Ф. М. Достоевский русская философия



бет33/161
Дата07.07.2016
өлшемі8.77 Mb.
#184312
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   161

«Пламенный христианин», верующий католик Лунин в работах сибирского периода эволюционировал в сторо­ну более последовательного теизма, совмещавшегося с политическим радикализмом. «Философия всех времен и школ, - писал он, - служит единственно к обозначению пределов, от которых и до которых человеческий ум мо­жет сам собою идти. Прозорливый вскоре усматривает эти пределы и обращается к изучению беспредельного Писания» (Избр. соц.-полит, и филос. произв. декабристов: В 3 т. М., 1951. Т. 3. С. 184). Обвинения Лунина против исторического православия во многом напоминают идеи, высказанные Чаадаевым в первом «Философическом письме». Христианство в России, считал он, подчинилось власти абсолютизма, и потому православная церковь ста­ла силой, препятствующей введению «представительно­го порядка вещей». С позиций, близких западничеству, Лунин осудил «стариковщину», рус. патриархальность и всеобщую зависимость от власть имущих. Он же подверг критике формулу Уварова «православие, самодержавие, народность», считая, что православие «не дает предпоч­тения ни самодержавию, ни иному образу правления» (Там же. С. 189). Никто не доказал еще, по словам Лунина, почему самодержавие «свойственнее русским, чем дру­гое политическое устройство, и всегда ли они одинаково будут его предпочитать». В работе «Розыск ис-1 торический» Лунин заклеймил отсталость «политического. быта» России, едва подвинувшейся «к той черте, за кото­рой нашли англичан» (Лунин М. С. Соч. и письма. С. 82). Протестант В. К. Кюхельбекер в ссылке разделял иную разновидность теизма, не основанную на противопостав­лении зап. и вост. христианства. Кюхельбекер подчерки-1 вал объединяющую функцию христианской религии, не | разделяющей народы на вост. и зап., а сплачивающей их на основе христианского универсализма. «Следовать же этому учению может, если только не будет противиться голосу внутреннему, и жид, и магометанин» (Декабристы и их время. С. 79). Фонвизин в ссылке написал одно из первых в России обобщающих соч. по истории филосо­фии (вслед за работами Галича «История философских систем» (Спб., 1818-1819. Ч. 1-2) и архимандрита Гаврии­ла «История философии» (Казань, 1839-1840. Ч. 1-6), на­званное им «Обозрение истории философских систем», где он рассматривает предмет философии с позиций хри­стианского теизма, излагает историю античной, средне­вековой и новой философии, завершая ее системой 1 еге-ля и «левогегельянцев». Высшее назначение философии, по Фонвизину, состоит в том, что она может «приугото­вить сердечную почву к принятию семян веры, возбудив в человеке желание самопознания и представя ему идеал! того, чем он быть должен». При общей высокой оцени] гегелевской философии, Фонвизин указывал на такие eel недостатки, как консерватизм, «тяжелость языка» и недм оценка славянского мира. «В политике Гегель был в выи шей степени консерватор, поборник монархического на-1 чала и противник народодержавия». Т. обр., можно зак­лючить, что и в «последекабрьский» период творчеств! Д. сумели отразить свое понимание философских инте­ресов рус. образованного об-ва, параллельное, в частно­сти, дискуссиям славянофилов и западников, спорам! нем. философской классике, поискам новых путей развития рус. философии в XIX в. Несмотря на мировоззрен­ческую близость нек-рых Д. к религиозным течениям рус. философии, они были особо почитаемы лишь секуляри­зированной, либеральной и революционной интеллиген­цией. Современники Д. - Чаадаев и А. С. Хомяков в целом негативно оценивали декабристские рецепты преобразо­вания России, считая их одинаково неприемлемыми и в политическом, и в теоретическом отношениях. Бесспор­но и глубоко влияние Д. на рус. художественную культу­ру, особенно литературу, к-рое простиралось от Пушки­на до Толстого.

Соч.: Восстание декабристов: Библиография. М.; Л., 1929; Восстание декабристов: Материалы. М.; Л., 1925-1927. Т. 1-5; Избр. соц.-полит, и филос. произв. декабристов. М., 1951. Т. 1-3; Лунин М. С. Соч. и письма. Пг, 1923; Якушкин И. Д. Записки, статьи, письма. М., 1951.

Лит.:ГабовГ. И. Общественно-политические и философские взгляды декабристов. М., 1954; Никандров П. Ф. Мировоз­зрение П. И. Пестеля. Л., 1955; Галактионов А. А., Никандров П. Ф. Русская философия IX-XIX вв. (2-е изд.). Л., 1989 (гл. XIV); Lemberg Н. Die Nationale Gedankenwelt der Dekabristen. Koln; Gras, 1963; Mazour A. The First Russian Revolution 1825: The Decembrist Movement, It's Origins, Development and Significance. 2 ed. Stanford, 1961; Raejf M. The Decembrist Movement. Englewood Cliffs (New Jersey), 1966.

M. А. Маслин


ДЕНИСОВЫ, братья Андрей (1674-1730) и Симеон (1682-1741) - деятели беспоповского старообрядчества 1-й пол. XVIII в., прославившиеся как своими богословскими соч., так и практической деятельностью по организации и устроению церковной жизни. А. Д. рано научился грамо­те и читал все книги, какие мог достать. В 1692 г. в возрасте 18 лет, стремясь к церковной, монашеской жизни, он тай­но оставил дом родителей и отправился в староверчес­кую беспоповскую общину дьячка Даниила Викулина. В 1694 г. ими была основана знаменитая Выгорецкая (Вы-говская) пустынь - старообрядческое общежительство монастырского устава на реке Выг. Благодаря своим вы­дающимся и разносторонним способностям А. Д. быст­ро занял важное положение в жизни общины. Он руково­дил организацией внутреннего устройства, разработал правила монастырской жизни и богослужения, а также обеспечил материальное благополучие, развивая монас­тырское хозяйство и промыслы: хлебопашество, скотовод­ство, торговлю. В 1703 г. он становится настоятелем пус­тыни. А. Д. постоянно работал над самообразованием: изучал Священное писание, творения святых отцов, мно­гому обучился во время своих поездок по России. Около года он проучился в Киевской духовной академии, изу­чая «риторское, философское и (реологическое учение», причем его учителем был ректор академии, оценивший одаренность А. Д. В Выгорецкой пустыни была создана богатая библиотека древн. книг и собрание старинной церковной утвари. Мн. древности были приобретены А. Д. во время разъездов по стране. Он создал в общине не­сколько школ, где обучали грамоте, церковному пению, иконописи, а также основам богословия и ораторского искусства. Большинство исследователей считает А. Д. ав­тором «Диаконовых ответов», написанных на вопросы игумена (будущего епископа Нижегородского) Питирима староверам-поповцам Нижегородчины, предводите­лем к-рых был диакон Александр. Среди них не нашлось достаточно опытного богослова для составления ответов Питириму, и тогда они обратились за помощью к А. Д. В «Диаконовых ответах» производится глубокое сравнитель­ное изучение древнерус. и новообрядческих церковных чинов и установлений, приводятся десятки примеров из старых и новых книг, из древн. иконографии и церковной археологии и истории. Однако книга не сводится к изло­жению обильного количества фактов, автор обнаружива­ет способности анализа, логического построения доказа­тельств, применения полемических приемов. Конечно, «Диаконовы ответы» не были академическим богословс­ким трактатом. Отвечая Питириму, подкреплявшему свои аргументы репрессиями, приходилось иногда уклонять­ся от прямых ответов или недоговаривать. Тем не менее Питирим вместо словесного опровержения угрозами и пытками заставил диакона Александра и др. нижегородс­ких староверов публично отречься от поданных ими от своего имени «Диаконовых ответов», а позднее добился казни Александра. В скором времени А. Д. пришлось применить свой талант историка и богослова уже на за­щиту собственной Выгорецкой пустыни, отвечая на воп­росы прибывшего в их края иеромонаха Неофита. Со­ставляя при участии С. Д. и Трифона Петрова знамени­тые «Поморские ответы», А. Д. не ставил себе задачей создать новую религиозную доктрину. Он говорил спод­вижникам, что уже не надеется убедить российских архи­ереев возвратиться к «древлему благочестию», но лишь стремится защитить право староверов пребывать в своей вере, не подвергаясь гонениям. Несмотря на скромно очерченную задачу, главный труд А. Д. стал выдающимся памятником староверческой религиозно-философской мысли. А. Д. показал себя в этом труде не только как исто­рик, палеограф и литургист, обладающий обширными и подробными знаниями, но и как мыслитель с глубокой и стройной системой взглядов по фундаментальным проблемам богословия, религиозной философии, цер­ковной истории. Конечно, А. Д. не предпринимает абст­рактного изложения своих воззрений, а обнаруживает их в ходе конкретной полемики, что, впрочем, сказывается лишь в специфичности формы рассуждений, не снижая их уровня. Осн. часть произв. А. Д., к-рых Павел Любо­пытный насчитывает 119, а В. Г. Дружинин более 183, со­ставляют проповеди. Проповедническое мастерство А. Д. было таково, что староверы именовали его «вторым Зла­тоустом». Его проповеди были аскетического характера, в основном они посвящались общим принципам христи­анского вероучения и нравственности, а также нек-рым особенностям беспоповского учения. Младший брат А. Д. -Симеон пришел в Выгорецкую пустынь в 1697 г. и стал его ближайшим помощником в делах устроения скитс­кой жизни, обучения и воспитания молодежи, пропове­ди старой веры. С. Д. славился большой начитанностью и замечательной памятью. Путешествуя вместе с братом, он также собирал свидетельства, книжные и церковноар-хеологические доказательства в защиту старой веры. В 1713 г. С. Д. был арестован в Новгороде как «расколоучитель». В течение 4 лет он находился в тюрьме, причем митрополит Иов стремился вынудить его присоединить­ся к синодальной церкви, но С. Д. сумел бежать, обратив к староверию караульного солдата. После смерти Андрея С. Д. стал настоятелем Выгорецкого (Выговского) монас­тыря, управляя к-рым в течение 10 лет был вынужден преодолевать мн. трудности: правительственные следст­вия и репрессии, внутренние разделения и споры. Наибо­лее известными произв. С. Д. являются «История об отцах и страдальцах соловецких» и «Виноград российский, или Описание пострадавших в России за древлецерковное благочестие» - описание жизни виднейших деятелей ста-роверия. Кроме того, он был автором проповедей. См. также Раскол, Старообрдчество.

Лит.: Барсов Е. В. С. Денисов Вторушин, предводитель русского раскола XVIII века // Труды Киевской духовной ака­демии. 1866. № 2, 6, 7, 12; Он же. А. Денисов Вторушин как выговский проповедник // Там же. 1867. № 2, 4; Барсов Н. И. Братья Андрей и Симеон Денисовы. М., 1866; Филиппов И. История Выговской старообрядческой пустыни. Спб., 1862; Смирнов П. С. Выговская беспоповская община в первое вре­мя ее существования // Христианское чтение. 1910.

М. О. Шахов
ДЕ-РОБЕРТИ Евгений Валентинович (13(25). 12.1843, с. Казацкое Подольской губ. - 24.04(8.05). 1915, д. Валенти­новка Тверской губ.) - социолог и философ. ^Учился в Александровском лицее, ун-тах Гейдельберга, Иены, Па­рижа. С кон. 60-х гг. сотрудничал в рус. либеральных газе­тах и журналах, в издававшемся в Париже Э. Литтре и Вырубовым журн. «La philosophie positive» («Позитив­ная философия»). Участник земского движения, консти­туционалист. С 1887 г. подолгу жил за границей. В 1894-1907 гг. проф. Нового Брюссельского ун-та. Участник международных социологических конгрессов. В 1908-1915 гг. проф. социологии в Психоневрологическом ин-те в Пе­тербурге. С 1914 г. вместе с Ковалевским издавал сб. «Новые идеи в социологии». Отталкиваясь от О. Конта, к-рый представлялся ему недостаточно последовательным позитивистом, Д.-Р. развил концепцию, получившую на­звание «гиперпозитивизм» («неопозитивизм», «робер-тизм»). Гносеология представлялась ему частью социо­логии как осн. науки о разуме, а этика, основывающаяся на этой социологической теории познания, должна стать прикладной социологией действия. Научную (по­зитивную) философию он считал отличной от науки по объекту и методу. Д.-Р. отверг контовский феноменализм и агностицизм, сводя непознаваемое к еще непознанно­му. В своей т. наз. биосоциальной гипотезе он подчерки­вал значение коллективных представлений при анализе со­циального действия. Выдвинул также идею четырех осн. факторов «надорганической» социальной эволюции (на­ука, философия, искусство, труд). В нач. XX в. Д.-Р. соли­даризировался с энергетическим объяснением обще­ственного прогресса у В. Оствальда. Его идеи получили отклик во фр. социологии XX в.

С о ч.: Политико-экономические этюды. Спб., 1869; Наука и мегафизика: Опыт новой постановки некоторых вопросов в области философии // Знание. 1875. № 5; Социология. Основная задача ее и методологические особенности, место в ряду наук, разделение и связь с биологией и психологией. Спб., 1880; Про­шедшее философии: Опыт социологического исследования об­щих законов развития философской мысли. М., 1886. Т. 1-2; Новая постановка основных вопросов социологии. М. 1909; Понятия разума и законы вселенной. Спб., 1914.

Л и т.: Ковалевский М. Страница из истории нашего общения с западной философией // Вестник Европы. 1915. Кн. 6; Исто­рия философии в СССР М., 1968-1971. Т. 3-4; Социологичес­кая мысль в России: Очерки истории немарксистской социоло­гии последней трети XIX - начала XX века. Л., 1978 (гл. 5); Verrier R. Roberty. Le positivisme russe et la fondation de la sociologie. P., 1934.

В. Ф. Пустарнаков


ДЕСНИЦКИЙ Семен Ефимович (ок. 1740, Нежин -15(26).06.1789, Москва) - ученый, юрист. Образование получил в Московском ун-те, затем в ун-те Глазго (Шот­ландия); магистр искусств; в Глазго присвоена степень доктора права, действительный член Российской Акаде­мии. Д. разрабатывал своеобразную концепцию права, тесно связанную с философией. Он высоко ценил «метафизику» Д. Юма (особенно его соч. «Трактат о чело­веческой природе»), но гл. обр. «нравоучительную фило­софию» А. Смита (выделяя его труд «Теория нравствен­ных чувств»). Согласно Д., этика, или «нравоучительная философия», - «первый способ к совершению наших чувствований, справедливости и несправедливости». По­этому она в соединении с «натуральной юриспруденци­ей» является «первым руководством» для всех рассужде­ний в сфере права; это - знание, к-рое составляет «перво­начальное учение законоискусства». Этика решает две осн. проблемы: 1. В чем состоит добродетель или, иначе, какое поведение достойно похвалы, чести и уважения? 2. Каковы силы или душевные качества, к-рые дают нам основание предпочесть один поступок другому? Д. про­являл интерес также к натурфилософским, в частности космологическим, проблемам, к учению И. Ньютона. Он признавал концепцию множества миров, критиковал аст­рологию, размышлял о проблеме вечности Вселенной и происходящих в ней изменениях. Д. не разделял утвержде­ний о «смертности мира», о том, что мир проходит со­стояние отрочества, юности, мужества и престарелости и что человек, как все животные и растения, не может быть исключен из этих всеобщих перемен. Он отказывался до­пустить, что человеческая природа терпит к.-л. ущерб, и рассматривать изменения в человеческом роде по стади­ям отрочества, юности, мужества, престарелости. В про­тивовес такому видению истории человечества Д. выдви­гает концепцию поступательной смены «четырех состоя­ний рода человеческого»: 1) первоначального - «звероловческого» и собирательного; 2) скотоводческого, или пастушеского; 3) хлебопашенного; 4) коммерческого. Причем каждому «состоянию» присуще свое право соб­ственности, к-рое окончательно складывается на коммер­ческой стадии. В этих обобщениях просматривается це­нимый Д. «исторический способ» исследования предме­та (собственности, семьи и т. д.), к-рый применялся им наряду с «метафизическим» (философским) способом. Д. как правовед много сделал для развития в России «юри­дического мировоззрения», хотя и не признавал теории естественного права; он выступил с правовым проектом, к-рый фиксировал бы прерогативы монарха, государст­венных учреждений, определял бы отношения между помещиками и крепостными, родителями и детьми, вся­кого рода имущественные и личные отношения. Отвер­гая «народную», «аристократическую» и смешанную формы правления, он «приноравливал» свой проект от­носительно законодательной, исполнительной и судебной власти к «нынешнему возвышающемуся российскому монаршему состоянию». Место человека в об-ве, «нача­ло и основание всех чиноположении», по Д., определяет богатство. Применительно ко 2-й пол. XVIII в. прогрес­сивными были выступления Д. в защиту «купцов и художественных людей», критика им «великих злоупотреблений» помещиков, его требования «превоз­нести» низверженный в древности женский пол и др. Объективно Д. значительно вышел за рамки официаль­ной идеологии, пропагандируя в России академическую правовую концепцию, тесно связанную с философией, прежде всего с «нравственной философией», вносившей в эту концепцию ренессансно-гуманистическое и протопросветительское содержание.

С о ч.: Избр. произв. русских мыслителей второй половины XVIII века. М., 1952. Т. 1. С. 185-332.

Л и т.: Коркунов Н. М. С. Е. Десницкий - первый русский профессор права. Спб., 1894; Сыромятников Б. И. С. Е. Дес­ницкий - основатель науки русского правоведения // Известия АН СССР, отд. экономики и права. 1945. № 3; Загряцков М. Д. Общественно-политические взгляды С. Е. Десницкого // Вопро­сы истории. 1949. № 7; Гоацианский П. С. Десницкий. М., 1978.

В. Ф. Пустарнаков


«ДИАЛЕКТИКА МИФА» - произв. Лосева (1930). Как философ Лосев весьма полно раскрылся уже в своих пер­вых работах, наиболее значительными из к-рых были «Фи­лософия имени» (1927) и «Д. м.». В них он придерживает­ся идей метафизики всеединства. Правда, в «Д. м.» они (в силу условий, сложившихся в России в кон. 20-х гт.) выражены более скрыто. Лосев пытался синтезировать христианизированный неоплатонизм с символистской картиной реальности, в основе к-рой лежит тезис, что все чувственно-материальное проникнуто смыслом, а смысл для своего выражения и воплощения нуждается в чув­ственно-телесной форме. Соответственно действитель­ность изображается как совокупность символов, ее един­ство усматривается в ее осмысленности, одухотворенно­сти. В основу этой конструкции он кладет представление об изначальной взаимосвязанности идей всеединства и символизма в форме имясловия, к-рое сформировалось и развивалось в рамках христианства. Так понятый сим­волизм представляет истолкованные на языке совр. фило­софии апофатическое богословие и имясловие. Из имяс­ловия и апофатической природы сущности вытекает не только отождествление сущности со смыслом, но и их обоих с энергией. Все эти стороны сущности выражают­ся символом, наиболее значимыми разновидностями к-рого являются имя и миф; и то и др. представляют собой то, что есть сущность для себя и всего иного. Потому и весь мир есть не что иное, как имена и мифы разных степеней онтологической и смысловой напряженности. Имя вещи выступает как метафизический принцип бы­тия и познания. Наибольшую полноту и глубину имя об­ретает, когда охватывает сокровенный мистический слой бытия, когда оно раскрывается как миф. Лосев решитель­но расходится с просветительской интерпретацией при­роды и социально-культурного предназначения мифа, ус­матривавшей в мифах свидетельства крайне низкого уров­ня духовного развития раннеисторического человечества, отказывавшей мифам в способности обладать к.-л. цен­ным познавательным содержанием. Он понимает миф не как выдумку или фантазию, не как необоснованный перенос на природу и реальный жизненный мир челове­ка метафорической поэзии или сказочных сюжетов. Мифы - древнейшая форма осознания глубоких сокро­венных духовных основ человеческого бытия. В мифах Лосев видит «жизненно ощущаемую и творимую веще­ственную реальность, телесность» (Диалектика мифа // Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 27). Миф - это «энергийное, феноменальное самоут­верждение личности»; это есть «в словах данная личност­ная история» (С. 99, 101). И потому миф есть не что иное, как «развернутое магическое имя». Миф - это очелове­ченная природа. Миф как жизненная реальность характе­рен не только для отдельных исторических эпох, но от­дельные элементы мифологического сознания могут дей­ствовать и в совр. об-ве. Но при этом фактическая роль и значимость этих мифологических пластов сознания су­щественным образом изменяются, наполняются новым, часто прямо противоположным по своей социальной и культурной значимости содержанием. Если в отдаленной исторической эпохе мифология и мифологическое созна­ние чаще всего играли созидательно-интегративную фун­кцию, сплачивая разнородные общности людей, и задава­ли нек-рые ориентиры их действия, то в совр. условиях мифологизация сознания чаще всего оборачивается сво­ей негативной стороной - происходит мифологизация одних идей в ущерб другим, что грозит догматизмом и отсутствием непредвзятого свободного взгляда на соци­альные проблемы. Происходит, напр., мифологизация понятия материи, что подталкивает человека жить по за­конам мифотворчества. Не менее характерна и опасна и оборотная сторона расширительной трактовки мифичес­кого компонента культуры, цель к-рой - сведение рели­гии в любой ее форме к мифологическому мировоспри­ятию. Лосев показывает не только несостоятельность све­дения религиозности к мифологии, но и принципиально различное их отношение к знанию; причем в качестве наиболее зрелой формы религии берется христианство. Несмотря на то что миф есть одна из наиболее древн. и фундаментальных форм религиозности, к-рая в той или иной степени наличествует и во всех более развитых фор­мах религиозности и религии, тем не менее мифологичность и религиозность сознания нельзя отождествлять. Чем более развитой и зрелой является религия, тем в меньшей мере и степени в ней присутствуют мифологические на­пластования, но даже когда они наличествуют, то далеко отодвигаются на второй план. Еще более показательно и значительно различие мифологии и христианства в их от­ношении к знанию. Мифологическое восприятие вооб­ще не знает наряду с собою такой особой формы воспри­ятия и осознания мира, как знание, и весь мир предстает в нем как очеловеченный мир, лишенный своих объектив­ных закономерностей. Христианство же, подчеркивая всю важность и значимость веры для человеческого самооп­ределения в мире, не рассматривает ее в качестве един­ственного духовного средства решения этой задачи; оно не только в полной мере осознает всю важность и необхо­димость знания в жизнедеятельности, но и в вере усмат­ривает мн. черты, сближающие ее с знанием. И это воз­можно потому, что вера знает свой предмет, «верить мож­но только тогда, когда знаешь, во что нужно верить», не во что-то вообще, не в некое аморфное, безличное Нечто. А в этом случае «или вера свой предмет ясно отличает от всякого другого предмета, - тогда этот предмет строго определен и сама вера определенна; или вера не отличает своего предмета от всякого другого... и тогда у нее нет ясного предмета и сама она есть вера ни во что, т. е. сама она не есть вера. Но что такое фиксирование предмета, который ясно отличен от всякого другого предмета? Это значит, что данный предмет наделен четкими признака­ми, резко отличающими его от всякого иного. Но учиты­вать ясные и существенные признаки предмета не значит ли знать этот предмет? Конечно да. Мы знаем вещь имен­но тогда, когда у нас есть такие ее признаки, по которым мы сразу отличим ее от прочих вещей и найдем ее среди пестрого многообразия всего иного. Итак, вера в сущно­сти своей есть подлинное знание» (С. 104). Сразу после выхода в свет «Д. м.» вызвала яростную полемику и ост­рую идеологическую критику, что имело трагические по­следствия для Лосева и его жены. Широкому читателю книга стала доступна только через 60 лет после первой публикации.

С о ч.: Диалектика мифа//Лосев А. Ф. Философия. Мифоло­гия. Культура. М., 1991. С. 21-186.



В. И. Кураев
«ДИАЛЕКТИКИ» И «МЕХАНИСТЫ»-участники развернувшейся в 20-х гг. XX в. дискуссии по вопросам взаимоотношения философского мировоззрения и есте­ствознания, всеобщего философского метода и частных методов познания. Непосредственным поводом для ди­скуссии послужила публикация в 1924 г. статьи (вышед­шей вскоре отдельной книгой) И. И. Степанова (Скворцо-ва) «Исторический материализм и современное есте­ствознание», на к-рую последовало несколько рецензий (Я. Э. Стэна и др. философов). В обсуждение включились также и естествоиспытатели. Был организован ряд дис­путов в высших учебных заведениях и научных учрежде­ниях. Лидерами спорящих сторон были И. И. Степанов и Деборин. Сторонников первого обычно называют «М.», а сторонников второго «Д.». Правда. Степанов называл своих оппонентов «формалистами», отождествляя их с натурфилософами. Что касается термина «механичес­кий», то он означал направленность на раскрытие меха­низма явлений, взаимосвязей составляющих их элемен­тов. Говоря совр. языком, это была элементаристская (в противоположность системному подходу) установка. Сте­панов, А. К. Тимирязев и др. их сторонники утверждали, что философские принципы - это лишь выводы из наук, к-рые не могут быть доводом в исследовании. Поэтому знание осн. законов диалектики не освобождает от деталь­ного изучения предмета, более того, философы обязаны совершенствовать свою методологию на основе новей­ших достижений науки. Однако, делая на этом акцент. «М.» дали повод для упреков в сводимости всеобщего к частнонаучному, в принижении значения философской методологии. Настаивая на приоритете индуктивного ана­лиза в философии (на фактуальном уровне, что было справедливым), они переносили данное положение на те­оретический уровень философского исследования, ума­ляя тем самым роль дедукции в познании. В представле­нии «М.» всеобщая методология вбирала в себя аналити­ческий метод, сводимость сложного к более простому, поиск причинно-следственных связей, наблюдение и опыт. Хотя Степанов и его сторонники неоднократно заявляли, что их взгляды не следует отождествлять с механицизмом XVII-XVIII вв., им все же стали вменять в вину сведение всех форм движения материи к механической форме и отказ от признания специфики физических, химических и биологических систем. В их трактовке верная мысль о ге­нетической сводимости жизни к физическим и химичес­ким процессам, по существу, сочеталась с недооценкой ее качественных особенностей. Тем не менее при всей нечеткости философской аргументации представлений о соотношении высших и низших форм движения материи сторонники этой позиции в данном отношении оказались ближе к внутренней тенденции развития естествознания на том его этапе, в частности биологии, чем представите­ли противоположного направления, поскольку их выступ­ления углубляли связи между философским и естест­венно-научным знанием. Деборин и его последователи, правильно подчеркивая специфику философского знания в сравнении с естественно-научным, несводимость его к осн. выводам естествознания и большое значение фило­софской методологии как всеобщего синтетического спо­соба познания, вместе с тем нередко преувеличивали зна­чение указанного всеобщего метода в исследовании кон­кретных явлений природы. С этой т. зр. диалектика оказы­валась единственным методом естествознания, а все остальные методы должны быть лишь ее конкретизацией. Механика, писал, напр., Деборин, составляет «лишь спе- j циальный случай диалектики». Ряд утверждений Дебори-на вызвали в его адрес упреки в тенденции к формалисти­ческому уклону, к оправданию отрыва философии от практики естествознания и игнорированию зависимости разработки общей методологии от развития частных наук. По вопросу о соотношении форм движения материи Де­борин утверждал, что высшие формы и сводятся, и не сводятся к низшим: они сводятся по происхождению, но не сводятся по своей форме, по своему качеству. Тем не менее он и нек-рые его сторонники фактически не раз­граничивали смысловые оттенки, вкладываемые в поня­тие сводимости. В результате их критика этого понятия нередко воспринималась как отрицание всякой - и струк­турной и генетической - связи биологического с хими­ческим и физическим, что, в свою очередь, давало повод «М.» обвинять «деборинцев» в абсолютизации специфи ки жизни, в отрыве живого от неживого, в витализме. Дискуссия затронула и др. вопросы философской теории: понятие материи, соотношение понятий «общество» и «биологическая природа», проблему «первичных и вто­ричных качеств», вопрос о соотношении сознания и бес­сознательного и т. п. В ходе дискуссии происходило по­степенное сближение т. зр. по нек-рым вопросам. Так, «М.» через свой печатный орган - сб. «Диалектика в при­роде» к кон. 20-х гг. достаточно четко отмежевались от положения, будто философия растворяется без остатка в выводах и методах естествознания. Они стали утверждать: «Диалектика, ее законы должны быть в первую очередь выводом, а не доводом в научных исследованиях; но эти законы, полученные из опыта, могут и должны уже руко­водить дальнейшими исследованиями как в области при­роды, так и общества» (Диалектика в природе. Вологда, 1928. №3. С. 17). Мн. из «М.» (среди них А. Ф. Самойлов) признали необходимость дополнения «механического», или элементаристского, подхода диалектическим, систем­ным подходом. В этих условиях дискуссия между «Д.» и «м.» по главному вопросу лишалась смысла. И все же оставалось немало реальных проблем, требовавших углуб­ленной разработки. С нач. 30-х гг., когда на передний план в философии была выдвинута «партийная» линия, представ­ленная Мишиным и др., за спорившими сторонами стали все более утверждаться политические ярлыки («М.» - «пра­вый политический уклон», меньшевиствующие идеалис­ты» («Д.») - троцкизм).

Соч.: Степанов И. Исторический материализм и современ­ное естествознание. Марксизм и ленинизм: Очерки современ­ного мировоззрения. М., 1925 (на обл. 1924; 2-е изд. - 1926): Стэн Я. Об ошибках Гортера и тов. Степанова // Большевик. 1924. №11; Степанов И. О моих ошибках, «открытых и исправ­ленных» тов. Стэном // Там же. № 14; Вишневский А. Рец. на кн. И. Степанова «Исторический материализм и современное есте­ствознание» // Под знаменем марксизма. 1924. № 12; Степанов И. Диалектическое понимание природы - механистическое по­нимание // Там же. 1925. № 3; Деборин А. Энгельс и диалекти­ческое понимание природы // Там же. № 10-11; Диалектика в природе: Сб. по марксистской методологии естествознания. Вологда, 1926-1928. Сб. 1-3; М., 1929. Сб. 4-5; Деборин А. Наши разногласия (Заключительное слово на дискуссии в Ин­ституте научной философии 18 мая 1926 г.); Гредескул Н. Быть ли естествознанию механическим или стать диалектическим? // Под знаменем марксизма. 1928. № \;Аксельрод-Ортодокс Л. И. В защиту диалектического материализма. Против схоластики. М.; Л., 1928; Степанов И. Диалектический материализм и де-боринская школа. М. ; Л., 1928; Сарабьянов Вл. В защиту философии марксизма. М.; Л., 1929; Деборин А. Диалектика и естествознание. 4-е изд. М.; Л., 19Ъ0;Луппол И. К. На два фрон­та. М.; Л., 1930; Столяров А. Диалектический материализм и механисты. Наши философские разногласия. 3-е изд. Л., 1930.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   161




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет