Филологический факультет
Лилич Г.А. (Санкт-Петербург). Несколько слов о ведущем отечественном богемисте послевоенных лет
жүктеу/скачать 0.8 Mb.
|
Лилич Г.А. (Санкт-Петербург). Несколько слов о ведущем отечественном богемисте послевоенных летВремя не силах изгладить из памяти жизнерадостный, одухотворенный облик Александры Григорьевны Широковой… С годами же мы все яснее осознаем значимость ее роли в развитии нашей славистики и, в особенности, богемистики. Высоко оценивалось эта роль и чехословацкой научной общественностью. Так, в 1972 г. П. Адамец и Й. Влчек писали: «Ведущей личностью московской и вообще советской богемистики является профессор А.Г. Широкова, доктор филологических наук. Область ее научных интересов – это прежде всего чешский глагол (глагольный вид, категория многократности действий и др.), а также проблемы функциональных стилей чешского языка (соотношение литературной нормы и разговорно-обиходного языка и т.п.). Наряду с теоретическими трудами она создала и целый ряд учебников чешского языка для высшей школы. А.Г. Широкова редактирует чешский язык и чешскую культуру, выступает инициатором плодотворных контактов между «советской и нашей наукой» [1]. Ученые по-разному приходят в науку, и иногда находя «свое место» в ней только после долгих исканий. Научная же судьба А.Г. Широковой была как бы предопределена тем, что в годы аспирантуры (1940–1943) она занималась под руководством выдающегося слависта А.М. Селищева, и ее диссертация «находилась в русле традиций сравнительно-исторического языкознания, которые, не уступая натиску пресловутого «нового учения о языке», отстаивал А.М. Селищев [2]. Вступление А.Г. Широковой в богемистику было ознаменовано выполненным ею переводом первого обобщающего труда по современному чешскому языку – «Грамматика чешского литературного языка» Ф. Травничека [3]. Сделав доступным этот труд широкому кругу лингвистов, А.Г.Широкова несомненно способствовала возрождению в нашей науке активного интереса к общим проблемам славистики. И в дальнейшем А.Г. Широкова много делала для ознакомления наших ученых с достижениями чехословацкого языкознания, с наследием Пражского лингвистического кружка. Особого рассмотрения заслуживают учебники чешского языка, созданные ею и учениками. На них, по существу, заложили свое языковое образование все богемисты нашей страны. А.Г. Широкова продолжительное время, хотя и с перерывами, работала в научных центрах Праги, досконально изучила материалы богатейшей картотеки Института чешского языка Чехословацкой АН, которые стали надежной базой, как для ее докторской диссертации, так и для других исследований, неизменно актуальных и встречаемых с большим интересом. Особенно хочется подчеркнуть то, что в 60-е годы А.Г. Широкова оказалась в «эпицентре» острой дискуссии о проблемах соотношения кодированного чешского литературного языка и исторически сложившегося своеобразного идиома, известного под трудно переводимым названием «obecná čeština». А.Г. Широкова способствовала тому, что обсуждение чешскими учеными этих вопросов было перенесено на страницы журнала «Вопросы языкознания» [4], и это в значительной мере активизировало дискуссию. А.Г. Широкова прозорливо оценила теоретическую значимость чешских языковых процессов. Время подтвердило подходы, развиваемые школой А.Г. Широковой, в особенности, работами Г.П. Нещименко, в которых подчеркнуто, что «чешская языковая ситуация в силу своей специфичности может служить тем контрастным фоном, благодаря которому можно увидеть в новом свете целый ряд важных социолингвистических проблем, в том числе и таких, в отношении которых уже, казалось бы, сложилось однозначное мнение» [5]. Глубокое видение проблем и оригинальность проявляется в каждой работе А.Г. Широковой. Новаторскими можно назвать ее исследования в области глагольного вида (категория многократности чешского глагола), подходы к изучению синсемантических частей речи; изяществом и отточенностью отличается одна из последних ее статей, посвященная происхождению чешских фамилий-прозвищ [6]. И, конечно же, А.Г. Широкова оставила нам в наследство свои интересные идеи в области сопоставительного изучения современных славянских языков. Несомненно, они будут востребованы и учениками ее учеников. Литература 1. Adamec P., Vlček J. Několik orientačních údajů o sovětské jazykovědné bohemistice posledních let/ Československo-sovětské vztahy. I. Universita Karlova – Praha, 1972. S. 161. 2. Гудков В.П. Александра Григорьевна Широкова // Вестник Московского университета. Сер. 9 Филология. 1998. № 6. С. 178. 3. Травничек Ф. Грамматика чешского литературного языка. Ч. 1. Фонетика-словообразование-морфология / Пер. с чешск. и словарь А.Г. Широковой / Под ред. Н.А. Кондрашова. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1950. 467 с. 4. Сгалл П. Обиходно-разговорный чешский язык // Вопросы языкознания, 1960, № 2. С. 11-12. 5. Нещименко Г.П. Языковая ситуация в славянских странах. Опыт описания. Анализ концепций. М.: Наука, 2003. С. 174. 6. Широкова А.Г. Фамилии-прозвища отглагольного происхождения в чешском языке // Славянская филология. Межвуз. Сборник. Вып. VIII. Памяти профессора Ю.С. Маслова. СПб.: Изд-во С.-Петербургс. ун-та, 1999. С. 98-196. 7. К вопросу об «обиходно-разговорном» чешском языке и его отношении к литературному чешскому языку // Вопросы языкознания. 1961, № 1. С. 44-54. Лифанов К.В. (Москва). Об одном аспекте формирования словарного состава словацкого литературного языкаКак известно, словарный состав современного словацкого литературного языка содержит значительное количество слов чешского происхождения. При этом они настолько хорошо освоены словацким литературным языком, что не осознаются его носителями как заимствования и не включаются в словари лексики иностранного происхождения, см., например, [Ivanová-Šalingová, Maníková 1979]. В качестве примеров заимствований из чешского языка П. Ондрус приводит в частности такие слова, как dôverník, nepretržitý, zložitý, námietka, posudzovať, rastlina, prvok, zlúčenina, štvorec, trojuholník и т.д. Указанный автор отмечает, что особенно интенсивно процесс заимствования происходил со времен гуситских войн вплоть до начала XIX века, когда чешский язык вплоть до возникновения словацкого литературного языка выполнял функцию литературного языка у словаков [Ondrus, Horecký, Furdík 1980: 193]. Заметим, однако, что все названные слова в чешском литературном языке звучат иначе. В приведенной (среднесловацкой) огласовке они заимствованы быть не могли, поскольку словацкая письменность доштуровского периода имела преимущественно западнословацкий характер [Lifanov 2002]. Более позднее изменение огласовки этих слов не может быть объяснено простой фонетической адаптацией, поскольку почти во всех случаях, за исключением, пожалуй, лишь слов, содержащих звук ř, их произнесение не создает каких-либо сложностей словакам. Кроме того, не ясным остается также вопрос, какой словацкий идиом заимствовал названные слова. Сомнительно, что они стали составной частью лексики словацких диалектов. А между тем, подобные слова составляют огромный массив лексики. Как отмечает Л. Дюрович, в современном словацком литературном языке функционируют тысячи слов чешского происхождения, а в целом ряде случаев чешское или словацкое происхождение слова установить невозможно [Brtáň, Ďurovič 1999: 455]. Для того чтобы понять причину такого положения вещей, необходимо обратиться к истории формирования словацкого литературного языка. Напомним, что еще в период средневековья словаки стали использовать чешский в качестве своего литературного языка. Иными словами, словаки заимствовали не отдельные слова чешского происхождения, а весь его словарный состав. В дальнейшем, однако, чешский литературный язык в Словакии стал изменяться таким образом, что он все более отдалялся от чешского литературного языка на его исконной этнической территории. Постепенно словаки стали осознавать специфику своего родного языка, однако это происходило не комплексно, а на уровне его отдельных фонетических и морфологических элементов. При этом сложившийся на практике принцип замены при создании текстов чешских элементов словацкими, как правило, не распространялся на словарный состав словацкого литературного языка. В середине XIX в. реализация названного принципа практически совпала с языковой практикой Л. Штура. Будучи сторонником философии Гегеля, он различал дух языка, определяющий его форму, и материю, являющуюся лишь его оболочкой и имеющую второстепенное значение. Первую, по мнению Л. Штура, составляют фонетика и грамматика, а вторую – словарный состав [Pauliny 1971: 455]. На практике же это означало преемственность лексического фонда кодифицированного им словацкого литературного языка с литературным языком предшествующего периода и не являлось препятствием для новых прямых заимствований из чешского и использования словообразовательных моделей последнего для создания новых слов [см. Gadányi 1994]. Замена генетически чешских слов словацкими, таким образом, затронула преимущественно уровень бытовой лексики, но практически не распространилась на их уже существующие дериваты, которые лишь приобрели словацкую огласовку. В результате в словацком литературном произошел разрыв словообразовательных цепочек, сохранившихся в чешском, причем из словацкого литературного языка, как правило, выпадало слово, которое в этой цепочке являлось исходным. Вследствие этого при значительном сходстве и даже совпадении лексического состава словацкого и чешского литературных языков между ними возникло существенное различие на морфематическом уровне, поскольку первый характеризует большое количество связанных корней. В качестве примера приведем слова otázka ‘вопрос’, otáznik ‘вопросительный знак’, dotazník ‘анкета’ при отсутствии глагола *tázať sa (слов. pýtať sa) или слов posluchač ‘слушатель’, poslucháreň ‘аудитория’, sluchový ‘слуховой’ при практическом отсутствии глагола *(po)slúchať (слов. počúvať) в значении ‘слушать’ 1. При этом, однако, полного совпадения производных слов с тем же самым корнем или использованных словообразовательных моделей между чешским и словацким языками не наблюдается. Ср. примеры: чеш. tázací (veta) – слов. opýtovacia (veta) ‘вопросительное (предложение)’, чеш. sluchátko – слов. slúchadlo ‘телефонная трубка’. В более позднее время словарный состав словацкого литературного языка чешского происхождения подвергался определенным изменениям по мере осознания словаками этого факта, причем независимо от того, содержало ли конкретное слово какой-либо формальный показатель, указывающий на его чешское происхождение или нет. Так, например, еще в 40-е гг. XX в. употреблялось слово vonkov ‘сельская местность’, позже вытесненное мадьяризмом vidiek, или слово zemedelstvo ‘сельское хозяйство’, замененное словацким неологизмом poľnohospodárstvo. Тем не менее, многие генетические богемизмы продолжают функционировать в словацком литературном языке до настоящего времени и не осознаются словами иноязычного происхождения. Литература
жүктеу/скачать 0.8 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|