Поэтому начиная с осени 1883 года и далее Вудро Вильсон обладал выходом для своей активности и своей пассивности по отношению к матери. Однако в то же самое время он отказался от той разрядки, которую ранее выбрало его Эго для активности по отношению к отцу. Путь к карьере государственного деятеля через адвокатскую деятельность в Атланте оказался закрытым. Он отправился в Университет Джона Гопкинса, чтобы научиться зарабатывать себе на жизнь в качестве преподавателя колледжа. Для того чтобы заняться этой новой деятельностью, ему пришлось убедить себя, что каким-либо способом, возможно через профессуру, он в конечном счете станет государственным деятелем. Он понял, что, став крупным специалистом по вопросам политики, он сможет косвенным образом оказывать влияние на политическую мысль или на политическую жизнь.
Но приобщиться к политике через учебную аудиторию было в то время в Америке неслыханным делом, и ему пришлось признать, что у него немного шансов на то, что он когда- либо станет Гладстоном. Отождествление себя с Гладстоном установилось столь прочно в качестве главного выхода его активности по отношению к отцу, что что-либо меньшее, чем прямое продвижение к посту государственного деятеля, оставляло неудовлетворенной эту долю его либидо. И многое из его явно не обоснованного разочарования и плохого самочувствия в годы преподавательской и литературной деятельности может быть приписано потере этого выхода для агрессивности по отношению к отцу.
В его письме от 24 февраля 1885 года к Эллен Эксон есть замечательный отрывок откровения: "Да... в моей душе существует с давних пор скрытое чувство разочарования и потери, как если бы я упустил в своей жизни нечто такое, на что я мог бы надеяться вследствие своих дарований и стремлений... Я действительно очень глубоко жалею о том, что был лишен возможности следовать своему первому - главному - честолюбивому желанию, которое заключалось в том, чтобы играть активную, а если можно, то и ведущую роль в общественной жизни и избрать для себя, если бы я обладал такой возможностью, карьеру государственного деятеля. Это самый глубокий секрет моего сердца - или, точнее, моей души". Обрамление Вильсоном слова "главному" в этом предложении заставляет предположить, что, когда он писал "главный", его бессознательному виделось: премьер-министр Гладстон.
Будучи студентом Университета Джона Гопкинса, он написал книгу "Конгрессиональное правление", которая производила на читателя впечатление, что автор очень хорошо знаком с деятельностью конгресса по личным контактам. Но он ни разу не отправился взглянуть на описываемый им конгресс, хотя Вашингтон находился примерно в часе езды поездом от Балтимора, где он работал над книгой.
Такое увиливание от контакта с мужчинами и фактами продолжалось на всем протяжении его жизни. Когда его книгу "Конгрессиональное правление" приняли для публикации, он был в
экстазе. Но в течение последующей недели находился в очень подавленном состоянии. На протяжении всей его жизни удовлетворение от достижения чего-либо почти тут же преодолевалось ощущением того, что он сделал мало. Его Супер-Эго было ненасытно. Когда эта книга была опубликована, он посвятил ее не своей невесте, а отцу, предоставив тому право решать, следует или нет ему возвратиться в университет для прохождения дальнейшего обучения и получения степени.
Таким образом, отец должен был решить, будет ли его брак ускорен или отсрочен. В это время Вильсону было 28 лет, и он любил писать письма, описывая в них себя как обладающего ("сильными страстями" и чувствами, как будто бы внутри него "горит вулкан". Но такое двойное предпочтение, оказанное отцу по сравнению с невестой, ясно показывает, сколь слабым был поток его либидо, направленный на женщин, по сравнению с потоком, направленным на отца.
Так как избранный им выход для агрессивности по отношению к отцу был блокирован, неудивительно, что он был очень критичен по отношению к своим университетским преподавателям. В действительности они являлись крупными учеными, и именно благодаря их удерживающему влиянию, которое они оказывали на Зильсона, его книга "Конгрессиональное правление" явилась лучшей литературной работой его жизни. Но всякий, стоящий выше Вудро Вильсона, всегда оставался для него отцовским представителем и поэтому мог послужить средством разрядки для вытесненной враждебности к реальному отцу. Мы увидим, как эта вытесненная агрессия прорывалась много раз в его жизни по отношению к тем людям, которым он должен был быть благодарен.
В июне 1885 года Вильсон женился на Эллен Эксон. До самой ее смерти в августе 1914 года он не проявлял ни малейшего сексуального интереса к какой-либо другой женщине. Конечно, он писал сотни длинных писем в расчете завоевать симпатии миссис Гилберт и других леди. Эти письма более напоминают попытки воссоздать заново отношения со своими старшими сестрами, нежели отношения со своей матерью. Именно на груди Эллен Эксон, а не на груди какой-либо из его корреспонденток он находил отдохновение.
Вудро Вильсон устроил свою новобрачную в колледж для девушек в Брин-Море, штат Пенсильвания, где сам преподавал историю. Несмотря на свою любовь, в то время, когда большинство мужчин находятся на вершине блаженства, он был очень несчастен. Его нервозность и подавленность были столь острыми и странными, что не могли проистекать только от его Супер- Эго. Мы должны попытаться найти другие "аккумуляторы" его либидо без удовлетворительного выхода.
Давайте посмотрим на его жалобы. Основное недовольство было вызвано тем, что заведение, в котором он работал, было женским. Здесь мы сразу же подмечаем предполагаемые отношения маленького Томми Вильсона со своим отцом. Ни его активность, ни пассивность по отношению к отцу не находили удовлетворительного выхода. Обучение юношей предполагало выход для обоих этих влечений. Ему не хватало отождествления себя с ребенком. Тогда он смог бы играть по отношению к себе одновременно роль отца и сына и восстановить то инфантильное отношение, которое делало его столь счастливым. В женском окружении такое отождествление становилось не только невозможным, но и непереносимым, так как он становился отцом, читающим лекции девушке, которая представляла его же. Он снова почувствовал себя женщиной, и это было ужасно. Не пробыв в Брин-Море и 6 месяцев, он начал искать другую работу.
Преподавание в Принстоне стало его целью. Он отправился в Нью-Йорк для выступления на банкете в честь выпускников Принстона, надеясь произвести на своих слушателей достаточное впечатление и таким образом получить место преподавателя в этом колледже. Во время его выступления над ним шутили, посмеивались, ходили по залу - словом, его речь никого не интересовала. Эта рана, нанесенная его нарциссизму, очевидно, была весьма болезненной, поэтому неудивительно, что впоследствии он проявлял мало почтения к чему-либо, связанному с Нью-Йорком.
Он снова вернулся к своему преемлимому самоотождествлению с Гладстоном. Он отправился в Вашингтон и попытался получить должность в госдепартаменте. Неудача. И снова его активность по отношению к отцу оказалась блокированной. Его жена была беременна. Он мечтал о сыне, посредством которого нашел бы выход одновременно своей активности и пассивности по отношению к отцу. Жена родила дочь. И вновь поток либидо, связанный с
отношением к отцу, не находил выхода. Он становится все более и более нервозным. Его жена снова забеременела. И опять родившийся ребенок оказался девочкой. Его нервозность возросла. Он писал своему другу Роберту Бриджесу: "Я очень опасаюсь, что у меня наступит упадок сил, если я пробуду здесь еще год". И опять он ищет выход посредством государственной деятельности, пытаясь получить пост помощника государственного секретаря. Вновь неудача. Он чувствовал приближение нервного расстройства, писал о себе как об "остро нуждающемся в мужском обществе" и назвал эту зиму, 1887 - 1888 годов, "ужасной зимой".
Читатель, размышляющий относительно причин нервозности и несчастья в жизни этого молодого женатого мужчины, живущего в прекрасном доме и пользующегося уважением в Брин- Море, вероятно, склонен прийти к заключению, что его отношения с женой не приносили ему удовлетворения. Это, конечно, не так. Как и всегда, Эллен Эксон великолепно удовлетворяла ту меньшую долю его либидо, которая была направлена на женщин. И он находил удовольствие в своих дочерях.
Но основной поток его либидо снова и снова не мог найти выход через желаемые каналы. Его отношения с мужчинами были для него настолько важнее отношений с женщинами, что никакое количество домашнего блаженства не могло сделать его счастливым.
Его реакция на смерть матери и на конец "ужасной зимы" проливает некоторый свет на эту диспропорцию в его натуре. Он писал одному из своих друзей: "Моя мать была для меня матерью в самом полном, самом нежном смысле этого слова, и ее потеря оставила меня с печальным, тяжелым ощущением до некоторой степени внезапной потери моей юности. Я чувствую себя старым, с намного большим грузом ответственности... Однако самым тяжелым для меня является не собственная тяжелая утрата, а тяжелая участь отца, обе дочери которого замужем и который, так как мой брат учится в колледже, остался практически один в доме. Мне кажется в тяжелые моменты, что моя счастливая семейная жизнь здесь в сравнении с его несчастьем служит мне укором..."
Это письмо не является криком души о потерянном объекте. Его слова о кончине матери слишком вежливые и общепринятые. Эллен Эксон уже заняла ее место. Но его пассивность по отношению к отцу была глубоко взволнована мыслью о том, что отец нуждается в жене. В своем бессознательном он всегда желал занять место матери для своего отца. Теперь он незамедлительно занял это место. Его наполняло не ощущение того, что он потерял мать, а чувство того, что он потерял свою юность.
Смерть матери устранила одно из препятствий к тому, чтобы стать в его бессознательном женой своего отца. Он почувствовал себя "старым, с намного большим грузом ответственности", ощутил необходимость дать приют отцу. Ощущается желание сказать, что в своем бессознательном он чувствовал себя старой женщиной - своей матерью. Неудивительно, что он предложил отцу на какое-то время переехать жить к себе и постольку, поскольку это было возможно, играл роль преданной жены по отношению к преподобному Раглесу Вильсону до самой его смерти. Так нашла выход его пассивность по отношению к отцу.
марта 1890 года он писал жене: "...отдаленное чувство зрелости - или, вернее, взросления
- пришло ко мне. Мальчишеское отношение, которое сохранялось и лелеялось столь долго, сознательно уступает место иному чувству..." - и добавил, что "наконец-то он начинает становиться уверенным в своих силах (возможно, способным отстаивать свои права) мужчиной". Сознательно ему казалось, что он наконец-то становится взрослым человеком, но представляется вероятным, что в своем бессознательном он стал взрослой женщиной. Так, даже смерть матери послужила выполнению его неудовлетворенного влечения быть любимым в качестве жены своим отцом. Он стал взрослым мужчиной в своем бессознательном лишь после смерти отца.
"Острая нужда в мужском обществе" для частичной разрядки своей активности и пассивности по отношению к отцу заставила его ухватиться за возможность сменить Брин-Мор на Уэслианский университет. Здесь было нужное ему мужское общество, и его здоровье и настроение сразу улучшились.
Последующие 7 лет его жизни были наиболее счастливыми. В течение всего этого периода у него не было ни одного "упадка сил" и его обычные симптомы не очень донимали его. Для всех основных "аккумуляторов" его либидо были найдены сравнительно удовлетворительные выходы. Его нарциссизм был удовлетворен успехом, которым пользовались его лекции, и тем общим
уважением, которое ему оказывали повсюду. Жена превосходно удовлетворяла его активность и пассивность по отношению к матери. Его пассивность по отношению к отцу находила выход не только посредством принятия им роли жены по отношению к отцу, но также посредством отождествления с теми молодыми людьми, которым он читал лекции. Конечно, его активность по отношению к отцу удовлетворялась не полностью; но значительная доля его либидо выходила вследствие отождествления им себя с отцом во время чтения лекций, так что уменьшилась его потребность в нахождении выхода для своей активности посредством государственной деятельности. Даже его Супер-Эго, по всей видимости, было болee или менее удовлетворено успехами в академическом мире.
Его лекции, во время чтения которых он играл роль своего отца и изливал на своих слушателей свое душевное тепло и множество величественных обобщений на манер пастора, читающего проповедь с церковной кафедры, пользовались огромным успехом. Однако лишь выход его либидо через государственную деятельность мог полностью удовлетворить его агрессивность по отношению к отцу, и он был обрадован, когда 2 года спустя после начала преподавательской деятельности в Уэслианском университете ему предложили должность в Принстоне. Даже во время этого периода сравнительного счастья Вудро Вильсон постоянно помнил об отце, каждая разлука с которым заставляла его браться за перо, чтобы написать старому пастору.
Достарыңызбен бөлісу: |