О, тот, кто ушел и вернулся,
Имя твое стерлось со страниц книги имен,
Ногти твои срослись и стали копытами:
А борода твоя ныне висит хвостом с другого конца.
После этого осел с готовностью вошел в ворота. Недоумевающие ученики спросили своего учителя: «О, мудрец, что это значит?»
Хайям ответил: «Дух осла раньше жил в теле учителя этого медресе. Он не хотел входить в медресе в таком виде. После того, как его узнал другой учитель, он согласился войти туда».
И все же Хайям, в отличие от того, что думают об этом поверхностные исследователи, не говорил о возможности перерождения какого‑то элемента человеческого существа в новой форме. Он также не пытался использовать этот случай для критики современного ему бессильного схоластицизма, и отнюдь не хотел показать этим, что его стихи могут воздействовать даже на ослов.
Если он не рисовался перед своими учениками, не шутил, не делал ничего таинственного и неизвестного для непросвещенного наблюдателя, не доказывал теорию перевоплощения и не слагал стихотворных экспромтов, то, что же он делал?
Он делал то, что делают все суфийские учителя, – оказывал сложное воздействие на своих учеников ради их собственной пользы и позволил им таким образом участвовать в акте сопровождения учителя через многогранное переживание. Это одна из форм демонстрационной коммуникации, известной лишь тем, кто прошел через неупорядоченный процесс обучения в суфийской школе. Стоит только пытливому уму разделить этот процесс пополам, чтобы вычленить из него один или даже два рациональных смысла, как суть всего происходящего тут же ускользнет.
С помощью этого метода ученик постигает вещи, которые никакими иными способами постичь невозможно. Их можно описать, но без должного предупреждения даже самый усердный искатель, попытайся он определить их особый характер, в лучшем случае, назовет их непонятными.
Имя, которое Омар сам себе выбрал, а именно Омар Хайям, если его расшифровать посредством цифрового кода, преобразовывается в слово Гхаки – Расточитель добра. Так называли людей, которые совершенно не заботились о вещах этого мира, если трата внимания на эти вещи препятствовала развитию осмысленного восприятия другого измерения.
Одно из его самых красноречивых стихотворений, в котором он выступает против механистического мышления – как эмоционального, так и интеллектуального характера – можно и сегодня адресовать его самозваным толкователям и критикам:
О, невежды, Путь не в том и не в этом!
Достарыңызбен бөлісу: |