и даже потрясению, они оба согласились порекомендовать мою книгу к печати. Джон и я завершили редактирование, он написал предисловие, и книга «Успешная коммуникация: общение в бизнесе» была опубликована в 1987 году. 22

Тогда же, в начале семидесятых, когда в районе залива Сан-Франциско Джон и Ричард разрабатывали НЛП, в Южной Калифорнии, в Сан-Диего, Джон Джонс и Билл Пфайфер основали организацию «Партнеры университета». Они собирали все новые подходы, которые устанавливали стандарты в усовершенствовании лидерства, командной и организационной работы в мире бизнеса. Как Джон и Ричард, они хотели превратить теорию в практику, но с упором на государственные и частные организации. Они разработали структурированную систему знаний, трансформировав теорию бизнеса и организации в повторяемые, масштабируемые, легкие в применении инструменты.

Вскоре после публикации своей книги я задумался о создании бизнес-инструментов и связался с одним из основателей издания, известного сейчас как HRDQ,²² Роллином Глейзером, чтобы узнать, не заинтересует ли его моя книга. Мне было крайне приятно узнать, что он уже прочел ее. Книга ему понравилась, и он поинтересовался, не соглашусь ли я написать и опубликовать ряд аналитических статей на темы, связанные с НЛП, вместе с все тем же Джоном Джонсом. Незадолго до этого Джон Джонс в соавторстве с Уильямом Берли опубликовал ряд популярных обзоров на тему бизнеса в 1980 году, и теперь мне предстояло с ними поработать.

Придя в себя, я восторженно поблагодарил Роллина и позвонил Джону. Мы с Уильямом и Джоном написали и опубликовали вместе две книги: «Нейро-лингвистическая коммуникация» и «Раппорт: сопоставление и отзеркаливание».23 Теперь я был «втройне» благословлен: я не только знал Джона и Ричарда как моих наставников и друзей в студенческие годы, не только был ассистентом Грегори и принимал его наставничество и мудрость, теперь Джон Джонс предложил ввести меня в мир организационного развития.

В течение последующих лет я продолжал применение НЛП в области бизнеса, описывая это в печатном виде, а в последнее время в форме электронных книг – «Раппорт в продажах» и «Не нужно конфликтовать!»24 Я продолжаю применять эти инструменты, способствующие повышению эффективности командной работы и усовершенствованию организаторского менеджмента. Оглядываясь назад, я вижу, что основы раннего НЛП действительно составили фундамент моего понимания того, почему бизнес-группы терпят поражение, как они функционируют и изменяются, а также дали толчок моей карьере, продолжая оказывать на нее влияние по сей день.

Размышляя о том, чему я научился на «мета» уровне, как сказали бы Джон и Ричард, за гранью очевидных инструментов и техник, которые, по большому счету, были всего лишь инструментами и техниками. Несомненно, этические и другие стандарты имеют большое значение, при этом ни один родитель не станет отрицать, что он хотел бы, чтобы его ребенок в колледже научился следующему:

• находить соответствующие паттерны, ведь они так доступны

• уметь проверять на практике свои предположения

• осознавать, что изменения могут быть благоприятными

• использовать ВСЕ свои органы чувств, даже те, которые еще не познаны

• понимать мир с точки зрения других людей, а не только со своей собственной

• больше слушать, меньше говорить; а уж если говорить, то и задавать вопросы

• каждый делает все, что в его силах, с учетом ограничений, налагаемых его убеждениями

• моя задача состоит в том, чтобы побудить людей использовать все самое лучшее, что в них есть, чтобы стать еще лучше, совершенствоваться

• у каждого есть шанс; если что-то не срабатывает, это происходит из-за внутренних ограничений, а не из-за других людей

• в конечном счете, только я сам отвечаю за любые последствия своего выбора.

жүктеу/скачать 0.97 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: