Имени н. Г. Чернышевского

Изучение таких языковых явлений особенно актуально в настоящее время в связи с разработкой проблемы адекватности перевода в аспекте межкультурной коммуникации.

Целью настоящего исследования является выявление закономерностей кодирования и декодирования многозначной информации на примере анализа природы каламбура (языковой игры) в английском языке.

Реализация данной цели обусловила решение следующих задач:

- описать особенности перевода языкового знака в случае «удвоения» смысла;

- уточнить понятие многозначности языковой единицы (в языке и речи);

- уточнить понятие каламбура и игры слов;

- определить факторы, влияющие на варьирование смысловых интерпретаций при переводе кодированной информации, т.е. в случае многозначности в речи.

В процессе коммуникации потенциальная опасность смешения различных смыслов при совпадении формально-языковой (графической, фонетической) стороны знака снимается тем, что языковой знак имеет не только системное, содержательно-формальное измерение, но и актуализационное речевое, реализуемое в синтагматике. Однако механизм функционирования многозначного языкового знака в художественном тексте и его переводе может иметь свои особенности. Так, например, при переводе текста жанра «фэнтези» читатель должен уловить замысел автора оригинала, а переводчик, в свою очередь, должен не «снимать» многозначность, а передать ее в полном объеме, но в понятной для читателя форме. При опоре только на языковой код адресат получает указание на ряд смыслов, из которых он должен выбрать один для понимания (декодирования) текста. При опоре на речевой контекст естественные затруднения такого выбора снимаются, так как адресат сообщения принимает во внимание указания, содержащиеся как в самом тексте (вербальный контекст), так и в реальной ситуации (невербальный, нелингвистический контекст). Таким образом, многозначность языковой единицы снимается в речи, при актуальном функционировании языковой единицы в тексте/дискурсе, другими словами в речи «восстанавливается "закон знака", необходимый для надежности осуществления коммуникации при функционировании языковой знаковой системы» [Литвин 1994: 119].

Факт снятия многозначности при переводе текста оригинала послужил основанием для некоторых лингвистов заявить об отрицании многозначности как языкового явления. Строго говоря, понятие «снятие многозначности» в речи следует признать не совсем корректным термином. Фактически, в реальной коммуникации речевая многозначность также передается: при адекватном декодировании высказывания с элементом языковой игры мы понимаем языковое выражение именно в том ключе, который и был «задан» говорящим, то есть распознаем представленную в речи многозначность, при этом однозначно понимая заложенные значения и смысл языковой игры. Реальным «коммуникативным заданием» в этом случае будет являться «двойное дно» высказывания, способность высказывания осуществлять референцию к двум внеязыковым сущностям одновременно. Однако при этом в переводе появляется возможность различной интерпретации языковой игры. Существует, например, множество различных переводов произведений Шекспира, где каламбур («случаи удвоения смысла») переведены совершенно по-разному, при этом переводчики часто акцентировали не одни и те же аспекты смысла, хотя чувствовалось стремление найти нечто среднее.

Попытки найти “средний путь” в переводе не новы. Вслед за Н.Галь мы полагаем, что переводчики не должны опираться ни на эклектическое смешение крайностей, ни на беспомощное метание от буквализма к вольности и обратно, а на объективный анализ переводимого произведения [Галь Н. 2001: 368]. Этот анализ должен установить идейно-образную структуру подлинника, которая подлежит непременному воспроизведению в переводе. Система ключевых понятий оригинала и принципы их образного воплощения должны быть переданы максимально точно, все остальное может подвергаться определенным изменениям при условии, что они не могут противоречить идейно-образной структуре оригинала [Галь Н . 2001: 146].

Действительно, потенциально количество употреблений слова безгранично, соответственно, постулировать такое же количество значений будет некорректным. Чтобы избежать этого, в семасиологии и лексикографии принято понимание значения как абстракции от случаев употребления слова, а конкретных случаев употребления — как контекстуально специфичных расширений абстрактных значений. Если ранее многозначность слова в речи рассматривалась как некая аномалия, нарушение закономерностей, не заслуживающая теоретического рассмотрения, то в современной лингвистической парадигме вопрос многозначности в переводе становится равноправным объектом исследования, по крайней мере, с нескольких точек зрения.

Исследование множественности смыслопорождающих операций и в связи с этим множественности смыслопорождающих операторов заставляют говорить о том, что многозначность в речи не всегда ограничена намеренным игровым коммуникативным заданием. Выделение прагматического аспекта языковых выражений также включает вопрос о том, в какой степени то или иное выражение является однозначным.

Как отмечалось выше, многозначность является одной из основных проблем при переводе каламбуров на русский язык. Рассмотрению лингвостилистических проблем каламбура как игры слов и способов его передачи на другие языки, очевидно, должно предшествовать определение некоторых исходных позиций, так как, несмотря на многочисленность исследований в этой области, до сих пор нет единого понимания сущности данного приема. Так, Ибергост приводит восемь различных определений игры слов (каламбура) [Найда 1999: 114-136]. Различное понимание этого явления отражается и в терминологическом разнобое. Традиционно в лингвистике каламбур еще часто называют «игрой слов», «словесной остротой», «двойным смыслом». Английские и американские ученые используют термины «pun», «quibble», «wordplay», «paronomasia» и др.

Большинство отечественных исследователей отдает предпочтение терминам «игра слов», «каламбур», «двойной смысл». Однако содержание этих понятий часто трактуется по-разному. Сторонники одной из наиболее распространенных точек зрения утверждают, что каламбур и игра слов тождественны [Арнольд 2003: 295; Щербина 1990:69], при этом часто указывается на широкое понимание этих явлений [Бочоришвили 1997:73-79; Левицкая 1996:68]. Это нередко приводит к невозможности очертить границы приема и к смешиванию его со случаями обычного звукового сходства. Так, по данным И.Р. Гальперина, широкое понимание игры слов, принятое во многих исследованиях, включает практически любое фонетико-морфологическое экспериментирование со словом.

В данной статье мы придерживаемся традиции, согласно которой этот прием, каламбур, рассматривается как разновидность игры слов. Критериями отграничения каламбура от других видов игры слов являются наличие двух важных особенностей:

- двуплановости;

- юмористического и сатирического эффекта.

Именно эти черты позволяют исключить из понятия «каламбур» такие явления как обычное звуковое сходство, омоформию в рифмах и т.д. Из многочисленных определений каламбура, приведенных в литературе, наиболее полным и точным представляется определение, данное в БСЭ: «Каламбур - стилистический оборот речи или миниатюра определенного автора, основанные на комическом использовании одинакового звучания слов, имеющих разное значение, или сходно звучащих слов или групп слов, либо разных значений одного и того же слова или словосочетания. Перечислим некоторые виды каламбуров:

- сопоставление омонимов;

- созвучие слов в узком контексте;

- столкновение омофонов;

- сопоставление омографов;

- разрушение и переосмысливание устойчивых словосочетаний и

фразеологизмов;

- разные значения слова или словосочетания;

- шуточная этимологизация и т.д.» [Бархударов 1995: 240; Turner 1997: 265 ].

Совокупность вышеперечисленных признаков, указанных в определении БСЭ (многие из них игнорируются некоторыми исследователями), позволяет более четко очертить границы исследуемого аспекта. Во-первых, это указывает на возможность самостоятельного и контекстного функционирования каламбура, который может быть как отдельным произведением, так и его частью. Во-вторых, указание на то, что комический эффект - неотъемлемая часть каламбура, что отграничивает данный прием от других видов игры слов, для которых, как уже отмечалось, указанный эффект не всегда обязателен. Тем не менее, эта ведущая черта каламбура не отражена во многих определениях. Она, например, игнорируется составителями американской энциклопедии [Encyclopedia 2000: 788], в славоре Д.Н. Ушакова [Ушаков 1995: 1567] и др. В-третьих, важной частью определения каламбура в БСЭ является, на наш взгляд, перечисление ведущих лексико-семантических средств создания каламбура, так как некоторые авторы либо нечетко их формулируют, либо сводят создание приема лишь к использованию единичных явлений. Так, в словаре лингвистических терминов О.С. Ахмановой указывается, что в основе создания каламбура «лежит использование разных значений одного и того же слова или двух сходно звучащих слов», т.е. акцентируется явление полисемии и неполного звукового сходства. В других определениях акцент делается, как правило, на каком-либо другом аспекте.Так, С. Бернет сводит создание каламбура только к использованию омонимии. Д.И. Розенталь исключает омонимию из средств создания каламбура, ограничивая последние многозначностью и звуковым сходством [Розенталь 2002: 495]. Тем не менее, результаты некоторых исследований в области игры слов и конкретно каламбура [Жак 2000: 15-19; Зеленов 1991: 294-298; Немец 1999:327-333] убедительно доказывают, что в основе его создания лежат лексико-семантические средства, которые находим и в определении каламбура, данном в БСЭ.

Но, несмотря на указанные доводы, определение из БСЭ, на наш взгляд, все же не полностью охватывает все особенности каламбура. Результаты настоящего исследования и анализ собранного нами материала позволяет внести в данное определение два существенных изменения:

І.При создании каламбура (игры слов) могут использоваться не только слова, группы слов или словосочетания, но и части слова (корни, аффиксы, «обломки» слов), а также предложения. Наиболее простым доказательством справедливости последней части данного утверждения представляется обыгрывание пословиц - одного из видов этого приема, описанного еще в античных риториках [Moris 1993: 128-137].

2.Каламбур как игра слов может строиться не только на одинаковом или сходном звучании, но и на одинаковом или сходном написании, т.е. с помощью графических средств.

Таким образом, на основе определения источников лексикографии с учетом приведенных выше дополнений, в качестве рабочего определения каламбура в данном исследовании может быть принято следующее:

Каламбур - стилистический оборот речи, основанный на комическом использовании разных значений одинаково или сходно звучащих (графически оформленных) слов, частей слова, групп слов, словосочетаний или предложений, а также на разных значениях одной и той же из названных единиц. Результатом такого использования являются семантически многоплановые тексты, отличающиеся юмористической или сатирической направленностью. Каламбур может быть как самостоятельным произведением, так и его частью.

Переводчик, воссоздающий каламбур, подчиняется сверхзадаче, которую хорошо, на наш взгляд, определил Н.М. Любимов: «Если каламбур имеет совершенно определенный социально-политический адрес, если он имеет идейное значение, переводчику надлежит напрячь все усилия и передать его с художественной точностью. Там, где присутствует чисто звуковая игра, переводчик вправе отступить от буквы оригинала, если иначе ему не создать того самого комического эффекта, которого добивался автор». [Любимов 1991: 245].

Одним из наиболее красочных примеров многозначности при переводе каламбура и сложности при выборе наиболее, на наш взгляд, адекватного варианта перевода, является яркий образец языковой игры, встречающийся во всех книгах о Гарри Поттере (Д.Роулинг): Headless Hunt (клуб, организованный призраками людей, которым отрубили головы), в котором просматриваются две составляющие: англ. headless -- не имеющий головы, безголовый; обезглавленный; и англ. hunt -- 1) охота (ловля); 2) охота (группа охотников со сворой собак). Headless Hunt созвучно head hunting – "охота за головами" – агрессивная политика поиска нужного работника и переманивание его с прежнего места работы, если в этом есть необходимость. Подразумевается, что наниматель больше заинтересован в работнике, чем работник в найме. Напротив, членства в этом клубе много лет безуспешно добивается привидение Почти Безголовый Ник (Nearly Headless Nick). Данный каламбур был воспроизведен в переводе М.Спивак – Безголовая Братия. Ю.Мачкасов при переводе создал каламбурное сочетание Безголовая Охота (безголовый = бесшабашный/без головы).

Отдельными частными проявлениями языковой игры в вышеуказанном произведении являются искажения отдельных слов (оговорки). Например, одной из многочисленных оговорок мистера Уизли является слово escapators (имеются в виду эскалаторы в Лондонском метро; escape (англ.) – бежать, избежать, спастись). Переводчики обыграли это слово как эскапаторы рус. (Спивак); (в отличие от прямого перевода) экскалаторы (Литвинова). Переводчики обыгрывали эти слова, используя «каламбурные», «игровые» возможности русского языка, прибегая и к такому переводческому приему как компенсация, при котором, несмотря на неизбежные потери, наиболее полно обеспечивается эквивалентность перевода.

В целом, исходя из современного когнитивно-дискурсивного подхода, традиционная лингвистическая дихотомия однозначность — многозначность в приложении к языковым выражениям, возможно, должна быть представлена как градуальная шкала с полюсами однозначность — неоднозначность, а операторами передачи неоднозначности при переводе будут контекст, энциклопедические и экстралингвистические знания и т.д. Итак, анализ научного материала по теме исследования показал, что для реализации стилистического приема языковой игры необходимы определенные условия. Чаще всего такого рода условия называют каламбурным контекстом.

Механизм формирования и передачи неоднозначности, то есть ориентация говорящих в процессе речевого взаимодействия и понимания языковых выражений, имеет ментальную основу и заключается в формировании и изменении ментальных пространств, соответствующих неоднозначным высказываниям.

1.Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. - Л.:Просвещение,2003. - 295 с

2.Бархударов Л.С. Язык и перевод. - М.: Междунар. отношения, 1995. - 240с Большая советская энциклопедия. - М.: Сов. энцикл., 1983, т. 11. - 608 с.

3.Бочоришвили Н.К. Игра слов в «Гамлете».- Вестн. Моск.ун-та, 1997, №4,Филология, с. 73-79.

4.Галь Н. Слово живое и мёртвое. [Текст] / Н.Галь. – М.: Международные отношения, 2001. – 368с.

5.Barnet S., Berman M., Burto W. A Dictionary of Literary Terms. - L.: Constable, 1994.-159 p

6.Encyclopedia Americana. The International Reference Work Complete in 30 volumes. - N.Y. - Chicago-Washington: American Corporation, 2000, v. 23. -788p

7.Жак В. О переводах и переводчиках. - Дет. лит., 2000, № 10, с. 15-19.

8.Зеленов А.Н. О каламбурном использовании фразеологизмов. - В кн.: Вопросы семантики фразеологических единиц (на материале русского языка): Тез. докл. и сообщ. Новгород, 1991, Ч. I, с. 294-298.

9.Колесникова Э.Г. Роль полисемии в создании каламбуров в творчестве И.Ильфа и Е. Петрова. - Сб. науч. тр. / Иркут. пед. ин-т, 2001, вып. 44, Серия филол. наук, с. 57-66.

10.Левицкая Т.Р., Фитерман A.M. Проблемы перевода. - М.: Междунар.отношения, 1996. - 208 с.

11.Литвин Ф.А. Многозначность слова в языке и речи. - М., 1994. - 119 с.

12.Любимов, Н.М. Перевод – искусство. Мастерство перевода [Текст]: / Н.М. Любимов. – Москва,1991. - 256 с.

13.Найда Ю. К науке переводить. Принципы соответствий. - В кн.: Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике. - М., 1999, с. 114-136.

14. Немец Г.П. Семантика метаязыковых субстанций. М., 1999, с. 327-333.

Розенталь Д.Э. Справочник лингвистических терминов. - М.: Просвещение, 2002. - 495 с.

15. Turner G.W. Stylistics. -N.Y.: Penguin Books, 1997. - 265 p.

16. Толковый словарь русского языка/ Под ред. Д.Н. Ушакова./ - М.: ОГИЗ, 1995.-1567 с.

17.Щербина А.А. Сущность и искусство словесной остроты /каламбура/. -Киев: Изд-во АН СССР, 1990. - 68 с.

18.Morris H. John Donne's Terrifying Pun. - In: Papers on Language and Literature. Southern Illinois University, 1993, v. 9, No. 2, p. 128-137. 112. MullerP

Судебный дискурс представляет собой яркий пример статусно-ориентированного общения, в котором роли четко распределены и за каждым участником закреплены функции, определенные нормами института правосудия. При этом общению присуще неравенство сторон. Статусное положение участников судебного дискурса, в том числе судьи, находит выражение в их речевом поведении. Речевое поведение судьи как способ реализации власти влияет на общую ситуацию в зале суда и меняется в зависимости от изменений ситуации, вызванных речевым поведением других участников. Определенная степень гибкости речевого поведения судьи и участников судебного процесса возможна благодаря использованию разных речевых тактик при выполнении более общих стратегических задач.

Из всего многообразия выполняемых судьями функций самая важная и самая очевидная функция – обеспечение справедливого судебного процесса, на котором судья выступает как арбитр, рефери. Роль рефери предполагает уравновешенное, спокойное поведение, характеризующее судью как беспристрастного, объективного человека, способного разобраться в любой сложной ситуации. Очень важно умение слушать участников судебного процесса без лишнего вмешательства.

Одной из характеристик речевых действий в суде, актуализирующих судебный процесс, является вежливость. Категория вежливости является тем системообразующим стержнем, который позволяет проследить логику поведения представителей разных лингвокультур. Различия в использовании стратегий вежливости отражаются на особенностях доминантных черт коммуникации, которые, как отмечалось, и формируют коммуникативный этностиль.

В процессе общения используются два основных типа стратегий – стратегии отдаления (negative politeness strategies)  и стратегии сближения (positive politeness strategies) [Brown & Levinson 1987]. В результате регулярного использования стратегий отдаления, нацеленных на социальное дистанцирование, на соблюдение интерперсональных границ между собеседниками, что особенно характерно для английского коммуникативного поведения, формируется такая доминанта английского стиля коммуникации, его инвариантная стилевая черта, как дистантность и вытекающая из нее коммуникативная неимпозитивность. Она заключается в соблюдении дистанции и коммуникативной неприкосновенности, недопустимости прямого воздействия на адресата либо сведении его до минимума в тех речевых актах (РА), где это воздействие приходится оказывать, что предопределяет выбор языковых средств (вопросительные конструкции, разнообразные средства модальности, сослагательное наклонение и др.). Данная доминанта обусловлена такой важнейшей ценностью английской культуры, как автономия личности, для обозначения которой в английском языке существует специальное слово – privacy, отсутствующее не только в русском, но и в других европейских языках.

Коммуникативная неимпозитивность определяет следующие черты английского стиля коммуникации:

• 
  косвенность (непрямолинейность, уклончивость): Do you think you I could use your telephone /  I am wondering if you could possibly give me a lift (просьба друга)  / Would you like to come to my birthday party (приглашение) / May I have your attention, please? (команда учителя);
  
• 
  некатегоричность: Would you kindly stop smoking, please? (водитель - закурившему пассажиру) / Would you stop that noise, please? (замечание учителя на шум в классе) / I don’t think I can completely agree with you (выражение несогласия);
  
• 
  коммуникативный пессимизм: I don’t suppose you’d know the time, would you? (буквально Я не полагаю, что ты мог бы знать время, так же?) / It would be nice to have tea together, but I am sure you are very busy (Было бы замечательно попить чай вместе, но я уверен, что ты очень занят) [ Scollon & Scollon 2001: 51];
  
• 
  коммуникативная субъективность: I don’t think you should work so hard (совет) / I don’t think you are right (выражение несогласия).
  

  Несмотря на присущую судебному процессу состязательность и конфликтность, он должен быть в определенной степени гармоничным и ровным. Участники процесса обязаны демонстрировать должное уважение и терпение друг к другу и судье, а судья - ко всем присутствующим для того, чтобы судебный процесс состоялся как социально значимая процедура. В речи судей отмечены средства негативной и позитивной вежливости. Первые смягчают эффект от умаляющих достоинство адресата высказываний, вторые подчеркивают положительный статус адресата [Cruse, 2004]. В речи судей типичные акты, угрожающие лицу, включают: перебивы; затрагивание темы, нежелательной для адресата; управление речью адресата; выражение сомнения в правильности мнения адресата; окончание взаимодействия. Английские судьи демонстрируют большую степень вежливости, практически всегда смягчая перечисленные акты выражением извинения, средствами субъективной модальности или конструкциями со значением сожаления. Речи английских судей «не противопоказаны» и средства положительной вежливости: благодарности и извинения, запросы разрешения на совершение действий, просьбы о помощи, самоуничижительные ремарки.

Для речевого взаимодействия судьи и допрашивающего характерно ярко выраженное статусное неравенство, но английские судьи делают запросы фактической информации только по необходимости, осознавая, что сбор фактов не является их обязанностью. Так, английский судья спрашивает у допрашивающего разрешения задать вопрос и обещает больше не вмешиваться:

(7) JUDGE: Can I just ask one question and then I will stop? How do you date this photograph as February ’43?

 Национально-культурная специфика речи английских судей состоит также в том, что они не указывают свидетелям и подсудимым на недостаточную правильность их формулировок, а только уточняют сообщаемую информацию. Это можно объяснить характерной для английского общения вежливостью: акцент делается не на неумении собеседника правильно выразить свои мысли, а на собственной неспособности правильно его понять.

1. 
   Дубровская Т.В. Вежливость и невежливость в русском и английском судебном диалогическом дискурсе // Проблемы речевой коммуникации: межвуз. сб. науч. тр. / под ред. М.А. Кормилицыной, О.Б. Сиротининой. − Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2008. − Вып.8. Материалы Международной науч.-практ. конф. «Современное состояние русской речи: эволюция, тенденции, прогнозы». − С. 351−361.
   
2. 
   Scollon, Ron and Suzanne Scollon S. Intercultural Communication: A Discourse Approach. Second Edition. [Text] / Scollon, Ron and Suzanne Scollon - Oxford: Blakwell Publishers Ltd., 2001.-316 р.
   
3. 
   D. A. Cruse, Croft, W. Cognitive Linguistics / W. Croft, D. A. Cruse. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. - 325 p.
   
4. 
   Brown Penelope and Stephen D. Levinson. Politeness: Some universals in language usage [Text] / Brown Penelope and Stephen D. Levinson -Cambridge: Cambridge University Press, 1987.
   

2. 
   
   жүктеу/скачать 2.72 Mb.
   
   Достарыңызбен бөлісу: