Эллюль, Жак. Политическая иллюзия. Пер. В. В. Лазарев
жүктеу/скачать 1.49 Mb.
|
| Наконец, всякое стремление к подлинной демокрации требует, чтобы мы ставили под вопрос все наши клишe, все социальные очевидности, безоговорочно принимаемые в наше время, все наши коллективные социологические предвзятые мнения, которые на уровне величайших предрассудков позволяют нам жить в согласии с нашими согражданами. Эти клише служат основным идеологическим наркотиком, обманным путем вводящимся в наше сознание в условиях нынешнего развития нашего общества, предназначенным для оправдания этого общества и для нашего не слишком болезненного приспособления к нему. Эти стереотипы создают бессознательную основу, на которой мы возводим наши славные идеологические воззрения и даже наши доктрины. Они должны быть разработаны и преподнесены таким образом, чтобы мы могли видеть в них свой действительный социальный образ: человек создан для счастья; человек добр; все есть материя; история имеет определенное направление и неуклонно следует ему; техника нейтральна и находится под контролем человека; моральный прогресс неизбежно следует за материальным прогрессом; нация есть ценность; довольно слов, к делу; труд есть благо; подъем жизненного уровня хорош сам по себе. И так далее, через все многочисленные аспекты наших суждений и нашего сознания.
Подвергать проблему нападкам на этом уровне — это не просто вести интеллектуальную игру или мрачную критику или перевертывать исследование с целью проанализировать наше сознание. Это делается скорее потому, что мы должны прийти к пониманию, что прежде всего именно эти верования открывают путь для подчинения нас пропаганде, чтобы она могла убеждать нас и приводить в действие. Наличие этих стереотипов в нашем сознании означает социальную слабость нашего существования, это тот центральный пункт, где мы более всего уязвимы. Не будь этого, мы стали бы удивительно разумны, сведущи, привязаны к демократии, невосприимчивы к внешним воздействиям, открыто мыслящими и свободными, гуманистами или христианами, но это уже совсем не столь важно. В нашем отношении к политическому миру основным законом остается закон слабого звена в цепи. Для нас это значит: нашим самым слабым звеном, через которое проникают к нам все потерявшие смысл политические факторы, является наша приверженность этим стереотипам. Там, где они существуют, ни свобода, ни демократическое творчество невозможны. * * * Стоит ли продолжать развивать это дальше? Мне ясно представляется реакция читателя — и моя собственная реакция: во всем этом нет ничего нового. Все эти взгляды я высказывал и сам слышал сто раз. Верно. Но дело вот в чем: хотя мой ответ не нов, но ситуация, в которой мы находимся, новая. Вопрос нов. Могло бы оказаться, а я полагаю, так оно и есть, что старый ответ все еще остается в силе — и только он один приемлем. Только, в этой новой ситуации и старый ответ также становится новым. Давайте считать, что сказанное мною в этой книге преподносится не sub specie aeternitatis (с точки зрения вечности) и не с позиции всеохватывающего исторического видения, а лишь по отношению к нашему нынешнему политическому миру. Тогда мы будем удивлены поразительной странностью этого древнего ответа. Но этот ответ не может быть решением, он — ключ к решению. Потому что если бы ответ был уже известен, разве был бы он не прочувствован, не испытан? А если он не испытан, он — ничто. В условиях современного политического развития мы обнаруживаем, что оказались у подножья стены; либо остановиться здесь, либо... Перед нами теперь такая дилемма, какой никогда прежде не было. Спасаться бегством больше некуда. Но одна вещь должна быть указана ясно. Я никогда не заявлял, что человек по природе таков, каким я его пытался изобразить здесь, или даже, что человек был всегда таков в прошлом, а теперь лишь будто бы опустился до нынешнего состояния. Я просто утверждаю, что человек, каким я его описал, возможен, и что нам следует желать, чтобы он был таким. Если же он невозможен, если мы не желаем его появления, если мы не создадим себя, то мы должны прекратить разговоры о демократии и даже о политических отношениях. Мы должны перестать лицемерить и приписывать себе ценности и блага (свободу, например), которые не существуют даже в видимости. Нам придется тогда следовать направлению истории — не как людям, а как вещам, — и перестать притворяться, будто мы размышляем над политическим действием и занимаемся политикой. Тогда надвигается смерть. Это возвращает нас к началу: в наши дни человек и политика тесно связаны друг с другом, и этот тип политизации не похож больше на тот, который описан у меня в предисловии. Это размышление о величайшем риске для человека и о самом важном выборе. ПРИЛОЖЕНИЕ Демократизация экономического планирования В данном разделе я подытожу те мотивы, которые привели меня к точке зрения, которая может показаться слишком догматичной. Я не стану пытаться описывать французскую систему планирования — каждый согласится, что она в высшей степени технократическая, и известные критики обличали ее как просто средство капиталистического выживания или приспособления. Я лучше попытаюсь ответить, возможна ли демократизация планирования или же планирование должно в конечном итоге остаться технократическим, несмотря на все предлагаемые паллиативы. Что касается фактов, я ограничусь напоминанием, что сегодня не существует никакой демократической системы планирования. Советское планирование остается просто тем же техническим, несмотря на видимость народного участия. Что касается югославского планирования, столь часто приводимого в качестве образца, то совершенно верно, что народное участие здесь сравнительно более реально (хотя и чрезвычайно ограничено теми незначительными возможностями выбора, которые указаны техницистами), но обычно признается, что югославские планы весьма неэффективны и большей частью не выполняются, и это несомненно обусловлено самим методом их выдвижения1. Вместе с тем, ставя вопрос, я не рассматривал его на абстрактном доктринальном уровне, где возможно отыскать любые решения, а имел в виду действительность западного человека и существующие группы. Если мы размышляем о человеке интеллигентном, разумном, который контролирует свои эмоции; если мы размышляем о человеке информированном и заинтересованном в экономических проблемах; если мы размышляем о политических партиях и профсоюзах, которые руководствуются в своих действиях демократией и свободны от мелочных интриг и преданы общему благу, тогда не возникает практически никаких проблем в деле демократизации планирования. Однако действительность, с которой мы имеем дело, носит совсем иной характер и останется такой надолго, если не навсегда. Об этом можно заключить из того обстоятельства, что пока нет никаких намеков на изменения в этом направлении. 1 Что касается Советского Союза, то образцы авторитарного вмешательства в планирование, начиная с 1956 г., хорошо известны. А относительно Югославии Съезд югославских рабочих союзов в апреле 1964 г. отмечает, с одной стороны, сопротивление техницистов политическому вмешательству и, с другой стороны, несоответствие между производством и потреблением и неравномерность роста. * * * Что имеется в виду, когда ведутся разговоры о демократизации планирования?1 Пишущие по этому вопросу дают очень различные ответы. Для одних демократизация — это широкий выбор программ планирования заинтересованными партиями, самими гражданами. Для других авторов — это решение, которое должен принимать парламент. И часто один и тот же автор путается на протяжении своей работы и, как если бы проблема была одной и той же, смешивает гражданина с его избранными представителями, смешивает решение заинтересованных партий с решением парламента. Некоторые подходят к проблеме гораздо более строго2 и не только считают, что общий выбор должен быть предоставлен политическим деятелям и только затем уже быть передан для составления плана техницистам, но и желают приобщить парламент к участию во всем этом мероприятии на всех ступе- 1 Mendes-France P. La Republique moderne. P., 1964. P. 109 ff; Economte et Humanlsme, 1961, P 136; Colloque de Paris pour une planification democratique. Juillet, 1962; Travaux du Conseil economique et social pour la preparation du V-e Plan. October, 1963; Colloque de Grenoble (fondation nationale de sciences politiques) sur la planification democratique. May, 1963; Meynaud J. Planification et politique. Lausanne, 1963; Meynaud J. La Technocratie: Mythe ou realit. P., 1964. Я не стану пытаться приводить факты и показывать иллюзорный характер представлений о демократическом планировании. Не стану я также и изучать тенденцию, которая где-нибудь еще могла бы показаться благоприятствующей, именно тенденцию, в русле которой пытаются показать, что создателям плана должна быть предоставлена абсолютная независимость и от политической власти, и от частных групп. 2 Gournay В. Technocratie et Politique. // Economie et Humanisme. P. 27 ff. нях выработки плана. Это, конечно, единственно серьезная позиция: политический деятель призывается к активному участию на уровне предварительного изучения, на уровне составления проекта, разработки целей, выбора методов выполнения и, наконец, к осуществлению контроля. Впоследствии я обращусь к рассмотрению затруднений и изъянов, связанных с этими предложениями. Другой аспект демократизации заключается в участии профсоюзов в подготовке плана. Но здесь я нахожу наличие множества различных мнений. Вопрос здесь сводится в конечном счете к степени участия, признаваемой обычно неудовлетворительной, во всяком случае во французском планировании; однако наивысшая степень такого участия привела бы к тому, что вся власть в деле планирования переместилась бы на сторону профсоюзов, а техницистам пришлось бы оставаться просто исполнителями приказов'. Следующая точка зрения — а она-то и получает растущее признание — учитывает важность местных советов. Регионализация планирования представляется способом его демократизации, потому что на региональном уровне можно легче обнаружить местные нужды и возможности и потому что на этом уровне принятие и исполнение планов может приобрести человеческий аспект; может приобрести ту гибкость, которую техницист не способен придать планированию. Следует не упускать из виду еще один — последний — аспект демократизации: гибкость административных структур, их приспособляемость к нуждам планирования, их чувствительность к этой проблеме; администрация ведь может в известной мере представлять 1 Congres C.F.T.C., 1963; Report of R.J.Declereq: Les Syndicate et le Plan // Esprit, 1961. и демократическое государство, и заинтересованные партии. Каждый подчеркивает, конечно, необходимые условия демократизации: техницисты не должны питать симпатии к специфическим интересам и к господству экономического класса1; нужны просвещенные граждане и депутаты, которые хорошо информированы, имеют опыт принятия решений, руководствуются стремлением к общему благу, готовы сотрудничать с техническим аппаратом и способны контролировать развитие планирования системы. Я не стану подчеркивать, что эти условия почти невыполнимы. Даже то, на чем настаивает каждый, — знание экономических проблем и необходимость делать определенный выбор2 — представляется мне почти неосуществимым на основаниях, которые отмечались мною в другом месте3. Но я не стану останавливаться ни на этом моменте, ни на традиционной теме некомпетентности политических деятелей. Группа фактов, которая продолжает производить на меня глубокое впечатление, снимает противоречия, обнаруживаемые у авторов — восторженных поборников демократизации планирования. Так, в работе "Государство и гражданин" мы находим положение о том, что план может быть "способом придания эффективности участию граждан в экономическом управлении". Автор этого выс- 1 Guiducci: Arguments. №25. P. 90; MeynaudJ. La Technocratic 2 Perroux F. Le IV-e Plan. P. 15, 120; Mendes-France P. La Republique moderne. P., 1964. P. 117 ff. 3 EUul J. Information et Propagande. // Diogene. 1957. казывания продолжает затем весьма забавным способом доказывать это свое положение, утверждая, что план 1) есть выражение социального ограничения, 2) он недемократичен по своей сути, 3) его положительная ценность заключается в стабилизации экономики, в оправдании жертв, требуемых от рабочего, в его способности сделать сносным для нас мир организации. Я усматриваю в этом не преддверье свободы, а просто способ сделать необходимость приемлемой. Точно то же в случае с Мендес-Франсом: мы находим, что он помещает функцию планирования за пределы всякого политического выбора; планирование должно быть направлено на реализацию следующих задач: "Ликвидацию очевидных отклонений, преодоление депрессий и спадов, чтобы иметь максимально возможное, неуклонное и быстрое расширение и усиление экономики". Но как можно не замечать, что эти "предварительные условия" планирования, эти безоговорочные навязывания задач беспрецедентно ограничивают возможности политических решений? Это является частью "ограничений сверху", о которых я уже упоминал. Турен также говорит о необходимости понять "непредвиденные нужды, идти навстречу которым может представиться делом первейшей важности с точки зрения определенной концепции человека". Как можно не замечать, что если встает вопрос о непредвиденных нуждах, то не просто какой-либо гражданин должен завоевать признание справедливости этой ориентации и даже не политический деятель, твердо придерживающийся своей группы и ее интересов. Техницист (не обязательно тот, который занимается планированием, но тот, который занимается урбанизмом, гигиеной, социальной психологией и т.д.) и, в более общем плане, просвещенная элита — вот кто завоюет признание в пользу этой ориентации планирования, учитывающей столкновение с непредвиденными нуждами. Подобным же образом, если планирование должно быть предназначено для того, чтобы "создавать новые потребности, формировать привычки, направлять саму жизнь"1, то ясно, что ни народ, ни политические деятели не станут вырабатывать решения в этом направлении. В дополнение к этому тот же самый анализ (подобно тому, как Массе указывает на необходимость "пробудить людей к мышлению") подтверждает необходимость концентрировать средства давления на общественное мнение, "чтобы заставить его ориентироваться в правильном направлении и принять план"; вряд ли стоит говорить, что нет ничего менее недемократического, чем это. Эта статья по крайней мере написана честно. Но явно никто не замечает в ней противоречия между демократизацией, представленной как один из возможных путей, и использованием средств давления на общественное мнение. И вот наконец самый поразительный пример этих противоречий: "Планирование не может ставить своей целью создание человеческого существа, невозмутимого в своем спокойствии"2. Далее следует описание типа того человека, которого планирование не должно создавать, но этот-то тип человека как раз и представляется идеалом, которого желают как западный человек, так и политические деятели. Начи- 1 Turin. Le Plan, acte politique. / / Economie et Humanisme. P. 19. 2 Ibid. P. 17 ная с этого момента, когда бы ни упоминался вопрос о де-мократизации, каждый раз отвергается тип человека, кого как раз и требует демократия (не потому, что это демократический тип, а потому, что он соответствует популярному представлению о нем). В таком случае на планирование возлагаются благородные цели, но эти цели проистекают из элитарного видения того, какими должны быть люди. Ту же самую тенденцию мы обнаруживаем у Лебре1; те же самые предрассудки относительно планирования, находящегося за пределами действительно демократического участия, обнаруживаем и у этого автора, когда читаем, что в самих целях и в принятии решений должна быть сохранена культурная и духовная жизнь. С этим я совершенно согласен, но я сомневаюсь, что такой результат может быть достигнут народным голосованием по поводу направления планирования или включением политических деятелей в разработку плана. Эти противоречия представляются мне в высшей степени показательными, и они свидетельствуют: в конечном счете невозможно поддерживать требование действительной демократизации. * * * Народу или парламенту могло бы быть представлено несколько возможных видов выбора — или, прежде чем приступить к планированию, должно быть избрано его общее направление, или же следует обратиться к техницистам с тем, чтобы они выдвинули ряд предложений, из ко- 1 Lebret. Le Probleme des valeurs et des relations dans la Planification. // Developpement de la civilisation. 1963. P. 22. торых можно было бы выбирать. Во втором случае очевидно, только парламент был бы подходящим органом для выбора. Но что касается предварительного общего решения, я уже вижу очертания оппозиции, возникающей прямо на стадии формулирования. В политических речах предлагается элементарный выбор, например: между атомной бомбой и жилищным строительством, между капиталистической формулой и социалистической концепцией отношений частной собственности и труда (это реальные примеры). Здесь мы встаем лицом к лицу с простыми пропагандистскими предложениями, которые не имеют ни-чего общего с возможным выбором в деле планирования. Мендес-Франс ставит вопрос в терминах обострения выбopa, который следует предпринять: темпы экономического развития, равная важность труда и досуга, потребление и инвестиции; следует принять решение о приоритете индивидуальных или коллективных предметов потребления, о распределении капиталовложений между различными отраслями производства и об установлении пропорций в этом распределении по секторам и по областям. Здесь приходится сталкиваться с необходимостью принимать действительные решения, такие, которые реально включаются в планирование. Но можно ли тогда всерьез настаивать на том, что такого рода решения должны приниматься гражданином? Я уже отмечал, что почти все исследователи предполагают, что потребитель — это разумный и компетентный человек, способный без всякой помощи со стороны делать политический выбор, что такой человек имеет ясное представление о будущем. Но состоятельно ли это предположение? Я не могу принять широко распространенное решение проблемы компетентности и вынужден согласиться с Фришем' в том, что "существо нынешних проблем лежит за пределами понимания среднего человека... Несмотря на невиданную экспансию средств коммуникации и инструкций, его знание сократилось по сравнению с тем знанием, которое необходимо. Техника достигла такого уровня, что важные детали сельскохозяйственной политики Европейского Экономического Сообщества, например, не могут привлечь к себе действительного внимания и решительного воздействия со стороны правительств. Они суть составная часть сферы действия техницистов, которым большинство министров должно доверять. Как может при таких условиях гражданин принимать участие в политике?" Я не стану акцентировать внимание на этой теме. Выше я упомянул, что гражданина следует привлечь к осуществлению выбора общей ориентации. Предварительный вопрос, очевидно, касается того, кто будет определять соответствующие выборы и характер этих выборов. В конце концов можно выбирать что-либо из тысячи различных целей и направлений. Следовательно, надо подготовить предварительное решение о цели каждого выбора. Если этот выбор возложить на политических деятелей, это непременно будет тип выбора между "атомной бомбой и жилищным строительством" или даже "величие Франции или застой". Чтобы сделать действительный экономический выбор, следует вновь обратиться к техницистам, дабы узнать о разветвлениях выбора, которые основываются не на полете ' Frisch M. Evolution de la Democratic en Europe. // Bulletin. S.E.D.E.I.S. 1962. воображения и не на идеологии, а на конкретных возможностях реализации, о которых может знать только техницист. Обычное популярное изречение гласит, что выбирающие должны быть правильно информированы о предмете выбора, а первейшей задачей технициста будет исчерпывающее и простое объяснение содержания проблемы. Таким образом, уже предварительное техническое вмешательство определяет очертания плана с точки зрения возможностей. Но даже если дано простое объяснение, можно ли полагать, что гражданин соответствует назначению делать выбор? Небольшой пример (который я приводил раньше, но обращаюсь к нему снова, потому что, на мой взгляд, он важен) прольет некоторый свет на эту иллюзию возможности граждан самим определять "великие цели", оставляя на долю техницистов лишь выбор способов и средств: проблему четвертой недели каникул. Альфред Сови (чья вера в демократию вне подозрений и все работы которого написаны в рамках очерченной выше схемы) написал в "Sud-Ouest" (1963, 17, 18 янв.) две статьи с целью показать среднему читателю, в чем именно состоит проблема, и настаивал, что необходимо предпринять определенные выборы, т.е. попытался показать, что решение не можетбыть ни "политическим", ни предметом страсти или демагогии: вопрос стоит о конкретных экономических вещах. Это были превосходные статьи. Но, сделав небольшой опрос читателей "Sud-Ouest", я смог установить, что средняя читающая публика (не из числа студентов и профессоров, которые уже были в известной мере знакомы с проблемой) плохо осведомлена: лишь 3% опрошенных прочитало обе статьи. Кроме того, в статьях Сови уже отмечает, что если будет предоставлена четвертая неделя каникул, то это приведет к известным ограничениям, например, к сокращению жилищного строительства и строительства школ, кроме того, вероятно, даже и большим затратам. Сови приводит некоторые примеры, а затем заключает: "Здесь не место описывать подоплеку этого решения". Иными словами, "страна" сама должна выбирать. "Страна должна предстать перед ясными и недвусмысленными выборами" (превосходно!). Но... цель этих выборов не может быть сформулирована здесь, т.е. в двух газетных статьях. Но тогда мы должны задать вопрос: где же, в таком случае, будет описана подоплека решения? В длинных и нудных исследованиях, учитывающих все соотношения и следствия, т.е. в работах, вовсе не доступных для неспециалиста, который далек от понимания даже ясных, простых статей. Даже если не принимать в расчет тот факт, что информация может иметь сомнительную достоверность, равно с большим числом выборов возрастают трудности в деле выбора для среднего гражданина, поскольку он в большинстве случаев будет сталкиваться с элементами выбора, которые имеют для него одинаковую важность. В дополнение к этому приходится сталкиваться не только с интеллектуальной неспособностью, беспомощностью, но и прежде всего с непроизвольными инстинктами. Предложите на рассмотрение какого-нибудь гражданина хотя бы вопрос о продлении оплачиваемого отпускало четырех недель, и ничто не помешает ему принять решение в пользу этого предложения. Если вы предложите выбор "автомобиль для каждого или более развитая социальная структура", то решение будет сделано в пользу последней; но если проблема более сложная, как можно будет разобраться в ней? Пьер Боше прав, когда говорит, что "французский потребитель энергии подвергнут опасности принять иррациональный выбор между углем за умеренную цену, электричеством по маргинальной цене и нефтепродуктами, цены которых зависят от множества факторов, включая транспортировку"1. Если спонтанный выбор иррационален, то что произошло бы в том случае, когда у потребителя спрашивали бы совета с целью произвести теоретический выбор из данных гораздо более сложных? В действительности разумная система планирования должна быть готовой к столкновению со спонтанными выборами, должна действовать как отклик на "очевидные" требования и отделить себя от идеологических решений. Может быть, и верно, как говорит Дево, например, что в планировании жилищное строительство должно идти впереди автомобильного производства, но в обществе, становящемся все богаче, жилищное строительство также должно оплачиваться по его реальной стоимости растущим числом семей2 , что не было бы принято с легким сердцем массой потребителей. А Франсуа Перру пишет, основываясь на фактах, что поддержка плана была бы немыслима, если бы не было объявлено об увеличении инвестиций за счет роста потребления, и т.д3. Конечно, всегда следует отвергать рациональный и технический характер планирования и отдавать предпочтение широким идеологическим решениям, риску, но в таком случае давайте прекратим 1 Bauchet P. Propriete publique et Planiflcation. 1963. 2 Devand. Faut-il reduire la consommation? // Le Monde. 20, 1963, aug. жүктеу/скачать 1.49 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|