ГЕРМЕНЕВТИКА (греч. ερμηνευτική, от ερμηνεύω — разъясняю, истолковываю), иск-во и теория истолкования текстов. В др.-греч. философии и филологии— иск-во понимания, толкования (иносказаний, многозначных символов и т. д.); у неоплатоников — интерпретация произв. древних поэтов, прежде всего Гомера. У христ. писателей — иск-во толкования Библии. Особое значение приобрела у протестантских теологов (как иск-во «истинной» интерпретации священных текстов) в их полемике с католич. богословами, считавшими невозможным правильное истолкование Священного писания в отрыве от традиции, церк. дредания. С началом формирования в эпоху Возрождения классич. филологии, независимой от теологии, Г. выступает как иск-во перевода памятников прошлой антич. культуры на язык живой, совр. культуры. Общефилое. проблема Г. была поставлена в раннем нем. романтизме Ф. Шлегелем и разработана Шлейермахером, к-рый был протестантским теологом и филологом-классиком одновременно.
У Шлейермахера Г. мыслится прежде всего как иск-во понимания чужой индивидуальности, «другого», предметом Г. выступает прежде всего аспект выражения, а не содержания, ибо именно выражение есть воплощение индивидуальности. Поэтому Шлейермахер отличал Г., с одной стороны, от диалектики, позволяющей раскрыть предметное содержание произведения, а с другой — от грамматики, к-рая не выявляет индиви-дуально-стилистич. манеры произведения.
Как метод собственно историч. интерпретации Г. разрабатывалась далее в т. н. историч. школе (Л. Ранке, И. Г. Дройзен, особенно В. Дильтей). Дильтей определяет Г. как «искусство понимания письменно фиксированных жизненных проявлений» («Gesammelte Schriften», Bd 5, Lpz.— В., 1924, S. 332—33). Основой Г. Дильтей считает понимающую психологию — не-посредств. постижение целостности душевно-духовной жизни. Однако при психологич. подходе к реальности душевной жизни индивидуальности предстают как изолированные миры, и взаимопроникновение их невозможно. В этой связи осн. проблема Г. формулируется Дильтеем так: «Как может индивидуальность сделать предметом общезначимого объективного познания чувственно данное проявление чужой индивидуальной жизни?» (там же, S. 333). Необходимость общезначимости познания требует выхода за пре-делы психологич. трактовки индивидуальности, и по
этому пути пошла феноменология. Анализируя «чистое сознание», Гуссерль выделил в нём несознаваемый фон интенциональных актов сознания (см. Интенцио-нальностъ), тот «нетематич. горизонт», к-рый даёт нек-рое «предварит. знание» о предмете. Горизонты отд. предметов сливаются в единый тотальный горизонт, к-рый Гуссерль впоследствии назвал «жизненным миром» и к-рый делает возможным взаимопонимание индивидов; при любом исследовании далёкой от нас культуры необходимо прежде всего реконструировать «горизонт», «жизненный мир» этой культуры, в соотнесении с к-рым мы только и можем понять смысл отд. её памятников.
Хайдеггер истолковал реальность «жизненного мира» как языковую реальность по преимуществу. В своих поздних работах, во многом определивших последующее развитие Г. (особенно в ФРГ), Хайдеггер попытался освободиться от психологизма и субъективизма в понимании сущности языка. Язык как историч. горизонт понимания определяет судьбу бытия; не мы говорим языком, а скорее язык «говорит нами», язык — это «дом бытия», В результате Г. из иск-ва истолкования историч. текстов, каким она была у Шлейермахера и Дильтея, становится «свершением бытия». Бытие говорит прежде всего через поэтов, слово к-рых всегда многозначно; истолковать его призвана герменевтич. философия.
Разработка филос. Г. как направления совр. бурж. философии была начата итал. историком права Э. Бетти и нем. философом Гадамером. В «Герменевтич. манифесте» («Hermeneutisches Manifest», 1954) и «Общей теории понимания» («Teoria generale della interpretazione», t. 1—2, 1955) Бетти связывает Г. с методологией исто-рич. и гуманитарных наук, обращаясь к традиции нем. романтизма и классич. идеализма. Вслед за Дильтеем Бетти видит гл. задачу в раскрытии историч. текстов, в «перемещении в чужую субъективность» (сб. «Hermeneutik als Weg heutiger Wissenschaft», 1971).
Гадамер, ученик Хайдеггера, понимает Г. не просто как метод гуманитарных наук, но как учение о бытии, как онтологию («Истина и метод. Осн. черты филос. Г.» — «Wahrheit und Methode. Gruudziige einer philosophischen Hermeneutik», 1960). Однако в отличие от Хайдеггера Гадамер не отвергает «метафизич.» традиции от Платона до Декарта, он хочет связать хайдег-геровскую Г. с гегелевским мышлением, объединить в повом синтезе «речь» и «логос», Г. и диалектику. Он стремится «больше следовать Гегелю, чем Шлейерма-херу» («Wahrheit und Methode», Tub., 1960, S. 162). Если Бетти требует максимальной актуализации субъективного начала, личности исследователя, к-рый должен заново оживить в себе историч. прошлое, воплотившееся в продуктах культуры, то Гадамер, напротив, считает такую актуализацию лишь помехой для историч. понимания: только отмирание всех актуальных связей с историч. явлением позволяет выявить его подлинную ценность. Здесь Гадамер выступает как критик не только философии Просвещения, но и романтизма и историч. школы вплоть до Дильтея. Согласно Гадамеру, основу историч. познания всегда составляет «предварит. понимание», заданное традицией, в рамках к-рой только и можно жить и мыслить; «пред-понимание» можно исправлять, корректировать, но полностью освободиться от него нельзя, это необходимая предпосылка всякого понимания. Беспредыосылоч-ное мышление — это, по Гадамеру, фикция рационализма, не учитывающего конечности человеч. опыта, т. е. его историчности. Носителем понимания, традиции является, по Гадамеру, язык. Критикуя позитивистское отождествление слова естеств. языка со знаком, Гадамер видит заслугу В. Гумбольдта в том, что он «раскрыл сущность языкового понимания как миро-
ГЕРМЕНЕВТИКА 111
понимания» (там же, S. 419), положив тем самым начало герменевтич. направлению в лингвистике. Развивая хайдеггеровскую концепцию языка, Гадамер определяет его как игру: «играет сама игра, втягивая в себя игроков...» (там же, S. 464), язык, а не говорящий индивид, является субъектом речи. Т. к. история, по Гадамеру, подобно произведению иск-ва, есть своего рода игра в стихии языка, именно Г. оказывается у него самым адекватным средством если не постижения её, то участия в ней. Это эстетически-игровое отношение к истине, «эстетич. необязательность» (Гадамер), находящая своё выражение в «двусмысленности оракула»,— один из источников свойственных филос. Г. скептицизма, субъективизма и релятивизма.
В 1960—70-х гг. проблемы Г. разрабатывались П. Рикёром во Франции, Г. Куном, А. Аппелем в ФРГ, Э. Коретом, Э. Хайнтелем в Австрии, а также рядом философов в Дании, Нидерландах, США. При всём различии вариантов филос. Г. общими её чертами являются недоверие к непосредств. свидетельствам сознания, к провозглашённому Декартом принципу непосредств. достоверности самосознания и обращение к «косвенным» свидетельствам о жизни сознания, к-рые воплощаются не столько в логике, сколько в языке. • Ильенков Э. В., Гегель и Г., «ВФ», 1974, № 8, Г а й-д е н к о П. П., Г. и кризис бурж. культурно-историч. традиции, «Вопросы лит-ры», 1977, № 5; И о н и н Л. Г., Понимающая социология, М., 1979; Васильева Т. Е., Проблема герменевтич. метода в совр. бурж. философии, «ФН», 1980, Κι 4; M e i e r G. F., Versuch einer allgemeinen Auslegungskunst, Düsseldorf, 1965; Göret h E., Grundfragen der Hermeneutik, Freiburg, 1969; Hermeneutik und Dialektik, hrsg. v. R. Bubner, Bd 1—2, Tüb., 1970; Hermeneutik und Ideologiekritik, Fr./M., 1971; R i с o e u r P., Hermeneutik und Psychoanalyse, Münch., 1974; Bauman Z., Hermeneutics and social science, N. Υ., 1978. П. П. Гайденко.
ГЕРМЕТИЗМ, религ.-филос. течение эпохи эллинизма и поздней античности. Представлено большим числом соч. на греч., лат., коптском и др.-арм. языках, в к-рых посвящённому от имени бога Гермеса Триждывеличай-шего открываются все тайны мира. Подразделяется на «популярный Г.» (3 в. до н.э.— 3 в. н. э.), включающий в себя трактаты по астрологии, алхимии, магии и оккультным наукам, и «учёный Г.» (2—а вв.), содержащий трактаты религ.-филос. характера. В «учёном Г.» наблюдаются две противоречивые тенденции: оптимистически-пантеистическая (трактаты. 5, 8, 9) и пессимистически-гностическая (трактаты 1, 4, 6, 7, 13).
Связное изложение учения Г. дано гл. обр. в сочинениях пессимистически-гностич. группы (особенно в 1-м трактате «Поймандр»), Оно подразделяется на теологию, космологию, антропогонию, сотериологию (учение о спасении) и эсхатологию. Его суть в следующем: изначально существует божеств. свет, или верховный ум. Затем появляется мрак (или материя), «страшный и угрюмый, скрученный спиралью и подобный змее». Благодаря первой эманации верховного ума-логоса происходит разделение этого естества на четыре первоэлемента. Вторая эманация высшего божества — ум-демиург творит из огня и воздуха семь небесных сфер. Затем совокупными усилиями его и логоса созидается весь космос. Третья эманация верховного ума— перво-человек («антропос»), соединением к-рого с природой объясняется происхождение человека. Человек двойствен по своему естеству: бессмертен, благодаря душе и уму, наследованным от антропоса, и смертен, благодаря телу, полученному от дольней природы. Спасение для человека заключается в познании («гносисе») своей божеств. сущности и уподоблении богу. После смерти человеч. душа возносится к своему божеств. перво-истоку и, проходя через семь небесных сфер, очищается, оставляя в каждой из них чужеродные наросты (влечение, кичливость, наглость, сребролюбие и т. д.).
В целом Г. является типичным продуктом религ. синкретизма эллинистич. эпохи и представляет собой
112 ГЕРМЕТИЗМ
синтез греч. и вост. традиций. Наиболее родствен он гностицизму. Г. способствовал подготовке неоплатонизма и оказал большое влияние на культуру ср. веков и особенно эпохи Возрождения.
Источники: Манандян X., Определение Гермеса Трисмегиста Асклепию, «Вестник Матенадарана», 1956, № 3, с. 287—314; Hermes Trismegistus. Corpus Hermeticum, v. 1—2, P., 1946.
• Reltzenstein R., Poimandres, Lpz., 1904; F e s-t u g i ё r e A. M. J., La revelation d'Hermes TrismiSgiste, v. l—4, P., 1944—54; его же, Hermetisme et mystique pai'enne, P., 1967; Yates F. Α., Giordano Bruno and the Hermetic tradition, CM., 1964; Tröger K. W., Mysterienglaube und Gnosis in Corpus Hermeticum XIII, B., 1971.
ГЕРОИЗМ, героическое, совершение выдающихся по своему обществ. значению действий, отвечающих интересам нар. масс, передовых классов и требующих от человека личного мужества, стойкости, готовности к самопожертвованию. С древних времён люди отказывали в Г. тем необыкновенным и ярким действиям, к-рые не отвечали интересам народа, обществ. идеалам.
Вопрос об историч. природе Г. был впервые поставлен итал. философом Вико (18 в.), считавшим Г. характерной чертой лишь определ. периода в развитии человечества, т. н. века героев, предшествующего «веку людей». Эта концепция получила развитие у Гегеля, к-рый отличит. признаком «героич. века» считал совпадение индивидуальной самостоятельности личного дела и его всеобщего значения и относил его к периоду, предшествующему становлению развитого гос.-правового строя. Однако история показала, что и установление бурж. гос-ва в борьбе с феодализмом породило своих героев. «...Как ни мало героично буржуазное общество, для его появления на свет понадобились героизм, самопожертвование, террор, гражданская война и битвы народов» (Маркс К., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 8, с. 120). Идеологи Просвещения и революц. романтизма создали концепции бунтарства героич. личности, борющейся за нац. и политич. свободу и «естественное» равенство людей. В реакц. романтизме, наоборот, герой противопоставлялся народу, «толпе», и даже обожествлялся в «культе героев» (Т. Карлейль); в образе «сверхчеловека» у Ницше он получил моральное право на насилие. Эти идеи нашли развитие и в реакц. течениях бурж. мысли 20 в., к-рые подчёркивают индивидуальную исключительность героя и связывают Г. с милитаризмом.
В освободит. движении России 19 в. проблема героич. личности ставилась в связи с воспитанием революционера-профессионала у народников, у идеологов анархизма. Однако абсолютизация единичного героич. акта и индивидуального подвига личности критиковалась уже Н. Г. Чернышевским, а затем марксистами Г. В. Плехановым и В. В. Воровским. Марксизм провозглашает Г. масс необходимым условием победы социалистич. революции и коммунистич. общества. Именно в эпоху перехода от капитализма к социализму получила широкую разработку марксистско-ленинская концепция Г., отличит. чертой к-рой является слияние индивидуального подвига с массовыми героическими действиями. Οкт. революция 1917 и строительство социализма и коммунизма, Великая Отечеств. война породили в народе героич. подвиги в вооруж. борьбе и героич. повседневный труд, нашедший своё выражение в социалистич. соревновании, ударничестве, в движении за коммунистич. отношение к труду. По словам В. И. Ленина, победа социализма «... ни в коем случае не может быть решена героизмом отдельного порыва, а требует самого длительного, самого упорного, самого трудного героизма массовой и будничной работы» (ПСС, т. 39, с. 17—18). Величие героич, подвигу придаёт не абстрактное самопожертвование личности, а его всемирно-историч. содержание, участие в поступательном движении народов за победу коммунизма, обеспечивающего мир, труд е свободу человеку.
ГЕРЦЕН Александр Иванович (псевд.— Искандер) (25.3(0.4). 1812, Москва,---- 9(21).1 .1870, Париж), рус. писатель и публицист, философ-материалист, революционер. Из дворян: незаконнорождённый сын богатого помещика И. А. Яковлева. Окончил физико-мате-матич. отделение Моск. ун-та (1833).
В июле 1834 за участие в университетском кружке революц. направления был арестован и выслан (Пермь, Вятка, Владимир), в нач. 1840 вернулся в Москву, в мае переехал в Петербург. В 1841 за резкий отзыв в частном письме о полиции выслан в Новгород. После возвращения из ссылки (1842) жил в Москве, активно участвовал в идейно-филос. борьбе, сотрудничал в «Отечеств. записках», выступал с критикой идеологии офиц. народности и воззрений славянофилов. В 1847 уехал с семьёй за границу, был свидетелем Революции 1848 во Франции и её поражения. В 1849 переехал в Женеву. Участвовал в газете Прудона «Голос народа». В 1850 поселился в Ницце, где сблизился с деятелями итал. освободит. движения. В 1852 переехал в Лондон, где основал (1853) для борьбы с крепостничеством и царизмом Вольную рус. типографию. С 1855 издавал альманах «Полярная звезда», в 1857—07 вместе с Огарёвым выпускал первую рус. революц. газету «Колокол». Программа «Колокола» на первом этане (1857—61) содержала общедемократич. требования: освобождение крестьян с землёй, общинное землевладение, уничтожение цензуры и телесных наказаний. После реформы 1861 Г. резко выступил против либерализма, опубликовал статьи, разоблачающие реформу, революц. прокламации. В период Польского восстания 1863—64, хотя и понимал его обречённость, выступил в защиту Польши. В последние годы жизни разошёлся по ряду принципиальных вопросов с молодой революц. эмиграцией.
Наряду с выдающимися лит. произв.— романом «Кто виноват?» (1841—46), повестью «Доктор Крупов» (1847), мемуарами «Былое и думы» (1852—68) — перу Г. принадлежат также филос. работы, в к-рых Г. «...сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени» (Л е н и н В. И., ПСС, т. 21, с. 256). Осн. тема филос. творчества Г.— единство бытия и мышления, жизни и идеала. Г. стремился найти и сформулировать метод познания, адекватный действительности и являющийся единством опыта и умозрения, «эмпирии» и «спекуляции». В области философии истории в центре его внимания — проблема обществ. закона, к-рый представляется Г. в конечном счёте как сочетание стихийного хода истории (бессознат. жизни народов) и сознат. деятельности индивидов (развития науки). В социально-политич. области лозунг единства теории и практики вел Г. к борьбе за революц. просвещение нар. масс, подготавливающее их к социалистич. перевороту. Эта многосложная, но внутренне связанная проблематика по-разному выступает на различных этапах идейного развития Г.
В ранних произв. («О месте человека в природе», 1832 и др.), свидетельствующих об интересе Г. к вопросам естествознания и к совр. филос. и социальным учениям (Шеллинга, Кузена, Сен-Симона и др.), обнаруживается тенденция к осмыслению единства природы и человека, материи и сознания, эмпирич. опыта и рационального мышления. В цикле статей «Дилетантизм в науке» (1842—43), трактуя диалектику Гегеля как «алгебру революции», Г. пытался обосновать закономерность движения человечества к обществу, лишённому антагонизмов. По Г., этот грядущий мир, царство разума, воплотит и осуществит рациональные моменты предшествующей истории: реалистич. преклонение перед природой, свойственное античности, и принципы суверенности личности, свободы духа, развитые, как полагал Г., в первонач. христианстве. Такое будущее отождествлялось Г. с социалистич. идеалом. Формой движения к новому миру было, по Г., соединение философии с жизнью, науки с массами. Когда произойдёт такое слияние духа и материи, начнётся пора «сознательного деяния». Понятие «деяние» выступает у Г. как характеристика сущности человеч. личности, возвышающейся как над неосмысленным существованием, так и над бесстрастным занятием наукой, свойственным «цеховым учёным».
В осн. филос. соч. «Письма об изучении природы» (1845—46) Г. развил идею единства противоположностей преим. в методологич. аспекте. Центр. идея этого произв.— настоят. необходимость ликвидации антагонизма, существующего между естествознанием и философией, или, как писал Г., между «эмпирией» и «идеализмом». Ратуя за преодоление созерцательности старого, метафизич. материализма и науч. переосмысление принципов активности познания, диалектич. мышления, развитых — в идеалистич., спекулятивной форме — Гегелем, Г. называл «подвигом» разработку Гегелем «методы» науки и призывал учёных-эмпириков воспользоваться ею. Вместе с тем вопреки Гегелю Г. стремился представить природу первичным живым процессом, «бродящим веществом», а диалектику познания, логику — её продолжением и отражением. Однако даже провозгласив природу «родословной мышления», Г. всё же не смог до конца решить задачу ма-териалистич. переосмысления диалектики Гегеля, задачу создания «новой философии». Пойдя «...дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом», Г., по словам Ленина, «...вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед — историческим материализмом» (там же).
Поражение Революции 1848, к-рую Г. ошибочно оценил как неудавшуюся битву за социализм, привело его к пересмотру нек-рых осн. положений филос. концепции 40-х гг., в частности к отказу от идеи разумности истории, неодолимости прогресса человечества, к резкой критике разного рода социальных утопий и романтич. иллюзий («С того берега», 1847—50). В своей критике зап.-европ. цивилизации Г. дошёл до скептицизма, ставя под сомнение способность человеч. сознания верно отразить и предвидеть направление историч. движения. Он впадает в пессимистич. настроение относительно возможных перспектив социального переворота. Попыткой преодоления этого пессимизма была герценовская теория «русского», крест. социализма: в крест. общине Г. усмотрел, как ему казалось, реальный зародыш социалистич. будущего («Россия», 1849, и др.). По Г., «человек будущего в России — мужик, точно так же, как во Франции работник» (Собр. соч., т. 7, 1956, с. 326). Утопич. теория «рус. социализма» в своеобразной форме выражала революц. устремления рус. крестьянства, его требования полностью уничтожить помещичье землевладение. Мысля дальнейший ход рус. истории как освобождение крестьян от всех феод.-самодержавных пут и соединение патриархально-коллективистского быта крестьянства с социалистич. теорией, Г. в своей связи ставил вопрос о возможности миновать капиталистич. фазу развития. Однако события сер. 60-х гг. всё больше убеждали Г., что и Россия заражается «буржуазной оспой».
В 50—60-х гг., уделяя особое внимание проблеме взаимоотношения личности и общества, Г. выступил резким критиком как бурж. индивидуализма, так и уравнит. коммунистич. утопий (Бабёф, Кабе и др.). Стремление избежать крайностей как фатализма, так и волюнтаризма выражается в глубоких раздумьях Г. над проблемой обществ. закономерности. Пытаясь понять историю как «...свободное и необходимое дело» человека (Собр. соч., т. 20, кн. 1, 1960, с. 442), Г. развивал идею единства среды и личности, историч. обстоя-тельетв и человеч. воли, пересматривал своё прежнее понимание перспектив историч. развития Европы.
ГЕРЦЕН 113
В заключит. главах «Былого и дум», цикле очерков «Скуки ради» (1868—69), в повести «Доктор, умирающий и мёртвые» (1869) он ставил вопрос о «совр. борьбе капитала с работой».
Вершиной идейных поисков и теоретич. завещанием Г. стала последняя работа — письма «К старому товарищу» (1869). Они адресованы Бакунину и направлены против крайностей его революц. теории: призывов к уничтожению гос-ва, немедленному социальному перевороту, требования не «учить народ», а «бунтовать его». Нельзя звать массы к такому социальному перевороту, потому что насилием и террором, полагал Г., можно только расчищать место для будущего, но не создавать новое. Для социального созидания необходимы «идеи построяющие», нужна сила, нужно народное сознание. «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри» (там же, кн. 2, I960, с. 590). Пример социальной организации Г. увидел в «Междунар. работничьих съездах», т. е. в 1-м Интернационале.
Идеи Г. оказали большое воздействие на развитие рус. филос., обществ.-политич. и эстетич. мысли. Г. выступил одним из родоначальников идеологии народничества.
Я Поли. собр. соч. и писем, т. 1—22, П., 1919—25; Собр. соч., т. 1—3(1, М., 1954—66; Соч., т. 1—9, М., 1955—58.
S Л е н и н В. И., Памяти Г., ПСС, т. 21; Плеханов Г. В., илос. взгляды А. И. Г., Соч., т. 23,М.—Л., 1926; Пипер Л., Мировоззрение Г., М.— Л., 1935; Лит. наследство, т. 39/40, 41/42, 61—64, М., 1941—58; Гинзбург Л. Я., «Былое и думы» Г., Л., 1957; Володин А. И., В поисках революц. теории (А. И. Г.), М., 1962; его же, Γ.,Μ., 1970; ПирумоваН.М., А. Г., М., 1962; Проблемы изучения Г., М., 1963; Ч у к о в-с к а я Л. К., «Былое и думы» Г., М., 1966; Розанова С. А., Толстой и Г., М., 1972; Смирнова 3. В., Социальная философия А. И. Г., М., 1973; Эйдельман Н. Я., Г. против самодержавия, М., 1973; Летопись жизни и творчества А. И. Г., т. 1—2, М., 1974—76; Прокофьев В. А., Г., М., 1979; M a l i a M., Alexander Herzen and the birth of Russian socialism. 1812—1855, Carab. (Mass.), 1961. Материалы к библиографии А. И. Г. и лит-pa о нем, «Уч. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Г.», 1948, т. 78; 1959, т. 196; 1963, т. 238; Библ. лит-ры об А. И. Г., 1917—1970, в. 1, Л., 1978. А. И. Володин.
ГЁТЕ (Goethe) Иоганн Вольфганг (28.8.1749, Франк-фурт-на-Майне,— 22.3.1832, Веймар), нем. поэт и мыслитель. С 1775 жил в Веймаре. Уникальность положения Г. в культуре рубежа 18—19 вв. определялась тем, что его поэтич. творчество и науч. занятия (остеология, минералогия, ботаника, физика — учение о цвете) не просто дополняли, но продолжали и взаимопроникали друг друга. Это выражало тенденцию Г. к универсализму знания и мировоззрения и скорее соответствовало ренессансному типу творчества, обогащённому, однако, рядом новых идей. Мир рисовался Г. как совокупность живых форм, органически развивающихся на всех уровнях бытия, как сплошной метаморфоз форм (слово «морфология», предложенное Г. для изучения таких процессов, схватывает сущность диалектики органического, прослеженную Г. прежде всего на растит. и животных формах и подтверждённую, в частности, самостоят. открытием в 1784 межчелюстной кости человека как нового свидетельства родства человека со всем животным миром). Единство в движении живых форм воплощалось для Г. в «пра-феномене» (напр., корень, стебель, листья, цветок растения, как и вообще все виды растений,— превращения одной живой формы). Всё творчество Г. пронизано филос. диалектикой; в центре разработанной им диалектики познания (в предисл. к «Учению о цвете», в ст. «Анализ и синтез», 1829; «Опыт как посредник между объектом и субъектом», 1792, и др.) — видение пластич. цельности явления, а не отвлечённое и дискурсивное знание: исследователь в заключение своего долгого пути должен вернуться к Созерцанию объекта в его законченной ясности. Гётевекая «идея»,
Достарыңызбен бөлісу: |