Габдуннасыр Курсави — татарский Лютер

Рождение татаризма.

Это будет рассказ о незаурядном человеке, стремившемся быть во всем лидером, понимавшем, казалось, суть перемен и находившем в них свое неоспоримое место, а в итоге проведшем последние годы в неизлечимой болезни и погибшем в тюрьме. Это судьба человека, фактически создавшего концепцию татарской истории джадидской эпохи, которая почти столь же доминирует, как концепция Марджани эпохи ханств, но, к несчастью, далеко не столь же бесспорна. Рассказ об Ибрагимове — это история о договоре с властью, которая позднее откажется от своих обязательств и потребует крови от подписавшего договор.

А все начиналось так оптимистично. В дни революции 1905 — 1907 гг. Ибрагимов принимает участие в стачках шакирдов и изгоняется из оренбургского медресе "Хусаиния". Талантливого организатора, знатока родной литературы, мастерски владеющего даром слова, быстро примечают видные политики. В это время большинство мусульманских лидеров революционных дней устранено с политической арены, но уже в 1912 г. после смерти Столыпина наступает период определенной либерализации. Мусульманская фракция Государственной Думы оставалась все это время единственным органом общероссийской мусульманской элиты. А в 1910 г. нелегальные политические организации существовали только в виде кружков студенческой молодежи всех направлений. Традиционной элите необходимо было взять под контроль элиту молодую. Поэтому секретарь мусульманской фракции Государственной Думы Ибниамин Ахтямов выдвинул идею создания политической партии по примеру сионистов или армянских социалистов, "но на националистической подкладке". Планировалось организовать "повсеместные районные комитеты и созывать ко времени в различных пунктах России съезды" для объединения всей мусульманской интеллигенции. Предполагалось создать газету во главе с Галимджаном Ибрагимовым. В конце 1912 г. он выехал в Киев и начал организационную работу по созыву тайного всероссийского съезда мусульманских студентов, на котором намечалось "выработать условия борьбы против существующего строя". Члены тайного общества мусульманских студентов в Киеве установили контакты с Москвой, Казанью, Саратовом, Харьковом, Варшавой, Томском и другими городами. На 16— 17 апреля 1913 г. в Киеве был назначен созыв комиссии по организации съезда. Однако попытка Г. Ибрагимова вывести общественное движение молодежи на качественно иной уровень — создать национальную социалистическую партию — была решительно пересечена полицией. Ибрагимов и члены комиссии были арестованы.

Как уже говорилось в биографии Садри Максуди, попытки либеральных мусульманских лидеров и депутатов Государственной Думы в начале 1910-х гг. добиться признания статуса мусульманской общеобразовательной школы не воспринимались правительством. Обыски, высылки или даже непродолжительный арест превращали зачастую весьма умеренных людей в неблагонадежных, а значит и радикалов. Вместо либерала Гаспринского кумирами молодежи становились их же ровесники от Гаяза Исхаки до Галимджана Ибрагимова. Молодые татарские учителя, в большинстве своем не имевшие официально признанных дипломов, периодически арестовывались и изгонялись, джадидские школы закрывались. Особенно тяжелым было их положение в том случае, если они не находили общий язык с консервативно настроенными главами прихода. Последние сами вызывали полицию для борьбы с конкурентам. Аресты и обыски в медресе также негативно воздействовали на учащихся. В результате, с расширением числа джадидских школ, появлялась стабильная группа молодых учителей, недовольных существующими порядками. Именно эта группа и станет в дальнейшем одной из основных опор социалистического движения в 1917 г. С 1910г. начинается массовое изгнание татарских мугаллимов из Казахстана (Степей) и Туркестана. В ответ на требования о принадлежности учителя к конкретной племенной группе татарские медресе, особенно уфимская «Галия», резко увеличивают прием шакирдов нетатар.

Татаристское движение выкристаллизовывается из общетюркского. Разгром тюркистского движения, изгнание с политической арены его лидеров, атмосфера постоянных политических репрессий, особенно в 1908 г. и 1911г., усиливает роль молодого поколения и социалистов. Преобладающую роль в нем из представителей национальной элиты заняли светские деятели, получившие образование в джадидских медресе и светских учебных заведениях. Идея религиозной автономии мусульман России особенно после смерти И. Гаспринского в 1914г., сменяется идеей культурно-национальной автономии тюрко-татар, идея конституционной монархии — идеей республики.

В октябре 1913 г. в Казани начали проводиться совещания с целью основания печатного органа более радикальной направленности, чем существующие либеральные газеты. В них принимали участие социалисты Фатих Амирхан, Шакир Мухаммедъяров, Гафур Кулахметов, Газиз Губайдуллин, Галимджан Ибрагимов и другие. В собрании бумаг по ходатайству Шагита Ахмадиева на издание журнала "Аваз" ("Голос") утверждается, что Ибрагимов решил издавать журнал и дал поручение Ахмадиеву. Здесь же говорится: "В нем примут участие — Гаяз Исхаков, Галимджан Ибрагимов, Фуад Туктаров и все, которые сочувствуют нарождающейся среди молодежи той партии, для организации которой в апреле месяце текущего года в Казани было собрание молодежи... Журнал намечается органом той группы молодежи, которая проявила себя в Казани". Таким образом, акцент переносится с создания политической партии на создание печатного издания.

Ибрагимову так и не удалось организовать собственный печатный орган, но они и не подчинился лидерам социалистов революции 1905-го года Исхаки и Туктарову. В итоге, в феврале 1914 г. Галимджан внезапно покидает Казань, и, пробыв месяц в Киеве, уезжает в Сухуми. Смысл этого поступка он никогда не разъяснял. Однако возможно, что это могло быть связано с февральским совещанием при думской фракции, одним из организаторов которого был Ахтямов. Вероятно, что именно тогда отказались от проекта воссоздания либеральной партии "Иттифак" и молодежного эквивалента "Иттифака" в лице социалистической партии. Ибрагимов отходит как от политического движения в Казани, так и от общероссийского. Он концентрируется на литературной работе, а с осени 1915 г. на деятельности в медресе «Галия» в качестве завуча.

Уже с 1912 г. в татарских средствах массовой информации развернулась крупнейшая теоретическая дискуссия, посвященная национальной принадлежности татарского народа и сформулированная так: "Тюрки или татары". В 1912 г. Ибрагимов первым создает труды по татарской, а не тюркской грамматике и становится одним из лидеров татаристов.

Летом 1915 г. происходит разрыв между попечительским советом медресе Талия" и его ректором Зыей Камали. Меценаты заявили, что их "не устраивала деятельность директора, направляющего процесс обучения в откровенно светское русло... их надежды и чаяния были связаны с подготовкой "интеллигентных имамов". Действительно, почти никто из выпускников этого медресе даже не пытался получить духовное звание. Практически все учащиеся оказались на стороне Камали. В результате заместителем директора был назначен Галимджан Ибрагимов. Он стал уделять основное внимание татарскому языку и литературе. Вскоре в медресе вспыхнул конфликт по национальному признаку, во время которого татарские шакирды выступили против существования в медресе казахского рукописного журнала. Основным защит­ником казахов был Г. Ибрагимов, высказавший следующие основные тезисы:

"Известно, что Исмагил Гаспринский уже давно требовал объединения всех тюркских народов под эгидой одного языка, пытался убедить в необходимости создания для них общего языка и литературы. Но сама жизнь выступила против неестественного требования". Ибрагимов заявил, что уже существуют самостоятельные азербайджанская, узбекская, татарская и турецкая литература.

Ибрагимов сумел объединить вокруг себя группу молодых педагогов и учащихся медресе. Именно эти деятели составят затем костяк уфимской организации левых эсеров под руководством Ибрагимова. Таким образом, Ибрагимову удалось, наконец, создать стабильную группу своих сторонников. В отчетном докладе по случаю 10-тилетнего юбилея медресе «Галия» Ибрагимов следующим образом определил роль молодых преподавателей. Он утверждал, что после утраты независимости медресе были основным орудием сохранения языка, литературы и музыки. Он заявлял, что новые герои — борцы за образование народа выходят именно из стен новометодных медресе. Вместе с тем, Ибрагимов призывал: "Целью учебной части медресе Талия" является подготовка шакирдов к жизни, так как мы — мусульмане, нам нужно изучать религию, так как мы — русские граждане, нам необходим русский язык".

В 1917 г. Ибрагимов агитировал за создание пяти отдельных штатов: Казахстана, Кавказа, Туркестана, Татарстана и Крыма. Он считал, что силой жизненных обстоятельств тюрки России разделены на пять наречий. Он откровенно констатировал, что положение женщин Кавказа или Туркестана — их грамотность, права и жизненный статус — отличаются друг от друга. Возникает вопрос об искренности Ибрагимова, защищавшего равноправие женщин, с одной стороны, и хладнокровно допускавшего сохранение их низшего статуса на автономных территориях — с другой.

К лету 1917 г. уфимские эсеры-татары окончательно определяются как клиентельная группа Галимджана Ибрагимова из бывших преподавателей и учеников медресе «Галия". В условиях преобладания эсеров в Уфимской губернии, Ибрагимов ориентировался на союз именно с этой политической организацией. Основными причинами, привлекавшими сторонников Ибрагимова к программе эсеров, были пункты о переделе всей земли и провозглашении федеративной республики.

В программной редакционной статье газеты "Ирек" ("Воля") татарские эсеры провозгласили себя защитниками интересов 99 % населения, угнетаемых мусульман, которые заняты повседневным изнурительным трудом, оставаясь голодным и раздетым. Именно они должны были стать гражданами и хозяевами своей жизни. Выразителем их интересов выступает аграрная партия эсеров, борющаяся против войны и империалистов во Временном правительстве. Наиболее интересным в статье является характеристика социализма как научной доктрины, ставшей новой религией. Утверждается, что пути достижения социализма разработаны великими (олуг) учеными. Однозначно постулируется, что "нашим долгом является принятие этого истинного пути, этой великой религии, изучение ее теории и распространение с помощью собственного пера". Мир капитала, где существует власть денег, откровенно сравнивается с адской геенной. В заключении, вновь заявляется о чисто религиозной вере в то, что угнетенный народ "различит, кто является врагом, а кто другом, и объединившись, выступит как большая сила и объявит себя правителем (падша) мира! В этом наша вера совершенна (камиль) и эта вера дает нам силу!".

Характеристика Ибрагимовым главных виновников современного кризиса заслуживает особого рассмотрения. Если Вахитов критиковал банкиров, заводчиков и бюрократию как разжигателей войны, то Ибрагимов концентрировал огонь своей полемики на самих татарах. Он называл татарских либералов кадетами и напрямую связывал их имена с деятельность П. Милюкова, А. Гучкова и князя Г. Львова и их империалистической политикой. Это было прямой дезинформацией, так как Садри Максуди покинул кадетскую партию именно из-за ее позиции в вопросе турецких Проливов. В своих статьях группа Ибрагимова постоянно повторяла утверждения о лживости и продажности либералов и о том, что только левые эсеры защищают интересы народа.

В Уфе к июлю 1917 г. окончательно оформились противостояние между сторонниками большинства, возглавляемого Гумером Терегуловым, и левыми социалистами во главе с Галимджаном Ибрагимовым. Основным источником конфликта стала борьба за контроль над сельским населением, бывшим в Уфимской губернии наиболее активной группой у татар. Суть конфликта заключалась в противостоянии между, с одной стороны, представителями традиционной элиты — выходцами из семей мурз и, с другой стороны, выходцами из семей сельской буржуазии и духовенства. Если первая группа, как правило, представляла выпускников русских учебных заведений, имевших тесные связи с органами местного самоуправления, то вторая группа включала в себя интеллигенцию, получившую образование в джадидских медресе, основным из которых была уфимская «Галия".

Таким образом, развернулась борьба между мурзами и новой сельской буржуазией за тотальный контроль над всем мусульманским населением губернии. Важнейшей составляющей этой борьбы являлись взаимные обвинения в фальсификациях, подкупах и обмане. Конфликт в Уфе носил глобальный характер. На стороне Терегулова находилось большинство в губернском Милли Шуро (Национальном Совете), отделах Милли Идарэ (Национального Управления), духовенство и городская буржуазия. Ибрагимов объединил под одну крышу четыре организации: Уфимский Харби Шуро (Военный Совет), Татарскую организацию социалистов-революционеров, левое крыло (фракцию) Милли Шуро, Совет крестьян Уфимской губернии. Ибрагимову удалось поставить под контроль также отделы мусульманского просвещения в большинстве уездов губернии. Ему не удалось ни тогда, ни в дальнейшем расширить свое влияние за рамки Уфимской губернии. Поэтому он всегда выступал за объявление Уфы центром территориальной автономии. Характерно использование Ибрагимовым этнонима "татары" для именования своей организации, что являлось исключением в ту пору.

Однако Ибрагимов понимал, что буржуазия являлась единственным реальным источником средств для содержания национальной культуры и образования. Вместе с тем он заявлял, что мусульманская буржуазия в экономических и классовых вопросах едина с капиталистами всего мира. Ей, под знаменем социализма, противостоят бедняки, рабочие и приказчики. Но в вопросах образования, языка, театра и религиозного управления буржуазия и трудящиеся должны сотрудничать.

Галимджан Ибрагимов стремился преодолеть изоляцию и вывести организацию за рамки Уфимской губернии. Так, на II Всероссийском мусульманском съезде ему удалось объединить ряд социалистов. Газета "Ирек" сообщала о создании "Татарской социал-революционной организации Внутренней России и Сибири". Утверждалось, что ее сторонники имеются, кроме Уфы, в Саратове, Симбирске, Москве, Казани, Финляндии, Оренбурге и Донской области. Однако в ее Временный комитет были выбраны только уфимцы - соратники Ибрагимова.

В августе Ибрагимов вновь попытался установить контроль над губернским Милли Шуро. Он был готов оставить открытым вопрос о форме автономии, в остальных вопросах поддерживая программу эсеров. Его предложение было отвергнуто большинством голосов. Однако формально группа Ибрагимова оставалась в составе губернского Милли Шуро, называя себя "левой фракцией Милли Шуро", и, таким образом, подчеркивая свой сугубо национальный характер.

К осени 1917 г. основной целью Ибрагимова стало создание Штата Татарстан. Привлекательность идеи территориальной автономии для Ибрагимова заключалась в том, что создаваемая государственность имела бы институты управления, заменяющие органы национального самоуправления, возглавляемые татарской элитой. В этом проявилось базовое различие между либерализмом, ориентированным на самоуправление каждой нации, и социализмом, ориентированным на сильную государственность и развитие нации в рамках государственных структур. Институт всеобщего избирательного права гарантировал значительное участие татар в представительном органе или даже контроль над администрацией. Правительство автономии позволило бы осуществить контроль над бюджетом территории и обеспечить назначение своих сторонников на ответственные посты. В 1917 г. сторонники Ибрагимова, таким образом, встали во главе отделов мусульманского просвещения в уездных управах, возглавляемых эсерами. "Ирек" с самого начала выразила сомнение в эффективности культурно-национальной автономии, утверждая, что у татар не имеется силы для ее организации.

В августе развернулась борьба между группой Ибрагимова и большинством в губернском Милли Шуро за выдвижение кандидатов в Учредительное Собрание. В результате, на заседании 1 сентября сторонники Ибрагимова объявили о создании собственного предвыборного списка.

На выборах в Учредительное Собрание список татарских левых эсеров завоевал пять из шести мандатов от мусульман Уфимской губернии (кроме башкирских автономистов). Но их база осталась ограниченной рамками губернии. После разгона Учредительного Собрания его депутаты-мусульмане были вынуждены занять свою позицию в конфликте между большинством Собрания и большевиками. Только Галимджан Ибрагимов поддержал линию ВЦИК и покинул Учредительное Собрание вместе с большевиками. Татары создали "мусульманскую социалистическую фракцию" в Собрании, куда вошло большинство депутатов. По утверждению Ибрагимова, часть фрак­ции, избранная с ним по одному списку, была готова идти на сотрудничество с большевиками и левыми эсерами. Однако Фуад Туктаров и Шакир Мухаммедъяров целиком поддерживали политическую линию эсеров Виктора Чернова и выступали за борьбу с Советами. В здании Всероссийского Милли Шуро состоялась встреча между Сталиным и членами фракции. Наиболее жестко против сотрудничества с Советами высказался Гумер Терегулов. Ибрагимов, Вахитов и представитель башкир Манатов не теряли надежды на привлечение лидера Шуро Ахмеда Цаликова в качестве председателя будущего комиссариата. Всего произошло четыре встречи с Цаликовым. На последней из них он окончательно решил принять позицию мусульманской фракции. По всей видимости, эта встреча произошла сразу же после разгона Учредительного Собрания 6 или 7 января 1918 г. (Вахитов прибыл в Петроград только 6 января), так как уже 7 января состоялась встреча Ибрагимова, Вахитова и Манатова с Лениным и Сталиным, на которой они приняли решения об условиях сотрудничества с советской властью. Сама встреча была подготовлена Ибрагимовым и Сталиным. Таким образом, советское правительство получило возможность хотя бы частичного контроля за татарским движением соответственно в Уфе и Казани и башкирским движением. К концу апреля при активном участии Ибрагимова все национальные автономные органы были уничтожены.

Это был звездный час Ибрагимова. 22 марта 1918 г. было провозглашено Положение о Татаро-Башкирской Республике Советской России со столицей в Уфе, но все эти планы остались на бумаге. Впрочем, для Ибрагимова победа его идей была важнее борьбы за власть. Уже в 1927 г. он окончательно понял, что большевистскому режиму не нужна никакая самостоятельность наций. Но время безвозвратно ушло. Последнее десятилетие живой классик татарской литературы доживал в Ялте, к нему на поклон приезжало новое поколение писателей, но он был фактически отстранен от реальной политики.

Ибрагимов сыграл выдающуюся роль в создании татарского литературного языка, как теоретически, так и практически, он сформулировал принципы территориальной автономии, идущей от самоопределения татарского крестьянства. В этом смысле он актуален как никто из татарских политиков. Но слишком тесное сотрудничество с режимом обернулось для него отходом от былых идеалов юности и физической смертью. Важнее ли первое второго? Что ж, каждый сам должен дать ответ на этот вопрос.

Создание татарских полков.

Ильяс Алкин (1895-1937)
В 2002 г. исполось уже четыре с половиной века после падения Казанского ханства — последнего независимого государства наших предков. После этого татары не обладали значительной военной мощью. Исключением стало начало 1918-го, когда татарские части, объединенные в Харби Шуро (Военный Совет), составляли самую многочисленную и достаточно сплоченную воинскую силу в России. Эти части распались за считанные недели, — не в последнюю очередь из-за отказа лидера Шуро Ильяса Алкина взять власть вооруженным путем. Можно считать его порядочным человеком, отказавшимся пролить кровь, можно — предателем нации, не реализовавшим реальный шанс восстановления государственности, но в любом случае он не был ни трусом, ни политиканом. Постараемся описать события тех дней, когда этот двадцатидвухлетний лидер так и не сделал решающего шага, который мог бы изменить историю.

Ильяс Алкин был сыном видного общественного деятеля Казани, члена I Думы и ЦК "Иттифака" адвоката Саид-Гирея Алкина. После поражения революции 1905 — 1907 гг. отец Алкина был временно арестован и лишен права избираться. Ильяс закончил Казанское реальное училище, поступил в Политехнический институт в Петрограде (как и Мулланур Вахитов), откуда был призван в артиллерийское училище. Вахитов и Алкин являлись типичными представителями русифицированной татарской элиты крупных городов. В Петрограде они общались с представителями мусульманской фракции Думы и ее бюро.

В 1915 г. студенческой интеллигенцией Петрограда (Галимджан Шараф, Ильяс и Джигангир Алкины и Султанбек Мамлиев) создается общество "Татар учагы" ("Татарский очаг"), ставящее своей целью рост политической культуры татарской нации и ее модернизацию. Впервые лидеры "Татар учагы" публично высказали свои позиции в начале 1917 г. в ходе дискуссии о реформе татарского алфавита, требуя исключения букв, не имеющих звуковых аналогов в татарском языке.

В начале 1917 г. Алкин командируется для прохождения службы в Казань. В это время численность мусульман, главным образом татар, в регулярной армии составляла порядка полумиллиона человек. Освобождение от воинской службы учителей правительственных инородческих школ и негативное отношение к войне с Турцией привело к низкому проценту татарской интеллигенции в армии. Основную прослойку среди армейских офицеров-татар составляло национальное студенчество, имевшее низшие офицерские звания. Особенность Первой мировой войны заключалось в наличии большого количества тыловых учебных частей, особенно на территории Казанского Военного Округа, являвшегося основным тыловым округом Европейской России. КазВО, охватывавший Поволжье и Урал, представлял собой единственную административную единицу, объединявшую все основные татарские территории.

Сразу же после Февральской революции идея создания мусульманских частей получила повсеместное распространение. Лидер кружка "Татар учагы" Ильяс Алкин, его брат Джигангир Алкин, а позднее и члены кружка Султанбек Мамлиев и Усман Токумбетов оказались ключевыми фигурами в объединении мусульманских воинов и создании Харби Шуро. Уже 8 марта 1917 г. были посланы делегаты от рот Казанского гарнизона, которые приняли решение о создании Казанского Мусульманского Военного Комитета (Харби Шуро) во главе с Ильясом Алкиным. 12 марта 1917 г. Алкин стал членом Казанского Мусульманского Комитета (органа национальной элиты) от военных.

23 марта 1917 г. Харби Шуро единогласно принял решение о необходимости создания мусульманских воинских частей и обратился с воззванием ко всем воинам-мусульманам. В тот же день была образована соответствующая комиссия. 28 марта 1917 г. Харби Шуро рассмотрел доклад Ильяса Алкина с предложением создать во внутренних губерниях России Татарский Военный Округ, в котором служили бы солдаты всех входящих в него территорий.

7 апреля 1917 г. либеральная газета "Йолдыз" поместила программную статью "Зачем нужны татарские полки?", где говорилось, что армию можно превратить в школу национального воспитания. В Татарском Военном Округе все чиновники, начиная с самых низших и кончая командующим округом должны быть мусульманами". Все мусульмане России направляются "в части внутри Татарского Военного Округа". Любой офицер из татар "должен иметь возможность отправиться на службу в этот Военный Округ". Официальным языком Округа объявлялся татарский. Округ должен был объединить "войска всех родов" и военные учебные заведения.

Выполнение такого проекта формирования целостной национальной армии неизбежно должно было перевести на другой уровень отношения между центральным правительством и мусульманским населением. К созданию национального корпуса призывал еще в 1906 г. Рашид Ибрагим. Татары получали в лице армии гарантию соблюдения своих прав, независимо от политической ситуации в России. Такие требования были непосредственно вызваны нарастающим хаосом в стране, уже тогда проявившимся в бунтах военных, убийствах офицеров и фактической отмене армейской дисциплины со стороны солдат. Национальные воинские части рассматривались и как своеобразный прототип местных полицейских сил. Среди солдат-татар война не имела популярности. Создание самим царским правительством латышских и армянских воинских частей дало прецедент формирования армии по национальному признаку. Национальные воинские части у мусульман могли быть реальными гарантами против насильственных действий со стороны армянского и казачьего населения на окраинах России.

Харби Шуро быстро получил отклики от мусульманских воинов других регионов. 30 апреля 1917 г. в Москве началось совещание воинов-мусульман. Был сформирован Временный Центральный Совет во главе с Алкиным. Было принято постановление о немедленном переформировании армии по национальному признаку и вы­делении мусульманских частей. В случае отказа Временного правительства, предусматривалось "приступить к образованию отдельных мусульманских войсковых частей явочным порядком". 18 мая 1917 г. на заседании казанского Харби Шуро было отмечено, что в полках создаются особые татарские роты.

Уже 4 апреля 1917 г. на заседании Казанского Мусульманского Комитета Алкин поддержал идею созыва татарского, а не общероссийского мусульманского съезда для решения проблем нации. Однако на II Мусульманском съезде он высказался против создания централизованной татарской автономии, так как выступал за полную самостоятельность воинских частей. Возможно, свою роль сыграли неприязненные отношения его отца с лидером автономии Садри Максуди, да и различие политических программ либерала Максуди и социал-демократа Алкина.

Пиком популярности Алкина стал I Мусульманский Военный съезд, проходивший в конце июля в Казани. Съезд избрал постоянный Всероссийский Военный Совет (Харби Шуро) во главе с Ильясом Алкиным. Харби Шуро окончательно утвердил свою монопольную позицию представителя интересов мусульманских воинов России. Преодоление первоначального запрета на проведение съезда обеспечило руководству Харби Шуро высокую популярность. Так как в ходе II Всероссийского Мусульманского Съезда оформился организационный раскол между умеренной и радикальной частью национального движения, то Харби Шуро и лично его лидер Ильяс Алкин оставались фактически единственной силой, выступавшей в качестве посредника между обоими лагерями. Однако в целом руководство Харби Шуро на съезде заняло компромиссную позицию, с одной стороны, утвердив чисто аграрно-социалистическую федералистскую программу, поддерживаемую большинством военнослужащих, с другой стороны, выразив лояльность общенациональным структурам и прежде всего Вакытлы Милли Идарэ (Национальному Управлению). Было принято решение идти на выборы в Учредительное Собрание блоком только "с мусульманскими социалистическими группами". Так Алкин и Вахитов оказа­лись избранными в Учредительное Собрание от Казанской губернии в рамках Мусульманского Социалистического Блока.

Сразу же после перехода власти в руки большевиков в Казани 27 октября 1917 г. состоялось экстренное заседание мусульманских военных организаций. Шуро отправил телеграмму: "Правительство перешло в руки демократии. Всеми силами постараемся провести лозунги Советской власти".

30 октября начался II Съезд мусульман-воинов Казанского Военного Округа. Алкин высказался за откладывание решительных действий до выборов в Учредительное Собрание: "Я сам сочувствую социал-демократам, но не могу положительно оценить последние изменения". В ответе Казанского Харби Шуро Халиль Сафиуллин заявил: "Если посмотреть на нашу историю, то можно увидеть, что из-за отсутствия единства мы собственными руками отдали наше государство русским. Всегда у нас нет единства". Габдулла Габдеррашитов предложил быстрейшее формирование национальных частей. При этом предлагалось создание трех запасных мусульманских полков (Казань, Уфа, Оренбург). Их предполагалось объединить в I Стрелковую бригаду. В качестве прообраза милиции создавались мусульманские патрульные команды.

12 ноября 1917 г., под председательством Ильяса Алкина, прошло второе заседание национальных организаций Казани. Алкин заявил, что "сейчас в России нет правительства", поэтому "нам нужно создать Федерацию народов Поволжья". Он охарактеризовал ситуацию как период борьбы каждой из наций за свои интересы и, прежде всего, интересы экономические. Алкин назвал мусульманские части основным инструментом обеспечения прав нации. Заседание решило рекомендовать перевести Миллет Меджлисе в Казань, передать ему функции Учредительного Собрании татар и провозгласить на его сессии территориальную автономию.

На следующий день после провозглашения Российской Федеративной Республики 6 января 1918 г. Миллет Меджлисе заявило о рождении ее субъекта — Штата Идель-Урал. Комиссия по территориальной автономии, известная также как коллегия Урало-Волжского Штата (КУВШ), должна была обеспечить созыв съезда в Уфе для принятия временной конституции Штата и создания временного правительства. Харби Шуро по соглашению подчинился КУВШ. Алкин стал членом КУВШ. Абсолютное преобладание в нем получили социалисты-татаристы — представители Казани.

Основной потребностью населения в этот период было наличие власти, неразрывно связанной с его непосредственными интересами. Абсолютно самостоятельная политика Харби Шуро объективно приводила к расколу национальных автономных структур. Социалисты-татаристы ("татарчылар"), получив полный контроль над КУВШ, фактически взяли на себя всю полноту ответственности за создание территориальной автономии. В этот период Харби Шуро поддерживал партнерские отношения как с МСК, так и с уфимской группой Ибрагимова, куда входил и Уфимский Харби Шуро.

24 декабря 1917 г. в Казани состоялось совместное заседание всех мусульманских военных организаций. Ильяс Алкин предупредил о распространении среди русского населения слухов о войне русских и татар и о захвате татарами всей власти для последующего угнетения русских. Алкин заявил, что власть в Штате будет разделена с другими народами.

В январе 1918 г. II Всероссийский Мусульманский Военный съезд должен был, прежде всего, добиться создания национального военного округа и Штата Идель-Урал. Уже на предварительном совещании съезда произошло столкновение между его национальным большинством, возглавляемым Ильясом Алкиным, и левыми социалистами, от имени которых выступил Камиль Якуб. Алкин заявил, что на заседаниях съезда "мы должны создать сильное оружие для мусульманского народа, тюрко-татарской нации". Якуб утверждал, что кадеты пытаются использовать мусульман-солдат, и провозглашение Штата является их идеей. Ильяс Алкин категорически опроверг утверждение о своей связи с кадетами и заявил, что "ориентируясь только на одну цель, национальную цель, нужно двигаться вперед". Алкин получил поддержку большинства делегатов, и съезд перешел в деловое русло.

Четвертое особое заседание съезда носило чрезвычайный характер, так как циркулировали слухи о готовящемся Казанским Советом аресте пяти лидеров Харби Шуро, включая Ильяса Алкина, по обвинению в якобы планирующемся съездом роспуске Совета. Исследование фактов показало, что лидеры Совета отдали приказ о подготовке к возможным военным действиям. Решение об аресте лидеров Харби Шуро было принято на секретном заседании Исполкома Казанского Совета. Стало окончательно понятно, что Совет будет всеми силами бороться против национальных военных организаций и создания Штата Идел-Урал. Сам съезд воздержался от решительных действий.

Резкая конфронтация национальной и просоветской части съезда подтолкнула национальные элементы на создание фракции, вокруг которой объединилось большинство делегатов. Она получила имя "социалисты-федералисты", и ее основной целью стало создание Штата. Руководство фракции состояло из представителей двух политических группировок: Всероссийского Харби Шуро и группы Галимджана Иб­рагимова. Фракция приняла решение сформировать руководство съезда из своих сторонников под председательством И. Алкина. На выборах президиума съезда в него прошли только социал-федералисты. Был достигнут компромисс, в результате которого в президиуме федералисты получили по 3, а левые по — 2 места.

На съезде развернулась дискуссия о способе правления в будущем Штате Идель-Урал. По докладу военного ахуна казанского гарнизона Гатауллы Багаутдинова принимается решение о создании Волго-Уральского тюрко-татарского Штата. Правительство Штата должно формироваться Советом солдат, рабочих и крестьян мусульманского большинства при включении представителей других наций на пропорциональной основе. II Всероссийский Мусульманский Военный съезд брал на себя функции создания Штата и охраны его законов. Особым пунктом была выделена борьба с контрреволюционными организациями, действующими против Штата.

Так Штат превращался из парламентской республики, основанной на праве всеобщего голосования, в советскую республику с выборами по классовому признаку. Фундаментальная слабость этого проекта заключалась в том, что татарские рабочие и крестьяне не имели собственных политических организаций. Татары в этот период имели крайне незначительное представительство в Советах и общероссийских партийных структурах всех уровней. Харби Шуро фактически склонился к принятию основных принципов тогдашней Советской власти, заключавшихся в признании главенства Советов и в объявлении Штата Советской республикой.

19 февраля 1918 г. газета "Безнен тавыш" опубликовала статью "Нужна правда", где приоткрылась завеса над изменившимся раскладом сил на съезде. Члены группы Галимджана Ибрагимова в лице лидеров Харби Шуро Уфимской губернии начали отдаляться от И. Алкина. Их лидер, вождь уфимских левых эсеров Г. Ибрагимов, получив пост замнаркома Мусульманского комиссариата в январе 1918 г., окончательно перешел на советские позиции. Сторонники Советов, потерпев поражение в попытке подчинить себе съезд, все более активно переходили к агитации в частях Шуро в Казани. Во второй половине февраля 1918 г. Харби Шуро начал получать сведения о разложении частей и из других мест, особенно из Оренбурга и Уфы. Бездействие воинских частей, отсутствие реальных действий Харби Шуро и II Военного Съезда по созданию Штата, нарастающее непонимание причин их содержания под ружьем разлагали мусульманские части, способствовали утрате боеспособности и моральных качеств. В итоге, сами солдаты выступили за роспуск национальных частей.

В феврале 1918 г., в противовес намечавшемуся учредительному съезду Идель-Урала, в Казани был создан областной съезд Советов Поволжья и Южного Урала. Практически все делегаты-мусульмане единодушно защищали идею Штата. Но съезд Советов выступил против национальной автономии. В ответ, мусульманская фракция покинула съезд, и 26 февраля 1918 г. на общем заседании мусульманских организаций Казани было принято решение о провозглашении Штата. 27 февраля были развешены плакаты с текстом Фармана (Универсала) о про­возглашении Штата. В провозглашении должны были принять участие все мусульманские организации, кроме Мусульманского комиссариата при Казанском Совете.

В ответ, 26 февраля 1918 г., руководство Казанского губернского Совета учреждает Казанскую Советскую Республику. В городе было объявлено военное положение. В ночь с 28 февраля на 1 марта 1918 г. руководство Шуро было арестовано. Впрочем, заключение Алкина закончилось очень быстро. Но он отказался от идеи вооруженной борьбы и после освобождения.

Ильяс Алкин не мог остановить набирающий скорость маховик гражданской войны, но стремился хотя бы немного сбавить ее обороты. Последним его подвигом было фактическое недопущение белой полиции в татарские районы Казани в августе-сентябре 1918 г., когда он спас своих многих политических противников. Алкин отказался участвовать в средневековой бойне гражданской войны. Он не захотел дать своей нации опыт братоубийства — в стране, где оно стало нормой. Наверное, в этом его основной подвиг. Он не стал татарским Наполеоном, но остался Человеком.

В дальнейшем он уже никогда не был на первых ролях. Однако ему припомнили прошлое. В 1937 г. он был расстрелян.

Отец революции третьего мира.

Мирсаид Султан-Галиев (1892 — 1940)
Название этой статьи я заимствовал из книги Александра Беннигсена. За время после ее выхода в свет в 1986 г. поблекла привлекательность национально-освободительного движения, и “третий мир” сейчас рассматривается преимущественно в отрицательном плане, как символ бесправия, нищеты и насилия. Каждый может судить, далеко ли мы от него. Название книги Беннигсена убийственно верно указывает на одну из возможностей развития татарского общества начала прошедшего века.

В последнее десятилетие в Татарстане очень много писалось о Султан-Галиеве, писалось преимущественно в положительном плане. Но так и не вышел в свет анализ его автобиографического очерка “Кто я?”. Я не знаю в татарской традиции столь откровенной исповеди, заставляющей вспомнить исповеди Руссо и Абеляра. Эпиграфом этой исповеди являются слова: “Я хочу, чтобы я был выслушан”. Постараемся же понять Мирсаида.

В воспоминаниях о детстве и юности Султан-Галиева постоянно присутствует мотив бедности. Его отец был простым учителем, а мать происходила из рода мурз; его родственниками были Терегуловы, Еникеевы, Мамсеевы, Чанышевы, то есть знатные татарские роды. Тайной и несбывшейся мечтой детства было среднее образование, но честолюбивый мальчик был лишен его. Тогда Султан-Галиев уже своей общественной деятельностью пытается влиться в национальную элиту. В 1917 г. он становится секретарем Центрального Милли Шуро и поет дифирамбы его лидеру Ахмеду Цаликову. 29 июля того же года на II Всероссийском мусульманском съезде Мирсаид Султан-Галиев сделал доклад по вопросам издательской деятельности. Однако его предложения были отклонены, и Султан-Галиев не сумел завоевать себе места среди элиты, что способствовало его сближению с Мусульманским Социалистическим Комитетом (МСК) и лично с Вахитовым.

Роль Султан-Галиева в МСК прояснилась после отъезда Вахитова в начале января 1918 г. в Петроград. На II Всероссийском Мусульманском военном съезде в январе 1918 г. усилиями Султан-Галиева и большевиков-татар была создана левая фракция. Съезд должен был принять решения, определяющие позицию мусульманских воинов в отношении к центральным и местным властям и, прежде всего, добиться создания национального военного округа и Штата Идель-Урал. Сторонники Советов с самого начала постарались взять съезд под свой контроль. Уже на предварительном совещании съезда произошло столкновение между его национальным большинством и левыми социалистами. Камиль Якуб утверждал, что кадеты пытаются использовать мусульман-солдат, и провозглашение Штата является их идеей. Мирсаид Султан-Галиев заявил, что в России имеются две силы, с одной стороны — это кадеты, Дутов, Корнилов и Центральная Рада, с другой — народные комиссары, а у татар — МСК. Ильяс Алкин категорически опроверг утверждение о своей связи с кадетами и заявил, что “ориентируясь только на одну цель, национальную цель, нужно двигаться вперед”.

В феврале 1918 г., в противовес намечавшемуся учредительному съезду Идель-Урала, в Казани был созван областной съезд Советов Поволжья и Южного Урала, объединивший представителей 11 губерний. Практически все делегаты-мусульмане единодушно защищали идею Штата. Единственным диссонансом прозвучало выступление Султан-Галиева, в котором он призвал решить вопрос Штата путем проведения плебисцита “пролетарским классом народностей этой территории”. Областной съезд Советов выступил против идеи национальной автономии. В ответ мусульманская фракция покинула съезд, и 26 февраля 1918 г. на общем заседании мусульманских организаций Казани было принято решение о провозглашении Штата.

В ответ 26 февраля 1918 г. руководство Казанского губернского Совета учреждает Казанскую Советскую Республику и формирует ее Совет комиссаров. В отличие от предлагавшегося проекта Штата, все ключевые посты были заняты не татарами. Султан-Галиев получил пост члена комиссариата народного просвещения. Основным органом нового “государства” стал “Революционный Штаб Казанской рабоче-крестьянской республики”. Председателем Штаба стал Карл Грасис, а в число членов вошел Султан-Галиев.

Султан-Галиев приписывает себе арест руководства съезда в ночь с 28 февраля на 1 марта 1918 г. и срыв провозглашения Идель-Урал Штата. Вероятно, он был прав. Впоследствии он не раз будет стремиться создать национальное государство, но никогда не достигнет своей цели. Проклятие той ночи, кажется, будет вечно тяготеть над ним.

Окончательно лидерская роль Султан-Галиева оформилась после гибели Мулланура Вахитова в августе 1918 г. Он приезжает в Москву, где становится председателем Центрального Мусульманского Комиссариата (Мускома). Его цель — создание Татаро-Башкирской республики, согласно Положению Народного комиссариата по делам национальностей (Наркомнаца) от 22 марта 1918 г. При этим должно произойти перераспределение богатств края в пользу мусульман. Султан-Галиев провозглашал: “Достаточно взглянуть на этнографическую карту Татарстана и Башкирии. Все выгодные в отношении естественных богатств местности этого края — побережья судоходных рек, леса, города и окружающие их земли — заселены 80-90 процентами русского населения. Остальное население края, несмотря на то, что оно в среднем составляет процентов 70 общего числа его населения, в эксплуатации указанных естественных богатств участвует лишь в 10-12 процентах”. О возможных последствиях такого большевистского перераспределения, но уже не по классовому, а по национальному признаку, автор умалчивает…

Вчерашний союзник Карл Грасис становится основным противником мусульманских коммунистов в деле создания национальной государственности. Наряду с контролем на местах нарастает и контроль из центра. Вначале по советской линии. В октябре 1918 г. Султан-Галиев заявлял: “Конструирование Наркомнаца и национальных комиссариатов должно определяться теми же принципами, которые положены в основу образования Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, а именно принципы свободного федерирования трудовых элементов отдельных национальностей и вытекающий отсюда принцип полной независимости пролетариата этих национальностей”. В октябре 1918 г. Муском фактически заявил, что его отделения на местах не будут подчиняться местным властям. Султан-Галиев будет выступать и за созыв съезда трудящихся-татар. Но центральные власти слишком хорошо понимают, что такой съезд будет неподконтрольным. Чуть позднее ликвидируется и самостоятельная Мусульманская Компартия. В ноябре 1918 г. на I Съезде Мусульман-Коммунистов в Москве большинство под нажимом ЦК РКП(б) высказалось за превращение партии в Центральное Бюро Мусульманских Организаций при РКП(б).

В ноябре 1919 г. на II Всероссийском Съезде Мусульманских Коммунистических Организаций Султан-Галиеву удалось провести свою резолюцию по татаро-башкирскому вопросу: “Самым правильным разрешением татаро-башкирского вопроса, как с политической, так и с естественно-исторической стороны, является создание для них общей советской республики”. Съезд признал необходимым “осуществить положение Совнаркома о Татаро-Башкирской Советской Социалистической Республике в границах, исключающих автономную Малую Башкирию” (то есть гористый восток Оренбургской губернии, составляющий ныне Юго-восток Башкортостана). Но Политбюро РКП(б) отменяет это решение.

В 1921 г. в дни голода “правые” — сторонники Султан-Галиева получают контроль над правительством Татарстана, но его не отпускают в Казань. Партийная дисциплина — очень эффективный механизм контроля. В Наркомнаце он — неформальный лидер коммунистов российских автономий, далеко не всегда довольных политикой центра (Муском к тому времени ликвидирован). Основная сфера раздоров — контроль за земельными ресурсами. На них претендуют и федеральный центр и республики. Султан-Галиев — председатель Федерального Комитета по земельному делу, на стороне последних. Уже в 1922 году пронациональная политика “правых” приводит к попыткам их устранения. Султан-Галиева включают в “парттысячу” что означает фактическую ссылку в глухую провинцию. Из-за протестов представителей автономий он пока сохраняет свои посты.

История с арестом Султан-Галиева (май 1923 г.), откровенно говоря, маловразумительна. Поводом для ареста послужило перехваченное шифрованное письмо Султан-Галиева, выявившее его переписку с рядом коммунистов в тюркских республиках и попытку установить связь с бывшим лидером башкирской автономии Заки Валиди, уже ставшим тогда противником советской власти. Единственные доступные нам документы — это само письмо и показания Султан-Галиева. Они отражают сложную ситуацию в стране, когда всем было ясно, что Ленин умирает и возможны варианты развития событий. Непонятна до конца роль Сталина, который несколько лет был ближайшим союзником Султан-Галиева, а теперь стал его злейшим преследователем.

Арест Султан-Галиева стал для “правых” нарушением негласного договора руководства Татарии и Центра. Выведшие из кризиса республику лидеры оказывались в положении нежелательных лиц и политических изгоев. Практически сразу же за арестом Султан-Галиева его сторонники в аппарате Татарстана обращаются с письмом в ЦК РКП(б). В начале идет оценка деятельности Султан-Галиева: “Констатируя большое влияние т. Султан-Галиева на коммунистов-туземцев восточных республик и областей, а также широкие беспартийные массы рабочих, крестьян и трудовой советской интеллигенции, полагаем, что подобный акт физической репрессии по отношению к нему имеет безусловно отрицательное значение”.

Авторы заявляют: “Просим об отмене всякой репрессии по отношению т. Султан-Галиева, и если для этой цели ЦК РКП потребуется наше поручительство, то выражаем на это полное желание и готовность”. Под письмом подписалась большая часть лидеров республики, но только татары. Позднее было направлено заявление в ЦК РКП(б) товарищу Сталину, где авторы утверждают: “Мы категорически отрицаем возможность связи Султан-Галиева с басмачеством”. Они объясняют, что ошибки Султан-Галиева во многом вызваны неопределенностью национальной политики перед XIII Съездом Партии, личными репрессиями против него (отправка в составе парттысячи), а также отсутствием контроля местных коммунистов над экономической жизнью в Башкирии и Киргизии. Авторы заявляют, что видят основные проблемы в:

1. 
   Статусе автономий в связи с образованием СССР;
   

3) Потребности урегулирования отношений между Наркомземом РСФСР и автономных республик, так как его политика сводится к упразднению автономий;

4) Введение поправок в Земельный кодекс, игнорирующих своеобразие автономий.

И в XXI веке эти проблемы звучат достаточно актуально. Но Центр уже принял свое решение. “Четвертое совещание ЦК РКП с ответственными работниками национальных республик и областей”, прошедшее 9-12 июня 1923 г. в Москве заклеймило деятельность Султан-Галиева. Совещание членов Татобкома и ОКК РКП(б) 19-21 июля 1923 г. было посвящено разоблачению Султан-Галиева. Шагит Ахмадиев, выступая от “левых”, обрушился с критикой на Султан-Галиева, обвиняя его в попытке сформировать “блок с кем угодно... лишь бы осуществить нерусские интересы”. Ахмадиев заявляет, что у Султан-Галиева — “отсутствие веры в долгое существование Советской власти... стремление в волнах... опасности спасти свою нацию целиком”.

Такая постановка вопроса вызвала негодование “правых”. Исхак Рахматуллин напомнил, что еще в 1919 г. ЧК посылала своих агентов на губернскую конференцию коммунистов-мусульман, “узнать, не творят ли чего худого коммунисты-мусульмане”. А зав. Секретным Отделом губисполкома Михайлов спрашивал его: “Что там татары делают, может, республику создать хотят?” Нарком земледелия Юнус Валидов выступил еще откровеннее: “Мы работаем и знаем, что в аппаратах у нас 45 % черносотенцев с монархической идеологией, через которых мы проводим работу, они при наших склоках восторжествуют... В сущности, говоря о Султан-Галеевщине, полагал бы, что если в ТР было стремление противосоветское, противокоммунистическое, то нужно было искоренять его раньше”.

Шахмардан Ибрагимов, однозначно поддерживавший позиции “левых”, так оценил позицию “правых”: “У них блок с буржуазией, блок и тесная связь с национальными элементами... Когда говорили тт. Усманов, Ганиев, Валидов, мне стало жутко... Чувствуешь, что тень Султан-Галиева как будто пролетела над этим залом, — потому что эти речи повторяли его мысли, его слова, его мотивы, только в более мягкой форме”. Ибрагимов также обвинил Султан-Галиева в защите экстерриториальной автономии, “при которой можно было рассчитывать только на татарскую часть населения, но при советской территориальной автономии необходимо иметь в виду всю совокупность населения”. Тем самым Ибрагимов выступил против развития национальных институтов на территориях вне Татарии.

Секретарь обкома РКП(б) Блудау попытался как-то примирить позиции. Но и он был вынужден признать правильность ряда тезисов Султан-Галиева, заявив, что татары-рабочие используются “например, на Бондюжском заводе на самых тяжелых и вредных работах”.

Нарком просвещения Микдат Брундуков построил свое выступление на опровержении позиций противников Султан-Галиева их былыми словами и действиями. Он заявил, что ранее Ш. Ибрагимов и Ш. Ахмадиев были сами друзьями Султан-Галиева. Продолжая полемику с “левыми”, оратор заявил, что на совещаниях по национальному вопросу Султан-Галиева “мнения одобряются и т. Лениным, и Сталиным, и Троцким, и другими руководителями — в то время, когда мнения Саид-Галиева по национальному вопросу подвергаются осуждению”. Председатель ЦИКа республики Рауф Сабиров указал “левым”, что в Инструкциях IV Совещания указывается на опасность, как левого, так и правого уклонов. Причем у “левых” существовал Учраспред (учетно-распределительный отдел — орган, занимающийся кадровыми назначениями — А.Х.) Саид-Галиева: “может быть, там Ахмадиев”. История оказалась ироничной. В свое время Султан-Галиев стоял за арестами лидеров Идель-Урала. Теперь его былые соратники, например Шагит Ахмадиев, призывали к борьбе с ним.

В 1924 г., в дни отстранения от политической жизни, Султан-Галиев пытается создать политическую историю татарской нации, подчеркивая национальную доминанту общественно-политического движения. Он пишет: “Положительными результатами 1905 годя для тюрко-татар России можно считать то, что у них появились как политическая сила туземная торговая буржуазия и тонкий слой мелкобуржуазной туземной интеллигенции, выступившей на сцену с лозунгами “национального возрождения (...) Пролетариата в европейском смысле этого слова... как классовой политической силы, не было”. Далее Султан-Галиев пишет, что тюркско-татарские коммунисты стали фактом жизни лишь во время революции. Причем они последовали “за коммунистической партией не столько из-за лозунгов классовой борьбы и классовой революции, сколько из-за лозунгов национального самоопределения”.

Султан-Галиев повторяет здесь слова Мулланура Вахитова. Теория “двойного угнетения” колониальных народа, то есть угнетения со стороны, как правящих классов, так и пролетариата европейских наций была изложена уже Садри Максуди в 1918 г. Идею Турана — как федерации тюркских народов он заимствует у Акчуры и других тюркистов. Новой является идея объединения всех слоев общества, кроме наиболее имущих, во имя создания национального государства. Впрочем, это близко к идеям Гаяза Исхаки образца 1906 г. Но достоинство любой теории в ее целостности, и здесь Султан-Галиеву нет равных.

Коммунисты в центре были не согласны на превращение СССР в славянско-тюркский союз. Они понимали, что, по сути, здесь возрождаются идеи Исмагила Гаспринского. При всей своей тенденциозности антисултангалиевская литература достаточно объективно называет источники теории Султан-Галиева. Чего в ней не было, так это марксизма. Даже Вахитов считал основной движущей силой пролетариат, который, правда, предстояло создать. Впрочем, победа деревни над городом стало общим местом революций после триумфа Мао в 1949 г.

Султан-Галиев был, прежде всего, практиком. Но время работало против него. С 1923 г. центр проводит тщательно продуманные акции по устранению его сторонников. Особенно опасной являлась поддержка Султан-Галиева в аппарате и среди комсомольцев. Но эта проблема была решена уже в 1924 г. Партийная дисциплина позволила рассеять его сторонников по огромным пространствам СССР. А в 1929 г., в дни народного недовольства сталинской “революцией сверху”, его сторонники стали арестовываться в массовом порядке.

С 1923 г. Султан-Галиев периодически арестовывается, в перерывах между арестами занимает мелкие посты. В 1940 г. он был расстрелян. Долгие годы место и время его гибели были неизвестны.

Для понимания роли Султан-Галиева следует прочесть тогдашние журналы коммунистической молодежи типа “Кызыл шэрык” или “Кызыл шэрык яшьлэре”. Оттуда встает облик вождя новой эпохи. Султан-Галиев был харизматическим лидером как ни один татарский политик ни до, ни после него. Он олицетворял эпоху единства и победу коллектива над личностью. Но один человек не прельстился обаянием Мирсаида и создал его портрет: портрет политика и властолюбца, отказавшегося от идеалов юности. Человека звали Хади Такташ, а произведение называется “Камиль”. Образ Сулеймана собирателен, но в нем отразилась вся суть соратников Султан-Галиева. Для понимания трагедии татар в 1920-е гг. необходимо прочесть “Камиля” и произведения Султан-Галиева, уже дважды изданные. Идеи Султан-Галиева действительно оказали больше влияние на страны третьего мира, колонии и полуколонии. Но нигде их победа не принесла благополучия, мира и стабильности. Алжир, Египет, Индонезия — вот далеко не полный список стран-поклонниц его идей в 1950-1960-е гг. Страстность Султан-Галиева, проклятия против “колонизаторов” захлестнули площади Казани и Челнов в начале 1990-х гг. Но большинство татар осталось дома. Мирное сосуществование в глазах большинства оказалось превыше борьбы за независимость. Идеи Султан-Галиева вновь отошли в тень. Станут ли они вновь актуальны? Что же, про это надо спрашивать тех, кто моложе 25-ти (ведь Мирсаиду было только 25 в 17-м году)...

Кашшаф Мухтаров родом из семьи пермского торговца. В годы Мировой войны он поступил на медицинский факультет только что открытого Пермского университета. После Февральской революции 1917 г. он стал одним из активистов национального движения, губернского Милли Шуро (Национального Совета). Вне основных татарских центров партийным различиям почти не придавалось значения. После победы большевиков — секретарем губернского комиссариата по делам национальностей. Здесь он познакомился с будущим наркомом просвещения Микдатом Брундуковым. В дни наступления войск КомУЧа летом 1918 г. советские деятели Перми эвакуировались в Вятку, где Мухтаров был принят в Компартию. В 1919 г. на весь Урал было всего три коммуниста-татарина. Здесь Мухтаров сошелся с двумя будущими ключевыми членами своего правительства — бывшими шакирдами медресе “Буби” Гасымом Мансуровым (будущим вице-премьером) и Юнусом Валиди (будущим наркомом земледелия). Они только что участвовали в расстреле известного кадимиста и доносчика Ишми-ишана, в 1911 г. добившегося уничтожения их медресе.

В те дни основной целью татарских коммунистов было создание территориальной автономии. 4 ноября 1919 г. Губернская мусульманская партконференция, где большинство составили “правые” татаристы, сторонники Султан-Галиева, приняла следующую резолюцию:

“В пределах Казанской и Уфимской губерний с измененными согласно проекту границами образовать на основах Советской Конституции Татарскую Республику как автономную часть РСФСР.

При Ревкоме должны быть организованы Народные комиссариаты: военный и народного образования для всех народностей татарского языка, населяющих территорию РСФСР, и другие по мере надобности для Татарской республики.

Исходя из общности культуры татар и языка татар и башкир, конференция, в случае желания башкир, приветствует образование единой Татаро-Башкирской республики”.

К моменту объявления Ленинского Декрета о создании республики в мае 1920 г. лидеры татарских “правых” коммунистов уже готовились разъехаться по уездам и провозгласить республику без согласия Центра. В Ревкоме (Революционном Комитете — органе, занимающемся формированием органов власти республики) Татарии “правым” удалось занять ряд ключевых постов. Однако контроль над республикой получили “левые” — сторонники Саид-Галиева, который был противником создания республики. Он и возглавил Совнарком ТАССР. В 1920 г. Мухтаров становится лишь наркомом здравоохранения в первом правительстве Татарии.

В 1921 г. в Поволжье — страшный голод. Администрация Саид-Галиева без протестов перевыполняет план сдачи зерна Центру, последствием этого становится отсутствие местных запасов зерна и массовая гибель и бегство населения. Летом 1921 г. на II Татарском съезде Советов к власти приходит правительство под руководством Мухтарова. Его основная цель — борьба с голодом. Оно согласно принять помощь от кого угодно и параллельно стремится нормализовать экономику республики в рамках политики НЭПа. Нарком земледелия Юнус Валиди признает, что он дал взятки натурой железнодорожникам для прохождения эшелона с сахаром и, тем самым, спасения жизней тысяч людей, так как угрозы репрессий не сработали.

Сама политика НЭПа делала необходимым доверие народных масс и опору на них. Лидеры правительства и ЦИК, возглавляемых “правыми”, вышли из джадидских медресе, местных Милли Шуро, Мусульманского Социалистического Комитета, Мусульманской Компартии, Центральной Мусульманской Военной Коллегии. Они имели гораздо более прочные корни в Татарстане (в отличие от “левых”, в основном связанных с Уралом) и ориентировались на удовлетворение традиционных и современных потребностей нации, при все большем учете ее реальных настроений. Опорой “правых” была молодежь национальных военных школ, комсомола, студенчество. Географически “правые” были сильны в Татарской Слободе Казани, на Северо-Востоке в районе влияния медресе “Буби”, где учились их ключевые фигуры: Гасым Мансуров, Юнус Валиди, Гаяз Максудов. Цитаделью “правых” был Наркомзем, где Юнус Валиди вел определенную кадровую политику, часто опираясь на выходцев с Северо-Востока. Часть “правых” составляли выходцы с Северного Урала, особенно Перми (Мухтаров и Брундуков), а также пограничных с Татарстаном Белебеевского и Бирского уездов. Однако сила правительства Мухтарова была, прежде всего, в поддержке большинством активного населения: зажиточными крестьянами, ремесленниками, мелкой и средней городской буржуазией, интеллигенцией, джадидским духовенством.

Но уже в 1922 г. пронациональная политика “правых” приводит к попыткам их устранения. Улучшившаяся, благодаря им, экономическая ситуация, снизила активность населения, стабилизовав общественно-политическую обстановку.

В 1922 г. исключаются из партии Юнус Валиди и его заместитель Гариф Енбаев. В ответ на исключение Енбаева из партии лидеры “правых” подписались под заявлением в его защиту, отправленным в Центральную Комиссию по проверке и очистке РКП(б). Валиди потерял свой пост. Его главной “виной” стало принятие Земельного Кодекса Татарстана, отличающегося от федерального.

В декабре 1922 г. III Съезд Советов Татарии подтвердил полномочия правительства “правых”. Они преобладали и в Президиуме съезда. Кашшаф Мухтаров в своем докладе охарактеризовал путь, проделанный Татарстаном. Он говорил о недоверии татарских “народных масс к ранее господствовавшей нации”. Это усугублялось позицией центральных чиновников “в начальный период”, которые действовали, “трактуя Татарскую Республику”, как одну из многочисленных губерний”. Сравнивая начальное и современное положение Татарстана, Мухтаров приходит к выводу: “Автономность... без точного и реального содержания, без определенных граней, без всякого авторитета. Мы все это теперь имеем в большей или меньшей степени”. При этом Мухтаров поддержал проект создания Волжско-Камской Области в рамках экономического районирования, а также за создание союза автономных республик и областей РСФСР в связи с образованием Союзного ЦИК и СНК. Мухтаров заявляет, что такая политика “ведет к расширению автономных прав молодой Татарии”.

После ареста Султан-Галиева в мае 1923 г. Мухтаров и члены его правительства получили шанс на продление своих полномочий, но им нужно было отмежеваться от былого лидера. Однако они отказались и подписали письмо в защиту Султан-Галиева.

IV Съезд Советов Татарии в декабре 1923 г. вновь избрал правительство под руководством Мухтарова. Почти все члены правительства были абсолютно далеки от большевистской ортодоксии. Нарком здравоохранения Фатих Мухаммедъяров был в 1917 — 1918 гг. деятелем Мусульманского Социалистического Комитета, организованного Вахитовым, членом Коллегии Идель-Урал, но так и не вступил затем в РКП(б), оставаясь единственным беспартийным наркомом.

Наиболее резко выступил в защиту татарской культуры нарком просвещения Брундуков. Он подчеркнул, что в бюджете Татарии расходы на образование составляют 27 % бюджета, тогда как в ряде соседних русских областей с их унифицированными программами расходы составляют 40 — 45 %. Брундуков отметил, что в татарском книжном издательстве с ян­варя по ноябрь 1923 г. вышло 61 названия книг на русском языке и 37 — на татарском. Он также выступил за передачу вузов Татарстану и их ориентацию на нужды республики.

В апреле 1924 г. руководство “правых” в СНК окончательно ликвидируется. На заседании Бюро Татарского обкома РКП(б) 3 апреля 1924 г. секретарь обкома Морозов выступил с докладом о взаимоотношениях Бюро обкома с Советом Народных Комиссариатов АТССР. Было принято Постановление:

“Констатируя, что решения Бюро Областного Комитета не имеют своего отражения ни в работе СНК, ни в других наркоматах, что в деятельности СНК по проведению сметы, по взысканию недоимок по местным бюджетам и ряду других вопросов решения Бюро либо не проводятся, либо мнение Бюро не спрашивается, что стало очевидно, что товарищи Мухтаров, Мансуров, Енбаев находятся под влиянием сильных группировочных настроений и непримиримости.

Постановили: Отозвать тов. Мансурова из СНК... тов. Енбаева снять с поста зам наркома земледелия... Просить ЦК отозвать из Татарии т. Мансурова и Енбаева. Просить ОКК ускорить рассмотрение дела о партийности тов. Валидова.

Тов. Валидова отозвать из Татбанка. Признать, что тов. Мухтаров не сработался с бюро ОК и просить ЦК отозвать тов. Мухтарова из Татреспублики. Секретариату поручить проработать вопрос о кандидатуре на пост Председателя СНК республики... Ответственный секретарь ОК РКП(б) Морозов”.

Всего через два месяца после смерти Ленина уже перестали играть и в “советскую демократию”.

Отставка правительства Мухтарова “правых” вызвала недовольство татар, которые поддерживали их политику, направленную на повышение статуса татар и выравнивание их профессионального и имущественного статуса с русскими. Рабочие-татары казанских заводов писали:

“Секретарю Центрального Комитета Российской Коммунистической партии (большевиков) дорогому товарищу Сталину и всем членам Центрального комитета. От рабочих и работниц, работавших на фабриках и заводах города Казани, и от делегатов в фабзавкомах. Заявление”.

В 1920—1921 годах “промышленность улучшалась... увеличивались рабочие силы, неграмотность понижалась”. Тем самым “укреплялась дружба между рабочими и крестьянами”. Впоследствии, когда были отправлены в отставку “т. Мухтаров и трудившиеся вместе с ним работники”, началось сокращение производства, и были “выброшены на улицы тысячи рабочих”. К тому же резкое сокращение школ привело к тому, что осталось 1 школа на 5 — 6 аулов.

Особенно резкой критике подверглась политика наркомата земледелия: “Положение крестьян... еще хуже. Нынешний Наркомзем не проводит в жизнь тех серьезных начинаний, который проводились раньше со стороны старого Наркомзема. Так, например, ничего не предпринимается для увеличения в республике лошадей и сельскохозяйственных орудий, составляющие сердце сельского хозяйства. Вообще все крестьянское хозяйство находится в крайне тяжелом положении” и если не будут приняты меры, то РТ опять скатится к голоду. Указывается также на кризис в промышленности, просвещении, книгопечатании.

Рабочие заявляют: “Мы просим Вас вернуть к нам в нашу среду... т. Мухтарова и работавших с ним товарищей ... которые спасли нас от голода, подняли нашу промышленность и много сделали для поднятия сельского хозяйства”. Рабочие пишут, что “мы выйдем лишь при помощи указанных товарищей и при умелой соответствующей действительным условиям нашей республики работе”. Под обращением содержатся десятки подписей рабочих Порохового, Алафузовского, Пугачевского и других заводов, исключительно татар.

Но решение уже было принято. Мухтаров был отозван в Москву, где стал членом коллегии наркомата здравоохранения РСФСР. Деятели его правительства по очереди изымались из Казани. На VII Съезде Советов Татарии в марте 1927 г. последний из наркомов правительства Мухтарова Фатих Мухаммедъяров заявил, что реализация татарского языка превращается в “переписывание русских слов, выражений татарскими буквами”. Он выступил против предложения наркома рабоче-крестьянской инспекции (НК РКИ) Ахметшина ликвидировать иногородние представительства наркомата. Ахметшин набросился как на Мухамедъярова, так особенно и на его заместителя Будайли: “Тов. Будайли, на Всетатарском съезде такие разговоры совершенно непростительны, ибо здесь создается впечатление, что НК РКИ валяет дурака”. В итоге Мухаммедъяров и Будайли потеряли свои посты. Так ушел последний из наркомов правительства Мухтарова. Впрочем, единодушие новых наркомов не спасло их от дальнейших расстрелов. С 1929 г. с периода массовых арестов султан-галиевцев Мухтаров и его коллеги почти постоянно находятся в лагерях, и жизнь большинства из них оборвется в том самом 37-м.

Вместо послесловия

Почти полтора года своей жизни я прожил с героями своих статей. Обдумывая очередные публикации в журнале «Идель», я бродил по старым улицам Татарской Слободы Казани мимо зданий мечетей и медресе, редакций, домов, где жили мои герои, зданий Казанской Татарской Учительской Школы и Мусульманской библиотеки. Эти скромные здания отражают сам дух татарской нации, объединяющей стремление к скромному достатку, удобству, получению знаний с отсутствием пышности, вычурности, показной роскоши. Кажется, что в сегодняшней Слободе на ее полуразрушенных улицах, где мелькают в основном лица пенсионеров и торговцев, ничего не осталось от той духовной Мекки нации, какой она была еще в 1920-е гг. Не случайно, что с середины 1920-х не один герой этой книги уже не живет в Казани…

Да и в целом на родине, как правило, век их был недолог. Первый герой –Курсави -- и последний – Мухтаров -- закончили свою жизнь на пороге сорокалетия. Ямашев и Вахитов лишь немного переступили тридцатилетие. Пятеро последних героев нашли свой конец в застенках. Кроме муфтиев Баруди и Фахретдина, только умершие еще в царской России Марджани и Гаспринский прожили долгую жизнь на родине. Могилы Г. Курсави, Р. Ибрагима, Ю. Акчуры, М. Биги, С. Максуди, Г. Исхаки — на далекой чужбине. Эти люди если ненадолго и занимали высокие посты, то платили за них своей кровью. Не все в их наследии бесспорно и актуально. Но именно их бесстрашие и бескорыстность и создали нашу нацию, дали ей возможность выйти на мировой уровень, преодолеть угрозу ассимиляции на рубеже прошлого и позапрошлого веков. Теперь мы должны изучить их уроки и показать, на что способно наше поколение. Достойны ли мы их, способны ли мы воспринять их наследие? Ведь если дети недостойны отцов, то нация обречена на смерть. Очередь за нами...

жүктеу/скачать 0.74 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: