Добро пожаловать в дом, который построил Жак

В июле подошла очередь Люксембурга быть предсе­дателем ЕЭС, и вместе с секретариатом Совета министров он занялся проведением межправительственной конфе­ренции. С сентября в рамках МПК состоялось несколько встреч министров иностранных дел и их помощников. Испания и Португалия присутствовали в качестве наблю­дателей. Их предстоявшее вступление в ЕЭС подкрепля­ло доводы в пользу порядка принятия решений большин­ством голосов: двенадцати государствам добиться едино­гласия было бы труднее, чем десяти.

Формально Комиссии никакой роли на МПК не от­водилось, но Делор присутствовал на заседаниях минист­ров иностранных дел, а Эмиль Ноэль, генеральный секре­тарь Комиссии участвовал в работе чиновников аппарата. Делор, Ноэль и Ламурё самостоятельно, без консульта­ций с комиссарами, готовили проекты выступлений от имени Комиссии.

В первые недели конференции набор предложений Комиссии позволил определить повестку дня и удержал многие правительства от выдвижения собственных идей. Первый доклад Делора, проект главы о внутриевропей-ском рынке, понравился англичанам, поскольку в нем подчеркивалась важность Программы-1992. Англичане, начинавшие с возражений против пересмотра договора, теперь стали склоняться к мысли, что из МПК может выйти что-нибудь путное.

Делор представил проекты статей об охране окру­жающей среды, исследованиях и «сплочении» (содейст­вии развитию отсталых регионов), то есть о сферах дея­тельности, в которых ЕЭС проявлял активность, хотя в Римском договоре о них не говорилось ни слова, а также проект статьи о Европейском парламенте. Он отстаивал

ту точку зрения, что как только министры введут порядок принятия решений большинством голосов, надо будет расширить полномочия Европейского парламента, пото­му что у национальных парламентов не останется рыча­гов воздействия на исход голосования. На этом основа­нии он предложил «процедуру сотрудничества», которая позволяла бы Европарламенту навязывать определенные поправки Совету министров, коль скоро Комиссия их принимает, а совет в своих возражениях не единодушен.

До конца ноября Делор придерживал свой проект главы об Экономическом и валютном союзе (ЭВС). В нем утверждалась сложившаяся практика Европейской ва­лютной системы и содержалось положение, позволявшее правительствам единогласно принять решение об обра­зовании самостоятельного Европейского валютного фон­да — зачаточной формы центрального банка. Для немцев, англичан и голландцев это было чересчур — допускать в договоре какие бы то ни было упоминания об ЭВС они не хотели.

Министры иностранных дел выводили Делора из себя длинным списком оговорок, которые они вносили в его предложения о едином рынке, и заменой определения конечной цели как «пространства без границ» расхожим выражением «общий рынок». На заседании министров иностранных дел, состоявшемся 25 и 26 ноября, Делор с неудовольствием отметил, что в тексте образовалось «ды­рок больше, чем в Грюйере [швейцарском сыре]», и при­грозил бойкотировать оставшуюся часть конференции. Делор повидался с Колем и Миттераном — и не безре­зультатно. На следующем заседании министров на основе совместной франко-германской инициативы была восста­новлена его версия главы о внутриевропейском рынке.

Межправительственная конференция завершилась 2-3 декабря в Люксембурге. Делор помог Миттерану и Колю договориться о неформальной сделке: Германия, из­менив Великобритании, согласится на скромное упомина­ние об ЭВС, а Франция признает принцип свободного дви-


116-

-117-

жения капиталов. Таким образом, новая преамбула догово­ра должна была перекликаться с принятым в 1972 году обязательством о «постепенном образовании Экономиче­ского и валютного союза». В главе, названной «Сотрудни­чество в экономической и денежной политике (Экономи­ческий и валютный союз)», всего в 110 словах излагалось, что для любых перемен в денежных институтах Европы потребуются решения МПК.

Глава об ЭВС и многое другое в новом договоре привели в ярость Тэтчер, которая была на грани примене­ния вето. К концу второго и последнего дня конференции, совсем близко к полуночи, собственное министерство иностранных дел убедило ее, что крушение встречи в вер­хах не послужит интересам Британии. Главы десяти пра­вительств одобрили два документа: пересмотренный Римский договор о Европейском экономическом сообще­стве и новый межправительственный договор о Европей­ском политическом сотрудничестве.

После саммита Тэтчер заявила на пресс-конферен­ции, что содержащиеся в договоре слова об ЭВС ровным счетом ничего не значат, а будь, мол, это не так, она бы ни­когда под ними не подписалась. В глазах Делора, однако, эта крохотная статья смотрелась вехой на пути в будущее. «Это похоже на сказку про то, как потерявшийся в лесу мальчик-с-пальчик бросал белые камешки, чтобы по ним его могли отыскать. По пути я разбрасывал белые камешки, чтобы мы могли снова выйти на дорогу к Валютному союзу».

Несмотря на упоминание об ЭВС, новый договор далеко не отвечал федералистским устремлениям Делора. Наутро после конференции Делор обрушил на собрав­шихся министров иностранных дел назидательную речь, полную упреков за то, что они не смогли ответить на бро­шенный им вызов сделать что-нибудь для Европы и про­извели на свет «нечто чудовищное». Он пытался возобно­вить разговор на смутную тему «комитологии», которую он — но никто больше — считал чрезвычайно важной. Де-лору хотелось бы видеть в договоре четкое указание, что

Комиссия, а не представители национальных бюрокра­тий, должна иметь решающее слово в комитетах, управля­ющих единым рынком. Министры оставили его слова без внимания.

Тем не менее, когда 19 декабря министры снова со­брались, чтобы причесать текст, Делор убедил их, что ес­ли межправительственный документ о Европейском по­литическом сотрудничестве так и будет существовать отдельно от нового договора, это может ослабить инсти­туциональные принципы Сообщества. Поэтому они объе­динили оба документа, связав их общей преамбулой, ко­торая повторяла федералистскую риторику Штутгартс­кой декларации и подчеркивала общность задач ЕПС и Сообщества в строительстве союза. Министры приняли также предложение Делора именовать всю связку доку­ментов Единым европейским актом или просто Единым актом, чтобы подчеркнуть неразрывность обеих составля­ющих его частей.

Единый акт не мог вступить в силу прежде, чем его ратифицируют все 12 государств. В десяти из них это было сделано парламентским голосованием. Датчане провели в 1986 году референдум и одобрили Единый акт 56 процентами голосов. В Ирландии референдум состо­ялся в марте 1986 года, и 70 процентов его участников тоже сказали «да». Единый европейский акт вступил в силу, 1 июля 1987 года.

Новый договор привлек к себе мало внимания вне кругов евробюрократии. Тэтчер назвала его «скромным решением». Журнал «The Economist» определил его как «улыбающуюся мышь», имея в виду, что при всех содер­жавшихся в нем добрых намерениях, сам по себе он был настолько мелким событием, что не мог иметь сколько-нибудь существенного значения. Немногие политики или обозреватели допускали, что договор изменит природу Европейского экономического сообщества, самое назва­ние которого новый договор сделал устаревшим, заменив его на Европейское сообщество (ЕС).

-119-

Но мышь была с острыми зубами. Глава о едином рынке обязывала ЕС к концу 1992 года устранить все вну-триевропейские барьеры. Совету министров предстояло решать проблемы единого рынка «квалифицированным большинством голосов», хотя в том, что касается свобод­ного передвижения людей, прав наемных работников или налогообложения, сохранялось правило единогласия. С учетом принятой в совете сложной системы взвешен­ных голосов квалифицированное большинство означает, что три страны — две крупные и одна небольшая — могут наложить вето на любой закон. Решения по законам об охране здоровья и безопасности работников на производ­стве должны были отныне приниматься квалифициро­ванным большинством. Новые главы, посвященные охра­не среды, сплочению, исследованиям и конструкторским разработкам и Парламенту, — с применением ко всему этому «процедуры сотрудничества» — более или менее соответствовали первоначальным предложениям Делора.

По договору о Европейском политическом сотруд­ничестве (ЕПС) 12 государств брали на себя обязательст­во «стараться совместно формулировать и осуществлять европейскую внешнюю политику», проводить взаимные консультации и учитывать интересы друг друга, прежде чем совершать какие-либо действия. Они должны были сотрудничать в решении политических и экономических вопросов безопасности. Комиссии надлежало «в полной мере ассоциироваться» с ЕПС, которое будет иметь в Брюсселе свой секретариат.

Будь то мышь или чудовище, но Единый европей­ский акт оказался приемлемым для правительств с опре­деленно разным видением долговременных целей ЕС. Южные страны, те, что победнее, надеялись — не безос­новательно, как оно получилось на деле, — что в статьях о региональной политике появятся конкретные обяза­тельства о выделении денег. Прагматичные британцы и датчане полагали, что Акт предназначен главным обра­зом для выполнения Программы-1992. Более идеалис-
тично настроенные государства-основатели на первый план ставили разделы, посвященные ЭВС и Европейско­му парламенту, и смотрели на договор, как на ступеньку лестницы, ведущей в Европу, устроенную на более феде­ративных началах. Несмотря на свою вспышку после Люксембургского саммита, Делор признавался: «Я знал, что если договор пройдет, это станет важным событием и историки в один прекрасный день обнаружат у мыши вы­сокие достоинства».

Сейчас о Едином европейском акте он говорит с нежностью отца, наблюдающего, как его отпрыск стано­вится звездой. Он говорит, что хотел

Единый акт отличается, как он говорит, ясностью и четкостью, которых нет в гораздо более пространных Римском и Маастрихтском договорах. Но представление Делора, будто Единый акт на 85 процентов написан им и его сотрудниками, — преувеличение. Другие участники той межправительственной конференции полагают, что правильнее было бы говорить о 60-70 процентах.

Лишь когда Единый акт вступил в силу, политичес­кие деятели Европы начали осознавать, как основательно изменил он распределение власти, сместив ее от нацио­нальных правительств к учреждениям Сообщества — и к Комиссии от Парламента. Новые статьи договора опреде­лили новые «предметы ведения» Комиссии — сферы, в которых она могла предлагать законы. Еще важнее было то, что расширение круга вопросов, решать которые мож­но было большинством голосов, открыло дорогу к превра­щению в законы гораздо большему числу предложений Комиссии. Пока действовало правило единогласия, мало кого интересовали проекты Комиссии, ибо они редко мог­ли пройти через Совет министров.


- 120-

-121-

Брюссельский царь

Успехи Программы-1992 и Единого европейского акта были неразрывно связаны между собой. Не было бы Единого акта без Белой книги Кокфилда. Точно так же многие из предложений Белой книги не были бы осуще­ствлены, не будь новых правил голосования, введенных Единым актом.

Делору единый рынок и Единый акт представля­лись двумя составными частями того, что он называл «триптихом» реформ. Согласованный в феврале 1988 го­да бюджетный «пакет Делора» он считал не менее важ­ным, чем два другие достижения его первой Комиссии. Под председательством Делора Сообщество продвину­лось к федеративному устройству по двум направлениям. На основании институциональных изменений и новых законов государства передавали ряд своих полномочий институтам ЕС. Они также переводили деньги из собст­венных бюджетов в бюджет Сообщества.

Наиболее трудно улаживаемые споры внутри Сооб­щества всегда касались денег. Ничто не поглощало столь­ко времени и энергии, не требовало столько доброй воли, сколько ежегодные бюджетные дрязги с участием госу­дарств, Комиссии и Европейского парламента. Около двух третей бюджета приходилось на Общую сельскохо­зяйственную политику (ОСП). Она оказывала поддерж­ку фермерам, обещая покупать их продовольственную продукцию по искусственно завышенным ценам даже при отсутствии спроса. Такое стимулирование перепроизвод­ства вело к тому, что хранилища были забиты зерном, го­вядиной и маслом. ОСП субсидировала экспорт этих из­лишков, продававшихся по бросовым ценам на рынках стран третьего мира, что время от времени ударяло по жизненному уровню тамошних крестьян.

На Лондонском саммите 5 и 6 декабря 1986 года Де-лор сделал подробный доклад о состоянии финансов ЕС, сказав в заключение, что в течение года им грозит полный

- 122 -

крах. Тэтчер попросила его разработать план для реше­ния ряда проблем, в том числе растущих затрат на хране­ние сельскохозяйственных излишков, а также требований бедных стран об увеличении фондов структуризации и общих размеров бюджета.

До этого между Делором и Тэтчер поддержива­лись вполне хорошие отношения. Она едва ли могла быть противницей той ставки, которую делал Делор на единый рынок. Впервые нелады между ними возникли на совместной пресс-конференции по окончании Лон­донского саммита. Тэтчер бралась отвечать на все во­просы и, казалось, забыла о присутствии зло молчащего Делора.

Когда некий журналист спросил, не были ли на сам­мите обойдены вниманием проблемы финансов, сельско­го хозяйства и помощи регионам, один из чиновников на­помнил Тэтчер, что рядом с ней Делор. Она сказала, что Делора просили заняться этими проблемами в ходе его поездки по странам Сообщества и попросила его ответить на вопрос.

Делор растерялся. «Нет, нет, весьма признателен за оказанную мне честь», — сказал он, загоняя себя в доволь­но глупое положение.

Она настаивала: «Не будете ли вы так любезны под­твердить, что все сказанное мною абсолютно точно, что вы этим занимаетесь и учитываете, какие в связи с этим возни­кают проблемы, и что вы надеетесь их разрешить в предсто­ящие два года вашего председательства в Комиссии?». — «Надеюсь». — «Я представления не имела, что вы такой упорный молчун».

Делор воспринял это так, что им помыкают и смо­трят на него сверху вниз, посчитал, что она хочет его унизить, хотя у нее едва ли были такие намерения. Оба они 9 декабря отправились в Страсбург, чтобы рассказать о прошедшем саммите Европейскому парламенту. Тэтчер выступала первой, высказалась и села на место. Делор в своей речи под аплодисменты парламентариев выразил

крайнее неудовольствие по поводу того, что ЕЭС не смог­ло согласовать общую политику развития, достичь дого­воренности о новых программах НИОКР и об Эразмусе, новой программе обмена студентами; это были вопросы, которые Тэтчер ему помешала поднять на саммите.

В нервном возбуждении Тэтчер поднялась, чтобы ответить. «Хорошо бы он сказал все это в Лондоне. Я ему предлагала сделать это, когда он сидел рядом со мной на пресс-конференции. Он был поразительно молчалив». Потом, за обедом в ресторане страсбургского парка Оран-жери Тэтчер говорила с Кокфилдом, соседом по столу. Она поносила Делора, пуская в ход слова, от которых ще­ки лорда заливала краска.

В феврале 1987 года Делор обнародовал свои пред­ложения Европейскому парламенту, получившие в даль­нейшем известность как пакет Делора. Он призывал ЕС заранее, на пять лет вперед, установить постоянный объ­ем средств, выделяемых по каждой крупной статье рас­ходов (ОСП, затраты на управление, финансирование НИОКР и т. д.). В годовых бюджетах будут лишь уточ­няться подробности, так что Сообщество избавится от ежегодно повторяющихся финансовых распрей. Делор предлагал в течение пяти лет удвоить размеры фондов структуризации, а также оставить для Великобритании предусмотренные в ее случае скидки по бюджетным взносам. Предлагалось также обуздать накопление из­лишков сельскохозяйственной продукции путем введе­ния схемы автоматического снижения цен, если произ­водство превышает определенный заранее установлен­ный уровень.

На свой пакет Делор приклеил этикетку Reussir I'Acte Unique (Обеспечить успех Единого акта), подчерки­вая, что новому договору нужен его бюджетный эквива­лент. Он считал, что главы Единого акта, посвященные исследованиям и помощи регионам, лишатся всякого смысла, если не нарастить финансовую плоть на их юри­дические кости.

-124-

Делор знал, что бедные страны Сообщества трево­жатся по поводу последствий, которые может иметь для них Программа-1992. Он рассчитывал успокоить их и привлечь на свою сторону путем увеличения фондов структуризации, которое позволит сгладить пугающие их углы единого рынка.

У предложений Делора не было никаких шансов быть принятыми, если только Германия не согласится взять на себя оплату большей части счета. И он «подкатился» к немцам с кнутом и пряником. Газете «Financial Times» он заявил:

Мы не можем заставить Германию расстаться с чувством вины, которое одолевает ее сорок лет; немцев я стараюсь убедить, что Европа должна стать их родным делом, а не каким-то проектом, случайно подброшенным со стороны. Им это нужно, чтобы выразить волю к обре­тению своей роли в мире.

Но на французском телевидении он жаловался, что Германия теряет интерес к европейской интеграции:

Предполагалось, что собравшийся в декабре 1987 Ко­пенгагенский саммит уладит все вопросы, связанные с пакетом Делора, но завершился он взаимным озлоблени­ем участников. Германия, занявшая в январе 1988 года пост председателя ЕС, в поисках выхода из тупика реши­ла созвать чрезвычайную встречу в верхах.

Комиссары собрались 27 января, чтобы обсудить подготовку к саммиту, предстоявшему на следующей не­деле в Брюсселе. После обеденного перерыва Делор вер­нулся за стол Комиссии с бутылкой темного терпкого на-

-125-

питка, дигестива Фернетп Бранка. Расположение духа у него было не менее темным, не менее терпким. Перспек­тивы соглашения по его пакету представлялись мрачны­ми. Он также подозревал, что за его спиной некоторые ко­миссары в критическом свете представляли своим прави­тельствам его бюджетные предложения.

Делор объявил коллегам, что, если на Брюссель­ском саммите бюджетный пакет не пройдет, он подаст в отставку и им следует поступить так же. Никто не выра­зил желания последовать этому призыву, и Делор обви­нил комиссаров в трусости и измене. Пригрозил: всякого, кто будет замешан в грязных играх и нарушит единство рядов, он после саммита, выйдя в отставку, публично на­зовет по имени. Когда корабль терпит крушение, сказал он, никто не должен покидать его, и каждый спасшийся будет предан позору. Если же они хотят, чтобы на самми­те их представлял кто-нибудь другой — пожалуйста.

На беду Делора, два комиссара, которые могли бы его унять, Натали и Кокфилд, отсутствовали. Когда гол­ландец Франс Андриессен, комиссар по сельскому хозяй­ству, предложил обсудить вопрос о фондах структуриза­ции, Делор обрушился лично на Григориса Варфиса, ми­лого, но не эффективно работавшего грека, который управлял этими фондами. Он обвинил Варфиса в неком­петентности и предательстве, сказал, что он и его гене­ральный директорат — это «ипе honte» ('позор) и «ипе scandale» (скандал).

Англичанин Стэнли Клинтон-Дэвис, комиссар по проблемам окружающей среды, не к месту спросил Дело­ра, нельзя ли обсудить вопрос об автомобильных выхло­пах. Делор набросился и на него, обвинив в попытке по­топить дискуссию в мелочах и навязать разговор о введе­нии тех самых стесняющих правил, которые вызывают раздражение государств ЕЭС. Мануэль Марин, управ­лявший социальным фондом, попросил Делора разъяс­нить, что он имеет в виду. Председатель ответил испанцу, что устал от царящих в Комиссии «законов джунглей» и

-126-

от «ваших мелких игр». В ходе заседания, длившегося два часа, Делор четырежды предупредил своих коллег, что им следует быть готовыми уйти в отставку вместе с ним. В конце концов Делор с шумом удалился в сопро­вождении Лами.

В течение нескольких дней он не разговаривал ни с одним из комиссаров. Клод Шейссон, комиссар по разви­тию, сказал коллегам, что, может быть, Делору следует пропустить Брюссельский саммит, взять длительный от­пуск и лечь в больницу. Один ехидный итальянец, член Европарламента, предложил депутатам рассмотреть во­прос об употреблении алкоголя на заседаниях Комиссии.

В действительности события развивались так, что Делору не понадобилось испытывать своих коллег на вер­ность. На встрече в Брюсселе, по сравнению с тем, что предлагал со своего председательского кресла Коль, бед­ные страны запросили больше денег для фондов структу­ризации, а Тэтчер — больше контроля над расходами на сельское хозяйство. Коль, Делор и другие деятели стара­лись найти новый компромисс, который стал бы выходом из тупика. Коль согласился на удвоение средств в фондах структуризации при том, что Германия брала на себя львиную долю дополнительных взносов. Новым источни­ком пополнения бюджета ЕС, в дополнение к существую­щим таможенным сборам, пошлинам с импорта сельхоз­продуктов и поступлениям от НДС, должны были стать взносы, пропорциональные ВВП каждого государства, что служило выгодой бедным странам. Потолок для об­щих расходов ЕС был установлен с 1,05 процента ВВП Сообщества в 1988 году до 1,2 процента в 1992 (что озна­чало 70 миллиардов экю в ценах 1992 года).

Тэтчер отклонила компромисс Коля-Делора, по­считав суммы, выделяемые в фонды структуризации, слишком большими, а инструменты стабилизации сель­ского хозяйства слишком слабыми. На второй день, около полуночи, саммит оказался на грани провала. Делор по­просил заседание прервать и, вместе с Джеффри Хау, по-

-127-



слом Великобритании в ЕС сэром Дэвидом Ханнэйем и генеральным секретарем Комиссии Дэвидом Уильямсо-ном, стал «уламывать» Тэтчер. В три утра она сдалась, по­считав привлекательными «ориентиры для сельского хо­зяйства», которые должны были ограничить рост расхо­дов в этом секторе 74 процентами всех прибавок к бюджету.

Делор был на вершине своего мастерства вести пе­реговоры, представал то перед одной, то перед другой де­легацией, и каждой показывал, что хорошо понимает ее интересы. Все — за исключением, может быть, Тэтчер — чувствовали, что заключили удачную сделку. За одну не­делю со дна отчаяния, от края пропасти и полного круше­ния Делор выбрался на плато триумфа и славы. Впервые мировые средства массовой информации подавали Дело-ра как звезду. О бюджетных спорах можно было не вспо­минать целых пять лет.

Между тем, Программа-1992 из великой идеи стала превращаться в практическую реальность. Даже еще до ратификации Единого акта Совет министров стал ут­верждать все больше законов, понимая, что к люксем­бургскому компромиссу прибегать больше не будут (но­вый договор обошел это средство борьбы молчанием, не отменил и не закрепил его). После вступления в силу но­вых правил голосования законы, относящиеся к единому рынку, стали быстро проходить через Совет министров. Как таковые, голосования проходили редко, ибо ми­нистр, предчувствовавший неудачу, заранее либо сдавал позиции, либо пытался найти компромисс. Как правило, на заседаниях министров, занимавшихся делами единого рынка, верховодил Кокфилд, умевший ясно растолко­вать, что скрывается за маловразумительной специаль­ной терминологией обсуждаемых текстов. Всех вокруг он то и дело подстегивал регулярными отчетами о проде­ланной работе: сколько предложений Комиссия предста­вила и сколько прошло через Совет министров и получи­ло его одобрение.

-128-

Делор усиленно добивался более широкой поддерж­ки Программы-1992. В августе 1986 года он говорил на фо­руме французских социалистов «Демократия-2000»:

В марте 1988 года Комиссия обнародовала результа­ты исследования, посвященного возможным экономичес­ким последствиям выполнения Программы-1992. В до­кладе, который подготовила группа, работавшая под ру­ководством итальянского экономиста Паоло Чеккини, говорилось, что устранение пограничных проверок под­нимет ВВП Сообщества на 0,2-0,3 процента, ликвидация технических барьеров добавит к этому 2-2,4 процента, а еще от 2,1 до 3,7 процента будут получены за счет расши­рения масштабов производства и большей конкуренции. В конечном счете это складывалось в прирост ВВП в раз­мере 4,25-6,5 процента или 119-175 миллиардов экю. Ав­торы доклада предсказывали кратковременное увеличе­ние безработицы, но в долгосрочном плане сулили обра­зование 5 миллионов новых рабочих мест. Доклад Чеккини был широко разрекламирован и, независимо от качества содержавшихся в нем прогнозов, помог убедить деловых людей, что Программу-1992 следует восприни­мать серьезно.

В конце 1980-х годов на деловые круги обрушилась лавина конференций, книг, статей и докладов, заполнен­ных советами, как им следует реструктурироваться в пред­дверии 1992 года. Организованная правительствами про­паганда призывала их мыслить по-европейски. В порядке подготовки к условиям нового рынка многие компании

-129-

увеличили вложения за границей либо шли на поглоще­ние иностранных фирм. Промышленные инвестиции, ко­торые в течение трех лет с 1982 по 1984 год держались на одном уровне, показали среднегодовой рост 3,5 процента в период с 1985 по 1987 и 7,5 процента с 1988 по 1990 годы. В первой половине 1988 года под германским пред­седательством в ЕС был принят ряд законов, направлен­ных на создание единого рынка, включая общее соглаше­ние о введении к 1 июля 1990 года свободы движения ка­питалов (Испании, Португалии, Ирландии и Греции разрешалось продлить этот срок). До конца года Совет министров утвердил более половины предложений Белой книги. Этот успех изменил представления мира о Комис­сии и Сообществе. У стран Европейской ассоциации сво­бодной торговли появилась боязнь остаться за бортом, и они стали подумывать о присоединении к ЕС. Американ­цы обратили внимание на человека, который символизи­ровал все эти сдвиги: в феврале 1989 года вышел номер «Newsweek» с портретом Делора и подписью к нему: «Царь брюссельский: Строитель Евроимперии-1992».

Париж и Папа

Успехи мер, намеченных пакетом Делора, и образо­вание единого рынка, превратили председателя Комиссии в одну из ярчайших звезд французского политического небосклона. Газеты превозносили его достижения, пого­варивали о его возвращении в Париж. На протяжении всего времени, пока он был в Брюсселе, Делор оставался в руководящем совете Социалистической партии и, не от­рывая глаз, следил за развитием событий во Франции.

После марта 1986 года, когда правые партии одер­жали победу на выборах в законодательное собрание, Франция жила в условиях «сосуществования» обосно­вавшегося в Матиньоне Жака Ширака с находившимся в Елисейском дворце Миттераном. Делор лелеял надеж­ду, что в случае ссоры этих двоих, он мог бы возглавить
коалиционное правительство социалистов и центристов. В сентябре 1986 года Делор говорил, что пожелай Митте­ран назвать его своим преемником, он будет готов. Но «морально» он не имел бы ничего против Рокара, своего потенциального соперника-социалиста, поскольку, мол, по политическим вопросам они согласны между собой на 90 процентов.

Годом позже Делор потряс многих социалистов, за­явив в телевизионном интервью, что он пошел бы в пре­мьер-министры в случае избрания президентом Раймона Барра, человека правоцентристских взглядов, при усло­вии, что это позволило бы ему располагать поддержкой 65-70 процентов французов. Несмотря на такое открыто амбициозное устремление, Делор в ходе того же интервью трижды повторил, что не захвачен вирусом политики. Во­просом о том, случаются ли у него припадки гнева, Делор воспользовался, чтобы разъяснить, чем он отличается от других политиков:

В активной политике он-де пребывает только во­семь лет, так что «вируса не подхватил и не собираюсь подлаживать свое поведение к ее требованиям, даже если считается, что нужно проявлять больше мудрости и тер­пимости».

Во время этой телевизионной программы выяви­лись три причины, объяснявшие рост популярности Де­лора во Франции. Во-первых, он мастер вести долгий, ча­совой разговор. Его откровенность и горячность покоря­ют телезрителя. Его стоит слушать, потому что он обязательно скажет что-нибудь, чего говорить не следова­ло бы. Формат передачи позволяет ему блеснуть умом и простейшими словами, в духе школьного учителя, растол­ковать суть сложных проблем — скажем, как действует механизм ОСП.


-130-

131

Во-вторых, победные очки приносит Делору снова и снова повторяемое им утверждение, что он не похож на других политиков. В конце 1980-х и начале 1990-х фран­цузы все больше разочаровывались в своей погрязшей в скандалах политической элите. Многим стал нравиться этот неполитик, остававшийся в стороне от парижских внутрипартийных склок.

В-третьих, упоминание имени Раймона Барра под­черкнуло желание Делора найти поддержку в центрист­ских и правоцентристских политических кругах Фран­ции. Он хотел показать, что ему, левому, чуждо сектантст­во и он намерен объединить всех здравомыслящих французов. Его проповедь согласия нашла добрый отклик у многих французских избирателей. С конца 1980-х опро­сы стали показывать, что Рокару прочную опору обеспе­чивают избиратели, считающие себя приверженцами ле­воцентристских взглядов; у Делора относительно больше сторонников среди избирателей, настроенных в пользу правых и правоцентристов, а также среди исправно посе­щающих церковь католиков.

К концу 1987 года Миттеран ничего еще не сказал относительно своего намерения баллотироваться на второй срок. Многие приверженцы Миттерана опаса­лись, что в случае его ухода в сторону, кандидатом от со­циалистов будет выдвинут их злейший враг Рокар. Пьер Жокс и Луи Мермаз, два самых верных подручных Мит­терана, тайно нанесли визит Делору и умоляли, чтобы он выставил свою кандидатуру, если Миттеран решит воздержаться.

Миттеран, однако, решился на четвертую в своей жизни битву за президентский пост и в мае 1988 года одо­лел Ширака. И снова Делор вынашивал надежды полу­чить должность премьер-министра, но лишь с тем исхо­дом, чтобы увидеть, как предпочтение будет отдано Рока­ру. Однако в течение трех лет пребывания Рокара в Матиньоне Делор опережал его по опросам общественно­го мнения.

Между тем, в связи с ростом авторитета Комиссии в Брюссель устремились с визитами государственные деятели и знаменитости. Когда в 1985 году город посе­тил папа Иоанн-Павел II, общего языка с Делором они не нашли. Папа сказал Делору, что ЕС не в состоянии по­мочь Восточной Европе и что европейское единство на­до было строить на христианской, а не на экономической основе. Затем папа побеседовал с комиссаром Натали, итальянским христианским демократом. Согласно ряду сообщений, папа пренебрежительно отозвался о левых католических организациях, таких как Христианская ра­бочая молодежь и ФКТХ, сыгравших существенную роль в формировании Делора. Узнав об этом, Делор рас­строился.

Впоследствии кардинал Люстиже, архиепископ па­рижский, пытался устроить новые встречи Делора и па­пы. Сейчас, когда пишутся эти строки, кардинал своего еще не добился. Один раз, слушая заверения Люстиже, что Иоанн-Павел II его любит и хотел бы еще раз с ним встретиться, Делор полюбопытствовал: а почему бы пон­тифику самому меня не пригласить?

Делор смущается, когда его спрашивают о размолв­ке с папой:

С первого месяца работы в Комиссии Делор стре­мился уравновесить заботы о создании единого рынка и старания улучшить положение трудящихся. В январе 1985 года он пригласил Unice, конфедерацию европей­ских организаций работодателей, СЕР, ее аналог в госу­дарственном секторе, и Etuc, Европейскую конфедерацию

Тэтчер тем не менее была крайне недовольна Хар­тией. Обуздание британских профсоюзов она относила к числу своих величайших триумфов и в Социальной хартии видела символ презираемых ею ценностей кор­поративизма. Она даже окрестила ее (в июне 1989 года) «марксистским интервенционизмом». Ничуть не больше устраивала Тэтчер «программа социальных действий», представленная Комиссией в ноябре 1989 года. Основан­ная на тех же принципах, что и Социальная хартия, эта Бе­лая книга содержала 47 предложений, из которых 27 пред­полагали издание обязывающих директив.

Европейский парламент, в котором после выборов в июне 1989 года самой большой группой депутатов стали социалисты, оказывал на Делора сильное давление, наста­ивая, чтобы он не шел на уступки по социальной полити­ке. В 1990 году Парламент задержал несколько директив по единому рынку и потребовал скорейшего выполнения программы социальных действий. Комиссия ответила тем, что приблизила сроки обнародования проектов не­скольких директив по трудовому законодательству.

В отличие от Комиссии, Совет министров не стал обращать внимание на парламентские «охи и ахи». Мини­стры расценивали издание социальных директив как дело менее срочное, чем принятие законов по единому рынку.

Конфронтационная и бескомпромиссная позиция грека Вассо Папандреу, комиссара по социальным делам, порой способствовала задержкам. Некоторые директивы не смогли пройти потому, что они требовали от министров единогласия. Так, Великобритания помешала принять ди­рективу, обязывающую любую компанию с числом заня­тых 1000 и более человек в двух и более странах ЕС созда­вать консультативный рабочий совет, и другую, предо­ставлять временно и частично занятым работникам одинаковые с постоянным персоналом права.

Проекты других директив выдержали все передряги в Совете министров и в 1992 и 1993 годах попали в число принятых законов. Одна из них давала матерям 13-месяч­ный отпуск в связи с рождением ребенка, с оплатой на уровне не ниже предусмотренных в данной стране выплат по болезни. Согласно другой директиве, устанавливалась как максимум 48-часовая рабочая неделя (с некоторыми исключениями) и ежегодный оплаченный отпуск продол­жительностью не менее четырех недель.

Когда Комиссия вносит законопроект, она должна указать, на какой статье договора основывается ее пред­ложение. Эта статья определяет выбор соответствующей процедуры голосования. Чтобы обезопасить себя от бри­танского вето, Комиссия внесла проекты нескольких ди­ректив — в том числе, регулирующих отпуск по рождению ребенка, продолжительность рабочего дня и детский труд — в пакете мер по охране здоровья и безопасности, по кото­рым предусматривалось принятие решений квалифици­рованным большинством голосов. Британское правитель­ство усмотрело в этом мошенничество на том основании, что речь шла о мерах, которые не относятся главным об­разом к охране здоровья и безопасности. Комиссия при­бегла к той же хитрости в связи с несколькими законами об охране среды, которые она предлагала в ряду мер, свя­занных с единым рынком, и следовательно, допускавших принятие решений квалифицированным большинством. ()т планов Комиссии в отношении социального устройст-