Невозможное остается невозможным

Невозможное остается невозможным

Нет спора, и среди этих людей есть достаточное число таких, кто понимает (или говорит, будто понимает), что былая политика и стратегия буржуазной Германии потерпела крах и нуждается в пересмотре. В ФРГ достаточно известны такие видные политики, как Томас Делер, которые считают бесперспективным курс Бонна. Эту точку зрения разделяют деятели многих партий. Идет немало дискуссий по этому вопросу, в том числе и в военных кругах. В частности, в 1962 г. всеобщее внимание привлекла отставка так называемого военного уполномоченного бундестага генерала в отставке Грольмана, который был явно не согласен со многими доктринами бундесвера.

Есть среди западногерманских деятелей и много таких, кто объявляют внешнюю политику ФРГ неким «новым словом» во всей германской истории. Как выспренно писал президент бундестага д-р Эуген Гергтеялтайер, ФРГ «воплошает в себе самым прямым, ощутимым и эффективным образом преображение [495] Германии и немцев»{794}. Примерно в тех же тонах изображает внешнеполитический курс ФРГ профессор Вильгельм Греве в своей книге «Немецкая внешняя политика в послевоенное время»{795}.

Но декларации остаются декларациями, а политика — политикой. Приложим и к ней бесспорный исторический масштаб, который дали нам последние десятилетия. Подвергнем сперва рассмотрению принципы и методы отношений ФРГ с Западом, поскольку именно их превозносят в Бонне как пример «нового» в германской политике.

В гитлеровский период для этих отношений были выработаны определенные принципы и методы, о которых мы напомним:

1. Использование антикоммунизма как основной приманки. Мы знаем, что почти в каждой беседе Гитлера или Геринга с английскими, французскими или американскими политиками содержалась похвальба своими «успехами» в деле борьбы с коммунизмом внутри страны и обещания таких же «успехов» в деле борьбы с Советским Союзом. Этими аргументами прельщали всех: Буллита, Уэллеса, Линдберга, Галифакса, Чемберлена, Франсуа-Понсе — несть им числа. Политические слепцы из лагеря «буржуазной демократии» охотно шли на эту удочку: ведь обмануть легче всего тех, кто хочет быть обманутым.

2. Стремление к созданию военного блока исходя из своих собственных империалистических интересов. Основание для этого курса Гитлера было заложено еще в веймарский период, и его автором является кайзеровский генералитет (помните Тренера?).

3. Метод, который можно определить как «побуждение к соучастию». Находясь в соседстве со своими политическими соперниками, Гитлер понимал, что он сможет открыть себе путь к взлому версальской системы только в союзе с теми, кто эту систему создавал (первый эксперимент был проделан Гитлером и Риббентропом в июне 1935 г., когда было заключено пресловутое англо-германское морское соглашение).

4. Метод «ступенчатых действий». Гиглер сразу никогда не провозглашал всей совокупности своих целей. Как он сам говорил, «важнее всего, чтобы мы не выдавали всему миру наших целей». Так, совершив аншлюс Австрии, Гитлер уверял, что отныне он не выдвигает никаких территориальных притязаний. [496]

Неофашисты трубят сбор!

Через несколько месяцев, захватив Чехословакию, он снова стал заверять в том же. Что последовало, достаточно хорошо известно...

5. Наконец, откровенный обман, т. е. стремление втянуть ту или иную страну в военный блок, даже если в отношении ее уже существовал враждебный план, предусматривающий расправу с «дорогим союзником». Достаточно вспомнить о германо-польском флирте 30-х годов, о попытках германо-английских переговоров в тот момент, когда решение о начале войны было принято.

Если мы обратимся к принципам и методам отношений ФРГ с Западом, то обнаружим в них знакомые элементы. Как говорил великий поэт:

Я знаю мелодию, знаю слова, Я авторов знаю отлично...

Сейчас всем ясно, что западногерманская буржуазия в качестве панацеи от всех своих бед решила выдвинуть антикоммунизм. Авторы «нового курса» ФРГ решили, что ежели они [497] займут позицию самых решительных противников Советского Союза и всего социалистического лагеря, то это вернет им репутацию в западном мире. Надо сказать, что на этом пути ФРГ немало преуспела. В нашумевшей в Западной Германии книге Рудольфа Леонгардта «Германия в икс раз» содержится такой любопытный эпизод. Автор (правоверно-буржуазный публицист) попытался сопоставить основные элементы «немецкого кредо» при Гитлере и Аденауэре. И вот результаты такого сопоставления{796}:

ПРИ ГИТЛЕРЕ: “Войну надо выиграть”	ПРИ АДЕНАУЭРЕ: “Немецкая военная сила должна быть мощной”
“Германия — бастион против Востока”	“Германия — бастион против Востока”

Боннское государство переняло от Гитлера эстафету антикоммунизма, несмотря на все чудовищные преступления, совершенные под этим флагом. Но зато от этого ожидались решительные перемены в стратегическом положении ФРГ. Если ФРГ станет «стражем Запада», — полагали в Бонне, — то она сможет считать свои отношения с Западом урегулированными (!). Или, как писал генерал Детлефсен: «Былые противники стали нашими завтрашними союзниками. Призрак войны на два фронта исчез навсегда»{797}.

Вот оно, заветное слово... Как в свое время Гитлер, боннские политики мечтают о том, чтобы им не пришлось вести обреченной на провал войны на два фронта. В 1939 г. Гитлеру казалось, что он сделал «невозможное возможным». В 1952 г. генерал Детлефсен снова объявляет об этом сенсационном достижении боннской политики. Но надолго ли хватит этого «достижения « ?

В Бонне применяют многие уже испытанные средства достижения своих целей. Например, рецепт «ступенчатой политики» (Франц Йозеф Штраус изобрел новый термин: «тактика ломтиков» — Salamitaktik). Как в веймарское время шли от одного требования к другому, как Гитлер шел от аншлюса к Мюнхену, от захвата Польши к операциям на Западе, так и боннская программа ревизии границ и реванша предусматривает некоторую последовательность. Каждая цель — ступень для достижения следующей. [498]

«Тактика ломтиков» энергично применяется Аденауэром в вопросе о вооружении ФРГ. Стоит для этого вспомнить, как развивались события после 1954 г. Подписывая парижские соглашения, Аденауэр, казалось, шел на невероятное самоограничение. Во-первых, он должен был отказаться от производства атомного, химического и бактериологического оружия. Во-вторых, ФРГ запрещалось иметь ряд типов тяжелого вооружения и ракетное оружие, управляемые снаряды. В-третьих, ФРГ обязывалась не строить военные корабли водоизмещением свыше 3000 т и подводные лодки свыше 350 т. В-четвертых, она не могла строить бомбардировщики дальнего действия. В-пятых, она подвергалась специальному контролю в рамках так называемого Западноевропейского союза. Все западноевропейские политики торжественно возглашали: наконец найден метод предохранения от германской агрессии! ФРГ отныне под контролем НАТО!

Но вот прошло лишь несколько лет, и «ломтик за ломтиком» Аденауэр получил то, чего ему хотелось. Что же осталось к 1961 г. от всей парижской машинерии?

Контроль. Ведомство по контролю так никогда себя и не проявило; оно не провело ни одной инспекции, ни одной проверки. Никто никогда не слыхал о том, чтобы в Бонн прибывали контрольные группы. Да и смешно представить, чтобы какое-нибудь из западноевропейских правительств дерзнуло потребовать проверки вооружения бундесвера.

Ограничения ВМФ. В 1959 г. НАТО разрешила ФРГ строить военные суда водоизмещением до 5000 т и подводные лодки до 1000 т. Летом 1960 г. ФРГ получила разрешение строить суда в 6000 т.

Ограничение ракетного вооружения. 21 октября 1959 г. НАТО отменила ограничения для западногерманских ракет. Кроме того, парижские соглашения вовсе не ставили ограничений для покупки чужих ракет.

Но, разумеется, самый большой обман был предпринят в области атомного вооружения. В свое время установления, принятые в Париже, изображались как верх самоотречения Бонна. Прошло лишь немного времени, и мир узнал, какова цена и этим заверениям.

Если сравнить стратегические планы германского империализма 30-х и 60-х годов, то бросается в глаза следующее. Уже в 1933 г. было ясно, что программа Гитлера достижима только посредством войны. С каждым годом это становилось все яснее. Боннские политики заверяют, что они хотят достичь всего «мирными средствами». Но как они представляют себе «мирную [499] ликвидацию» ГДР? Или в Бонне полагают, что германские трудящиеся добровольно откажутся от своих социальных, политических и культурных завоеваний?

Возьмем другое требование — ревизию границ с Польшей (затем с Чехословакией). Как представить себе здесь «мирный путь», если ФРГ отказывается даже установить дипломатические отношения с Польшей и Чехословакией? Как представить себе сей «мирный путь», если из Бонна исходит клевета на социалистические порядки в странах Восточной Европы, если ФРГ категорически отказывается подписать германский мирный договор?

Но для оценки смысла боннских целей недостаточно одних параллелей с прошлым, хотя они очень красноречивы. Гитлеровская программа войны создавалась в 30-х годах нашего века. Сейчас идут 60-е годы, и дело не только в календаре, а в тех переменах в мире, за которыми не угонятся и календари.

Возьмем, например, знаменитую «тактику ломтиков». Действительно, в 30-е годы она имела шансы на успех и приносила успех. Почему? Здесь сыграли свою роль такие обстоятельства:

а) западные державы могли вести двойную игру, поскольку Советский Союз был единственной социалистической страной, а международные демократические силы не обладали достаточной мощью;

б) «объекты» гитлеровской агрессии были разобщены, у них не было достаточных гарантий своей независимости. Австрия вообще не имела таких гарантий. Чехословакию предал Запад, и он же сорвал возможность совместного с Советским Союзом выступления в помощь чехам; та же зловещая игра повторилась с Польшей. Система коллективной безопасности не была создана;

в) в условиях 30-х годов, нападая на какую-либо одну страну, Гитлер при его военном превосходстве мог рассчитывать, что это нападение будет «локальным» и не приведет сразу к мировому конфликту.

Теперь перейдем к нашему времени и к боннской программе:

а) создание мощного социалистического лагеря, огромный рост авторитета Советского Союза, могучее движение сторонников мира — все это коренным образом изменило ситуацию в мире. Сейчас империалистические политики уже не могут себе позволить многого из того, что позволяли в 30-х годах;

б) возникла Германская Демократическая Республика — первое в истории миролюбивое германское государство; [500]

в) создана могучая оборонительная организация Варшавского договора. В нее входят государства, против которых в первую очередь направлено острие боннской программы: ГДР, Польша, Чехословакия;

г) наконец, в нынешний период всем ясно, что любое нападение на ГДР, Польшу или ЧССР было бы равноценно началу всеобщей ядерной войны. Эта истина доступна даже самым твердолобым генералам из Пентагона, которые устами своего теоретика Генри А. Киссингера провозгласили, что «локальная война» в Европе, увы, невозможна...

Следовательно, цели Бонна недостижимы даже средствами войны. Если Гитлер мог военными средствами хотя бы на время овладеть Европой, то для Бонна нет перспектив на то, что хотя бы минимальная часть его целей может быть достигнута путем войны. Ибо ядерная война может привести только к полному краху империалистической системы. Таким образом, вся видимая импозантность программы Бонна становится весьма сомнительной, а ее «стройность» оказывается дутой.

Еще более наглядно это можно продемонстрировать по отношению к принципу «соучастия». Речь идет об основе той империалистической коалиции, в которую ФРГ вступила в 1954 г. Так, при заключении парижских соглашений 1954 г. в общий комплекс документов была включена декларация о том, что США, Франция и Англия считают, что единая Германия «должна иметь конституцию, подобную Федеративной Республике Германии».

Когда Альфред Йодль в 1945 г. говорил о том, что «понадобится помощь других», и когда Конрад Аденауэр приступил к осуществлению этой идеи, то в умах западногерманских политиков складывался определенный расчет. Базируясь на испытанной идее антикоммунизма, играя и спекулируя па ней, лидеры ФРГ рассчитывали, что, предоставляя в распоряжение НАТО немалый военно-экономический и политический потенциал своей страны, они получат в качестве своеобразной «платы за страх» все, чего захотят.

Возможно, на это можно было рассчитывать в 1954 г., когда НАТО жила в угаре расчетов на американскую атомно-водородную монополию. Но что остается от этого сегодня, в эпоху «атлантического похмелья»? Ни для кого не секрет, что, чем дальше идет процесс вооружения Западной Германии, тем сильнее слышатся голоса тревоги по этому поводу па Западе.

С каждым годом увеличивается военный перевес ФРГ над своими западными соседями. Так, весной 1958 г. известный английский военный публицист Лиддел-Харт писал на страницах [501] гамбургской газеты «Цейт»: «Бундесвер готовится стать сильнейшей армией Западной Европы... В общей численности бундесвера боевые соединения занимают куда большую долю, чем в любой другой западной армии. Бундесвер подбирает хвост, но у него более острые зубы».

Через два года, летом 1960 г., другой английский публицист, Бэзил Дэвидсон, в брошюре «Кто хочет мира?» прямо отмечал, что ФРГ стала диктовать свою волю в Западной Европе, опираясь на поддержку США: «Генералы в Пентагоне соглашаются с Бонном гораздо чаще, чем с Лондоном», — писал он и подчеркивал, что заветная мечта Бонна — «стать военным арбитром западной политики в Европе и практически самой сильной в военном отношении державой Запада».

Рост удельного веса бундесвера в НАТО — реальность, с которой должны считаться и за океаном. Вот две таблицы:

В начале 1964 г. генерал Хойзингер покинул свой пост в НАТО. Но это отнюдь не означало, что бундесвер отдал «в чужие руки» столь важную позицию. По инициативе того же Хойзингера был создан новый высший орган управления — штаб стратегического планирования НАТО. Этот орган в июне 1964 г. возглавил генерал-майор бундесвера Эрнст Фербер — кадровый офицер вермахта (в конце войны начальник одного из отделов в организационном управлении ОКХ). Создание этого штаба — примечательное явление, ибо до 1964 г. высшие органы управления НАТО комплектовались «большой тройкой»: США, Англией и Францией. Теперь этот принцип нарушен в пользу ФРГ.

Иными словами, перед нами проблема соотношения сил внутри НАТО. Для американского правительства, когда-то поставившего ставку на бундесвер как на свою «домашнюю силу», сейчас возникает вопрос: кто же будет хозяином внутри НАТО? Как ехидно писал Гейнц Поль на страницах «Нэйшн», теперь уже не вермахт вступает в НАТО, а НАТО вступает в вермахт.

Вопрос о праве распоряжаться ядерным оружием исключительно серьезен, и здесь идет глухая борьба. Штраус и Аденауэр на протяжении 1960–1963 гг. не раз ставили вопрос о ревизии американского «монопольного права» на ядерные решения, о превращении НАТО в «четвертую ядерную державу», о создании «многосторонних ядерных сил». Будучи в конце 1963 г. в США, автор в беседах с рядом видных политиков и публицистов мог установить, что претензии ФРГ вызывают серьезную тревогу. Как говорил мне известный обозреватель Дрю Пирсон, американцам начинает надоедать, что Бонн считает себя хозяином западной политики и срывает все шаги к разрядке...

У капиталистического мира есть такие внутренние законы, которые не дано преодолеть ни одному из политиков — как человеку нельзя перепрыгнуть через собственную тень. В проблеме вооружения ФРГ расчеты обеих сторон трансформировались [503] в просчеты. Действительно: с американской стороны хотели заполучить в руки западногерманский военный потенциал, полагая, что ФРГ всегда останется «хвостом собаки». С западногерманской же стороны надеялись, что уступчивость США дойдет до передачи кормила НАТО из американских рук в руки бундесвера. Оба расчета оказались несостоятельными, что не осталось без последствий для атлантической политики.

Разумеется, в истории международных отношений нашей эпохи был определенный период, когда в ожидании успешного военного или политического наступления против Советского Союза противоречивые интересы различных империалистических держав примирялись. Но с течением времени этот «механизм примирения» давал все больше осечек — как это было во второй мировой войне, где Гитлер имел своим противником не только социалистическое, но и большую группу капиталистических государств. Тем более мало шансов на действие подобного механизма сегодня, когда колоссальная военная мощь государств Варшавского договора отрезвляюще действует на многих политиков западного мира. В условиях изменившегося соотношения сил на мировой арене столкновения между интересами отдельных империалистических государств отнюдь не ослабляются. Наоборот, они становятся все отчетливее и резче.

Иными словами, как бы ни клялись в Бонне атлантическими идеалами, когда речь заходит о реальных факторах силы, об [504] идеалах забывают и начинаются столкновения. Мы не занимаемся в нашей работе экономическими проблемами, но они властно вторгаются в сферу военной политики. Например, как могут пройти незамеченными для атлантического альянса и его лидера — Соединенных Штатов — такие цифры:

Удельный вес в промышленном производстве капиталистического мира{800}
	1948 г	1953 г	1958 г	1962 г	1963 г
США	53,8	51,9	46,1	45,1	44,9
ФРГ*	3,6	6,7	8,9	9,1	8,8

* До войны доля Германии 9,0%

В ряде областей (черная металлургия, выплавка алюминия, химическая промышленность, металлообрабатывающие машины, точные приборы, легковые автомашины) ФРГ сейчас идет [505] вплотную вслед за США, а в некоторых (медицинское оборудование, фотоаппаратура) уже догоняет США. Что особенно важно, темпы роста экспорта ФРГ выше, чем экспорта США; результаты этого можно видеть из таких данных:

Уже сейчас на ряде рынков отмечены резкие схватки между ФРГ и США; острые конфликты не раз разыгрывались в финансово-валютной сфере. И это лишь первые подземные толчки. С некоторого времени, писал видный западногерманский экономист В. Траутман на страницах журнала «Фольксвирт», за границей стали весьма критически относиться к Федеративной Республике: «Не всюду в западном мире могут примириться с нашим быстрым экономическим подъемом... Даже в США, которые в свое время активно содействовали нашему восстановлению, да и позже рассматривали его очень благожелательно, поворот общественного мнения совершенно очевиден». Итак, экономическая «война на два фронта» уже начинается.

Послевоенная политика основных империалистических держав подтвердила, что они не способны найти выход из своих объективных противоречий. «Углубляются противоречия междл главными империалистическими державами, — констатирует Программа КПСС. — Восстановление экономики побежденных во второй мировой войне империалистических государств приводит к возрождению старых и возникновению новых узлов империалистического соперничества и конфликтов»{801}.

Все военно-стратегические воззрения современного Бонна можно понять лишь тогда, когда поставишь их на принадлежащее им место в идеологическом ряду воззрений западногерманского империализма. Как и перед второй мировой войной, генералитет является всего-навсего толкователем и исполнителем воли крупнейших монополий — подлинных властителей ФРГ. Западногерманский публицист Карл-Герман Флах в своей книге «Тяжелый путь Эрхарда» не без иронии писал, что ФРГ — это «слаборазвитая демократия», и отмечал, что социальная структура осталась прежней{802}. Действительно, социальная структура Западной Германии ничуть не изменилась со времени гитлеровской диктатуры, наоборот, концентрация производства и капитала стала еще выше. Встав на ноги с помощью американского капитала, западногерманские монополии возобновляют свою борьбу, и генералы бундесвера выполняют их директивы, как в свое время генерал Браухич выполнял волю Стиннеса, а генерал Виттинг — волю Флика. Внутренняя связь монополистической клики с кликой военной стала даже сильнее, ибо в первый послевоенный период почти вся нынешняя верхушка бундесвера «отсиживалась» в конторах рурских концернов.

Исследование целей и методов политики западногерманского империализма в послевоенный период приводит пас к выводу о том, что по обеим своим «генеральным линиям» Бонн оказывается банкротом:

— в отношениях с социалистическим лагерем он провозгласил цели, которые можно достичь только с помощью ядерной войны — той самой войны, которая положила бы конец существованию германского империализма и империализма вообще;

— в отношениях с Западом он не может преодолеть внутри-империалистических противоречий и ведет рискованную игру в НАТО.

Что это означает в переводе на язык международных отношений? Это означает, что Бонн рано или поздно зайдет в тупик и, говоря словами Джона Фостера Даллеса, станет перед настоятельной необходимостью «мучительной переоценки». Однако умение переоценки никогда не было сильной стороной германских буржуазных политиков и германских генералов. [506]

Поэтому гораздо реальнее возникает угроза того, что «внутренний алогизм» политики Бонна превратится в открытый авантюризм, прыжок в военную катастрофу. Невозможное остается невозможным, но вполне возможно, что западногерманский генералитет захочет еще раз попытаться опровергнуть эту бесспорную истину.