Е. Н. Чернозёмова

Интерес к Востоку был присущ всей семье Рерихов, в том числе и Николаю Константиновичу, который всегда был заинтригован восточными мотивами и использовал их в своем творчестве. Восток привлекал богатыми духовными и культурными традициями, глубиной философских концепций и постулатов, незыблемостью нравственных и моральных положений. Увлеченность Востоком родители передали своим сыновьям, что, наверное, предопределило профессиональную судьбу Юрия Николаевича Рериха. Он решил стать востоковедом.

В продолжение четырех лет, с 1919 по 1923 год, то есть до начала Центрально­Азиатской экспедиции, Юрий Николаевич Рерих усиленно занимался восточными языками, культурой, историей, этнографией, археологией Востока. Еще в студенческие годы определился достаточно широкий круг его интересов в области индологии, тибетологии, монголоведения, иранистики и тюркологии. К началу экспедиции он получил блестящее образование, закончил индоиранское отделение Школы восточных языков при Лондонском университете, затем Гарвардский университет в США, где в 1922 году получил степень бакалавра по отделению индийской филологии. Свое востоковедческое образование Юрий Николаевич завершает в Париже, в Школе восточных языков при Сорбонне, где ему вручают диплом магистра индийской филологии. Обучение в наиболее престижных университетах Европы и Америки дали Юрию Николаевичу Рериху уникальную востоковедческую подготовку. Еще в студенческие годы он овладел греческим, латынью, санскритом, пали, тибетским, китайским, монгольским, фарси [2, с. 7].

С одной стороны, без столь серьезной теоретической подготовки Юрия Николаевича Рериха в области восточных языков и культур вряд ли Центрально­Азиатская экспедиция была бы столь успешной. А с другой стороны, без активного участия в этой многолетней экспедиции самого Юрия Николаевича не были бы проведены многочисленные исследования в области живых восточных языков и диалектов, традиционной культуры многих народов, населяющих Центральную Азию. Именно во время этой экспедиции началась самостоятельная научная работа молодого востоковеда, сделавшего немало открытий. Остановимся на некоторых из них.

В 1925 году в Париже на английском языке была опубликована работа Юрия Николаевича Рериха «Тибетская живопись», которая долгое время оставалась основополагающей в области буддийской иконографии. В обширном предисловии к этой работе [3, с. 9–34] Юрий Николаевич Рерих с присущей ему точностью и доскональностью описывает зарождение и развитие пластиче­ских и живописных форм буддийского искусства. Великолепный знаток индийских джатак, он с легкостью «расшифровывает» сюжеты иконографических произведений, описывает достижения греко­буддийской школы, появившейся в древней Гандхаре. Безусловно, особое внимание в своей работе автор уделяет тибетской буддийской живописи, чьи характеристики и особенности приведены им на фоне исторического развития Тибета, также рассмотренного в предисловии. Исторический экскурс был необходим Юрию Николаевичу Рериху для более точного исследования многочисленных влияний, которые, по его словам, проникли в Страну Снегов и обогатили огромный пантеон тибетского буддизма [3, с. 21]. В этом смысле пройденные маршруты Центрально­Азиатской экспедиции оказались незаменимыми для выявления параллелей в культуре Тибета, Гандхары, Непала, Хотана, Монголии и Китая, в том числе в области буддийского искусства. На основании тщательного научного анализа Юрий Николаевич Рерих выделяет две школы тибетского изобразительного искусства – югозападную с центром в городе Шигацзе, и северовосточную с центром в провинции Дердже. По соседству с Шигацзе расположен Нартан, крупнейший в Тибете центр книгоиздания, и монастырь Таши­Лунпо, чьи мастера­изографы следуют унаследованным из Индии традициям. Через провинцию же Дердже проходят караванные пути из Монголии и Западного Китая в Тибет, и по этой причине для этой школы характерны художественные влияния, пришедшие с севера [3, с. 23].

Несомненной заслугой этого исследования является описание практического создания художественных произведений тибетскими мастерами, которые, как справедливо отмечает Юрий Николаевич Рерих, твердо следуют установленным каноническим правилам [3, с. 27].

Книга «Тибетская живопись» по сути представляет собой первую попытку классификации божеств крайне сложного, по словам самого Юрия Николаевича Рериха, пантеона северного буддизма [3, с. 30].

Центрально­Азиатская экспедиция прошла через труднодоступные районы, куда до тех пор не проникала ни одна из русских географических экспедиций. Помимо этого, Юрий Николаевич Рерих совершил несколько научно-исследовательских экспедиций по Кашмиру, Сиккиму, Ладаку, Тибету, Западному и Северному Китаю и Монголии. Во время этих поездок он воочию наблюдал жизнь многочисленных народов этих стран и районов, изучал их быт и культуру, совершенствовал свои познания в восточных языках, овладевал новыми диалектами. Позднее в статье «Основные проблемы тибетского языкознания» [4] Юрий Николаевич Рерих сформулирует одну из наиболее актуальных проблем в этой области востоковедения, а именно изучение современных наречий и составление лингвистической карты. Сам Юрий Николаевич опубликовал несколько важнейших с точки зрения тибетского языкознания монографий, явившихся результатом Центрально­Азиатской экспедиции, в том числе книгу «Лахульский диалект тибетского языка» [5], в которой подробно проследил фонетические, морфологические и синтаксические особенности лахульского диалекта. Следующая монография ученого «Учебник разговорного тибетского языка (Центральный диалект)» [6] посвящена лхасскому, то есть центрально-тибетскому диалекту, который ныне является общепринятой нормой разговорного тибетского языка. Третья книга, посвященная тибетским диалектам, «Говор Амдо» [7], включает в себя материал по северо-восточной группе тибетских диалектов и наречий, собранный во время Центрально­Азиатской экспедиции. Анализ тибетского языка, его диалектов и наречий позволил Юрию Николаевичу Рериху подготовить еще одну монографию – «Тибетский язык» [8], которая вышла уже после его смерти.

Среди открытий, сделанных во время Центрально­Азиатской экспедиции, следует упомянуть и обнаружение «звериного стиля» в культуре кочевников Северного и Центрального Тибета. Это позволило Юрию Николаевичу Рериху предположить о существовании древнейшей номадской культуры на обширной территории Центральной Азии. По его мнению, следы этой культуры сохранились и среди современных тибетцев. Мотивы тибетского «звериного стиля» роднят его со знаменитыми находками из скифо­сибирских курганов, что, в свою очередь, дает основание предполагать о существовании в далеком прошлом связи между Тибетом и богатейшей культурой кочевников Центральной, или Внутренней, Азии. Во время этой экспедиции Юрий Николаевич Рерих имел возможность тщательно изучать особенности кочевого быта тибетцев, населяющих долины Южного и Восточного Тибета, в частности племен няронг-ва, чанг-па, хор, панаг и голок. Это позволило ученому лично убедиться в истинности предположения некоторых западных востоковедов о том, что предки нынешних тибетцев когда­то населяли территории в верхнем течении реки Хуанхэ, в Западном Китае. Лишь потом они стали заселять Тибетское нагорье, начиная с северо-востока, благодаря наличию тучных горных пастбищ. Какая-то часть этого древнейшего населения была вынуждена впоследствии откочевать на юг, в юго­восточный Тибет, где перешла к земледелию. Именно там, по мнению Юрия Николаевича Рериха, зародилась теократическая культура Тибета.

Однако кочевое движение тибетцев не было направлено только на юг: некоторые тибетские племена, преодолев северные Гималайские перевалы, устремились на запад. Ученый справедливо предполагает, что нынешние маршруты буддийских богомольцев повторяют древнейший миграционный путь – от Нагчу через Намру к священной для всех тибетских буддистов горе Кайлас (Кайлаш). Именно таким образом искусство кочевников Центральной Азии, чьей характерной чертой является «звериный стиль», достигает Западных Гималаев и прилегающих к ним территорий [9; 10].

Интересные научные открытия, сделанные во время Центрально­Азиатской экспедиции, описаны Ю.Н.Рерихом и в дневниках самой экспедиции, которые были опубликованы на английском языке в 1931 году в книге «По тропам Центральной Азии» [11]. До появления в свет этой книги еще никто из ученых и путешественников не описывал столь подробно северные и северно­восточные области Тибета.

«Страна снежных вершин» всегда была для Юрия Николаевича любимой темой. Он интересовался не только тибетским языком и его наречиями, тибетским эпосом «Кесариада» и литературой, бытом и традициями тибетского народа, но и его историей. Ему принадлежит перевод на английский язык «Синих анналов» (тиб. debt her sngon po), составленных в 1476 году известным тибетским историком Го­лоцзавой Шоннупалом (1392–1481). Перевод этого крупнейшего произведения тибетской историографии и истории тибетского буддизма, блестяще сделанный Ю.Н.Рерихом, не потерял своей научной актуальности и поныне. После его появления в 1946 году он издавался многократно во многих странах мира. Многие тибетологи используют этот перевод, изучая историю тибетского государства, традиции тибетского общества, развитие различных школ тибетского буддизма. Неоценимым источником является этот трактат для тех, кто занимается хронологией истории Тибета в VІІ–ІХ веках.

Во время Центрально­Азиатской экспедиции Юрий Николаевич Рерих активно занимался сбором тибетских письменных текстов – манускриптов и ксилографов, а также вел записи различных версий тибетских эпических произведений, в том числе и тибетского эпоса о Кесаре. Ученый проявлял особый интерес к изучению героического эпоса центрально-азиатских народов – бурят, монголов, ойротов, тибетцев и т.д. В 1942 году он опубликовал статью «Сказание о царе Кесаре Лингском» [12], в которой подводит итог имевшимся к тому времени исследованиям и публикациям текстов этого эпоса и высказывает свои предположения о характере этого эпического творения, времени и месте его зарождения.

Помимо индийской и тибетской тематики во время Центрально­Азиатской экспедиции Юрий Николаевич серьезно занимается Монголией, ее языком и диалектами, которые он начал осваивать еще будучи подростком благодаря знакомству с одним из признанных российских монголоведов – А.Д.Рудневым, который был соседом Рерихов по даче в Финляндии. По мнению современников, Юрий Николаевич говорил по-монгольски, как природный монгол [2, с. 14]. В своей книге «По тропам Центральной Азии» ученый посвятил Монголии семь глав (с седьмой по тринадцатую), в которых делится своими впечатлениями об этой стране, ее жителях, обычаях и традициях. Эти впечатления представляют яркую картину жизни новой Монголии, где в 1921 году произошла народная революция под руководством Сухэ-Батора. Юрий Николаевич описывает Улан­Батор (так стала называться столица Монголии Урга), который, по его мнению, в 1926 году представлял собой город контрастов, где можно было увидеть старые буддийские монастыри и признаки новой революционной жизни. Важным вкладом в развитие монголоведения явилось изучение быта и языка монгольских кочевников, населявших западные районы Внутренней Монголии и Цайдам. Ученого интересовали языковые контакты между монголами и тибетцами, в частности функционирование классического тибетского языка в качестве официального в монгольских буддийских монастырях и среди монгольской феодальной знати. Так, он исследовал проблемы заимствования тибетской терминологии в монгольском языке, а также установил характер монгольских заимствований в тибетском языке. Несмотря на относительно небольшое число публикаций Ю.Н.Рериха по Монголии, их содержание, сделанные им выводы и наблюдения остаются актуальными и по сей день, ибо основаны на тщательном анализе культурных и языковых данных [13].

В заключение можно сказать, что Центрально­Азиатская и Мань­чжурская экспедиции окончательно сформировали истинного востоковеда Юрия Николаевича Рериха – не просто кабинетного ученого, корпящего над древними текстами, но пытливого и исключительно одаренного мыслителя, талантливого наблюдателя и аналитика, проникающего в глубь восточных культур, в совершенстве знающего восточные языки и диалекты, осознающего исключительную важность познания Востока Западом. Его научные достижения бесспорны, его вклад в развитие мирового и особенно российского востоковедения трудно переоценить. Вот почему его заслуги в области изучения Центральной и Южной Азии признаны научной общественностью многих стран.
Литература

1. Рерих Николай. О Вечном. Книга о воспитании. М.: Издательство политической литературы, 1991.

2. Рерих Ю.Н. Избранное. М.: Наука, 1967.

3. Рерих Ю.Н. Тибетская живопись. М.: МЦР, 2002.

4. Рерих Ю.Н. Основные проблемы тибетского языкознания // Советское востоковедение. 1958. № 4.

5. George de Roerich. Tibetica I. Dialects of Tibet. The Tibetan Dialect of Lahul. New York/Naggar, 1933.

6. George N. Roerich. Textbook of colloquial Tibetan: Dialect of Central Tibet (Bibliotheca Himalayica. Series 2).

7. George de Roerich. Le parler de l’Amdo, Ėtude d’un dialecte archaique du Tibet. Roma, 1958.

8. Рерих Ю.Н. Тибетский язык. М.: Наука,1961.

9. George N. Roerich. The Animal Style among the Nomad Tribes of Northern Tibet. Seminarium Kondakovianum. Prague, 1930.

10. Федотов А. Добуддийский Тибет в работе Ю.Н.Рериха «Звериный стиль у кочевников Северного Тибета» // 100 лет со дня рождения Ю.Н.Рериха: Материалы Международной научно-общественной конференции. 2002. М.: МЦР, 2003.

11. George N. Roerich. Trails to Inmost Asia. Five Years of Exploration with the Roerich Central Asian Expedition. New Haven: Yale University Press. London: Humphrey Milford. Oxford University Press, 1931.

12. George N. Roerich. The Epic of King Kesar of Ling // Journal Royal Asiatic Society of Bengal. Letters. 1942. Vol. VIII, Article No. 7.

13. George N. Roerich. Tibetan Loan­Words in Mongolian. India, Kalimpong. Reprinted from Liebenthal Festschrift. Sino-Indian Studies, 1949. Vol. V. Nos. 3–4.

Надземное, 32

А между этими событиями было еще одно: в 1982 году Хабаровское книжное издательство выпустило на русском языке книгу Ю.Н.Рериха «По тропам Срединной Азии» [6]. Книга была написана Юрием Николаевичем в 1931 году. Он посвятил ее своим родителям – Николаю Константиновичу и Елене Ивановне. Перевод книги на русский язык и ее издание было приурочено к 80-летию со дня рождения Юрия Николаевича. Предисловие к книге написали академик А.П.Окладников и доктор исторических наук В.Е.Ларичев. Последний написал также большую вводную статью «Слово о Юрии Николаевиче Рерихе». Книга снабжена обширными комментариями. В послесловии к книге известный советский писатель Николай Тихонов так характеризует Юрия Николаевича: «Кто как не он знал все маршруты высокогорного Тибета, трудности и особенности пребывания в этой стране, где он вместе с Николаем Константиновичем столько пережил и столько видел в своих путешествиях по местам, где не ступала нога европейца» [6, с. 286]. Отдельные главы книги были ранее опубликованы в сборнике «Дальневосточные путешествия и приключения» [7, с. 408–495]. Позднее появились другие издания книги, например [8]. Но здесь я буду следовать изданию 1982 года.

* * *

Юрий Николаевич – участник Центрально­Азиатской экспедиции, прошел с родителями по всему маршруту с самого начала и до конца. Роль его в этой экспедиции, длившейся пять лет, пока еще мало известна, но на основании того, что мы знаем, ее трудно переоценить. Книга написана по экспедиционным записям Юрия Николаевича. Интересно сравнить их с дневниковыми записями Николая Константиновича. События одни и те же. Юрий Николаевич раскрывает их более подробно, становятся понятны многие важные детали. Николай Константинович пишет уж очень скупо. Видно, что мысль его поглощена проблемами более высокого (теперь мы знаем – космического!) порядка. Это не означает, что он «витает в облаках»; нет, Николай Константинович твердо стоит на Земле, он пишет и о покупке лошадей, снаряжения, о подборе людей для каравана. И в то же время ряд событий упоминает вскользь, как бы не придавая им значения.

Центрально­Азиатская экспедиция выполняла важную эволюционную миссию. Я не ставлю перед собой задачу раскрыть значение этой миссии или сделать какие­то важные научные обобщения. Цель доклада более простая: следуя книге Юрия Николаевича, я остановлюсь на некоторых событиях и эпизодах, которые показывают, как и в каких условиях выполнялась эта миссия. Хотя Юрий Николаевич пишет тоже очень скупо и скромно (особенно когда речь идет о нем лично), все же события вырисовываются довольно ярко, и начинаешь лучше понимать те испытания, через которые пришлось пройти путешественникам.

* * *

Прежде всего, несколько скупых, но очень интересных деталей о роли Елены Ивановны в экспедиции и тех событиях, которые с нею связаны. Экспедиция готовится к выходу из Ладака. Времени остается в обрез. В горах бушуют метели, и перевалы скоро могут быть закрыты. Николай Константинович распоряжается уско­рить последние приготовления к выходу. На базарах объявлено о найме караванщиков, и ежедневно Рерихов стали осаждать толпы желающих. Как выбрать из них достойных? Благодаря своему чувствознанию это безошибочно делает Елена Ивановна. «Из этого сборища балтов, ладакцев, кашмирцев, аргунов и тюрок, – пишет Юрий Николаевич, – Елена Ивановна выбрала несколько человек, впоследствии оказавших нам неоценимые услуги» [6, с. 45–46].

Я опускаю драматические события, связанные с переходом из Хотана в Кашгар и Урумчи и оттуда к советской границе. Как известно, Рерихи, перейдя границу Советского Союза, направились с особой миссией в Москву. Юрий Николаевич практически ничего не пишет об этой поездке. В то время раскрывать значение миссии Рерихов было преждевременно. Впрочем, и сейчас о ней мало известно. Поездка Рерихов в Москву нуждается в серьезном историко­научном изучении и философском осмыслении. На нашей конференции этой теме был посвящен доклад А.А.Сазанова. Важные замечания о поездке Рерихов в Москву содержатся в докладе Л.В.Шапошниковой. Интересные документы приведены в докладе А.Н.Хохлова.

* * *

Большой интерес представляют страницы книги, посвященные Монголии. Здесь Юрий Николаевич описывает храмы, монастыри и другие объекты культурно­религиозного назначения. Думается, это представляет интерес и для специалистов, и для людей, интересующихся культурой Востока. Значительное внимание Юрий Николаевич посвятил описанию священного храма Цзурхай-сумэ, или храма астрологов в Монголии, где ламы занимаются изучением Калачакры [6, с. 118]. В связи с этим Юрий Николаевич дает некоторые сведения о Калачакре. Здесь же он упоминает и о Шамбале. Европейские ученые, отмечает Юрий Николаевич, склонны преуменьшать значение слова «Шамбала», но те, кто знаком с буддизмом, знают, какую огромную силу имеет оно среди буддистов высокогорной Азии. На протяжении всей истории это слово не только вдохновляло религиозные учения, но даже двигало армиями.

Еще один монгольский храм Эмчийн­сумэ, или храм врачей, предназначен для лам, изучающих медицину. Юрий Николаевич сообщает, что многие выпускники знаменитой медицинской школы Чаг-по-ри в Лхасе регулярно читают там лекции по медицине [6, с. 117].

* * *

Как сказано: «Исполняющие земное поручение находятся и в земных условиях» – они подвержены самым неожиданным земным испытаниям. Неожиданности постоянно подстерегают путеше­ственников. В день отъезда из Улан­Батора выясняется, что один из водителей автомобиля забыл сдать свой монгольский паспорт и получить пограничный пропуск, хотя накануне уверял Юрия Николаевича, что все в порядке. Обычно процедура получения пропуска занимает три­четыре дня, но благодаря помощи монгольских друзей все удалось уладить в тот же день.

16 мая 1927 года караван спокойно идет по тропе в ущелье, в горах Наньшаня. Вдруг из-за кустов выскакивает маленький ослик. От неожиданности верблюд, шедший впереди, подскакивает, сбрасывает седока и мчится куда глаза глядят. Остальные верблюды следуют его примеру. Нагнав караван, Юрий Николаевич находит погонщика лежащим на земле без сознания. У многих животных носом идет кровь. К счастью, верблюд, на котором ехала Елена Ивановна, и еще несколько других вовремя остановились [6, с. 146].

Вот еще одно, на первый взгляд, безобидное происшествие, чуть не кончившееся трагедией. 11 сентября охотники экспедиции, заметив двух яков, подъехали, выстрелили и ранили животных. Юрий Николаевич сообщает, что для раненого яка не суще­ствует преград, он будет преследовать охотника, пока не настигнет, или пока меткий выстрел не остановит его сердца. Тибетцы это хорошо знают. Всадники, ранившие животных, повернули коней и поскакали назад, разъяренные быки неслись прямо на Юрия Николаевича. Он выстрелил почти в упор. Один як упал, а другой понесся в сторону гор. Через две недели, 27 сентября, уже на Тибетском нагорье, счастливо удалось избежать столкновения с целым стадом диких яков.

Не только такие испытания, но и болезни преследовали экспедицию. 19 июня 1927 при восхождении на перевал через хребет Шара­Гол Елена Ивановна внезапно почувствовала себя плохо. Пришлось остановиться и разбить лагерь. Стоянка продолжалась три дня, пока Елене Ивановне не стало лучше. 4 сентября при переходе через Центральный Цайдам у Елены Ивановны вновь произошел сердечный приступ, длившийся несколько часов. А 9 октября на перевале Гамрон­ла сердечный приступ случился у Юрия Николаевича. Накануне он провел бессонную ночь и чувствовал страшную усталость. Сказалось напряжение последних дней: частые ночные дозоры, утомительные переходы, бесконечные переговоры с пограничными тибетскими властями. Хотя пульс едва прощупывался, Юрий Николаевич не терял сознания и слышал, как врач говорил: «Он умирает». Через два часа он пришел в себя. На следующее утро приехали чиновники и передали приглашение посетить верховного комиссара Хора. Несмотря на большую слабость, Юрию Николаевичу пришлось сопровождать Николая Константиновича в качестве переводчика. В дороге у него вновь начался сердечный приступ. Николаю Константиновичу пришлось ехать без переводчика. В это время вместе с врачом на помощь приехала Елена Ивановна. После очередной дозы лекарства Юрий Николаевич почувствовал себя лучше, но все еще не мог сидеть в седле. Приехавшие от генерала солдаты пытались даже нести его на винтовках, но из этого ничего не вышло. Наконец, когда прибыл личный секретарь генерала, Юрий Николаевич сделал последнее усилие и все­таки смог взобраться на лошадь.

Болезни не оставляли путешественников и позднее, во время длительной стоянки на Тибетском нагорье. 21 октября простудилась Елена Ивановна. А в ноябре заболел и слег Николай Константинович. Врач, сам страдавший сердечной недостаточностью, ничем не мог ему помочь. Состояние здоровья больного вызывало беспокойство. На высотах, пишет Юрий Николаевич, воспаление легких смертельно. К счастью, Николая Константиновича оно миновало. Несмотря на болезни, все­таки они выжили!

* * *

В августе 1927 года экспедиция находилась на стоянке в долине Шара­Гола. Выступление каравана было назначено на 19 августа. За несколько дней до выступления и произошло знаменательное событие. Вот как описывает его Юрий Николаевич. «Был вечер, широкая долина Шара­Гола погружалась в фиолетовую дымку заката. На противоположном берегу реки, резко контрастируя с темными тенями долины, блестели зубцы горной гряды. Это была типичная картина заката в горах Центральной Азии, всегда поражающая путешественника богатством красок. Перед лагерем лежала песчаная пустыня, по которой лениво брели монгольские стада. Вдруг вдали показался всадник. Спустя какое­то время он влетел на взмыленной лошади на территорию лагеря и потребовал немедленно допустить его к Николаю Константиновичу Рериху. Задержанный часовым незнакомец отказался назвать свое имя и сообщить о цели приезда. Это был молодой человек в роскошных шелковых одеждах, расшитых золотом и парчой. Никогда еще мы не видели такого великолепного одеяния. Казалось, что таинственный незнакомец сошел с древней тибетской росписи.

Все, кто читал книгу Юрия Николаевича или знаком с историей экспедиции по другим источникам, знает, что предупреждение было не напрасно. Какие-то люди постоянно выслеживали экспедицию. 11 сентября Елена Ивановна заметила в зарослях ивняка верблюдов и людей. Но они быстро ушли. Вскоре на месте очередной стоянки были обнаружены кострища, оставленные несколько часов назад. 13 сентября была предпринята попытка открытого нападения. Экспедиция подходила к перевалу Элисун­дабан, о котором предупреждал таинственный незнакомец. Вдали показался отряд всадников. Они неслись наперерез тропе, по которой шел караван, плато гудело под копытами лошадей. В руках всадников были винтовки и сабли, а у некоторых пики. Николай Константинович Рерих приказал занять позицию на гребне холма. Столкновение казалось неминуемым. «Мы прицелились, – пишет Юрий Николаевич, – и ждали команды, чтобы открыть огонь. Но всадники, кажется, дрогнули. Подняв лошадей на дыбы, они остановились, и мы увидели, как несколько человек спешились и стали совещаться. Видимо, грабители поняли, что из их затеи ничего не выйдет. Вскоре мы разговаривали с их парламентерами. Никогда еще мне не приходилось видеть таких злобных, изуродованных жестокостью лиц. Большинство в банде составляли молодые люди, но главарем был седобородый старец. Превосходство нашего вооружения заставило его изменить намерение» [6, с. 174–175]. Так решительность и готовность к отпору помогли остановить кровопролитие. И, конечно, своевременное предупреждение таинственного незнакомца.

Один из грабителей проговорился, что они ожидают подкрепления. На следующей стоянке пришлось рыть окопы и выставить усиленные наряды. Подъем на перевал Нейжи был очень тяжелым. На перевале путешественников ожидала засада, но бандиты, своевременно выявленные, не решились напасть на экспедицию.

«Когда путника предупреждают об опасности, только немногие отнесутся разумно <…> Но истинный боец соберет все свои силы, чтобы отразить все возможные препятствия» [9, 449]. Именно так поступали Рерихи.

* * *

Драматическая история остановки экспедиции и ее зимовки на высокогорном плато в тяжелейших условиях известна, хотя, наверное, не полностью. Юрий Николаевич пишет, что температура времена достигала –55^о, во флягах застывал коньяк, вышли из строя часы. Нападения волков, падеж животных. И хотя сотрудники экспедиции, в особенности монголы, как отмечает Юрий Николаевич, проявляли замечательную выдержку, поддерживать дисциплину было очень трудно. На большой высоте люди становились раздражительными. Пришлось отобрать все ножи и сабли и держать их у себя. Сами Рерихи в этих условиях продолжали работать. Вставали рано, сразу после рассвета, чинили палатки, кормили животных, писали письма (хотя пользоваться пишущей машинкой из-за холода было почти невозможно), вели переговоры с представителями губернаторов. Думается, что писали не только письма. Ведь именно в экспедиции давалась книга Агни Йога.

Юрий Николаевич ничего не пишет о том опыте трансмутации центров, который в таких тяжелейших условиях проходила Елена Ивановна Рерих. И это понятно: книга была предназначена для достаточно широкого читателя, и подобные подробности в ней были неуместны.

* * *

Юрий Николаевич рассматривает различные версии баллады о Гэсэре и высказывает собственное мнение. Он считает, что ядро эпоса возникло в эпоху тибетской экспансии в Восточную и Центральную Азию (VII–IX столетия), и в него были включены эпизоды из эпических произведений кочевников домонгольского и дотибетского периодов. «В своем настоящем виде баллада о Гесэре, по-видимому, сравнительно позднего происхождения. Это памятник кочевой поэзии, творческое наследие нескольких поколений кочевых племен» [6, с. 221].

Юрий Николаевич занимался также изучением религии бон. Представление западной науки о религии бон было весьма приблизительным. Бонские адепты, замечает он, вовсе не стремятся посвящать чужестранцев в тайны своего учения. Обычно они заявляют о полном незнании догматов веры и отрицают существование рукописей или печатных текстов. «Во время трехмесячной стоянки в районе Хора, – пишет Юрий Николаевич, – интересую­щая нас информация поступала к нам совершенно случайно, главным образом из бесед с кочевниками. Только заслужив полное доверие одного из бонских жрецов, я смог получить доступ в книгохранилище монастыря» [6, с. 217].

По характеристике Юрия Николаевича, бон – сложное учение, в котором древние шаманистские представления горной Азии совмещаются с поверьями и обычаями населения северо-западной Индии. Восходит ли этот культ к индоевропейской древности или к доарийскому пласту – сказать трудно, считал Юрий Николаевич. Но сам он склонялся ко второй версии. В религии бон существуют два течения: первое отличается поклонением силам природы и сопровождается ритуалами шаманизма, некромантией и иногда жертвоприношениями; второе представляет собой реформированный бон, приспособившийся к буддизму. Юрий Николаевич описывает бонские литературные памятники, разделяя их на 4 основных разряда: 1) два больших собрания бонских священных текстов (около 300 томов); 2) тибетские эпические поэмы, героические песни и несколько намтаров, или житий; 3) народные песни; 4) книги заклинаний и руководства по магическим ритуалам. Многотомная бонская религиозная литература, по определению Юрия Николаевича, возникла в буддийский период, после IX века. «До последнего времени, – пишет он, – ничего не было известно о существовании бонского Ганчжура и Данчжура, и мы только предполагали, что в монастырях должны храниться собрания бонской литературы. Поэтому обнаружение двух полных собраний священных текстов в монастыре Шаруген, расположенном в четырех днях пути от Нагчу, явилось удачей нашей экспедиции» [6, с. 220]. Это одно из открытий, сделанных Центрально­Азиатской экспедицией Рерихов.

Еще одно важное открытие связано с так называемым «звериным стилем» в искусстве кочевников, а именно обнаружение «звериного стиля» среди кочевых племен Северного Тибета. А.Н.Зелинский назвал открытие «звериного стиля» в Тибете «самым большим достижением» Центрально­Азиатской экспедиции [10]. Этот стиль представлен декоративными мотивами, состоящими из фигур животных, которые, комбинируясь, формируют орнаментальные композиции. Юрий Николаевич отмечает, что звериный стиль распространен по огромным регионам. В нем прослеживаются греческие, иранские, скифо­сибирские и китайские элементы. Он был общим для всех кочевых племен верхней Азии. Кочевники постоянно перемещались с места на место и поддерживали широкие связи с народами разных культур. Юрий Николаевич пришел к выводу, что, несмотря на сложный характер искусства кочевников, существовал общий источник, из которого черпали художники Центральной Азии. Центр этой великой кочевой культуры, которая оказала сильное влияние на искусство более цивилизованных соседей, по мнению Юрия Николаевича Рериха, находится на Алтае, в Алтайских горах.

* * *

Злоключения экспедиции не кончились. 15 апреля, после очень трудного перехода через перевал Сангмо­ла (высота 19094 футов, приблизительно 5820 м), путешественники спустились в долину. Несмотря на официальное оповещение, никто их не встретил. 18 апреля экспедиция пересекла еще один высочайший перевал Цугчен­ла (18012 футов) и встала лагерем в долине Цугчун. Необходимо было заменить часть каравана, купить топливо и зерно. По распоряжению тибетских властей местное население должно было оказывать содействие экспедиции. Однако местный вождь отказался выделить вьючных животных. Остановка экспедиции в таком глухом месте обрекала караван на гибель. Юрий Николаевич рассказал Николаю Константиновичу Рериху о создавшемся положении, и он потребовал сделать все возможное для спасения экспедиции. Были приняты решительные меры, и в конце концов вождь согласился выделить вьючных животных. На следующее утро караван двинулся в путь.

25 апреля экспедиция вышла в долину Брахмапутры и остановилась на отдых на берегу реки. «Наконец, мы у великой Брахмапутры! – пишет Юрий Николаевич. – Трудно передать чувства сотрудников экспедиции <…> Место, где стоял лагерь, называлось Кья-Кья <…> День был солнечный. На берегах реки кое­где росла молодая трава. Мы разожгли костер из можжевельника и наслаждались его смолистым ароматом» [6, с. 272].

На следующий день, 26 апреля, экспедиция шла по левому берегу Брамапутры. Однако, пройдя шесть миль, путешественники свернули на северовосток к перевалу Уранг-ла. Дорога вдоль берега реки была непроходима для тяжело груженного каравана. 27 апреля поднялись на перевал. Подъем был очень крутой и сложный, но, поднявшись на перевал, путешественники были вознаграждены открывшимся необыкновенным видом. «С седловины, – пишет Юрий Николаевич, – перед нами открылась панорама гор, возможно, самая грандиозная в мире. Сияя в лучах утреннего солнца, высоко над горной страной возносились зубчатые стены Гималаев. Все мы застыли, потрясенные этим образом космиче­ского величия. Ни одно облачко не обволакивало могучих вершин, и снежные гиганты четко вырисовывались в разреженной атмосфере Тибета» [6, с. 273].

С перевала экспедиция вновь спустилась в долину Брамапутры. Возможно, эта вынужденная петля в маршруте была все же необходима.

Возможно, где­то здесь, в Долине Брамапутры, а может быть, и на перевале Урангла произошло событие, о котором Юрий Николаевич по понятным соображениям не упоминает, но которое отмечено в эпилоге к Агни Йоге:

Когда именно это произошло, сказать трудно. Согласно записям Юрия Николаевича, экспедиция вышла в долину Брамапутры 25 апреля. А в дневнике Елены Ивановы цитированная запись помечена 21 апреля [11, с. 554]. В тот день, согласно записям Ю.Н.Рериха, экспедиция находилась в районе Сага, и от Брамапутры ее отделял перевал Джа-ла, высотой 16 135 футов. Чтобы разобраться, c чем связаны эти разночтения, необходимо дополнительное исследование.

4 мая экспедиция прибыла в Тенгри­цзон. С этим районом, отмечает Юрий Николаевич, связан один из замечательных эпизодов истории Тибета. Здесь в первой половине XI столетия жил и трудился великий проповедник Тибета Миларепа. Юрий Николаевич называет его святым Франциском страны снегов.

На юге Тенгри в неприступных горных долинах еще жили ревностные хранители заветов Миларепы. Еще по пути в Тенгри экспедиции встретились несколько лам, последователей Миларепы. Юрий Николаевич воспользовался случаем и стал расспрашивать их. Вначале они отвечали сдержанно, но постепенно разговорились. Они сообщили, что живут уединенно в горных пещерах и узнают друг друга по условным знакам. Постигшие тайное учение «Внутреннего огня» могут часами сидеть на обжигающем ледяном ветру, не чувствуя холода и, напротив, ощущая приятное тепло, разливающееся по телу. Некоторые праведники способны заставить таять снега на большом расстоянии от себя. Николай Константинович Рерих запечатлел этот сюжет на картине «На высотах (Тумо)».

Перед достижением этой стадии «тум­мо» они должны пройти курс обучения под руководством своего духовного учителя. Без такой помощи занятия «тум­мо» считаются чрезвычайно опасными.

* * *

24 мая 1928 года экспедиция прибыла в Дарджилинг. Здесь она была официально расформирована. Юрий Николаевич завершает книгу скромной оценкой: «Несмотря на все трудности и неблагоприятное для путешествия время года, экспедиция завершилась очень успешно, собрав уникальный материал о районах Центральной Азии» [6, с. 285]. Науке предстоит еще выяснить, что стоит за этими словами и между строчками. Наша конференция – один из шагов в этом направлении.

1. Рерих Н.К. Алтай – Гималаи. М.: Мысль, 1974.

2. Полякова Е.И. Николай Рерих. М.: Искусство, 1973.

3. Беликов П., Князева В. Рерих. М.: Молодая гвардия, 1972.

4. Рерих Н.К. Сердце Азии. Southbury (Conn.): Alatas, 1929.

5. Шапошникова Л.В. Великое путешествие. Трилогия. М.: МЦР, Мастер­Банк, 1998–2005.

6. Рерих Ю.Н. По тропам Срединной Азии. [Хабаровск]: Хабаровское книжное изд­во, 1982.

7. Рерих Ю.Н. Пути к сердцу Азии // Дальневосточные путешествия и приключения: Литературно­-художественный и научно-популярный сборник. Вып. 5. 1974.

8. Рерих Ю.Н. По тропам Срединной Азии. Самара: Агни,1994.

9. Живая Этика. Надземное.

10. Зелинский А.Н. Рыцарь культуры // Рерих Ю.Н. Звериный стиль у кочевников Северного Тибета. М.: МЦР, 1992.

11. Живая Этика. Агни Йога. М.: МЦР, Мастер­Банк, 2008.