Философия: Энциклопедический словарь

В традиционной логике требование обоснованности знания, именовавшееся законом достаточного основания, включалось (наряду с законом противоречия, законом исключенного третьего, тождества законом и др.) в число т.н. основных законов мышления, или основных законов логики.

Последующее развитие логики показало, однако, что отнесение Д.о.п. к числу логических законов лишено оснований. Стало также ясно, что сама проблема «твердых оснований», затрагивавшаяся традиционной логикой в связи с данным «законом», трактовалась поверхностно, без учета системного характера научного знания и динамики его развития.

Обоснование теоретического утверждения — сложный и противоречивый процесс, не сводимый к построению отдельного умозаключения или проведению одноактной эмпирической проверки. При этом из процесса обоснования не исключаются ни аксиомы, ни определения, ни суждения непосредственного опыта.

Обоснование теоретического утверждения слагается из целой серии процедур, касающихся не только самого утверждения, но и той теории, составным элементом которой оно является.

Из многообразных способов обоснования, обеспечивающих в конечном счете «достаточные основания» для принятия утверждения, можно выделить наиболее часто используемые способы.

1. Проверка выдвинутого положения на соответствие установившимся в науке законам, принципам, теориям и т.п. Утверждение должно находиться также в согласии с фактами, на базе которых и для объяснения которых оно предложено. Требование такой проверки не означает, конечно, что новое утверждение должно полностью согласовываться с тем, что считается в данный момент законом и фактом. Может случиться, что оно заставит иначе посмотреть на то, что принималось раньше, уточнить или даже отбросить что-то из старого знания.

2. Анализ утверждения с т.зр. возможности эмпирического подтверждения или опровержения. Если такой возможности в принципе нет, не может быть и оснований для принятия утверждения: научные положения должны допускать принципиальную возможность опровержения и предполагать определенные процедуры своего подтверждения.

3. Исследование выдвинутого положения на приложимость его ко всему классу объектов, о которых идет речь, а также к родственным им явлениям.

4. Анализ логических связей утверждения с ранее принятыми общими принципами: если утверждение логически следует из установленных положений, оно обоснованно и приемлемо в той же мере, что и эти положения.

5. Если утверждение касается отдельного объекта или ограниченного круга объектов, оно может быть обосновано с помощью непосредственного наблюдения каждого объекта. Научные положения касаются обычно неограниченных совокупностей вещей, поэтому сфера применения прямого наблюдения в этом случае является узкой.

6. Выведение следствий из выдвинутого положения и эмпирическая проверка их. Это универсальный способ обоснования теоретических утверждений, но способ, никогда не дающий полной уверенности в истинности рассматриваемого положения. Подтверждение следствий повышает вероятность утверждения, но не делает его достоверным.

7. Внутренняя перестройка теории, элементом которой является обосновываемое положение. Может оказаться, что введение в теорию новых определений и соглашений, уточнение ее основных принципов и области их действия, изменение иерархии таких принципов и т.д. приведет к включению анализируемого положения в ядро теории. В этом случае это положение будет опираться не только на подтверждение своих следствий, но и на те явления, которые объясняет теория, на связи ее с др. научными теориями и т.д. Ни одно утверждение не обосновывается изолированно, обоснование всегда носит системный характер. Включение утверждения в теоретическую систему, придающую устойчивость своим элементам, является одним из наиболее важных шагов в его обосновании.

Совершенствование теории, укрепление ее эмпирической базы и прояснение ее общих, филос. предпосылок одновременно является вкладом в обоснование входящих в нее утверждений. Среди способов прояснения теории особую роль играют выявление логических связей входящих в нее утверждений, минимизация исходных допущений, аксиоматизация и, если это возможно, ее формализация.

Аристотель. Метафизика. М.; Л., 1934; Лейбниц Г.В. Соч.: В 4 т. М., 1984. Т. 3.; Ивин А.А. Основы теории аргументации. М., 1997.

А.А. Ивин

Напр., т.к. условное высказывание «Если число делится на 9, то оно делится на 3» истинно, делимость числа на 9 является Д.у. его делимости на 3.

Понятие Д.у. логически связано с понятием необходимого условия: если А является Д.у. для В, то В есть необходимое условие для А, и наоборот. То, что число делится на 3, есть необходимое условие его делимости на 9. Можно, т.о., сказать, что когда одно есть Д.у. для другого, то второе является необходимым условием для первого. К примеру, поскольку высказывание «Если металлический стержень нагреть, он удлинится» истинно, истинность высказывания «Металлический стержень нагрет» есть Д.у истинности высказывания «Металлический стержень удлинился», и, соответственно, истинность высказывания «Металлический стержень удлинился» есть необходимое условие истинности высказывания «Металлический стержень нагрет».
ДОСТОВЕРНОСТЬ — обоснованность, доказательность, бесспорность знания. Достоверное суждение — такое суждение, в котором выражается прочно обоснованное знание, напр.: «Луна — спутник Земли», «Вода кипит при 100°С» и т.п. Достоверные суждения разделяются на два вида: ассерторические, констатирующие реальное положение дел, и аподиктические, утверждающие необходимую связь явлений. Д. суждений обеспечивается эмпирическим подтверждением, экспериментальными данными, общественной практикой. До сер. 20 в. считалось, что наука или повседневный опыт способны давать абсолютно достоверные суждения. Напр., диалектический материализм утверждал, что существуют т.н. абсолютные истины — положения, которые никогда не будут опровергнуты и вечно будут оставаться в сокровищнице человеческого знания. Представители логического позитивизма полагали, что протокольные предложения, выражающие чувственный опыт субъекта, абсолютно достоверны. Во втор. пол. 20 в. было осознано, что абсолютная Д. недостижима, что все наши утверждения и теории лишь относительно достоверны и со временем будут отброшены.
ДОСТОЕВСКИЙ Федор Михайлович (1821 — 1881) — рус. писатель, публицист. В творчестве Д. нашли глубокое отражение религиозные, этические и метафизические проблемы человеческого бытия; его произведения содержат образы и филос. идеи, ярко выражающие сущность человека, особенности его природы и сознания. Раннее творчество Д. определяется сочетанием литературного романтизма и психологического анализа. Его первый роман «Бедные люди» (1845) был с восторгом встречен В.Г. Белинским и Н.А. Некрасовым, увидевшими в молодом писателе творца «социального романа», продолжателя Н.В. Гоголя. Однако в повести «Двойник» (1846) уже заметно, что автор не ограничивается социальной типологией, а стремится к психологическому анализу человеческой души во всей ее сложности и противоречивости. В произведениях втор. пол. 1840-х гг. Д. рассматривал личность в ее эмоциональных и волевых качествах, определив для себя главные литературно-философские темы: «тайна» человека, нравственный смысл жизни, проблема социально справедливого общества.

В 1849 Д. был арестован за участие в обществе М.В. Петрашевского и приговорен к смертной казни. Он пережил несколько страшных минут в ожидании смерти, затем был помилован и осужден на четыре года каторжных работ. После каторги (1850— 1854) и службы в армейском батальоне Д. в декабре 1859 возвратился в Санкт-Петербург и, пересмотрев прежние «социалистические» убеждения, активно включился в литературную жизнь. Вместе с братом М.М. Достоевским он участвовал в издании жур. «Время» (1861—1863) и «Эпоха» (1864—1865), в которых пропагандировал идеологию почвенничества. Отстаивая идею национальной самобытности России, Д. в отличие от славянофилов пытался совместить ее с достижениями зап. цивилизации, найти компромисс между крайними т.зр. Он отрицательно относился к революционным проектам общественного переустройства, противопоставляя им национальную схему прогресса через постепенное решение социальных проблем, сотрудничество правительства с интеллигенцией и народом. Принципами «почвеннической» идеи полагались братское начало в противовес зап. индивидуализму, устройство рус. общества на христианских основаниях. У Д. формируется мировоззрение, носящее сильный антипросветительский и антипозитивистский характер, складывается новая система взглядов, ярко выраженная в повести «Записки из подполья» (1864). Их герой развивает парадоксальную философию, согласно которой человеческое самоволие ставится выше всех логических и разумных законов жизни. Сознание «подпольного» человека основано на протесте против объективного порядка бытия (законы природы, выводы естественных наук, математика), т.к. рациональная объективность не только отрицает свободную личность и индивидуальность, но и в принципе не может полностью познать ее, ибо способна охватить лишь «какую-нибудь одну двадцатую долю всей моей способности жить» («Записки из подполья»). Д. по сути отвергал не только позитивизм и утопический социализм, но и любую философию, ориентированную на рассудочное объяснение жизни. Он противопоставлял рассудку цельную человеческую природу, которая противоречива и иррациональна. Сомнение и страдание есть причины сознания, сущность человека заключается в его свободе, субъект свободной воли противоречит и противостоит европейскому прогрессу — эти и др. идеи составляли оригинальное филос. мировоззрение Д. и получили дальнейшую разработку в работах экзистенциалистов 20 в.

Выход из «подполья» Д. видел в следовании заветам православного христианства как эталонам полноценной, гармоничной человеческой жизни. Однако в его великих романах художественная и человеческая правда постоянно заставляет писателя отходить от православных догм и даже одобрять прямо противоположное. Достаточно вспомнить знаменитое Алешино «расстрелять!» в отношении генерала, затравившего ребенка собаками («Братья Карамазовы»). Правда жизни практически всегда побеждала у него правду религии; его христианство — это христианство «с человеческим лицом». Др. путь, по его мнению, состоял в саморазрушении личности, самообожествлении человека, утверждении предельного эгоизма. Различные варианты личного самоутверждения, воплощенные в литературных образах, являются филос. содержанием «идейных» романов Д., основная тема которых — трагедия человеческой свободы.

Герои Д. — носители определенных идей, а его романы представляют собой сложную идейную диалектику, или «полифонию» (М.М. Бахтин), основанную на взаимодействии личных позиций и мировоззрений. С одной стороны, идеалы всепроникающей любви и братства выражают князь Мышкин («Идиот», 1868), старец Зосима и Алексей Карамазов («Братья Карамазовы», 1879—1880); с др. стороны, идею отрицания и метафизического бунта воплощают Родион Раскольников («Преступление и наказание», 1866), Николай Ставрогин («Бесы», 1871—1872), Иван Карамазов и др. Важная тема Д. — антагонизм веры и неверия, христианства и социализма — получила завершение в «поэме» о Великом Инквизиторе («Братья Карамазовы»), в которой Христос олицетворяет свободу и любовь, а Инквизитор — насилие и принуждение. По мнению Д., свобода — это условие духовного выбора между добром и злом, великий дар, обогащающий или разрушающий личность.

Несмотря на преобладающую критическую сторону творчества, Д. удалось высказать и положительные идеи — примером может служить его мысль о красоте. Вера Д. в то, что «красота спасет мир», распространялась на разные стороны его мировоззрения — на психологию, эстетику, религию. Эстетическое созерцание красоты есть свойство человека, непосредственно соотносимое как с нравственным самосознанием, так и с исканием Бога. Красота есть объективная метафизическая сила, созидающая гармонию.

Духовным завещанием Д. является речь об А.С. Пушкине (1880). В ней Пушкин выступает символом гармонии и цельной творческой личностью, а его мировоззрение Д. понимает как идеал и будущую программу рус. человека. Призыв Д. к «всемирному всечеловеческо-братскому единению», провозглашенный в пушкинской речи, является, по сути, итогом его религиозных и филос. исканий.

Д. был знаковой фигурой для рус. религиозно-философского возрождения нач. 20 в. Он оказал значительное влияние на рус. и зап. филос. мысль, оказался самым читаемым рус. писателем на Западе, его книги стали объектом исследований для многих мыслителей XX в. (А. Камю, Бахтин, Н.А. Бердяев, Л. Шестов и др.).

Полн. соб. соч.: В 30 т. Л., 1972-1990. Т. 1-30.

Розанов В.В. «Легенда о Великом Инквизиторе» Ф.М. Достоевского. СПб., 1894; Мережковский Д.С. Толстой и Достоевский. СПб., 1901-1902. Т. 1-2; Шестов Л. Достоевский и Ницше. Философия трагедии. СПб., 1903; Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского. Прага, 1923; Штейнберг А.З. Система свободы Достоевского. Берлин, 1923; О Достоевском: Сб. статей. Прага, 1929—1936. Т. 1—4; Лосский И.О. Достоевский и его христианское миропонимание. Нью-Йорк, 1953; Голосовкер Я.Э. Достоевский и Кант. М., 1963; Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979; Камю А. Бунтующий человек. М., 1990.

О.Т. Ермишин

ДРОБНИЦКИЙ Олег Григорьевич (1933-1973) — специалист в области истории философии и этики. Окончил филос. факультет МГУ (1956), работал в Ин-те философии АН СССР с 1958. Доктор филос. наук (1970). Преподавал в МГУ. Д. — автор ряда работ по современной зап. моральной философии, теории ценностей, этике, методологии социально-философских и этических исследований. Он был одним из организаторов, редакторов и активных авторов «Краткого словаря по этике» (1965).

Главным и обобщающим трудом Д. стала фундаментальная монография «Понятие морали: Историко-критический очерк» (М., 1974), в которой развернуто определение морали как способа нормативной регуляции, а также механизмов ее функционирования. Книга представляет собой оригинальный синтез марксистской социально-исторической методологии и кантовской деонтологии. Помимо доминирующего кантовского влияния концепция Д. в отдельных своих частях испытала воздействие неокантианцев, Э. Гуссерля, Ж.П. Сартра, Р. Хэара. Эти влияния определили и собственную позицию Д. Прослеживая в первой части книги изменение понятия морали в истории мысли с глубокой древности и до сер. 20 в., Д. приходит к выводу о том, что европейская этика, выявив целый ряд специфических характеристик нравственности, не сумела согласовать их в единой концепции.

Во второй части книги Д. анализирует методологические и теоретические проблемы определения морали. Условием содержательно-теоретического определения морали, по Д., является то, что, во-первых, теоретик должен отказаться от определения морали через ее соотнесение с собственно моральными понятиями и от обращения к «самодостоверностям» обиходного опыта. Во-вторых, теоретическое понятие морали должно основываться на выводах социальной науки. В-третьих, для обеспечения перехода от функциональных характеристик морали к содержательным, их необходимо специфицировать на широком культурно-историческом материале и дополнить гуманитарным воззрением на человека.

Развивая эти установки, Д. пришел к выводу о том, что суммарными признаками морали как системы требований являются следующие: а) неинституциональность регуляции, б) особая роль в ней сознания, в) идеальный характер санкции и «незаинтересованность» морального мотива, г) напряженное противоречие между должным и сущим, д) автономия субъекта по отношению к «внешне-эмпирическим и групповым воздействиям», е) его способность к «самозаконодательству», ж) особая форма личной ответственности, з) моральное требование универсально, а моральное суждение универсализуемо. Мораль выполняет в обществе действенно-регулятивную, мировоззренческую, идеал-полагающую, духовно-критическую функции. Развертывая эти характеристики морали, Д. выстроил оригинальную теорию нравственного требования, в рамках которой им были предложены интересные подходы к анализу проблем соотношения морали и обычая, всеобщности моральных форм, обоснования моральных идей.

Вполне в духе близкого ему аналитически-лингвистического кантианства Д. оставался в целом в рамках формально-функционального анализа морали, не доводя его до позитивно-содержательных определений. Однако именно это позволило ему быть свободным от непременных для большинства советских этиков идеологических квалификаций морали и тем самым вывести морально-философское исследование на уровень строгой теории.

Критика современных буржуазных этических концепций. М., 1967 (совместно с ТА. Кузьминой); Мир оживших предметов: Проблема ценности и марксистская философия. М., 1967; Проблемы нравственности. М., 1977; Моральная философия: Избранные труды. М., 2001.

Р. Г. Апресян
ДРУЖБА — разновидность избирательно-личностных отношений между людьми, характеризующихся взаимным признанием, доверительностью, доброжелательностью, заботой. Исторически Д. рождается из ин-тов позднеродового общества (соответствующее греч. слово philia, т.е. Д.-привязанность, расположение, соединение, этимологически связано со словом phula — племя) — родства, с в о я ч е с т в а, т.е. отношений между близкими, живущими в одном доме, побратимства, т.е. отношений между сверстниками, совместно проходившими цикл инициации и сохранявшими на всю жизнь узы солидарности. В гомеровском эпосе «друзья» — это и те, кто связан общим делом (будь то война или путешествие). С ослаблением родовых, территориальных и функциональных уз отношения побратимства начинают наполняться и индивидуальным содержанием: они строятся как менее функциональные, более личные и добровольные отношения.

Для греков классической эпохи Д. — это и союз, рожденный по политическим соображениям, и отношения, возникающие из соображений взаимной пользы; это и то в родственных, соседских и т.п. отношениях, что обретается в них помимо их статусного или функционального содержания. Д. осознается и ценится так же, как отношения, не обусловленные родством, привычной совместностью жизни или интересом. Это становится предметом внимания антич. и более поздних мыслителей, стремившихся понять, что, помимо ритуала, соглашения или расчета, может быть основой глубоких и прочных отношений между людьми. (Понимание Д. как отношения, существенно отличного от чувственной любви или товарищества, исторически складывается относительно поздно.)

По преданию, Пифагор словом «Д.» обозначил принцип единения в мире всех со всеми. Ему же принадлежит высказывание: «Дружба — это равенство». Однако наиболее ценными разновидностями Д. он считал Д. с родителями, вообще со старшими, а также с благодетелями, т.е. с теми, с кем в силу их статуса равенство невозможно. Со времен ранней античности Д. символизировала возвышенные человеческие отношения и рассматривалась как воплощение подлинной добродетельности и мудрости. Именно такой образ Д. был развит Аристотелем, которому принадлежит наиболее фундаментальная и развернутая в др.-греч. философии концепция Д. Содержание Д., по Аристотелю, заключается в особенных, нравственно-прекрасных отношениях. В Д. люди благодетельствуют; друг представляет для друга ценность сам по себе; друзья проводят время совместно (или живут сообща); они «наслаждаются взаимным общением», они схожи во всем и делят друг с другом горе и радости. Друзей отличает единомыслие, которое проявляется также в поступках. Друг — это другое Я. При всей разноплановости характеристик Д. наиболее важной, по Аристотелю, является та, что в Д. человек желает блага другому ради него самого, старается по мере сил, не думая о себе, содействовать этому благу, и к другу «относится, как к самому себе» (см.: Милосердие). В стоицизме Д. осмысляется как форма отношений, покоящихся на свободе воли и добродетели: сказать о ком-то, что они друзья, значит указать на то, что они — честные и справедливые (Эпиктет). Цицерон понимал Д. как отношение, при котором к другу стремятся из приязни, нежели из стремления к удовольствию или пользе. Подобно Аристотелю, Цицерон описывает Д. как совершенное и нравственно-прекрасное отношение: «первый закон дружбы» заключен в том, чтобы просить друзей только о нравственно-прекрасном и делать друзьям нравственно-прекрасное, не дожидаясь их просьб.

В эпоху позднего Возрождения М. Монтень, последовательно отличая Д. от отношений родителей и детей, от любви к женщине, а также от расхожего понимания Д. как близкого знакомства или полезной связи, создает образ совершенной Д. как такого рода общения, в котором нет никаких иных расчетов и соображений, кроме самой Д., и все душевные побуждения человека чисты и безупречны. В филос. мысли последующих времен сохраняется протипоставление Д. как безусловно бескорыстных отношений отношениям эгоистическим. Критичность или возвышенность в восприятии Д. зависели от того, какой стороне этой оппозиции придавалось преимущественное значение. В новоевропейской моральной философии реалистически-критический подход к анализу Д. становится преобладающим (Д. Юм, И. Кант, позже А. Шопенгауэр и Ф. Ницше). Вместе с тем происходит более углубленное осмысление Д. в ряду близких ей межчеловеческих личностно значимых и интимных отношений. У романтиков складывается идеал юношеской страстной и беззаветной Д. В 20 в. Д. становится предметом специального анализа психологии.

Р.Г. Апресян
ДУАЛИЗМ (от лат. dualis — двойственный) — филос. теория, допускающая в любой данной области два независимых и несводимых друг к другу начала. В более широком смысле Д. — это сосуществование двух различных, не тождественных друг другу принципов, образов мыслей, мировоззрений, жизнеустремлений и т.п. Дуалистичны, напр., следующие пары объектов: мир идей и мир действительности (Платон), Бог и дьявол, Бог и мир, дух и материя, природа и дух, душа и тело, мышление и протяженность (Декарт), реальный и возможный миры (Г.В. Лейбниц), ноуменальное и феноменальное (И. Кант), неорганическая и органическая природа, субъект и объект, чувственное познание и разум, вера и знание, мир земной и мир потусторонний, необходимость и свобода, и т.д. Д. может быть метафизическим, религиозным, эпистемологическим, антропологическим, этическим и т.п.

Термин «Д.» впервые употребил Т. Хайд (1700) применительно к религиозному противопоставлению добра и зла; в сходном смысле этот термин использовался П. Бейлем и Лейбницем. В филос. смысле термин начал использоваться X. Вольфом, обозначившим им признание двух субстанций: духовной и материальной.

Д. противопоставляются монизм и плюрализм.

ДУНС СКОТ (Duns Scotus) Иоанн (1265/1266-1308) -средневековый философ и теолог, прозванный за свою склонность к сложным логическим дистинкциям «Тонким доктором» (doctor subtilis). Род. в Шотландии, вступил в францисканский орден в возрасте около пятнадцати лет, а в 1291 был рукоположен в священнический сан. Между 1280 и 1291 учился — по одним сведениям, в Оксфорде, по другим — в Париже; возможно, впрочем, что он получил университетское образование и в том, и в др. городе. Начиная с 1300 вел преподавательскую деятельность, читал лекции по «Сентенциям» Петра Ломбардского сначала в Оксфорде, а затем в Париже. Умер в Кёльне.

Теология и философия, по Д.С., суть различные и не подчиненные друг другу науки. Теология является практической наукой, поскольку ее цель не интеллектуальное познание, но спасение души. Философия (для Д.С. это прежде всего метафизика), напротив, теоретическая наука, постигающая сущее как таковое. Именно сущее как таковое является объектом человеческого разума. Несущее не может быть познано. Отсюда важная для Д.С. идея унивокальности (едино-значности) сущего. Бог может быть познан человеком только в силу того, что Он — сущий. Непосредственное и полное познание Бога средствами метафизики, однако, невозможно. Наше знание о Боге носит выводной характер, и единственное определенное понятие Бога, нам доступное, есть понятие бесконечного сущего.

Доказательство существования Бога, т.о., есть доказательство существования бесконечного сущего, являющегося первопричиной существования конечных вещей: понятие Бога сочетает в себе характер первой действующей причины, первой целевой причины и высшего сущего, превосходящего все остальное. Это доказательство носит характер восхождения от возможности существования случайных вещей к абсолютно необходимому Богу. Д.С, по всей видимости, не признавал «онтологического доказательства» Ансельма Кентерберийского, но использовал его для обоснования того, что понятие бесконечного сущего непротиворечиво и, следовательно, Бог бесконечен.