22 октября 1536 г. папская булла, учреждавшая инквизицию, была торжественно оглашена в Эворе, где пребывал королевский двор, и инквизиция вновь приступила к своей деятельности. Был опубликован соответствующий эдикт, призывавший население доносить на иудеиствующих, протестантов и ведьм, гадалок и прочих «прислужниц дьявола». Доносчикам обещались разного рода награды, духовные и мирские.
Был зачитан в церквах и другой эдикт, дарующий льготный для самодоносов срок, после чего начались повальные аресты «новых христиан».
Спастись бегством могли лишь состоятельные люди, которым деньги открывали дорогу за границу. Куда же бежали жертвы португальской инквизиции? Большинство из них – в Италию, в папские владения, где никто их не преследовал. В одной Анконе их скопилось около 3 тыс. Сотни их добрались до Рима, где осаждали кардиналов стенаниями и жалобами на террор португальской инквизиции. Некоторые проникали даже в папские покои, бросались в ноги понтифику, умоляя его о защите. Многим из них удавалось за крупные суммы получить от папы охранные грамоты для своих родственников, оставшихся в Португалии. Напрасная трата денег, напрасные надежды! Португальская инквизиция этих грамот не признавала. Более того, наличие охранной грамоты свидетельствовало о наличии ресурсов у ее обладателя и часто служило поводом для его ареста.
Однако инквизитор-мор Диогу да Силва отнюдь не походил на Торквемаду и особого рвения в преследовании иудеиствующих не проявлял. В 1539 г. на дверях некоторых церквей в Лиссабоне были прибиты пасквили с нападками на католическую церковь и в защиту иудеиствующих. Инквизитор-мор высказал мнение, что эти пасквили дело рук провокаторов – врагов «новых христиан». Не исключено, что эти фальшивки были сфабрикованы самим королем. А. Эркулану опубликовал весьма красноречивый документ, собственноручно подписанный Жоаном III, в котором этот преданный сын церкви приказывает своему агенту в Малаге убить некоего Баштиаума Роиша, обещая убийце всяческие монаршие милости. «Человек, – отмечает по этому поводу Эркулану, – который пользовался кинжалом убийцы в качестве политического инструмента, вряд ли проявил бы нерешительность в использовании фальшивок с политической целью».341
Отказ Силвы воспользоваться провокационными пасквилями для усиления террора против «новых христиан» вызвал гнев короля. Жоан III уволил Силву с поста инквизитора-мора и назначил на его место более надежного и решительного человека – своего родного брата дона Энрике, архиепископа Браги. Новому инквизитору было всего лишь 27 лет, а согласно папской инструкции на этот пост назначались церковники не моложе 40 лет. Но пока папа слал протесты против назначения дона Энрике, последний охотился за «новыми христианами», вернее за их имуществом, с неослабной энергией. 20 сентября 1540 г. в Лиссабоне состоялось первое аутодафе с сожжением многих иудеиствующих. Затем костры запылали в Порту, Коимбре, Ламегу, Томаре и Эворе.
Однако полномочия нового инквизитора-мора Энрике не подтверждались папским престолом, вследствие чего деятельность инквизиции, с точки зрения канонического права, была незаконной. Португалия продолжала добиваться в Риме соответствующего мандата инквизитору-мору, и можно легко вообразить, как взволновался королевский двор, когда в 1541 г. совершенно неожиданно появился в Лиссабоне блестящий папский легат Хуан Перес де Сааведра, представивший папские буллы, уполномочивавшие его ознакомиться с деятельностью местной инквизиции и решить, быть ей или не быть.
Португальские власти и церковники с лестью и подобострастием принимали посланца папы, откровенно выражавшего свои симпатии к «священному» трибуналу. Сааведру возили по стране, устраивая в его честь пышные аутодафе, щедро одаривали подарками. Не исключено, что он получил и от «новых христиан», заинтересованных в его доброй воле, не одну тысячу крусадо. И вот, когда португальский двор был уверен, что папский легат решит дело в его пользу, выяснилось благодаря бдитeльнocти, проявленной агентами испанской инквизиции, следившими за событиями в этой стране, что вышеназванный Сааведра никакой не папский легат, а аферист, решивший погреть руки на деле инквизиции и использовать благоприятную в этом отношении конъюнктуру, создавшуюся в Португалии вследствие конфликта с папским престолом. Будучи ловким фальсификатором, Сааведра сам сочинил папские буллы и разукрасил их папскими подписями и печатями.
Его «легатство» оказалось сказочно прибыльной аферой: при аресте у него была отнята сумма в 260 тыс. крусадо. Жулика передали в опытные руки испанской инквизиции, которая осудила его на 10 лет галер.342 После освобождения Сааведры испанский король Филипп II заинтересовался колоритной фигурой авантюриста, принял его лично и выслушал с интересом рассказ о его приключениях или, вернее, злоключениях, так как самозваный папский легат пробыл на галерах не 10, а все 19 лет! Личность Сааведры привлекла внимание и тогдашнего генерального инквизитора Испании Диэго де Эспиносы, по указанию которого Сааведра составил свое жизнеописание.
В 1544 г. «новые христиане» направили папе мемориал с подробным изложением преследований, которым они подвергались в Португалии с 1498 г. (Его содержание излагается в книге Эркулану (с. 532–569).)
Мемориал указывает имена палачей и жертв, точные даты и места преступлений. Подлинность приводимых им фактов не вызывает сомнений.
Как реагировал Павел III на этот обвинительный акт против португальской инквизиции? Он послал легата в Лиссабон для проверки ее деятельности. Жоан III запретил въезд легата в страну. Тогда папа приостановил деятельность инквизиции. Но это был с его стороны всего лишь маневр. Папа Павел III уже решил раз и навсегда покончить с этим вопросом и окончательно утвердить португальскую инквизицию, он только стремился подороже продать это свое решение. Что именно такими были его намерения, показывает тот факт, что одновременно с приостановлением деятельности инквизиции он возвел инквизитора-мора инфанта Энрике в кардинальское звание! Жоан III разгадал весьма нехитрую игру главы католической церкви. Он предложил папскому наперснику – внуку Павла III кардиналу Фарнезе, который уже получал от него ежегодную пенсию в 2500 крусадо, епископство Визеу, приносившее ежегодный доход в 8 тыс. крусадо. Как было уже сказано выше, епископом Визеу был кардинал да Силва, но Жоан III лишил его доходов, считая кардинала инструментом влияния «новых христиан» в Риме. Предложив его епископство кардиналу Фарнезе, король убивал одним выстрелом двух зайцев – заручался поддержкой внука Павла III и тем самым его дедушки и изолировал окончательно своего врага кардинала да Силву.
Агенты «новых христиан» в Риме узнали об успехе португальского короля, но как они могли расстроить его коварные планы, что могли предложить папским вельможам взамен? Взятки? Но ведь взятки, хоть и очень крупные, не могли сравниться с пожизненной рентой, которую обеспечивал португальский король 26-летнему кардиналу Фарнезе (Кардинал Фарнезе прожил еще 40 лет. По подсчетам А. Эркулану, этот папский вельможа получил за эти годы от доходов епархии Визеу не менее 320 тыс. крусадо, не считая ранее установленной ему ренты, в счет которой он получил за свою жизнь еще 120 тыс. крусадо. Всего же этот слуга божий «заработал» на крови жертв инквизиции 440 тыс. крусадо.343 Фарнезе утверждал, что часть этих доходов он истратил на строительство собора св. Петра в Риме. Эркулану не без основания сомневается в этом. Но если допустить, что в этом есть хоть какая-то доля истины и стены этого храма действительно построены на крови «новых христиан», то нельзя смотреть на это великолепное творение Браманте, Рафаэля, Микельанджело и Бернини без содрогания.
Взятки португальского короля церковным властям в Риме на этом не ограничились. Кардинал Сантикуатро получил пожизненную ренту в 1500 крусадо в год, кардинал де Крешентис – 1000 крусадо в год, многие другие папские вельможи тоже не были обойдены милостями португальского короля. В целом же эта сделка обошлась Жоану III приблизительно в 1 млн. крусадо. Но заплатив столь высокую сумму за право грабить «новых христиан», португальская корона не прогадала. За двести лет кровавой работы инквизиции, как мы увидим, этот капитал принес португальской короне изрядную прибыль, покрывавшую с лихвой все издержки.
Такова была цена, за которую папский престол отдал на съедение португальской короне и инквизиции «новых христиан». Как только кардинал Фарнезе получил обещанный куш, папа Павел III подписал буллу, разрешающую деятельность инквизиции в Португалии по образу и подобию деятельности испанской инквизиции, т. е. под непосредственным контролем короля. Булла помечена 16 июля 1547 г.
Так закончилась трагическая игра «за» и «против» португальской инквизиции, длившаяся двадцать лет. В ней участвовали неравные силы: с одной стороны, папы римские, кардиналы, португальские и испанские короли, их агенты и провокаторы, с другой – «новые христиане». Последние игру, в которой ставкой была их жизнь и состояние, проиграли. И это было неизбежным в те времена и в том обществе, где под покровом христианского милосердия господствовали жестокие законы, диктовавшиеся интересами церковной иерархии и королевской власти.
Таким образом, португальской короне удалось заручиться своей собственной инквизицией, которая способствовала укреплению ее власти, ибо ставила под ее контроль церковную иерархию; создавала новые источники дохода для последней, представленной в Португалии вторыми детьми дворянских семейств; лишала власти и влияния торговую буржуазию в пользу королевской короны и феодалов; разрешала систематическое и постоянное преследование всех инакомыслящих или противников феодальной идеологии.
СИСТЕМА, ДОХОДЫ, ПОДАВЛЕНИЕ СВОБОДНОЙ МЫСЛИ
В Португалии слияние инквизиции с интересами короны было еще более тотальным, чем в Испании. Достаточно сказать, что на должность инквизитора назначались престолонаследники, незаконнорожденные сыновья королей, даже сами короли выполняли эти функции по «совместительству». В период же присоединения Португалии к Испании (1580–1640) функцию инквизитора-мора выполняли регенты и вице-короли. Это «сращение» короны и инквизиции было не только выгодно для короны, но одновременно имело и отрицательные для нее последствия. Используя инквизицию в своих узкоэгоистических интересах, корона наделяла ее столь широкими привилегиями и правами, что в конце концов сама попала к ней в зависимость, стала ее пленницей. Инквизитор Антониу де Соуза (XVII в.), автор руководства «Aphorismi Inqui-sitorum», писал: «Инквизиторы имеют право привлекать к ответственности императоров, королей и любых других представителей светской власти».344
Инквизиция восставала против действий короны, когда они угрожали, по ее мнению, ее «священным» правам. В 1567 г., когда король Жоан IV издал приказ, запрещающий конфискации, инквизиция в специальном эдикте предала отлучению всех тех, кто имел какое-либо отношение к публикации приказа и его осуществлению, и всех, кто осмелился бы уничтожить этот ее эдикт.
Инквизиция считала себя выше обычной церковной иерархии, требуя ее подчинения и повиновения.
Созданная по образцу и подобию испанской, португальская инквизиция мало чем отличалась от нее по своей структуре. Возглавлялась она, как уже было сказано, инквизитором-мором, при котором действовал совет (его члены назывались «депутатами»), утверждавший приговоры местных трибуналов. На местах действовали три трибунала – в Лиссабоне с юрисдикцией на центральную Португалию, в Эворе – на ее южную часть и в Коимбре – на северную. Каждый из этих трибуналов возглавлялся тремя инквизиторами и располагал соответствующим штатом чиновников – прокуроров, следователей и т. д. В других городах имелись представители инквизиции – «комиссарии», организовывавшие слежку за населением и имевшие право подвергать подозрительных аресту и допросу, но не имевшие права выносить приговор. Была и особая портовая служба инквизиции (visitadores dos portos e das naus – контролеры портов и кораблей), в обязанности которой входил контроль за пассажирами и кораблями, главным образом с целью недопущения ввоза в страну недозволенной литературы.
Антонио Виэйра, жертва португальской инквизиции
Система инквизиции держалась на «родственниках» (familiares) – тайных сотрудниках и осведомителях, число которых в Португалии доходило до 2 тыс. (Saraiva A. J. A inquisigao portuguesa, p. 49) В 1699 г. королевским указом их число было сокращено до 604. «Стать родственником означало получить подтверждение законности дворянского происхождения, – пишет А. Ж. Сарайва. – Поэтому дворяне добровольно спешили предложить свои услуги инквизиции и выступать в роли ее шпионов и палачей. С другой стороны, инквизиция легко контролировала с их помощью некоторые ключевые позиции, как, например, генеральные кортесы, среди депутатов которых у нее имелось немало «родственников»» (Ibid., p. 50).
Анонимные доносы имели такое же значение, как и подписанные. Там, где отсутствовал комиссарий инквизиции, доносы принимал приходский священник. Инквизиторы гарантировали доносчикам полную безнаказанность, имена доносчиков держались в строжайшей тайне от их жертв. Но «новому христианину» угрожали не только доносчики, но и шантажисты. Последних имелись целые организации, высасывавшие из своих жертв на протяжении десятилетий деньги под угрозой передать их в руки инквизиции.
Шантажисты пользовались успехом, так как вступавший с ними в сделку «новый христианин» терял лишь часть своего имущества и сохранял жизнь, в то время как инквизиция при аресте конфисковывала все его имущество и затем ставила перед дилеммой: или признать себя виновным и отделаться наказанием, или отрицать свою вину и закончить жизнь на костре. Конфисковав у подследственного имущество, инквизиция была всячески заинтересована доказать его виновность, так как в противном случае она должна была бы вернуть ему конфискованное. Но этого не случалось даже в тех редчайших случаях, когда подследственного признавали невиновным. Даже тогда он должен был оплатить свое содержание в застенках, которое, как правило, длилось годами, и все прочие расходы, превышавшие обычно его состояние.
Узники португальской инквизиции содержались в варварских условиях. В камерах лиссабонской инквизиции было сыро, холодно, душно и зловонно. Узников держали в заключении годами до вынесения приговора. Из сохранившегося списка заключенных XVII в. следует, что 57 заключенных содержалось в тюрьме под следствием свыше четырех лет, из них девять – семь лет, шесть – десять и одиннадцать лет, один – тринадцать лет, один – четырнадцать лет.
В инструкции «священного» трибунала от 1552 г. говорится, что только тот раскаявшийся еретик считается хорошим, который помогает раскрыть своих сообщников и выдает особенно дорогих ему близких родственников и друзей. У строптивых узников инквизиторы угрозами и пытками вырывали нужные им признания.
Аутодафе в Лиссабоне происходило на площади Торрейру ду Посу, на которой возвышались трибуны, вмещавшие около 3 тыс. зрителей. На специальном помосте восседали члены королевского двора, церковные иерархи и инквизиторы, напротив размещались жертвы – еретики, упорствующие, «отрицающие», которым после молебна и соответствующей проповеди зачитывались приговоры, осуждавшие их на различные кары, вплоть до передачи в руки светских властей для «достойного наказания» – сожжения на костре.
Еретиков сжигали на площади Рибэйра сразу же после аутодафе. Тем, кто выражал желание умереть в католической вере, оказывали особую «милость» – их предварительно гарротировали, а уж потом бросали в костер. Тех же, кто отказывался от католической веры, сжигали живьем, и для таких возводили костры четырехметровой высоты. Над костром устанавливался помост со столбом посредине. Туда взбирались по лестнице осужденный, палач и два проповедника-иезуита, не терявших надежды «образумить» еретика, пока его привязывали к столбу. Затем палачи спускались на землю.
Под исступленные крики толпы, фанатизм которой разжигали попы, палач и его помощники тыкали в голову осужденного длинными шестами с прикрепленной на концах горящей паклей. Гигантский костер горел иногда до двух часов, изжаривая в буквальном смысле слова осужденного. Во время «процедуры» окружавшие костер фанатики бросали камни в несчастного, норовя размозжить ему голову…
Португальская корона превратила инквизицию в одно из своих самых доходных предприятий. Если взять в качестве ориентира только суммы, уплаченные «новыми христианами» в качестве откупного за временное прекращение инквизиционного террора, то станет ясным, какую баснословную выгоду извлекала португальская корона из преследования еретиков. В 1577 г. «новые христиане» добились от короля Себастьяна за 225 тыс. крусадо разрешения на выезд в заморские колонии Португалии.345 В том же году они уплатили ему же еще 250 тыс. крусадо за запрет инквизиции производить конфискацию имущества в течение последующих 10 лет.
Однако два года спустя этот король, имевший также титул кардинала, отрекся от данных обещаний, не вернув, разумеется, полученных денег. В 1605 г. «новые христиане» заплатили короне астрономическую по тем временам сумму в 1700 тыс. крусадо за обещание, гарантированное папой, не подвергать их преследованиям за прошлые «преступления», что принесло им краткую передышку. В 1649 г. они «пожертвовали» королевской Генеральной компании по торговле с Бразилией 1250 тыс. крусадо. Это их спасло от установления инквизиции в Бразилии.
Инквизиторы не испытывали особого восторга от подобного рода сделок, весь доход от которых поступал прямехонько в королевскую казну, минуя их бездонные карманы, а ведь свои доходы инквизиторы получали от конфискаций и штрафов, накладываемых на их жертвы, включая даже тех, кого освобождали из-под ареста за недоказанностью преступления. Инквизиторы, опасаясь сокращения своих доходов, убеждали королевскую власть, что они способны выколотить из «новых христиан» куда больше золота, чем король путем прямых сделок с ними.
В 1673 г. инквизитор Лейра предупреждал короля Педру II: «Если новые христиане обещают дать 500 тыс. крусадо за всеобщую амнистию, то знайте, ваше королевское величество, что, применяя справедливые святые законы (т. е. инквизицию. – И. Г.), можно добиться значительно большего».346
Большинство «новых христиан», преследуемых инквизицией, принадлежало к различным слоям городского общества. Из списка иудействующих (мужчин) жертв инквизиции в 1682–1691 гг. 185 являлись торговцами, 69 – служащими: нотариусами, счетоводами, чиновниками налогового ведомства, а также адвокатами, врачами, аптекарями, 129 – собственниками различных предприятий, 195 – ремесленниками, 80 – рабочими, крестьянами и солдатами.347
Преследование этих людей подрывало влияние буржуазных слоев населения, тормозя развитие капиталистических отношений и городской культуры в Португалии.
Для португальских инквизиторов, в особенности в XVI в., существовали только два вида ереси – иудействующая и лютеранская. Под лютеранской подразумевались как лютеране и прочие протестанты, так и гуманисты и вообще любые критики церковных доктрин или действий папского престола.
Большую энергию проявляли инквизиторы, осуществляя цензуру над книгами и другими печатными изданиями, включая папские послания, церковные молитвенники и т. п. произведения, которые могли поступать в продажу только после одобрения «священным» трибуналом. В 1547 г. кардинал-инфант Португалии дон Энрике, он же по совместительству инквизитор-мор, переиздал опубликованный годом раньше первый испанский Индекс запрещенных книг, составленный по приказу Карла V. В 1551 г. вышло в Португалии переиздание второго испанского Индекса, в котором фигурировали 495 названий, в том числе несколько книг на португальском языке.348 Новый Индекс был опубликован в 1561 г. Он содержал уже свыше 1100 названий книг, в том числе более 50 на португальском и испанском языках. В 1565 г. в Лиссабоне вышел так называемый Тридентский индекс римской инквизиции, с добавлением ряда португальских книг. В Индексе, опубликованном в 1584 г., подверглись цензуре произведения выдающегося поэта Камоэнса, писателей Жоржи Феррейра де Васконшелоса, Жоана де Барроса, драматурга Жиль Висенте, именуемого португальским Шекспиром, поэта Гарсия де Резенде, прозаика Бернарда Рибейры и многих других. Последний Индекс, подготовленный иезуитом Балтазаром Алваресом, был опубликован в 1624 г. Он состоял из трех частей: первая часть включала римский индекс, вторая – запрещенные книги на португальском языке, третья – выдержки запрещенных инквизиторской цензурой мест из различных португальских произведений.
Книжные лавки находились под строгим контролем инквизиции. В них периодически производились обыски, как правило, неожиданно, в один и тот же день и час во всех лавках, чтобы их хозяева не могли предупредить друг друга и скрыть «еретический» товар.
Переписка лавочников с зарубежными поставщиками и издателями книг, а также их счета подвергались строгому контролю инквизиции, в лавках на видном месте должен был находиться Индекс к сведению покупателей. За чтение и распространение недозволенных инквизицией рукописей также грозила суровая кара. Частные библиотеки периодически подвергались контролю чиновников «священного» трибунала, в случае же смерти владельца их можно было передавать наследникам только после соответствующей «чистки» инквизицией.
В целом цензура португальской инквизиции была даже более строгой, чем испанской или римской. Так, в «Дон Кихоте» Сервантеса португальская инквизиция сделала значительно больше купюр, чем испанская. Другое произведение Сервантеса – «Селестина», разрешенное в Испании, было запрещено в Португалии. В португальских индексах фигурируют сочинения астронома Кеплера, отсутствующие в испанских и римских списках, и т. п. Ряд ценнейших литературных произведений, запрещенных инквизицией, и вычеркнутые цензурой страницы книг навсегда или на несколько столетий исчезли для португальского читателя. Такой участи подверглись, в частности, многие произведения драматурга Жиль Висента. Кроме отдельных его произведений, запрещенных инквизицией, из его стихов было вымарано 1163 строфы. Потерянными навсегда оказались купюры, сделанные инквизицией в произведении «Улиссипу» другого классика португальской литературы – Жоржи Феррейра де Васконшелоса. Инквизиторы не останавливались перед прямой фальсификацией произведений, заменяя неугодные места сочиненными ими же текстами.
Огромный урон понесла португальская культура от подобного рода «опеки» со стороны «священного» трибунала. Атмосфера страха, порожденная террором инквизиции, душила интеллектуальную жизнь страны. Поэт Антониу Феррейра (1528–1569) писал: «Я в страхе живу. Я боюсь, когда пишу и говорю. Я испытываю страх, даже когда говорю сам с собою, когда молчу или думаю».349 Трудно сказать, сколько талантливых произведений было загублено этим страхом в самом зародыше… Собственно говоря, это признавали сами панегиристы инквизиционной цензуры. Один из них, монах Франсиско де Сан-Агостинью, писал в XVII в.: «Строгость, направленная на выявление подозрительных доктрин, невообразима и всегда была такой в этом королевстве, где рукописи проходят столько контролен и требуют одобрения столь многочисленных квалификаторов, действующих с таким рвением, что это является одной из причин, почему у нас выходит так мало книг, да и те подвергаются самой строгой и детальной чистке» (Ibid., p. 104).
ИНКВИЗИТОРЫ В КОЛОНИЯХ
В XVI в. маленькая Португалия превратилась в могущественную колониальную империю. Васко да Гама и другие португальские завоеватели прорвались на Восток и огнем и мечом проникли в Индию, на Цейлон, в Китай. Их штаб-квартирой стало Гоа, богатейшее индийское княжество. Здесь обосновались верховные колониальные власти и католические миссионеры. Завоеватели варварски разрушали в покоренных землях индуистские, мусульманские и буддийские храмы и предметы культа и силой обращали в католичество массы «неверных». Сопротивлявшихся беспощадно истребляли. Особенно неистовствовали иезуиты во главе с одним из учеников Игнатия Лойолы – испанцем Франсиско Ксаверием, перешедшим на службу к португальской короне и причисленным впоследствии за свои «подвиги» папским престолом к лику святых.
В 1561 г. в Гоа был учрежден трибунал инквизиции. Инквизитором-мором стал местный епископ, его заместителем – представитель доминиканского ордена. Кого же преследовала эта колониальная инквизиция?
Под предлогом борьбы с ересью инквизиторы грабили все тех же «новых христиан», иностранных купцов. А так как княжество Гоа находилось за тридевять земель от Португалии и папского престола, то откупиться от местных инквизиторов практически было невозможно. Инквизиторы совершенно безнаказанно обирали свои жертвы, мучили их, бросали в костер. В тюрьмах инквизиции «святые отцы» насиловали своих узниц. Аутодафе в Гоа славились своим «великолепием». Как справедливо отмечал французский историк «священного» трибунала Ж. Лавалль, гоанская инквизиция превосходила по своей жестокости даже испанскую и португальскую.350
Колониальная инквизиция редко преследовала за ересь местных жителей, насильственно обращенных в католичество. Колонизаторы и без того лишили их всех прав и состояния. От туземцев требовалось только однопокорность и чисто внешнее соблюдение католических обрядов. Тех же, кто проявлял строптивость, попросту уничтожали без суда и следствия.
Кроме «новых христиан», другим излюбленным объектом инквизиции в Гоа были соперники португальцев по колониальному грабежу – англичане и французы. Чтобы отбить у них охоту совать свой нос в португальские владения, португальская колониальная администрация, если они попадались ей в руки, передавала их на расправу инквизиции, которая объявляла их еретиками со всеми вытекающими из этого последствиями. Один из таких псевдоеретиков француз Дилон, вкусивший сполна «прелести» гоанской инквизиции в XVII в., описал впоследствии свои испытания в трехтомных воспоминаниях.351
Как это на первый взгляд ни покажется странным, Бразилию минула горькая чаша инквизиции. Причины тому были разные. Огромная территория Бразилии, населенная воинственными индейскими племенами, с трудом поддавалась завоеванию и колонизации. У маленькой Португалии явно не хватало ни сил, ни людей, ни средств, чтобы удержать за собой, кроме обширных владений в Азии и Африке, еще и эту далекую и бескрайнюю страну. Кроме того, в Азии и Африке сокровища были на виду и достаточно было протянуть руку, чтобы завладеть ими, в Бразилии же в XVI и XVII вв. еще не были обнаружены алмазные россыпи, сахарная культура еще не привилась, страна казалась дикой и бедной и поэтому не привлекала ни португальских негоциантов, ни любителей пограбить и быстро разбогатеть. Чтобы как-то ее удержать под своим контролем и охранить от постоянных вторжений французов и голландцев, обойденных при колониальном разделе Америки и стремившихся поживиться за счет слабой Португалии, Лиссабон был вынужден принять услуги «новых христиан», которые в 1649 г. финансировали создание королевской Генеральной компании по торговле с Бразилией и получили благодаря этому право заниматься торговлей в этой колонии, что способствовало укреплению в ней позиций колонизаторов.
В тех же случаях, когда местные колониальные власти считали целесообразным избавиться от неугодных «новых христиан», они высылали их на суд и расправу инквизиции в Португалию.
ИСПАНСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО
В 1557 г. умер Жоан III. Регентшей стала его жена Катарина, сестра испанского короля Карла V. Последний стал строить планы захвата португальского трона. Для соответствующей обработки Катарины были посланы иезуиты во главе с кардиналом Франсиско Борхой (Борджией). Португальцы заменили Катарину новым регентом – инквизиором-мором кардиналом Энрике, потом провозгласили королем малолетнего сына Жоана III – Себастьяна. Когда Себастьян погиб во время одного из походов в Африке, королем был провозглашен инквизитор-мор Энрике. Два года спустя, в 1580 г., он умер, не оставив прямых наследников. Испанский король Филипп II, следовавший заветам своего отца, немедленно двинул против Португалии войска во главе с герцогом Альбой, который захватил Лиссабон и провозгласил «добровольное» присоединение Португалии к Испании. «Уния» двух государств длилась 60 лет.
С приходом испанцев деятельность португальской инквизиции достигает своего апогея. Еще в 1544 г. дон Энрике – инквизитор-мор Португалии и Пардо де Тавера – генеральный инквизитор Испании договорились о взаимном обмене арестованными соответствующей национальности. Португальская инквизиция охотно отдавала испанской арестованных по подозрению в ереси испанских подданных, попадавших в ее сети. Испанская же инквизиция, как правило, отказывалась отвечать взаимностью, считая себя более квалифицированной и претендуя на контроль над своей португальской сестрой. Теперь она получила возможность осуществить этот контроль на деле. После «унии» испанская Супрема укрепила своими «опытными» кадрами португальский «священный» трибунал, вдохнув, так сказать, в него новую жизнь. Результаты не замедлили сказаться.
Если за 33-летний срок – с 1547 по 1580 г. – в Португалии состоялось 34 аутодафе, на которых было живьем сожжено 169 «еретиков», сожжен символически 51 и подвергнуто другим наказаниям 1998 человек, то с 1581 по 1600 г., т. е. за 20 лет, когда Португалия находилась под властью Испании и страной правил наместник испанского короля кардинал великий герцог австрийский Альберт, он же по совместительству с 1586 по 1596 г. великий инквизитор португальской инквизиции, в этой стране имели место 45 аутодафе, на которых были сожжены живьем 162 человека, сожжен в изображении 51 и подвергнуты другим видам наказания 2979 человек.352
С восшествием на престол Филиппа III «португальцы», как именовали испанцы португальских «новых христиан», предприняли новые усилия, чтобы с помощью единственного в их распоряжении средства – денег облегчить свою участь. Филипп III оказался весьма податливым на такого рода аргументы. В 1601 г. за 200 тыс. крусадо он разрешил «новым христианам» свободный въезд в колонии Испании и Португалии. А несколькими годами позже состоялась новая грандиозная сделка между «новыми христианами» и Филиппом III. Последний получил 1860 тыс. крусадо, генеральный инквизитор, его заместитель и секретарь испанской инквизиции – по 100 тыс., любимец короля министр Лерма – 50 тыс. крусадо. Такой ценой была куплена генеральная амнистия жертвам португальской инквизиции, из тюрем которой в 1605 г. было выпущено 410 узников.
В 1621 г. Филипп III умер и трон занял его сын Филипп IV. Он нуждался в деньгах не менее своего отца. Над «новыми христианами» вновь нависла угроза возобновления преследований, и вновь им пришлось платить своим гонителям. В 1627 г. семь крупных «португальских» банкиров во главе с Нуньесом Саравией предоставили королю заем в 2 159438 крусадо.
В 1628 г. Филипп получил еще 80 тыс. крусадо353 в виде «подарка». Но аппетит его не имел границ. Он решил возобновить преследования «новых христиан», соблазненный утверждением инквизиторов, будто они располагали капиталами в 70–80 млн. крусадо. Кроме того, возобновление террора освобождало короля от обязанности возвратить полученные им и его отцом займы. Напрасно «португальцы» предлагали взять на себя все расходы инквизиции, выплачивать жалованье всем членам и служащим «священного» трибунала в Испании и Португалии, напрасно сулили новые займы. Такие посулы только разжигали аппетиты короля и инквизиторов и убеждали их в том, что с помощью «священного» трибунала можно взять с «португальцев» значительно больше, чем они сами предлагали.
В 1633 г. португальская инквизиция вновь приступила к своей «работе». За семь лет – до освобождения страны от испанского засилья – она осудила свыше 2 тыс. человек, из них 48 были сожжены на костре живыми.
13 декабря 1637 г. инквизиция судила в Толедо известного уже читателю банкира Хуана Нуньеса Саравию, его брата Энрике и других финансистов, которым Филипп IV таким образом «возвращал» предоставленный ему десять лет назад заем. Все подсудимые были объявлены иудействующими, признали себя виновными и уплатили за свою жизнь крупный штраф. Братьям Нуньес Саравиа это обошлось в 320 тыс. дукатов (Ibid., p. 220).
С не меньшим ожесточением, как уже было сказано, преследовала инквизиция «португальцев» и в испанских колониях Америки. Еще в 1571 г. Филипп II, учреждая инквизицию в Новой Испании (Мексике), вменял ей в обязанность «освободить страну от заразивших ее иудеев и еретиков, в особенности от представителей португальской нации».354
Самый громкий процесс против «португальцев» состоялся в Лиме (Перу), по так называемому делу о великом заговоре (gran complicidad). По нему инквизиция арестовала 99 человек, из них пять умерли или сошли с ума от пыток во время следствия, длившегося четыре года. 23 января 1639 г. состоялось аутодафе, на котором 68 «португальцев» были осуждены на разные наказания, из них 11 были сожжены живьем, 20 были сосланы на галеры сроком до 10 лет и пять навечно, 37 осуждены на тюремное заключение, из них 30 навечно.355 Позже были осуждены и остальные обвиняемые по делу о «великом заговоре».
КОГО ОНА СУДИЛА
Познакомимся с некоторыми конкретными делами португальской инквизиции, и мы увидим, кого и за что она судила. В этом отношении весьма характерным был процесс против Джорджа Бьюкенена, профессора Коимбрского университета. Шотландец по происхождению, видный гуманист, преподававший философию в различных французских университетах, Бьюкенен был приглашен Жоаном III в Коимбру. Здесь по доносу доминиканца Пинейру инквизиция сразу взяла его на заметку, стала следить за ним, а в 1550 г. арестовала вместе с двумя португальскими преподавателями: Тейве и Костой, обвинив всех их в «лютеранстве». Инквизиторы допрашивали Бьюкенена в течение года, приписывая ему, кроме протестантских симпатий, еще и иудаизм. Бьюкенен признался только частично. Да, он не верил, что гостия – «тело господне», сомневался в существовании чистилища, в необходимости соблюдать посты, но эти сомнения он испытывал лишь «временно», а находясь во Франции, отрекся от них перед францисканцем, имени которого не смог назвать. Кроме того, Бьюкенен ссылался на какую-то папскую буллу, якобы даровавшую ему прощение, буллу, которую инквизиторы искали и не смогли обнаружить. Чтобы доказать свою ортодоксальность, Бьюкенен выразил согласие еще раз раскаяться и примириться с церковью. Инквизиторы, не располагавшие уликами против него, удовлетворились тем, что заставили Бьюкенена вновь осудить свои «преступления», затем держали некоторое время в монастыре, проверяя ортодоксальность его веры. Португальцы Тейве и Коста отделались несколькими годами тюрьмы. Выйдя на свободу, Бьюкенен вскоре покинул Португалию и вернулся в Англию, где он со временем стал видным деятелем англиканской церкви и написал воспоминания о своих злоключениях в застенках лиссабонской инквизиции.356
В лютеранстве был обвинен и выдающийся португальский гуманист Дамьян де Гоиш (1502–1574). Гоиш родом из аристократической семьи «старых христиан», воспитывался при дворе короля Мануэла. Затем одно время работал секретарем португальской фактории во Фландрии, путешествовал по Германии, где познакомился с Лютером. В Базеле Гоиш встретился с Эразмом, с которым подружился и поддерживал тесные отношения на протяжении многих лет. Одно время он пять месяцев жил в доме Эразма.
В 1548 г. Гоиш был назначен главным хранителем государственного архива в Торре ду Томбу, а десять лет спустя стал королевским хронистом. На этом посту Гоиш написал ряд исторических сочинений, прославивших его как на родине, так и за рубежом. Одна из его ранних книг о верованиях и обычаях эфиопов («Fides religio, moresque Aetiopum»), опубликованная в Лувене в 1540 г., а затем в Париже и Брюсселе, была запрещена португальской инквизицией, которая усмотрела в ней пропаганду веротерпимости. В 1545 г. португальский иезуит Симон Родригеш, один из выучеников Игнатия Лойолы, сделал на Гоиша донос, обвинив его в симпатиях к протестантам. С тех пор иезуитский орден вел неустанную слежку за Гоишем, собирая против него компрометирующие материалы. О характере этих материалов можно судить по предъявленным инквизицией обвинениям 69-летнему Гоишу после его ареста в 1571 г. Инквизиция обвиняла знаменитого хрониста в том, что в пост он ел свиное мясо, находился в связи с Эразмом, встречался с Лютером, читал запрещенные книги, высказывался непочтительно о римских папах, католических обрядах, принимал у себя дома многих иностранцев и распевал с ними «непонятные» песни.
После полутора лет заключения и непрерывных допросов «священный» трибунал провозгласил Гоиша «еретиком, лютеранином и отщепенцем веры». От костра Гоиша спасло только то, что он согласился покаяться и примириться с церковью. Чтобы склонить его к покорности, инквизиторы обещали ему вместо публичного позорища на аутодафе тайное примирение. В решении трибунала пояснялось, что так как «преступник известен в зарубежных странах, зараженных ересью, то это (т. е. публичное аутодафе) может принести ему только славу…».357 Гоиш отказался от славы мученика, признался во всем, что от него требовали его палачи, и был осужден на вечное заточение в одном из монастырей Лиссабона. Некоторое время спустя инквизиторы разрешили больному старику вернуться домой. Вскоре он умер. По одним сведениям, смерть наступила от разрыва сердца, по другим – его заколол слуга. Если последнее верно, то возникает вопрос: не был ли его убийца одним из «родственников», выполнявших поручение инквизиции?
23 августа 1606 г. в Лиссабоне инквизиция арестовала английского купца Гуго Горгени, обвинив его в лютеранстве. Подвергнутый длительным допросам, Горгени стойко отстаивал свое право исповедовать протестантизм и оспаривал право инквизиции судить его за это. Следствие по его делу длилось два года и девять месяцев. Инквизиция признала его виновным в ереси и приговорила к отлучению и выдаче светским властям. Покинутый английским правительством на произвол судьбы, Горгени, чтобы спастись от костра, согласился очистить себя от «еретической скверны». Он признал себя виновным, покаялся и принял католичество».358
Инквизиция после его отречения помиловала Горгени и через полгода выпустила на свободу. Он остался в Португалии, опасаясь, по-видимому, вернуться в Англию, где за свое отречение мог также подвергнуться репрессиям. Испанские, а в то время и португальские власти выплачивали протестантам, перешедшим в католичество, небольшую пенсию, которую Горгени, возможно, и получал до конца своих дней.
После освобождения страны от испанского господства в 1640 г. и заключения оборонительного союза с Англией португальская инквизиция была вынуждена умерить свой «антилютеранский» пыл. Во всяком случае, проживавших в Португалии англичан уже больше не подвергали преследованиям за их религиозные взгляды.
19 октября 1739 г. по приговору инквизиции в Лиссабоне был гарротирован, а потом сожжен знаменитый автор популярных комедий 34-летний Антониу Жозэ да Силва, прозванный «португальским Плавтом». Он учился на факультете канонического права, когда инквизиция арестовала его и его мать по обвинению в ереси. Их обоих подвергли пыткам, примирили с церковью на аутодафе и отпустили.359 Некоторое время спустя по доносу служанки их снова арестовали. В застенки инквизиции на этот раз попала и беременная жена да Силвы – Леоноре-Мария Карвальо, испанка, подвергавшаяся ранее преследованиям испанской инквизиции в Вальядолиде. После двухлетнего заключения да Силва погиб на костре. Жена его разрешилась от бремени в тюрьме. Она и мать писателя были приговорены к длительным срокам заключения.360
БЕССЛАВНЫЙ КОНЕЦ
«Новые христиане» приветствовали освобождение Португалии в 1640 г. от испанского владычества. Они надеялись, что с уходом Испании инквизиция если и не прекратит своей деятельности, то по крайней мере умерит свой пыл. Но их надежды не оправдались.
Инквизитор-мор Франсиско де Каштру и Жоан де Васконшелос, член совета инквизиции, остались верными испанскому монарху. Когда Жоану IV (1640–1656) папский престол, выжидавший решения конфликта между Португалией и Испанией, чтобы определить свою позицию, отказал в назначении епископов в Португалии, а Сорбоннский университет высказался за право короля назначать епископов без предварительного на то согласия папы, совет инквизиции осудил это мнение парижских теологов как еретическое.
Избавившись от «опеки» испанцев, португальцы не смогли освободиться от испанского детища – иезуитского ордена, этой мины замедленного действия, оставленной им в наследие родиной Игнатия Лойолы. Орден приобрел в Португалии огромную силу, он превратил страну, по ходячему тогда выражению, в «Парагвай Европы» (Парагвай – вотчина иезуитов в Испанской Америке, где они поработили индейцев-гуарани). Инквизиция находилась под контролем иезуитов, и они продолжали жаждать крови, а также денег традиционных «еретиков» – «новых христиан».
Правда, среди иезуитов были и исключения. Иезуит Антониу Визира (1618–1697), советник короля Жоана IV, убеждал своего повелителя прекратить преследования «новых христиан» и использовать их для укрепления португальской экономики. В 1646 г. в своей записке на имя короля «В поддержку людей из народа и об изменении поведения св. трибунала и налогового ведомства».361 Виэйра писал, что Португалия для борьбы с Испанией в интересах своей независимости нуждается в деньгах, а «деньги эти можно с успехом добыть как в Португалии, так и в других местах, только развивая торговлю, для торговли же нет более способных людей, чем те, кто обладает капиталами и проявляет трудолюбие, то есть «новые христиане».
В другой докладной записке – «Предложение, сделанное королю дону Жоану IV, в котором живописалось ему несчастное состояние королевства и необходимость привлечь на свою сторону иудейских купцов, кочующих по разным странам Европы»,362 тот же Виэйра Доказывал королю, какие огромные выгоды получит Португалия, если договорится о совместных действиях с иудейскими купцами португальского происхождения, проживающими за рубежом и располагающими большими капиталами и разветвленными торговыми связями.
Жоан IV был не прочь последовать советам Виэйры, тем более, что «новые христиане», обосновавшиеся во Франции, Нидерландах, Англии, понимая, что уния с Испанией чревата для их португальских соотечественников террором инквизиции, дружно выступали в поддержку независимости Португалии. Именно поэтому португальская инквизиция, мечтавшая о повторном воссоединении с испанской, настаивала на продолжении преследований «новых христиан». Когда в 1647 г. Жоан IV пытался, пользуясь услугами «нового христианина» Дуарте да Силвы, купить у Нидерландов несколько военных кораблей, необходимых для защиты Португалии от Испании, инквизиция не преминула бросить в тюрьму Силву и тем самым провалить эту сделку. Силва содержался в застенках инквизиции, а затем был выслан в Бразилию. Инквизиция расправилась и с другим доверенным короля – Мануэлем Фернандесом Вила-Реалем, тоже «новым христианином», через которого Жоан IV поддерживал связь с кардиналом Ришелье, выступавшим за независимость Португалии.
Инквизиция арестовала Вила-Реала и, невзирая на протесты короля, бросила его в костер.
Королевская казна продолжала остро нуждаться в деньгах, когда в 1649 г. «новые христиане» предложили королю построить на 1250 тыс. крусадо 36 военных кораблей (галеонов) для защиты торгового флота Португалии, курсировавшего между Лиссабоном и Бразилией, взамен за отмену конфискации их имущества. Король согласился на эту сделку и специальным декретом запретил инквизиции конфисковывать у португальцев или иностранцев, обвиненных в ереси и иудаизме или осужденных за них, какую-либо собственность. Инквизиция отказалась подчиниться и апеллировала в Рим. Папа римский, все еще угодничавший перед Испанией и не признававший за короля Жоана IV, двумя решениями (бреве) в 1650 г. отменил постановление португальского монарха, который вынужден был подчиниться, опасаясь дальнейших осложнений с папским престолом. Впрочем, это ему не помешало прикарманить 1250 эскудо. «Новые христиане» еще раз были обобраны и жестоко обмануты португальской короной. Правда, инквизиция не простила королю столь великой «жертвы», она продолжала слать в Рим доносы, обвиняя его в потворстве иудействующим с таким успехом, что папа отлучил Жоана IV и всех тех, кто способствовал изданию королевского декрета 1649 г., от церкви. После смерти Жоана IV в 1657 г. инквизиция вновь обрела полную власть и возобновила преследования «новых христиан», а заодно и всех тех, кто до этого выступал в их защиту.
В 1663 г. был арестован по обвинению в потворстве иудействующим иезуит Антониу Виэйра, которому с большим трудом удалось вырваться четыре года спустя из застенков инквизиции и бежать в Рим, где он продолжал при поддержке португальского регента дона Педру II настаивать перед папским престолом на ограничении прав португальского «священного» судилища. «Новые христиане» щедро снабжали Виэйру деньгами, и ему наконец в 1674 г. удалось добиться от папского престола распоряжения, запрещавшего португальской инквизиции впредь устраивать аутодафе, судить и осуждать кого-либо и повелевавшего впредь направлять в Рим все дела по обвинению в ереси. По существу это распоряжение папы римского означало прекращение деятельности инквизиции в Португалии. Однако к тому времени инквизиторам удалось договориться с регентом Педру II, которому они обещали поддержку в получении короны. Регент отказался подчиниться папскому приказу и запретил его обнародование в Португалии. Конфликт длился до 1681 г., когда папский престол отменил свое прежнее решение и вновь разрешил деятельность «священного» судилища. Португальская инквизиция отпраздновала свою победу грандиозными аутодафе в Лиссабоне, Коимбре и Эворе.
В первой половине XVIII в. среди «клиентов» инквизиции можно встретить также и различного рода умалишенных монахов, и священников, «запродавших свои души дьяволу». В 1725 г. в Лиссабоне инквизиция сожгла священника Мануэля Лопеша де Карвалью, провозгласившего себя возрожденным Христом и призывавшего казнить инквизиторов. В 1740 г. была сожжена монахиня Тереза за «преступную связь с дьяволом». В 1741 г. на костре погиб священник Антониу Эбрэ Лурейру, выдававший себя за мессию. В 1741 г. огонь поглотил священника Педру де Ратес Энеким, утверждавшего, что он побывал в раю, жители которого «говорили по-португальски». В 1748 г. взошла на костер монахиня Мария Тереза Инация, также вступившая в «преступную связь с дьяволом». В 1748 г. инквизиция судила за «сожительство с дьяволом» монахиню Марию ду Розариу, которая, находясь под следствием, призналась, что прижила от дьявола семь детей – щенков, котят и монстров. Такого рода процессы занимали видное место в деятельности инквизиции, в особенности в XVIII в. Все эти «упорствующие еретики» были явно психически ненормальными людьми или жертвами религиозного экстаза, что одно и то же. Доказательством тому служит именно их «упорство»: никто из них, несмотря на пытки, не отрекся от своих бредовых утверждений, а «упорствующих» инквизиция, как известно, не щадила…
Казалось, нет такой силы, которая могла бы обуздать португальскую инквизицию, и террор ее будет продолжаться вечно. Народ привык к кострам, свыкся с мыслью, что все его беды происходят от козней еретиков и их покровителя – дьявола. Власть имущие находились в духовном плену иезуитского ордена, и только очень прозорливые люди из их среды могли по некоторым смелым голосам, раздававшимся во Франции и требовавшим «раздавить гадину», предвидеть приближающуюся гибель не только инквизиции, но и всего связанного с нею старого порядка.
Как это ни парадоксально, а история любит такого рода парадоксы, первый серьезный удар инквизиция получила от человека, который в молодости подвизался в роли ее «родственника» и был поэтому прекрасно осведомлен о всех ее секретах. Звали его Себастьяном Жозе Карвалью-и-Мелу (1699–1782). В историю он вошел под именем маркиза де Помбала. В 1739–1745 гг. он служил секретарем португальского посольства в Лондоне и Вене, где стал сторонником просвещенного абсолютизма, противником иезуитов. В 1750 г. со вступлением на престол короля Жозе I Помбал был назначен первым министром и оставался на этом посту вплоть до смерти короля в 1777 г. Помбал проявил себя как талантливый и смелый реформатор. Он ограничил власть церковников, поставил деятельность инквизиции под контроль правительства, всемерно способствовал развитию промышленности, осуществил реформу просвещения, помогал развитию наук. В 1755 г. Лиссабон был разрушен сильным землетрясением. Церковники, как обычно, использовали это стихийное бедствие в своих интересах. Они стали уверять верующих, что землетрясение – кара господня за действия безбожного первого министра. В 1758 г. состоялось покушение на короля. В 1760 г. Помбал разорвал отношения с папским престолом, арестовал и предал суду наиболее активного противника своего правительства иезуита Габриэла Малагриду.
Малагрида был итальянец, давно уже обосновавшийся в Португалии, где он превратился в наперсника аристократических семей, интересы которых всегда защищал, фанатично нападая на все прогрессивное и передовое своего времени. Он принадлежал к худшему типу «энтузиастов»-реакционеров, по выражению английского биографа Помбала прошлого столетия Джона Смита.363
Малагрида стал главным противником реформ Помбала, он использовал землетрясение для яростных нападок на премьер-министра. В 1756 г. иезуит опубликовал памфлет «Мнение о подлинных причинах землетрясения» (Ynizo da verdadeira causa do terremoto), в котором писал: «Знай, о Лиссабон, что разрушителями наших домов, дворцов, церквей и монастырей, причиной смерти стольких людей и огня, пожравшего столько ценностей, – твои отвратительные грехи, а не кометы, звезды, пар, газы и тому подобные естественные явления».364 Малагрида призывал не отстраивать столицу, а замаливать грехи. Все это делалось вопреки решению правительства, запрещавшего объяснять землетрясение сверхъестественными причинами. К тому же Малагрида в аристократических домах призывал к свержению правительства. Об этом же иносказательно он писал в другом своем памфлете: «Трактат о жизни и правлении Антихриста», подразумевая под последним Помбала.
Помбал приказал инквизиции судить Малагриду. Он прогнал инквизитора-мора Жозэ, незаконного сына короля, назначив на его место своего брата Паолу де Кбрвалью. Между тем Малагрида в инквизиционной тюрьме продолжал предавать проклятьям Помбала и попутно писать весьма любопытное сочинение о «Героической и чудесной жизни славной святой Анны, матери святой непорочной девы Марии, продиктованной самой святой, при содействии, помощи и с согласия всемогущего суверена, ее святейшего сына» (т. е. Иисуса Христа), главный тезис которого заключался в том, что Анна стала святой, еще находясь в «утробе» своей матери. Инквизитор-мор поспешил воспользоваться столь очевидным еретическим утверждением и обвинил Малагриду в вероотступничестве.
В сентябре 1761 г. инквизиция вынесла приговор по делу Малагриды, в котором было сказано: «Отец Габриэл Малагрида был признан виновным в преступлении ереси, он утверждал, мыслил, писал и защищал положения и учения, противоречащие подлинным догмам и доктрине, предлагаемой и проповедуемой святой церковью. Являясь еретиком и врагом католической веры, он впал вследствие данного приговора в великое отлучение и другие установленные наказания, согласно закону против подобных преступников; инквизиторы таким образом приказывают, чтобы этот еретик и автор новых ересей, признанный виновным во лжи и двуличии, отстаивающий неоднократно и упорно свои ошибки, был лишен монашеского сана и прочих званий и, согласно правилам и формам святых канонов, передан, одетый в позорящий балахон (санбенито), светской власти. Инквизиторы страстно умоляют ее, чтобы к указанному преступнику были проявлены доброта и благожелательность и чтобы он не был казнен или не была пролита его кровь».365
Разумеется, этот приговор был комедией, разыгранной согласно лучшим образцам инквизиционного судопроизводства, с той только разницей, что он был обращен против одного из самых ярых сторонников той же самой инквизиции.
21 сентября 1761 г. на площади Россиу 73-летний Малагрида был гарротирован, а потом сожжен.
Помбал использовал казнь Малагриды для широкой пропаганды своей политики за рубежом путем публикации памфлетов, брошюр и книг на французском и английском языках, в которых разоблачалась обскурантистская деятельность церковников в Португалии.
В 1768 г. Помбал приказал уничтожить все списки «новых христиан», на основе которых инквизиция фабриковала свои процессы. В 1771 г. были запрещены аутодафе, а несколькими годами позже инквизиция лишилась права цензуры и были отменены сертификаты «чистоты крови», запрещено употребление терминов «новые христиане» и «люди из народа». «Новые христиане» были полностью уравнены в правах с остальными португальцами. В 1774 г. было запрещено «священному» трибуналу применять пытку.
Согласно новому регламенту, инквизиция объявлялась независимой от папского престола. В процессуальном отношении впредь она должна была следовать практике светских судов. Подсудимые получили право на защиту, имена свидетелей обвинения теперь подлежали огласке.
Таким образом, хотя Помбал и не решился формально упразднить инквизицию, он своими реформами фактически свел ее деятельность на нет. Одним из последствий реформ Помбала было окончательное решение иудейской проблемы в Португалии. Уравнение в правах «новых христиан» и прекращение их преследования позволило им полностью ассимилироваться с остальной частью населения, к чему они, собственно говоря, и стремились на протяжении нескольких столетий и чему искусственно препятствовал террор инквизиции. Процесс ассимиляции произошел столь быстро, что несколько десятилетий спустя после реформ Помбала в Португалии исчезли всякие следы «новых христиан».
Власть Помбала кончилась со смертью короля Жозэ I в 1777 г. и с восшествием на престол его умалишенной дочери Марии, вернувшей католической церкви ее прежние привилегии.
Мария уволила Помбала в отставку, он был арестован, обвинен в злоупотреблении властью и приговорен к смерти. Однако реакция не решилась казнить великого реформатора. Смертный приговор был заменен ему пожизненным заключением. В 1782 г. Помбал умер.
После свержения Помбала и триумфа реакции инквизиция вновь ожила. Но теперь она преследовала уже не «новых христиан», а сторонников французских энциклопедистов. В 1778 г. инквизиция расправилась с Жозэ Анастасиу да Кунья, поэтом, профессором математики в Коимбрском университете, усмотрев в его пантеистических стихотворениях ересь. Его держали в заключении семь лет, и только раскаяние и примирение с церковью спасло ученого от более жестокого наказания. Ученый умер вскоре после освобождения из заключения.
Жертвами инквизиции стали писатель Франсиско Мельо Франку, поэты Антониу Диниш и Мануэл Мария Барбоза де Бокаже. Последний за свои «подрывные и безбожные» сочинения дважды подвергался репрессиям инквизиции – в 1797 и 1803 гг. Поэт и филолог священник Франсиско-Мануэл де Нашименту, спасаясь от преследований инквизиции, бежал в 1785 г. за границу. В 1792 г. он вернулся на родину, но инквизиция продолжала угрожать ему расправой, и он вскоре вновь вынужден был покинуть Португалию.
Террор «священного» трибунала продолжался вплоть до 1808 г., когда французские войска под командованием генерала Жюно оккулировали Португалию. Король Жоан VI со своим двором бежал в Бразилию, оставив на произвол судьбы оккупированную французами страну. Стремясь заручиться поддержкой передовых людей Португалии, французы отменили инквизицию.
После поражения Наполеона она была вновь восстановлена, но ненадолго. В 1821 г. временное правительство, возникшее в результате либеральной революции, навсегда упразднило португальскую инквизицию. Так закончилась в Португалии деятельность этого преступного учреждения, продолжавшаяся около 300 лет.
Историки инквизиции обычно пытаются подвести итог ее деятельности, сосчитав количество загубленных ею жизней.
Английская исследовательница Мэри Брирли приводит следующие частичные данные только по лиссабонскому трибуналу инквизиции: с 1536 по 1821 г. в столице Португалии было сожжено живьем 355 мужчин и 221 женщина, подвергнуто пыткам 6005 мужчин и 4910 женщин, умерло в тюрьме инквизиции 706 мужчин и 546 женщин. Итого – 12 743 человека, из них 5 727 женщин.366 Да, португальская инквизиция не представляла исключения из общего правила.
Достарыңызбен бөлісу: |