Э. Д. Фролов русская наука об античности

Превосходным знатоком античности был другой русский академик Михаил Васильевич Ломоносов (1711 - 1765 гг.), который также много сделал для развития отечественной науки о классической древности.¹¹⁵ Воспитанник Московской славяно-греко-латинской академии, затем студент Петербургской Академии наук, закончивший свое образование в Германии, Ломоносов по основному профилю своих занятий был ученым-естественником, разрабатывавшим различные фундаментальные и прикладные аспекты физики, химии, геологии и географии. В Петербургской Академии наук он числился именно по физическому классу: адъюнктом по физике с 1742 и профессором химии - с 1745 г. Вместе с тем этот чрезвычайно одаренный, многосторонне развитый и деятельный человек живо интересовался и более общими проблемами русской науки и образования, с чувством большой личной ответственности откликаясь на все те вопросы, которые стремительное развитие новой России ставило перед русской культурой и русской интеллигенцией. [93] Он принимал участие в жизни всех подразделений Петербургского научно-учебного центра - собственно Академии, ее Университета и Гимназии; его инициативе и настойчивости обязан своим учреждением новый университет в Москве; наконец, в силу глубокого интереса к путям развития русской духовности и русской национальности, он вникал во все дискуссии, ведшиеся по этому поводу, откликаясь на запросы времени собственными трудами по русской истории и словесности.

С этим связано было также и обращение Ломоносова к наследию греко-римской древности. Великолепно, по-эрудитски образованный, он хорошо знал классические языки и литературу и в своих трудах по русской филологии и истории неизменно исходил из опыта, накопленного античностью. Основополагающие сочинения Ломоносова по теории русского стихосложения и русского литературного языка вообще - "Письмо о правилах российского стихотворства" (1739 г.) и "Краткое руководство к красноречию", более известное под названием "Риторика" (1748 г.), в значительной степени основаны на поэтике и риторике древних, творчески воспринятых и переработанных применительно к особенностям русской речи. В своих практических занятиях литературой Ломоносов также беспрестанно обращался к античным образцам. Так, еще в годы своего ученичества в Германии, в 1738 г., Ломоносов, по примеру немецкого поэта и филолога И.-Х. Готшеда, перевел для опыта нерифмованными стихами одну из анакреонтических од - "К лире".¹¹⁶ В 1739 г., в "Письме о правилах российского стихотворства", он среди других опытных стихотворений дал первые примеры русских гекзаметров и пентаметров, составленных по типу античных.¹¹⁷ Впрочем, в стихотворной практике самого Ломоносова гекзаметр больше не встречается; фактически этот размер был усвоен русской поэзией значительно позднее, благодаря стихотворным переводам Тредиаковского.

Особенно многим обязана античности ломоносовская "Риторика",¹¹⁸ где не только важнейшие теоретические положения, но и множество примеров почерпнуто из античных источников. Надо заметить, что ломоносовская "Риторика" была первым пособием такого рода, написанным на русском языке, а не по латыни, как [94] было принято в то время. Это сразу же сделало ее доступной широким кругам русских читателей. Популярности ее способствовали отлично подобранные примеры - отрывки или даже целые произведения в стихах и в прозе, оригинальные или переведенные Ломоносовым специально для этого издания. При этом из греческой и римской литературы заимствовано столько примеров, что они образуют настоящую хрестоматию. Из прозаиков Ломоносов особенно часто цитирует Цицерона, затем Демосфена и Курция Руфа, из поэтов - Вергилия и Овидия. Здесь же даются первые на русском языке стихотворные переводы Гомера (два отрывка из "Илиады" - речь Одиссея [IX, 225 - 261] и речь Зевса [VIII, 1 - 15], переведенные неправильным александрийским стихом).¹¹⁹

Переводы Ломоносова - прекрасные образцы художественной речи. Некоторые из них прочно вошли в золотой фонд русской литературы, как, например, вот этот замечательный перевод из Анакреонта:

В "Риторике" сосредоточена подавляющая часть "классических" переводов Ломоносова. Однако и после "Риторики" он неоднократно обращался к темам античной литературы. В частности, надо отметить превосходные переводы четырех анакреонтических од, объединенные Ломоносовым вместе с собственными "ответами" Анакреонту в оригинальное произведение - "Разговор с Анакреонтом" (написан между 1758 и 1761 гг.).¹²⁰ Полушутливая - полусерьезная полемика с Анакреонтом служит для Ломоносова поводом изложить свой взгляд на первостепенные задачи поэзии и противопоставить "певцу любви" свой идеал поэта-гражданина.¹²¹

Как в филологических своих изысканиях, так и в работах по русской истории Ломоносов опирался на твердую основу, заложенную античностью. Реконструируя в "Древней Российской истории" (1758 г.)¹²² далекое прошлое славянских племен, он широко использовал труды античных авторов (в особенности Геродота, Страбона, Плиния Старшего, Клавдия Птолемея, Прокопия Кесарийского), стремясь, в частности, установить историческую преемственность между известными из античных источников восточно-европейскими племенами и будущими славянами. Хотя многие исторические выводы Ломоносова (например, о генетическом ряде: мидяне - сарматы - славяне) представляются теперь наивными и неубедительными, в целом его работы составляют важный этап в развитии отечественной историографии. Одним из первых он обратился к изучению доваряжского периода русской истории, правильно определив, что так называемое "призвание варягов" было лишь эпизодом [97] в длительном и сложном процессе образования русского государства; древнейшее прошлое русского народа он попытался связать с судьбами славянских племен вообще, а происхождение и расселение этих последних - с общим ходом мировой истории. В этой связи он (также одним из первых) указал на ту большую роль, которую сыграли славянские племена в гибели одряхлевшего античного мира.

Конечно, в отличие от Байера или даже Тредиаковского Ломоносов не был специалистом-антиковедом. Однако для знакомства русских людей с античностью, для популяризации античного наследия и для последующего развития классической филологии и историографии в России Ломоносов сделал больше, чем кто-либо другой в XVIII в. Он дал русским читателям замечательное руководство по стилистике, все пронизанное нормами античного красноречия; он создал популярнейшее изложение русской истории, исходным пунктом для которого послужил закат античной цивилизации, а первыми источниками - сообщения античных авторов; наконец, он оставил превосходные образцы действительно художественных переводов.

Постоянное обращение Ломоносова к античности объяснялось прежде всего тем. что в ней он видел вечный пример для подражания, образец, которому должны были следовать все, кому дороги судьбы отечественного языка, литературы и истории. Программное сочинение Ломоносова в области русской словесности - "Предисловие о пользе книг церковных в российском языке" (1758 г.) - завершается следующим замечательным признанием: "Счастливы греки и римляне перед всеми древними европейскими народами, ибо хотя их владения разрушились и языки из общенародного употребления вышли, однако из самых развалин, сквозь дым, сквозь звуки в отдаленных веках слышен громкий голос писателей, проповедующих дела своих героев, которых люблением и покровительством ободрены были превозносить их купно с отечеством. Последовавшие поздные потомки, великою древностию и расстоянием мест отделенные, внимают им с таким же движением сердца, как бы их современные одноземцы. Кто о Гекторе и Ахиллесе читает у Гомера без рвения? Возможно ли без гнева слышать Цицеронов гром на Катилину? Возможно ли внимать Горациевой лире, не склонясь духом к Меценату, равно как бы он нынешним наукам был покровитель?"¹²³ Этот панегирик древним [98] писателям, произнесенный в назидание современным ревнителям отечественного просвещения, содержит важное указание на непреходящую ценность античного наследия. подсказывая одновременно мысль о необходимости его внимательного изучения.

Помимо Ломоносова, который искал у древних авторов подтверждений для своих историко-литературных теорий, обращались к античности и другие русские академики, чьей специальностью также, собственно говоря, отнюдь не было изучение классической древности. Широкий интерес в обществе к культурному наследию древних греков и римлян, с одной стороны, и нехватка специалистов - переводчиков, с другой, побуждали обращаться к занятию переводами различных людей, знавших греческий или латинский язык, независимо от их узкой специальности. Товарищ Ломоносова по Академии наук, профессор ботаники и натуральной истории С. П. Крашенинников (1713 - 1755 гг.), отлично владевший латинским языком, заново перевел "Историю об Александре Великом" Курция Руфа, снабдив свой перевод многочисленными примечаниями, преимущественно историко-географического содержания.¹²⁴ Труд Крашенинникова - замечательный пример строго научного отношения к переводу: "он считался совершенным, классическим, он и теперь имеет цену свою, по крайней мере в сравнении с другими переводами латинских авторов".¹²⁵ Другой русский академик, профессор астрономии Н. И. Попов (1720 - 1782 гг.) издал свой перевод Юстина;¹²⁶ на русском языке этот автор появился тогда впервые, поскольку прежде выполненный перевод Кантемира затерялся и так и не был напечатан.

Не только академики, но и их ученики занимались переводами античных авторов. Ученик и продолжатель дела Ломоносова Н. Н. Поповский (ок. 1730 - 1760 гг.), позднее ставший профессором философии и красноречия в Московском университете, в бытность свою академическим студентом перевел стихами послание "К Пизонам" и несколько од Горация. Перевод этот удостоился высокой оценки со стороны Ломоносова и был им рекомендован к печати [99] (1753 г.).¹²⁷ Вообще Поповский был талантливым и трудолюбивым переводчиком, однако он отличался исключительной взыскательностью к своим трудам и неохотно соглашался на их публикацию. Есть сведения, что он перевел боvльшую часть "Истории" Тита Ливия и много анакреонтических од, однако за несколько дней до смерти сжег эти переводы вместе с другими своими рукописями.¹²⁸

Кроме того, переводами античных авторов занимались и специальные, профессиональные переводчики, работавшие при Академии наук. Так, товарищ Ломоносова по Московской славяно-греко-латинской академии, студент, а затем переводчик Академии наук, В. И. Лебедев (1716 - 1771 гг.) перевел Корнелия Непота;¹²⁹ он же был автором популярной латинской грамматики, выдержавшей 11 изданий.¹³⁰ Другой академический переводчик и писатель Г. А. Полетика (1725 - 1784 гг.) перевел, впрочем, уже не находясь на службе Академии наук, Эпиктета и Кебета; позднее им был издан перевод "Меморабилий" и "Апологии Сократа" Ксенофонта.¹³¹ Наконец, следует упомянуть еще об одном академическом переводчике - И. С. Баркове (1732 - 1768 гг.). Ученик и сотрудник Ломоносова, талантливый поэт, приобретший скандальную славу своими непристойными виршами, Барков перевел стихами сатиры Горация и басни Федра.¹³² Интерес к Горацию - столпу классической поэтики был завещан Баркову, как и Поповскому, их общим учителем - Ломоносовым.

В заключение мы должны еще раз подчеркнуть решающую роль Академии наук в развитии русского антиковедения: исследовательская работа, сколь бы ограниченно она ни велась, подготовка соответствующих специалистов, наконец, пропаганда, главным образом через переводы, сведений об античном мире - все это на первых порах осуществлялось исключительно силами Академии. Однако, если изучение античности так и осталось на всем протяжении XVIII века преимущественным делом Академии (за ее пределами мы почти не встречаем ученых типа Байера или Тредиаковского), то в [100] области обучения, в деле подготовки людей с классическим образованием, у Академии наук уже с середины века появился важный помощник - Московский университет (основан в 1755 г.). На философском факультете этого первого в нашей стране университета в собственном смысле слова предусматривалось чтение курсов красноречия и истории, русской и всеобщей, а также древностей. В основанных тогда же двух московских гимназиях, которые должны были готовить студентов для университета, вся вторая ступень или, как было сказано в Проекте, "вторая школа" (IV - VI годы обучения), отводилась для изучения латыни. По такому же типу вскоре была основана еще одна гимназия - в Казани (в 1758 г.). В ее задачи также входила подготовка студентов для Московского университета.

Разумеется, постановка преподавания в новых учебных заведениях на первых порах была далека от совершенства. Сказывалась нехватка необходимых учебных пособий, неразработанность общей системы преподавания, а главное - отсутствие должного числа собственных, хорошо подготовленных, знающих и добросовестных преподавателей. Последнее старались компенсировать привлечением к преподаванию учителей и профессоров из числа иностранцев, специально приглашаемых из-за границы или же "своих", уже обретавшихся в России; при этом являлось много случайных людей, способных лишь скомпрометировать ту науку, которую они брались преподавать. Так всеобщую историю в новом университете читали Ф.-Г. Дильтей и И.-Г. Рейхель, оба весьма посредственные специалисты, к тому же придерживавшиеся консервативных взглядов на задачи преподавания, активно выступавшие против новых, материалистических идей, которые уже тогда пробивали себе дорогу в науке. К счастью, общий тон в Московском университете задавали не эти приехавшие из-за границы "предприимчивые дилетанты" (выражение С. Л. Пештича), а молодые русские преподаватели - профессора красноречия Н. Н. Поповский и А. А. Барсов (оба воспитанники Академического университета, ученики Ломоносова) и явившиеся несколько позднее магистр философии Д. С. Аничков и профессора права С. Е. Десницкий и И. А. Третьяков (эти были уже воспитанниками Московского университета, причем Десницкий и Третьяков завершили свое образование за границей, в Глазго, где слушали лекции Адама Смита).

Эти профессора представляли в университете передовое, ломоносовское [101] направление; Поповский и Барсов вслед за своим учителем горячо выступали против остатков средневековой схоластики, всячески подчеркивая всепобеждающую силу человеческого разума, просвещения и науки, призванных по словам Барсова, рассеять "невежества тьму, в которой мы рождаемся, и истребить те предрассуждения, которые к нам от худого воспитания прилепляются".¹³³ Аничков в своем знаменитом "Рассуждении из натуральной богословии о начале и происшествии натурального богопочитания", опираясь на материалистические традиции Эпикура и Лукреция, развивал мысль об историческом характере религиозных представлений, в основе которых лежат вполне естественные чувства страха, возбуждения и удивления. Наконец, Десницкий и Третьяков в своих курсах по истории права первыми в России ясно указали на важное значение экономических факторов, отношений собственности, которые, по их мнению, о и определяют политическое развитие общества и характер юридических институтов. Мысли, высказанные этими учеными, намного обгоняли свое время; они должны были оказывать сильное воздействие на развитие общественной мысли и университетской гуманитарной науки, прививая, в частности, учащейся молодежи рационалистический взгляд на историю.

В общем Московский университет, при всем несовершенстве преподавания в первые годы его существования, давал неплохие знания своим питомцам. Д. И. Фонвизин (1744 - 1792 гг.), бывший одним из первых студентов университета, вспоминает ряд анекдотических подробностей о том, как обучали в то время, однако, в конце концов, он отдает должное университету. "Как бы то ни было, - заключает он, - я должен с благодарностью вспоминать университет, ибо в нем, обучаясь по латыни, положил основание некоторым моим знаниям. В нем научился я довольно немецкому языку, а паче всего в нем получил я вкус к словесным наукам ... "¹³⁴

При Московском университете осуществлялась также большая работа по изданию различных учебных пособий, в частности греческих и латинских грамматик и словарей, а также учебных книг по всеобщей истории. Так, в 1769 г. университет издал "Краткую всеобщую историю" Иеронима Фрейера (в переводе и с дополнениями Х. А. Чеботарева); эта книга до конца века оставалась основным [102] учебным пособием по университетскому курсу истории.

Таким образом, новые гимназии и университет стали важными очагами просвещения в России. Более того, в связи с тем, что Академический университет после смерти Ломоносова фактически прекратил свое существование, Московский университет стал с конца 60-х годов важнейшим центром по подготовке специалистов с высшим образованием, в частности и по всеобщей истории.¹³⁵

4. Переводы екатерининского времени

Весьма значительной также была та работа, которая совершалась за пределами Академии наук по переводу античных авторов и современной западно-европейской литературы об античном мире. В этой области, помимо академических профессоров и переводчиков, в XVIII в. трудилось множество людей, главным образом из числа преподавателей светских или духовных учебных заведений, а также священники, писатели, художники, любители литературных занятий из числа образованных чиновников, словом, самые различные представители тогдашней русской интеллигенции. Особенно много переводов было выполнено во 2-й половине XVIII в., при Екатерине II, правительство которой заигрывало с идеями европейского просвещения и поощряло, в определенных рамках, переводческую деятельность. Наиболее значительными предприятиями того времени были переводы двух великих эпических поэтов - Гомера и Вергилия.

Над переводом Гомера в XVIII в. трудилось несколько переводчиков. Первым перевел Гомера К. А. Кондратович (1703 - 1788 гг.), известный переводчик и лексикограф, долгое время состоявший на службе Академии наук (впрочем, к Гомеру он обратился, как кажется, по собственной инициативе, без всякого побуждения со стороны Академии наук). Кондратович в конце 50-х - начале 60-х годов перевел прозою, с латинской версии Иоанна Спондана, обе гомеровские поэмы - "Илиаду" и "Одиссею", однако его труд остался [103] неопубликованным и на последующую традицию гомеровских переводов не оказал никакого влияния.¹³⁶ Кондратович переводил Гомера простым, будничным языком своего времени, широко используя чисто современные слова и выражения, непригодные для передачи героического духа поэм ("фрунт", "ружье", "кавалер", "штиблеты с серебряными пуговицами", "юпка", "государь батюшка" и пр.; особенно забавно выглядит постоянная передача патронимикона русским отечеством: "Юпитер Сатурнович", "Диомед Тидеевич" и даже "Агамемнон Андреевич"!).¹³⁷

Иную, и в конечном счете более верную стилистическую установку отражает перевод, выполненный несколько позднее Петром Екимовым, скромным чиновником из Новороссии. В 70 - 80-х годах Екимов, по заказу фаворита Екатерины II Г. И. Потемкина, перевел - тоже прозою, но уже с греческого оригинала - обе гомеровские поэмы.¹³⁸ Язык екимовского перевода - высокоторжественный, книжный, изобилующий архаизмами, "местами чисто евангельский"¹³⁹ - резко отличается от обыденной речи Кондратовича. Контрастирующие переводы Кондратовича и Екимова, замечает исследователь этих переводов А. Н. Егунов, "непреднамеренно определили два противоположных подхода к переводимому ими поэту: Гомера следует переводить самым обычным, современным языком и тем приблизить его к читателю или же, напротив, не боясь отпугнуть читателя, дать ему понять необычным, странным языком перевода, что перед ним нечто необычное и величественное, т. е. изъять читателя из сферы обыденности и постараться приблизить его к Гомеру. Иначе говоря, сделать Гомера современником читателя или, наоборот, читателя - современником Гомера".¹⁴⁰

В конце концов возобладала вторая тенденция, наиболее удачно воплотившаяся в переводе Н. И. Гнедича. Однако между Екимовым и Гнедичем стоит еще один переводчик Гомера - Е. И. Костров [104] (1750 - 1796 гг.), чей стихотворный перевод явился важным связующим звеном между архаической прозой Екимова и высокой поэзией Гнедича. Воспитанник Московской славяно-греко-латинской академии и Московского университета, где он получил степень бакалавра, Костров был талантливым поэтом и плодовитым переводчиком; в частности, из древней литературы он, кроме Гомера, перевел еще "Превращения" ("Золотого осла") Апулея (2 части, М., 1780 - 1781). В 1787 г. он выпустил в свет перевод первых шести песен "Илиады", переведенных им непосредственно с греческого александрийскими стихами.¹⁴¹

Свой перевод Костров сообразовал со вкусами тогдашнего светского общества: Гомер явился у него приглаженным на французский манер. Тем не менее в истории русских переводов Гомера труду Кострова принадлежит почетное место. Превосходная, насколько это было возможно в рамках александрийского стиха, передача подлинника, легкий, изящный стиль, живая и образная речь (многими эпитетами, образованными Костровым, впоследствии воспользовался Гнедич) - все это обеспечило костровскому переводу длительную популярность среди читателей и сделало его подлинным родоначальником русских художественных переводов Гомера. Поэт В. В. Капнист (1758 - 1823 гг.) приветствовал появление перевода Кострова восторженными стихами:

Наряду с эпическими поэтами и историками, много переводили во 2-й половине XVIII в. и других античных авторов. Среди тех, чьи сочинения появились тогда на русском языке, были и философы (кроме упомянутых выше Кебета и Эпиктета - Платон, Аристотель, Феофраст, Плутарх, Цицерон, Сенека), и ораторы (Демосфен, Исократ, тот же Цицерон), и поэты (Сафо, Анакреонт, Теренций, Вергилий, Гораций, Овидий, Федр, Клавдиан), и писатели-прозаики (Эзоп, Ксенофонт, Лукиан, Харитон, Апулей), и ученые (Эвклид, Витрувий). Особо следует обратить внимание на непрекращающуюся традицию русских переводов Анакреонта, Вергилия, Горация и Овидия - любимых поэтов эпохи классицизма. В конце века, в частности, появился замечательный перевод Анакреонта, выполненный при содействии архиепископа Евгения (Булгариса) поэтом Н. А. Львовым (1751 - 1803 гг.).¹⁴⁷ Перевод Львова сделан нерифмованными стихами, с сохранением размера подлинника, при этом "настолько гладким и поэтическим языком, что его и теперь можно читать с большим удовольствием".¹⁴⁸

Переводы античных авторов дополняются русскими изданиями сочинений современных западно-европейских писателей. Помимо монументальных трудов Роллена и Кревье, переведенных Тредиаковским, во 2-й половине XVIII в. на русский язык было переведено еще довольно значительное число сочинений по античной истории: "История о бывших переменах в Римской республике" аббата Верто д`.Обёф (3 тома, СПб.. 1771 - 1775, перевод И. Ф. Богдановича), "Краткое описание правления Афинской республики" Ламберта Боса (СПб., 1779), "Сокращенная древняя история" Лепренс де Бомон (3 тома, М., 1787), а также ряд других произведений по истории и географии древнего мира, правовым и религиозным древностям, философии, искусству и мифологии. Среди других выделяются сочинения выдающихся представителей европейского просвещения: Ш.-Л. Монтескье - "Размышления о причинах величества [107] римского народа и его упадка" (СПб., 1769, перевод А. Поленова) и Г.-Б. Мабли - "Размышления о греческой истории" (СПб., 1773, перевод А. Н. Радищева). Издание этих сочинений в России свидетельствовало о внимании русской читающей публики к новинкам западной теоретической мысли, о растущем интересе к общим вопросам исторического развития, к тому, что мы теперь называем философией истории.

Хуже обстояло дело с оригинальной литературой. В сущности говоря, исследованиями продолжали заниматься лишь немногочисленные сотрудники Академии наук и (в последние десятилетия XVIII в.) профессора Московского университета, - и те и другие, как правило, иностранцы, недолго задерживавшиеся в России. Основную часть собственно русской литературы по античности составляли популярные статьи и обзоры, в большом числе публиковавшиеся тогда в журналах. Сочинения эти имели известную познавательную ценность, но в большинстве своем были лишены исследовательского характера. Из работ более или менее значительных назовем только сочинение И. С. Рижского (писателя, бывшего позднее ректором Харьковского университета) "Политическое состояние древнего Рима" (М., 1788). Это - популярный, но вместе с тем достаточно обстоятельный обзор государственного устройства Рима в разные эпохи его существования. Можно еще указать на "Скифскую историю" Андрея Лызлова (3 части, М., 1787). Опубликование этого произведения, написанного еще в конце XVII в., несомненно стояло в связи с возросшим интересом к прошлому Северного Причерноморья и Крыма - областей, за обладание которыми Россия вела тогда борьбу с Турцией. Окончательное присоединение Крыма (в 1783 г.) и начавшееся затем обследование новых земель способствовали в дальнейшем значительному оживлению деятельности отечественных антиковедов.

Подводя итоги, мы должны признать, что сколь бы ни были ограниченными успехи русского антиковедения в XVIII в., этому столетию принадлежит почетное место в истории нашей науки. До этого времени в России не только не велось научного изучения древней истории, но не было, в сущности говоря, и самой светской науки истории. В XVIII в. такая наука появилась, и вместе с ней пробились первые ростки отечественной науки об античности. В ту пору классическая филология в России оказалась представленной крупными учеными - Байером и Тредиаковским, чья научная [108] деятельность предвосхищает замечательные успехи русского антиковедения в следующем столетии. Еще больше было сделано для популяризации знаний об античном мире: многочисленные переводы произведений древних авторов и сочинений современных западных ученых, частая публикация в журналах различных статей и заметок, разъясняющих смысл тех или иных частностей в древней истории, издание соответствующих пособий, наконец, внедрение классических дисциплин в обиход преподавания во вновь созданных светских учебных заведениях - все это заложило основы для последующего широкого изучения античности в XIX в.

Подобно тому как это было и в других областях знания, в истории русского антиковедения XVIII век был временем переходным - от первоначального осуществлявшегося преимущественно в рамках христианской традиции ознакомления к научному исследованию. Это обстоятельство, а также своеобразные исторические условия, в которых совершался этот переход (эпоха "просвещенного абсолютизма"), наложили свой отпечаток на развивавшуюся науку о классической древности. Недостаточная дифференцированность, свойственная тогда наукам об обществе, нашли в данном случае свое специфическое выражение.

В самом деле, когда мы говорим о распространении знаний об античном мире, о первых шагах научного изучения древней истории и литературы в России в XVIII в., мы не должны забывать, что все это происходило в тесной связи с общим культурным развитием, буквально пронизанным в то время духом античности. Начало русского антиковедения было неразрывно связано с тем новым возрождением античности, которое свершалось тогда в России так же, как и в Западной Европе. Знакомство с античной культурой, усвоение классических языков, изучение древней истории - все сливалось воедино, и в этом единстве науки о классической древности с классицизмом в культуре заключалась как сила, так и слабость тогдашнего антиковедения.

С одной стороны, налицо были мощные побудительные мотивы для занятий классическими языками и древней историей, - мотивы не только чисто научные, связанные с интересами развивающегося исторического знания, но и широко общественные, обусловленные политическими настроениями и художественными вкусами эпохи. В России XVIII века античность была универсальной питательной средой, за счет которой происходило формирование общественного [109] сознания. Какую бы область культуры или идеологии мы ни взяли, везде мы обнаружили бы присутствие античных форм, наличие античного материала в качестве исходного пункта для развития оригинальных представлений.

Наиболее ярко это нашло отражение в литературе и искусстве. В литературе основоположники русского классицизма А. Д. Кантемир, В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов и А. П. Сумароков с успехом использовали теорию и опыт древних и своим творчеством показали, сколь плодотворным было для русской поэзии обращение к классическим традициям. Поэты следующего поколения в значительной степени продолжали руководствоваться эстетикой классицизма и в своих произведениях часто воскрешали темы и образы далекой античности. Для примера укажем на "Анакреонтические оды" М. М. Хераскова, на "Анакреонтические стихи" Г. Р. Державина и его же подражания Горацию (знаменитый "Памятник"). У колыбели русской драмы также стояла античность. Все русские писатели XVIII в., пробовавшие свои силы в этом жанре, следовали канонам классицизма, усвоенным прямо из древней литературы или через французское посредничество. Более того, отдавая должное господствующему направлению, они даже обращались к прямому воспроизведению античных мифологических сюжетов (трагедия Тредиаковского "Деидамия", "Демофонт" Ломоносова, "Аристона" Сумарокова, "Дидона" Я. Б. Княжнина). Наконец, с античностью связаны и первые шаги русской повествовательной прозы: романическая литература нового типа начинается с таких произведений, как "Приключения Фемистокла" Ф. А. Эмина ("первый образец русского "государственного" политико-нравственного романа"),¹⁴⁹ "Нума, или процветающий Рим" Хераскова, "Похождение Ахиллесово" М. Д. Чулкова. Даже в публицистике - жанре, казалось бы, более всех других связанном с современностью, античность служила постоянным источником, к которому обращались писатели самых различных направлений: апологеты абсолютизма ссылались на Цезаря и Августа, между тем как первые критики самодержавия воодушевлялись примером республиканца Брута (радищевская ода "Вольность").

Не менее яркую картину мы наблюдаем и в искусстве. Строгие, величественные линии античной архитектуры возродились в это время в творениях замечательных зодчих - А. Ф. Кокоринова и [110] Валлена Деламота (здание Академии художеств в Петербурге), Антонио Ринальди (Мраморный дворец), В. И. Баженова (дом Пашкова в Москве), М. Ф. Казакова (здание Сената в московском Кремле), И. Е. Старова (Таврический дворец), Чарльза Камерона и Джакомо Кваренги (дворцы и другие сооружения в Павловске и в Царском Селе). Образы классической древности ожили в произведениях скульпторов - Ф. Г. Гордеева ("Прометей"), М. И. Козловского ("Бдение Александра Македонского", "Спящий Амур", "Амур со стрелой", "Поликрат"), Ф. Ф, Щедрина ("Марсий, "Спящий Эндимион", "Венера"), И. П. Прокофьева ("Морфей", "Актеон", цикл рельефов для парадной лестницы Академии художеств). К сюжетам античной мифологии и истории неоднократно обращались живописцы - основоположники русской академической школы А. П. Лосенко ("Прощание Гектора с Андромахой"), И. А. Акимов ("Прометей и Минерва", "Самосожжение Геркулеса"), П. И. Соколов ("Меркурий и Аргус", "Дедал привязывает крылья Икару", "Венера и Адонис").

Не довольствуясь творениями отечественных мастеров, цари и вельможи для украшения своих дворцов закупали произведения искусства за границей, и среди этих вывезенных из-за границы вещей работы на античные темы также составляли значительную часть. Особенно важно заметить, что в числе приобретенных таким образом произведений искусства попали в Россию и первые подлинные творения античных мастеров. Приобретенная еще при Петре I статуя Афродиты (так называемая "Венера Таврическая") положила начало русским коллекциям античной скульптуры, позднее поступившим в Эрмитаж. Особенно много приобретений такого рода было сделано при Екатерине II (в частности, агентом императрицы была куплена богатейшая коллекция античных вещей, собранная Лайдом Брауном). В основанной Екатериною картинной галерее Эрмитажа с самого начала видное место заняли произведения на античные темы; среди них были такие шедевры, как "Персей и Андромеда" Рубенса, "Даная" Тициана, "Похищение Европы" Гвидо Рени.

Сказанного вполне достаточно чтобы понять, сколь сильным было в ту пору в определенных кругах русского общества увлечение всем античным. Этот повышенный интерес к античности несомненно стимулировал изучение древнего искусства, литературы и истории и таким образом способствовал развитию науки о классической [111] древности. Однако столь важное для судеб нашей науки единение с культурным движением современности имело и свои теневые стороны. Изучение древности, всецело обусловленное потребностями современного культурного и идеологического развития, не могло в достаточной степени абсолютизироваться - это была наука, однако такая, в которой методическое исследование фактов еще не отделилось от их художественной или публицистической интерпретации. В свою очередь, это обстоятельство затрудняло дальнейшую дифференциацию науки о классической древности. В сущности говоря, в XVIII в. существовало некое нерасчлененное антиковедение, из которого еще не выделились в качестве специальных дисциплин ни история, ни филология, ни изучение искусства. Дальнейшее самоопределение антиковедения как науки, во-первых, и дифференциация этой науки на специальные дисциплины, во-вторых, - вот две задачи, которые XVIII век оставил в наследство следующему столетию.

Примечания к главе 2  (назад)

1 Ср.: Пекарский П. Историяимп. Академии наук в Петербурге, т. I, СПб., 1870, с.XXVII.  (назад)

2 Пештич С. Л. Русскаяисториография XVIII века, ч. I, Л., 1961, с. 68.  (назад)

3 См.: там же, с. 6 - 9.  (назад)

4 Там же, с. 76 - 77.  (назад)

5 Там же, с. 109 слл.  (назад)

6 Там же, с. 75.  (назад)

7 Там же, с. 78.  (назад)

8 Пекарский П. Наука илитература в России при Петре Великом, т. II, СПб.,1862, с. 217.  (назад)

9 Пекарский П. Наука илитература в России при Петре Великом, т. I, СПб.,1862, с. 232.  (назад)

10 Там же, с. 213.  (назад)

11 Там же, с. 22 - 23.  (назад)

12 Леонтьев П. М. ВенераТаврическая // Пропилеи, кн. I, М., 1851, отдел I, с. 125 -134; Неверов О. Я. Памятники античного искусства вРоссии петровского времени // Культура иискусство петровского времени. Л., 1977, с.37-53 (оВенере Таврической - с.48-49).  (назад)

13 Соловьев С.М. ИсторияРоссии с древнейших времен, кн.VIII, т.16, М., 1962, с.547.  (назад)

14 Лобода А. М. К историиклассицизма в России в первую половину XVIIIстолетия. (Отд. оттиск из сб. "Serta Borysthenica").Киев, 1911, с. 5 - 10.  (назад)

15 См.: Быкова Т. А.Книгоиздательская деятельность ИльиКопиевского и Яна Тесинга // Быкова Т. А. и ГуревичМ. М. Описание II, с. 318 - 341 (приложение IV).  (назад)

16 Быкова Т. А. и Гуревич М. М.Описание II, с. 278 - 279.  (назад)

17 Там же, с. 288 - 289.  (назад)

18 Там же, с. 284 - 286.  (назад)

19 Там же, с. 286 - 288.  (назад)

20 Там же, с. 280.  (назад)

21 Быкова Т. А. и Гуревич М. М.Описание I, с. 128 - 130, 206.  (назад)

22 Берков П. Н. Русская книгакирилловской печати конца XVII - первой четвертиXVIII века // Быкова Т. А. и Гуревич М. М. Описание II, с.15, 16.  (назад)

23 Пештич С. Л. Русскаяисториография XVIII в., ч. I, с. 69.  (назад)

24 Пекарский П. Наука илитература в России при Петре Великом, т. I, с. 243.  (назад)

25 Быкова Т. А. и Гуревич М. М.Описание I, с. 246 - 247, 412 - 413.  (назад)

26 Пекарский П. Наука илитература в России при Петре Великом, т. I, с. 325.  (назад)

27 Быкова Т. А. и Гуревич М. М.Описание II, c. 208 - 211.  (назад)

28 Там же, с. 268 - 270.  (назад)

29 Быкова Т. А. и Гуревич М. М.Описание I, с. 288 - 289.  (назад)

30 Быкова Т. А. и Гуревич М. М.Описание II, с. 295 - 299.  (назад)

31 Например, даетсяизображение черепахи, а рядом, под голландскимзаголовком "Een Schildtpadt", серия афоризмов:"Терпением всем делам окончание увидишь. Festinalente" и пр.; или другое изображение - юноши идевушки, разделенных морским проливом, а рядом,под заголовком " Leander zwemt over de Zee", афоризмы:"А что не можешь ты, любовь? Ecquid non potest amor?" ит. д.  (назад)

32 Благой Д. Д. Историярусской литературы XVIII века, изд. 4-е, М., 1960, с. 32.  (назад)

33 Быкова Т. А. и Гуревич М. М.Описание I, с. 396 - 397.  (назад)

34 Егунов А. Н. Гомер врусских переводах XVIII - XIX веков. М.-Л., 1964, с. 26.  (назад)

35 Быкова Т. А. и Гуревич М. М.Описание I, с. 119 - 120.  (назад)

36 Соболевский А. И.Переводная литература Московской Руси XVI - XVIIвеков. СПб., 1903, с. 109 - 110.  (назад)

37 Нагуевский Д. И.Библиография по истории римской литературы вРоссии с 1709 по 1889 год. Казань, 1889, с. VII.  (назад)

38 Там же.  (назад)

39 См. предисловиеКрашенинникова к его переводу Курция Руфа:"Квинта Курция История о Александре Великомцаре македонском", т. I, СПб., 1750, с. 9.  (назад)

40 Быкова Т. А. и Гуревич М. М.Описание I, с. 92.  (назад)

41 Там же, с. 117 - 118. См. также:Пекарский П. Наука и литература в России приПетре Великом, т. I, с. 332.  (назад)

42 Быкова Т. А. и Гуревич М. М.Описание I, с. 478 - 479. См. также: Пекарский П. Наука илитература в России при Петре Великом, т. I, с. 213; т.II, с. 630 - 632.  (назад)

43 См.: Пештич С. Л. Русскаяисториография XVIII в., ч.I, с. 141 - 151.  (назад)

44 Татищев В. Н. ИсторияРоссийская, т. I, М.-Л., 1962, с. 315 - 316.  (назад)

45 См.: Морозов П. ФеофанПрокопович как писатель. СПб., 1880, с. 105 слл.  (назад)

46 Пештич С. Л. Русскаяисториография XVIII в., ч. I, с. 95 - 96.  (назад)

47 Благой Д. Д. Историярусской литературы XVIII в., с. 71 - 80, 95.  (назад)

48 Чистович И. ФеофанПрокопович и его время. СПб., 1868, с. 631 - 638.  (назад)

49 Пекарский П. История имп.Академии наук в Петербурге, т.I, c.XXVIII-XLII;"История Академии наук СССР", т.I, М.-Л., 1958,с.30-36, 429-435.  (назад)

50 "История Академии наукСССР", т. I, с. 431.  (назад)

51 Там же, с. 278 - 280.  (назад)

52 Там же, с. 146 - 147.  (назад)

53 Пекарский П. История имп.Академии наук в Петербурге, т. II. СПб., 1873, с. XLVIII.  (назад)

54 Бестужев-Рюмин К. Русскаяистория, т. I, СПб., 1872, с. 208.  (назад)

55 Тихомиров М. Н. Развитиеисторических знаний в России периода дворянскойимперии 1-й половины XVIII в. // "Очерки историиисторической науки в СССР". М., 1955, т. I, с. 190.  (назад)

56 "История Академии наукСССР", т. I, с. 36 (из раздела, написанного И. И.Любименко и А. В. Предтеченским).  (назад)

57 Пекарский П. П. Историяимп. Академии наук в Петербурге, т. I, с. 180 - 196 идругие места (см. по указателю под именем Байера).  (назад)

58 Klotz Chr. A. De Th. S. Bayeri vita etscriptis // Bayer Th. S. Opuscula. Halle, 1770, p. III - XXXVIII.  (назад)

59 Babinger. F. Gottlieb Siegfried Bayer (1694 -1738). Inaugural-Dissertation. Muenchen, 1915.  (назад)

60 Пекарский П. П. Историяимп. Академии наук. т. I, с. 182 - 183.   (назад)

61 Там же, т. I, с. 186 - 187.  (назад)

62 Там же, т. I, с. 188.  (назад)

63 Есть основанияпредполагать, что одним из таких переводчиков,приготовлявших необходимые материалы дляБайера, был известный позднее "профессорэлоквенции" и поэт В. К. Тредиаковский,состоявший на службе Академии наук уже с 1733 г. См.:Пекарский П.П. История имп. Академии наук. т. I, с. 190(на основании намеков Г. Ф. Мюллера).  (назад)

64 См. в этой связиследующие работы нашего академика: Bayer Th. S. 1) Devaragis // Commentarii Academiae scientiarum imperialis Petropolitanae (далее - CAP),t. IV (ad annum 1729), 1735, p. 275 - 311 (со сбивом нумерациистраниц) = Opuscula, p. 339 - 370. Перевод: Беэр Ф. С.Сочинение о варягах. [СПб], 1767; 2) De Russorum prima expeditioneConstantinopolitana // CAP, t. VI (ed a. 1732 et 1733), 1738, p. 365 - 391; 3) OriginesRussicae // CAP, t. VIII (ad a. 1736), 1741, p. 388 - 436.  (назад)

65 Ср. отзыв М. Н. Тихомировав кн.: Очерки истории исторической науки в СССР, т.I, М., 1955, с. 191.  (назад)

66 Отзыв Шлецеразаимствован нами у Ф. Бабингера (Babinger F. Gottlieb SiegfriedBayer, S. 8).  (назад)

67 Bayer Th. S. Historia Osrhoena et Edessena exnumis illustrata. Petropoli, 1734.  (назад)

68 Bayer Th. S. Historia regni GraecorumBactriani. Petropoli, 1738.  (назад)

69 Вот перечень этих статейв хронологическом порядке: 1) De origine et priscis sedibusScytharum // CAP, t. I (ad a. 1726), 1728, p. 385 - 399 = Opuscula, p. 63 - 73; 2) DeScythiae situ qualis fuit sub aetatem Herodoti // CAP, t. I, p. 400 - 424 = Opuscula, p.73- 93; 3) De Cimmeriis // CAP, t. II (ad a. 1727), 1729, p. 419 - 433 = Opuscula, p. 126 -137; 4) Chronologia Scythica vetus // CAP, t. III (ad a. 1728), 1732, p. 295 - 350 =Opuscula, p.137 - 182; 5) Memoriae Scythicae ad Alexandrum Magnum // CAP, t. III, p. 351 -388 = Opuscula, p. 182 - 219; 6) Conversiones rerum Scythicarum temporibus MithridatisMagni et paullo post Mithridatem // CAP, t. V (ad a. 1730 et 1731), 1738, p. 297 - 358 =Opuscula, p. 220 - 268; 7) De Hyperboreis // CAP, t. XI (ad a. 1739), 1750, p. 330 - 348.- Первые две есть и в русском переводе в кн.:Краткое описание Комментариев Академии наук, ч. I.СПб., 1728, с. 125 - 138 и 139 - 166.  (назад)

70 Bayer Th. S. De muro Caucaseo // CAP, t. I (ada. 1726), 1728, p. 425 - 463 = Opuscula, p. 94 - 125. Перевод см. в кн.:Краткое описание Комментариев Академии наук, ч. I,с. 167 - 207.  (назад)

71 [Байер Т. З.]. Краткоеописание всех случаев, касающихся до Азова отсоздания сего города до возвращения оного подроссийскую державу. СПб, 1738 (переиздание - 1768 г.).  (назад)

72 Bayer Th. S. 1) Fasti Achaici; 2) FastiAchaici illustrati // CAP, t. V (ad a. 1730 et 1731), 1738, p. 374 - 381, 382 - 448 =Opuscula, p. 269 - 287, 288 - 339.  (назад)

73 Bayer Th. S. De Vestritio Spurinna lyrico eteius fragmentis // CAP, t. XI (ad a. 1739), 1750, p. 311 - 329.  (назад)

74 Их подборка хорошопредставлена в "Opuscula" Байера, изданных Х. А.Клотцом.  (назад)

75 Bayer Th. S. De Venere Cnidia // CAP, t. IV(ad a. 1729), 1735, p. 259 - 274 = Opuscula, p. 1 - 13.  (назад)

76 Рубинштейн Н. Л. Русскаяисториография. М., 1941, с. 96.  (назад)

77 Пекарский П. П. Историяимп. Академии наук., т. I, с. 181.  (назад)

78 Чистович И. А. ФеофанПрокопович и его время. СПб., 1868, с. 631; Пекарский П.П. История имп. Академии наук, т. I, с. 188, 193, 216 - 217, 635- 636.  (назад)

79 А. Кантемир - ФеофилуЗигфриду Байеру, Москва, 16 июля 1730 г. // ПекарскийП. П. История имп. Академии наук, т. I, с. 194 (письмописано на латинском языке).  (назад)

80 Беер [Байер Т. З.]. Историяо жизни и делах молдавского господаря князяКонстантина Кантемира. М., 1783.  (назад)

81 Об участии Байера взащите интересов академической корпорации см.:Пекарский П. П. История имп. Академии наук, т. I, с.XLVIII, прим. 1, и с. LII, прим. 1. О конфликте с Шумахером:там же, т. I, с. 189 - 192 (по записке Г. Ф. Мюллера).   (назад)

82 О нем есть превосходныйочерк Р. И. Сементковского "А. Д. Кантемир, егожизнь и литературная деятельность" (СПб., 1893).Полезна также работа М. И. Радовского "АнтиохКантемир и Петербургская Академия наук" (М.-Л.,1959). Издания сочинений А. Кантемира: "Сочинения,письма и избранные переводы" (2 тома, СПб., 1867 -1868); "Собрание стихотворений" (в большойсерии "Библиотека поэта", Л., 1956).  (назад)

83 Кантемир А. Д. Соч., т. II, с.343.  (назад)

84 Благой Д. Д. Историярусской литературы XVIII века, с. 91.  (назад)

85 Сведения об этихпереводах Кантемира восходят к биографииписателя, составленной его другом аббатом Гуаскои опубликованной вместе с французским переводомего сатир ("Satyres de Monsieur le Prince Cantemir. Avec l ;histoire de savie". A Londres, 1749). Позднее эта биография былапереведена на русский язык и напечатана: всокращенном виде - в издании сатир А. Кантемира 1762г., а в более полном - в приложениях к сочинениюБайера о кн. К. Кантемире ("История о жизни иделах молдавского господаря князя КонстантинаКантемира", с. 330 - 358; о переводах А. Кантемираговорится на с. 357).  (назад)

86 См.: Кантемир А. Д. Соч., т.II, с. 384.  (назад)

87 См.: Кантемир А. Д. Соч., т.I, соответственно с. 341 и 384.  (назад)

88 Радовский М. И. АнтиохКантемир и Петербургская Академия наук, с. 80.  (назад)

89 Кантемир А. Д. Соч., т. I, с.385.  (назад)

90 Шипок, шипковый - роза,розовый.  (назад)

91 Кантемир А. Д. Соч., т. I, с.363. Цитируется отрывок из "Менипповых сатур"Варрона Реатинского.  (назад)

92 Кантемир А. Д. Соч., т. I, с.385.  (назад)

93 Там же, с. 386.  (назад)

94 О кантемировских идругих русских переводах Анакреонта и Горация,выполненных в XVIII в., см.: Кутателадзе Н. Н. Кистории классицизма в России. Анакреонтическиепесни в русской литературе XVIII столетия //"Филологические записки", 1915, вып. 3, с. 361 - 413;вып. 4, с. 467 - 522; Берков П. Н. Ранние русскиепереводчики Горация // "Известия АН СССР", VIIсер., отделение обществ. наук, 1935, № 10, с. 1039 - 1056.  (назад)

95 Сведения о нем сообщилвпервые В. Г. Дружинин в статье "Тринеизвестные произведения князя АнтиохаКантемира" (ЖМНП, ч. 254, 1887, № 12, отд. II, с. 194 - 204).Здесь же публикуются предисловие Кантемира исоставленное им же "О Иустине известие"; самперевод остался неизданным.  (назад)

96 Татищев В. Н. ИсторияРоссийская, т. I. М.-Л., 1962, с. 90.  (назад)

97 См.: Пештич С. Л. Русскаяисториография XVIII века, ч. II. Л., 1965, с. 147 - 148.  (назад)

98 Пекарский П. П. Историяимп. Академии наук, т. I, с. 318 (по записке Г. Ф.Мюллера).  (назад)

99 О Лоттере см.: ПекарскийП.П. История имп. Академии наук в Петербурге, т. I,с. 535 - 538; о Крузиусе - там же, с. 689 - 696.  (назад)

100 Там же, с. 538.  (назад)

101 Crusius Chr. De originibus pecuniae a pecoreante nummum signatum. Petropoli, 1748.  (назад)

102 "История Академиинаук СССР", т. I, с. 303.  (назад)

103 Оба названных в скобкахисторика так же, как и Лоттер и Крузиус, быливыходцами из Германии. Иоганн-Эбергард Фишер быладъюнктом Петербургской Академии наук с 1732 г.,профессором истории и древностей с 1747 г.Иоганн-Фридрих Гакман состоял на службе вПетербургской Академии наук (в качестве адъюнктапо истории) всего два года - с 1782 по 1784 г. СтатьяФишера о гипербореях: Рассуждение огиперборейцах, или о народе за северомнаходящемся // Ежемесячные сочинения к пользе иувеселению служащие, 1755, февраль, с. 131 - 146.Сочинение Гакмана о греческих поселениях наЧерном море, упомянутое в "Истории Академиинаук СССР" (т.I, с.399), нам не удалось отыскать.   (назад)

104 Материалы для егобиографии см. у П. П. Пекарского ("История имп.Академии наук", т. II, с. 1 - 258). Специально опереводческой деятельности Тредиаковского:Дерюгин А. А. В. К. Тредиаковский - переводчик.Становление классического перевода в России.Саратов, 1985. Издания сочинений Тредиаковского:"Сочинения" (3 тома, СПб., 1849);"Стихотворения" (в серии "Библиотекапоэта". Л., 1935); "Избранные произведения" (втой же серии, М.-Л., 1963).  (назад)

105 Пекарский П.П. Историяимп. Академии наук, т. II, с. 3 - 4.  (назад)

106 Там же, с. 7.  (назад)

107 Там же, с. 8.  (назад)

108 Там же, с. 43.  (назад)

109 См.: Орлов А. С."Тилемахида" В. К. Тредиаковского // XVIII век,сб. I, 1935, с.5-55.   (назад)

110 См. также: МодзалевскийЛ. Б. "Евнух" В. К. Тредиаковского // там же, с.311 - 326.  (назад)

111 Благой Д. Д. Историярусской литературы XVIII века, с. 135. См. также:Круглый А. О. О "Римской истории" Роллена впереводе Тредиаковского // ЖМНП, ч. 36, 1876, с. 226 - 233.  (назад)

112 См.: Тредиаковский В. К.Сочинения. СПб., 1849, соответственно т. I, с. 411 - 430, ит. III, с. 605 - 629.  (назад)

113 Тредиаковский В. К. Соч.,т. I, с. 412 - 413.  (назад)

114 Там же, т. III, с. 629.  (назад)

115 Материалы для егобиографии см. у П. П. Пекарского (История имп.Академии наук, т. II, с. 259 - 963). Из необозримойлитературы о Ломоносове назовем лишь два общихочерка: Меншуткин Б. Н. Жизнеописание М. В.Ломоносова. М.-Л., 1947; Морозов А. А. М. В. Ломоносов(1711 - 1765). Л., 1955. Специально об отношенииЛомоносова к античности: Нахов И. М. Ломоносов иантичность // Вопросы классической филологии,вып. 1, М., 1965, с. 3 - 41; Путнынь Э. К. Истоки русскойисториографии античности (М. В. Ломоносов, А. Н.Радищев). Саратов, 1968, с. 3 - 53. Новейшее изданиетрудов Ломоносова: Полное собрание сочинений в 10томах, Л., 1950 - 1959.  (назад)

116 Ломоносов М. В. Полн.собр. соч., т. VIII, 1959, с.14-15.  (назад)

117 Там же, т. VII, 1952, с.7-18.  (назад)

118 См.: там же , с. 89 - 378.  (назад)

119 Анализ ломоносовскихпереводов из Гомера см. в кн.: Егунов А. Н. Гомер врусских переводах ХVIII-ХIХ веков. М.-Л., 1964, с. 29 - 39.  (назад)

120 Ломоносов М. В. Полн.собр. соч., т. VIII, с.761-767.  (назад)

121 См.: Колобова К. М.Разговор М. В. Ломоносова с Анакреоном // "Вестн.Ленингр. ун-та", 1951, № 2, с. 89 - 99.  (назад)

122 См.: Ломоносов М. В. Полн.собр. соч., т. VI, 1952, с.163-286.  (назад)

123 Ломоносов М. В. Полн.собр. соч., т. VII, с. 592.  (назад)

124 "Квинта КурцияИстория о Александре Великом царе македонском сдополнениями Фрейнсгейма и с примечаниями", 2тома, СПб., 1750.  (назад)

125 Черняев П. Н. Следызнакомства русского общества сдревнеклассической литературой в век ЕкатериныII. Воронеж, 1906, с. 106.  (назад)

126 "Юстин, древнейуниверсальной истории Трога Помпеясократитель", СПб., 1768.  (назад)

127 См.: Пекарский П. П.История имп. Академии наук, т. II, с. 508 - 509.  (назад)

128 См.: "Биографическийсловарь профессоров и преподавателей имп.Московского университета (1755 - 1855)", ч. II, М., 1855,с. 318 (биография Поповского, составленная С. П.Шевыревым).  (назад)

129 "Корнелия Непотажития славных генералов", СПб., 1748.  (назад)

130 Черняев П. Н. Следызнакомства ... , с. 108 - 109.  (назад)

131 Там же, с. 164 - 170.  (назад)

132 Там же, с. 41 - 45.  (назад)

133 Цит. по: Штранге М. М.Демократическая интеллигенция России в XVIII веке.М., 1965, с. 50.  (назад)

134 Фонвизин Д. И. Собр. соч.,т. II, М.-Л., 1959, с. 87 сл.  (назад)

135 См.: Поздеева И. В.Изучение древней истории и древних языков вМосковском университете в 50 - 70-е годы XVIII в. // ВДИ,1962, № 3, с. 3 - 23; Пештич С. Л. Русская историографияXVIII века, ч. II, Л., 1965, с. 54 - 65, 86 - 89. О судьбеАкадемического университета см.: Кулябко Е. С. М.В. Ломоносов и учебная деятельностьПетербургской Академии наук. М.-Л., 1962, с. 127 сл.  (назад)

136 Рукописи переводаКондратовича хранятся: рукопись "Илиады" - вБиблиотеке им В. И. Ленина в Москве, рукопись"Одиссеи" - в Публичной библиотеке вСанкт-Петербурге.  (назад)

137 См.: Егунов А. Н. Гомер врусских переводах ХVIII-ХIХ веков. М.-Л., 1964, с. 40 - 49.  (назад)

138 "Омировы творения",2 части, СПб., 1776 - 1778 (перевод "Илиады");"Одиссея, героическое творение Омира", 2част, М., 1788. Второй перевод издан без указанияимени переводчика, однако его принадлежностьЕкимову более чем вероятна (см.: Егунов А. Н. Гомерв русских переводах, с. 64 - 71).  (назад)

139 Черняев П. Н. Следызнакомства ... , с. 76.  (назад)

140 Егунов А. Н. Гомер врусских переводах, с. 70 - 71.  (назад)

141 "Гомерова Илиада",СПб., 1787 (песни I - VI). Уже после смерти Костровабыли опубликованы его переводы последующихпесен "Илиады" - VII, VIII и части IX("ВестникЕвропы", 1811, № 14, с. 81 - 126; № 15, с. 172 - 192).  (назад)

142 Капнист В. В. Собр. соч., т.I, М.-Л., 1960, с. 105.  (назад)

143 "Еней, героическаяпоема Публия Виргилия Марона", песни I - VI, [СПб.,1770].  (назад)

144 "Еней, героическаяпоема Публия Виргилия Марона", песни I - XII, [СПб.,1781 - 1786].  (назад)

145 См.: Черняев П. Н. Следызнакомства ... , с. 154.  (назад)

146 Майков В. И. Сочинения ипереводы. СПб., 1867, с. 165.  (назад)

147 "СтихотворениеАнакреона Тийского", [кн. 1 - 3]. СПб., 1794.  (назад)

148 Черняев П. Н. Следызнакомства ... , с. 116.  (назад)

149 Благой Д. Д. Историярусской литературы XVIII века, с. 379.  (назад)

Глава 3. ФОРМИРОВАНИЕ: ПРЕЕМСТВЕННЫХ НАУЧНЫХ ШКОЛ В ПЕРВЫЕ ДВЕ ТРЕТИ XIX В.