Понятие — это душа, а действительность — физическая оболочка.
Так, желудь является понятием, а дуб — действительностью, родив
шейся из этого понятия. Завязь — это нечто в себе, в
возможности,
в то время как дерево раскрывается в акте, вовне. А прекрасное — это,
сверх того, чувственное проявление указанного единства. Следо
вательно, красота не исполняет больше роль простого предиката
в человеческом суждении относительно чегото, она — проявление
согласия. Таким образом, прекрасное ускользает от способности суж
дения, разделяющего и анализирующего, равно как и от воли и инте
ресов отдельного субъекта, желающего подчинить объект своим эго
истическим целям.
«Прекрасный предмет обнаруживает в своем существовании реализа
цию своего понятия и показывает в нем самом субъективное единство
и жизненность».«Вот почему созерцание прекрасного — это свободный
акт, это взгляд на вещи как на
свободные и бесконечные в себе, минуя
любое стремление к их обладанию или пользованию ими с позиции ко
нечных потребностей и намерений» («Ide´e du beau», p. 45 sq.)
141
.
Предмет, существо, действие прекрасны, когда свободны, неза
висимы, бесконечны, иначе говоря, когда соответствуют понятию.
Прекрасный предмет является истинным, поскольку он таков, ка
ким должен быть. Поэтому живой организм не может быть совер
шенно прекрасным, ведь животная
жизнь это жизнь потребностей
при отсутствии внутренней осмысленности, а значит, без истин
ной свободы. Точно так же индивид, подчиняющийся внешней не
обходимости обыденной жизни, не может быть прекрасным: его
жизнь обставлена условиями, она ограничена и зависима. А ис
тинная красота встречается в красоте художественной, т. е. в иде
але, в свободной личности героев и богов. Здесь граница между
действительностью и выдумкой постепенно исчезает,
и персонаж
трагедии или Дон Кихот приобретают такую же реальность, как
какойнибудь великий деятель «настоящей» истории, поскольку
произведение искусства это такое же творение духа, как и истори
ческое деяние.
Прекрасная и живая личность идеала избавляет нас от рассеян
ности обыденной недостоверной жизни. В этом смысле она мертва
для жизни:
Жан Лакост. Философия искусства
252
«[...] царство теней представляет собой идеал. Духи, появляющиеся
в нем, умерли для непосредственного бытия, отрешились от скудных
условий
природного существования, освободились от уз, налагаемых
зависимостью от внешних влияний и всех тех извращений и искаже
ний, которые связаны с конечным характером явлений» («Ide´e du beau»,
p. 111)
142
.
Подобное описание прекрасной личности (по преимуществу
греческого трагического героя), с ее «субстанциальной» безмя
тежностью — триумфом замкнувшейся в себе свободы — и в то же
время отрицанием какой бы то ни было обособленности, совсем
близко подводит нас к «Рождению трагедии». Не обладает ли пре
красная аполлоническая личность той безмятежностью, которая
завоевана ценой страдания и как победа над страданием?
«Человек, потерпевший
поражение от судьбы, может потерять свою
жизнь, но не свободу. Эта внутренняя независимость и делает возможным
для трагического героя сохранять и проявлять безмятежную ясность
даже в самом страдании» («Ide´e du beau», p. 113)
143
.
Но Ницше выберет Диониса. В любом случае упомянутая внут
ренняя свобода, которая расцветает благодаря безмятежности, ис
торически связана с временами, когда не было Государства, законов
и права. Современная эпоха не благоприятствует художественной
красоте, которая обнаруживается
только в свободных личностях
героических времен — у Гомера и у трагиков — или в периоды граж
данских потрясений, когда крушение или чрезвычайная молодость
Государства вынуждают индивида рассчитывать только на самого
себя при защите своей жизни и своего имущества (Шекспир).
Добродетель
(are
^
te
^
) у греков это на самом деле качество индивидов,
которые берут на себя всю ответственность за совершаемые ими поступ
ки. Индивид несет в себе свой собственный закон, он осуществляет союз
нравственного закона, права и собственных наклонностей. Право, нравст
венный закон, которые отстаивает герой (Антигона так же, как и Креон),
являются прежде всего чувством, страстью,
целиком владеющими этим
характером
(pathos). Герой не разъят, не поделен, как добродетельный че
ловек у Канта, между долгом с его всеобщностью и индивидуальными
253
Достарыңызбен бөлісу: