Исследование по истории Власовского движения, а также по восстановлению биогра­фических данных погибших, умерших или пропавших без вести уча­стников событий

До самого конца войны Власов ни разу не обращался лично к А. Гитлеру, общался только с представителями Вермахта, и лишь после разгрома антифашистского заговора летом 1944 г. был вы­нужден вступить в прямой контакт с высшими чинами СС. 3 авгу­ста 1942 г., Власов и Боярский вручили меморандум на имя гер­манского командования, в котором излагали точку зрения, соглас­но которой в Советском Союзе существовала мощная оппозиция Сталину и режиму, причем не только на оккупированных террито­риях¹'. Бывшие командиры РККА предлагали ОКВ «создать центр формирования русской армии и приступить к ее созданию», чтобы «придать оппозиционному движению характер законности и одним ударом устранить ряд сомнений и колебаний, существую­щих в оккупированных и неоккупированных областях...» Любо­пытно, что текст меморандума (он был опубликован в России в 1992 г. Л. Решиным и С. Кудряшовым по тексту, хранящемуся в следственном деле Власова¹²) в некоторых местах существенно от­личается от того, что в действительности написали Боярский и Власов. В следственном деле сохранился небрежный перевод с не­мецкого, сделанный в 1945 г. по горячим следам событий. В опуб­ликованном переводе, например, Боярский и Власов якобы рас­пространяются о своем долге перед фюрером, что выглядит излиш­не подобострастно и несколько дезавуирует искренность их намерений. Не исключено, что такой перевод был сделан сотруд­никами МГБ СССР намеренно, чтобы лишний раз «доказать» «за­искивание» власовцев и их лидера перед Гитлером. Между тем, Боярский и Власов писали в ОКВ в действительности «о своей обязанности по отношению к своему народу и по отношению к про­возглашенным фюрером немецкого народа идеям нового построе­ния Европы довести вышеизложенные мысли до сведения немецко­го Верховного командования, чтобы таким образом принять учас­тие в осуществлении этих идей» [59, 40—41\. Ответа на мемо­рандум не последовало.

10 сентября 1942 г. в Виннице Власов подписал листовку-обра­щение к командирам РККА и советской интеллигенции. В ней со­держалась острая критика сталинского режима, но призывы сда­ваться в плен отсутствовали, хотя пропагандистский штамп о том, что в германском плену нет ни зверств, ни расстрелов, уже себя обнаружил.

В конце месяца Штрик-Штрикфельд доставил Власова в Бер­лин на Викториаштрассе, 10, где размещался штаб русских со­трудников отдела восточной пропаганды ОКВ, или, на языке вла­совцев, «лаборатория». Той же осенью в Берлин перевели гене-

НТС сыграл столь существенную роль в идеологическом офор­млении Власовского движения, что стоит сказать о нем несколько слов. Эта организация возникла на съезде молодежных групп Югославии, Франции и Болгарии, проходившем с 1 по 4 июля 1930 г. в Белграде. Его активным участником стала главным обра­зом русская молодежь не старше 35 лет из среды добровольцев Белого движения. Причиной создания подобной организации в Русском Зарубежье явился позитивный импульс, связанный с по­пыткой избавиться от фактических и психологических ошибок, допущенных Белым движением, а позднее — РОВС во главе со старыми и уважаемыми генерал-лейтенантами Е.К. Миллером и А.П. Архангельским. РОВС призывал дожидаться большой евро-

Несмотря на благорасположенность некоторых армейских офи­церов Вермахта и даже благоволение военного атташе японской миссии Осимы, в 1938 г. отдел НТСНП в Германии пришлось зак­рыть ввиду резкого противоречия между идеями Союза и нацист­ской идеологией. Члены организации, жившие в Германии, пре­кратили легальную деятельность. По мере оккупации Европы Гит­лером в подполье ушел практически весь НТСНП. Свои позиции в назревавшей европейской войне его председатель В.М. Байдала-ков четко изложил задолго до вторжения Германии в СССР. Выс­тупая 22 февраля 1939 г. в Русском доме Белграда на обществен­ном собрании русской диаспоры, он сказал: «На вопрос совести "с кем мы?" может быть только один ответ: ни со Сталиным, ни с иноземными завоевателями, а со всем русским народом... Никто не отрицает, что борьба на два фронта — с завоевателями извне и с тиранией изнутри — будет весьма тяжелой... но не мы создаем вне­шние события... Этот путь избрал Союз, и мы утверждаем, что он единственно правильный... Россию спасет русская сила на русской земле, на каждом из нас лежит обязанность посвятить себя делу создания этой силы...» [48, 296-297].

Конечно, идея «третьей силы» с сегодняшней позиции окраше­на скорее в романтические, чем в реалистические тона. Тем не ме­нее, когда в сентябре 1941 г. в Югославии русская молодежь от­кликнулась на призыв генерал-майора М.Ф. Скородумова и устре­милась в формируемый им Русский Корпус, Исполнительное бюро НТС запретило членам Союза в него вступать, так как не было гарантии, что формирование попадет на Восточный фронт.

В феврале 1943 г. на квартире Байдалакова в Берлине Власов встретился с генерал-майором Ф.И. Трухиным, вошедшим позднее в состав Исполнительного бюро НТС. Это был, пожалуй, самый яркий, интеллигентный, дальновидный и образованный человек во всем власовском штабе. Принципиальный антисталинист Трухин возглавил осенью 1944 г. всю практическую деятельность по созда­нию власовской армии.

К моменту их знакомства «русской лаборатории» удалась пер­вая попытка заявить о существовании русского антисоветского центра на оккупированных территориях в связи с появлением из­вестного документа, состоящего из тринадцати пунктов, — «Смо­ленской декларации» или «Обращения Русского комитета к бой­цам и командирам Красной Армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза». «Русским комитетом» назва­ли группу, объединившуюся вокруг Власова, хотя в действитель­ности никакого «комитета», конечно, не существовало. 27 декабря 1942 г. текст оказался размножен и стал активно использоваться в германской спецпропаганде «на ту сторону». По-видимому, ав­тором «Обращения» являлся коммунист бухаринского толка М.А. Зыков. По большому счету, все тринадцать пунктов Зыкова укладывались в рамки написанной Бухариным «сталинской» Кон­ституции 1936 г., единственным нововведением стал пункт о пла­номерной передаче колхозной земли в частную собственность кре­стьянам. Благодаря Зыкову Власовское движение приобрело ярко выраженный социалистический характер, а его идеология начала развиваться вполне в духе идей Февральской революции 1917 г., что наиболее полно выразилось в Пражском манифесте 14 ноября 1944 г. и программах некоторых власовских послевоенных органи­заций Русского Зарубежья. «Смоленская декларация» сыграла роль своеобразного извещения о том, что попытки оформления политической оппозиции на оккупированных территориях СССР стали фактом, что ускорило резкую соответствующую реакцию с советской стороны...

Самым серьезным успехом в «тактике малых шагов», как назы­вал Штрикфельд мероприятия в поддержку Власовского движе­ния, несомненно стало создание Дабендорфской школы РОА — Ostpropagandaabteilung zur besonderen Verwendung»: «Отдел вос­точной пропаганды особого назначения», превратившейся в кадро­вый и учебный центр антисталинистов. Инициатива создания шко­лы власовских пропагандистов в барачном лагере бывших фран­цузских военнопленных у деревни Дабендорф к югу от Берлина принадлежала Р. Гелену и К. фон Штауффенбергу [87, i48\. Шта-уффенберг добился также увеличения штатного и учебного состава школы с 400 до 1200 человек и соответствующего бюджетного ас­сигнования [87, 153]. Формально задачей «Отдела восточной про­паганды особого назначения» являлась подготовка групп пропа­гандистов при 100 дивизиях Вермахта на Восточном фронте и в лагерях военнопленных, находившихся в ведении ОКВ-ОКХ. Сами власовцы полагали, что они готовят офицерские кадры своей будущей армии. Позднее в Вооруженных силах КОНР практиче­ски все офицерские должности заняли выпускники Дабендорфа.

Не позднее февраля 1943 г. Розенберг утвердил эскиз рисунка знака-эмблемы РОА, выполненный капитаном А.Н. Родзевичем. Ранее Розенберг собственноручно перечеркнул все предлагаемые варианты, выполненные на фоне национального бело-сине-красно­го флага. Фон Андреевского военно-морского флага он почему-то принял. Но бело-сине-красные цвета все равно сохранились: сине-белый Андреевский флаг был окаймлен красной полосой [85, 174— 175]. А в феврале —марте 1945 г. Андреевское полотнище факти­чески вытеснялось в ВС КОНР бело-сине-красным, ставшим стро­евым флагом власовских подразделений.

В состав Дабендорфской школы входили 5 курсантских рот, взвод резерва, хозяйственный взвод, санитарная часть и клуб. По­стоянного персонала — 54 офицера, 11 унтер-офицеров, 44 рядо­вых. В качестве структурной единицы школа приравнивалась к батальону. Командирами рот в различное время были полковник А.Д. Архипов, подполковник В.В. Поздняков, майоры Н.М. Замя­тин, В.В. Кусков, Н.Б. Никифоров, Н.И. Садовников и капитан С.Н. Хитрово¹³. Быт сложился скромный, даже несколько суро­вый. Русские офицеры столовались отдельно от немецких офице­ров из отдела пропаганды, «присматривающих» за власовцами. Питание шло по тыловым нормам Вермахта. Спиртные напитки из меню исключались. Основная масса офицеров получала карман-

ные деньги («верзольд»)^м по ставке лейтенанта Вермахта. Для по­стоянного состава школы устанавливалась форма РОА, по суще­ству — обмундирование Вермахта с русскими полевыми погонами и кокардой, а также эмблемой РОА, носимой на левом рукаве. Унтер-офицеры имели нашивки на погонах. Фактически Дабен­дорф являлся не школой пропагандистов, а замаскированным во­енным училищем, именно так и воспринимали его курсанты.

Распорядок дня в 1943-1944 гг. следующий: 7.00-7.30 — подъем, физзарядка; 7.30-7.50 — утренний туалет; 7.50-8.20 — завтрак; 8.30-12.00 — занятия; 12.00-13.00 — обед и отдых; 13.00-17.00 - занятия; 17.00-18.00 - развод караулов; 18.00-22.00 — увольнение в город до 22.00 для всех слушателей по сре­дам, субботам и воскресеньям, а для офицеров персонала — ежед­невно до утра; 22.00 — вечерняя поверка; 23.00 — отбой.

В учебную программу входили следующие предметы: методика и практика пропагандистской деятельности, политические занятия по темам «Германия», «Россия и большевизм», «Русское освободи­тельное движение», при этом главный упор делался на последние два раздела. Курсанты также занимались строевой и физической подготовкой, а с конца 1943 г. — стрельбами из ручного огне­стрельного оружия [58, 44—87].

Преподаватели кандидат биологических наук А.Н. Зайцев, ин­женеры Н.Г. Штифанов, В.В. Арсеньев, Н.И. Ливенцов, К.А. Кры­лов, армейский разведчик капитан Н.Ф. Лапин, старший лейте­нант М.А. Смоляков, учитель М.И. Дашков и художник В.А. Бо­гомолов¹⁵ — фактически не контролировались немцами, потому что начальник Дабендорфской школы по линии отдела пропаганды капитан В.К. Штрик-Штрикфельд и подчиненные ему офицеры Вермахта оставались тайными доброжелателями власовцев и сто­ронниками К. фон Штауффенберга. Преподаватели могли себе позволить на лекциях говорить все что угодно. Случалось, это при­водило к неприятностям, если в аудитории оказывался кто-нибудь посторонний. Так, чуть не отправился в Гестапо старший препода­ватель Зайцев, закончивший одну из своих лекций следующим пассажем: «Теперь, господа, вы можете воочию убедиться, что бывает с хорошим государством и его народом, если ими берутся управлять недоучившиеся семинаристы или простые ефрейто­ры»¹⁶. Курс лекций в основном сводился к критике существовав­шей в СССР системы и к убеждению слушателей в перспективнос­ти Власовского движения. Критика сталинизма лекторами велась с позиций законности и желательности Февральской революции 1917 г., а некоторыми — даже Октябрьской, без сталинских извра­щений. В этом же духе подавали материал две власовские газе-


38

39

Неоднократно приезжал в Дабендорфскую школу, выступал перед выпускниками и присутствовал на занятиях Власов... В пер­вой половине 1943 г. он совершил ряд шагов, существенно ослож­нивших его собственное положение и общую ситуацию. Не позднее начала января 1943 г. полковник А. фон Ренне договорился с гене­рал-майором X. фон Тресковым об организации поездки Власова на оккупированные территории в прифронтовую полосу группы «Центр» [87, 107]. В сопровождении одного из своих защитни­ков — генерала пехоты М. фон Шенкендорфа в январе — феврале 1943 г. Власов посетил Белосток, Минск, Смоленск и окрестные районы. Его приезд произвел сильное впечатление на население, особенно в Смоленске. Речи Власова в битком набитом городском театре слушали с жадностью [87, 199-200]; одни — осторожно-недоверчиво, другие — восторженно-умилительно.

По возвращении из поездки в конце марта 1943 г. Власов соста­вил довольно честный доклад о ее результатах, где в резких тонах охарактеризовал восточную германскую политику как колониаль­но-завоевательную со всеми вытекающими последствиями, сделал важный вывод о том, что единственным шансом мобилизации рус­ского народа на борьбу со сталинским режимом может стать толь­ко оформление альтернативной русской национальной идеи [59, 69—71]. Тогда же появилось его открытое письмо «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом» — стилистическая обработка рас­сказа Власова о более чем 20-летней службе в РККА М.А. Зыко­вым, обладавшего незаурядным публицистическим талантом [87, 211]. В письме подчеркивались выгодность и перспективность рус­ско-германского сотрудничества на европейском континенте в про­тивовес англо-американскому влиянию, что относилось к глобаль­ным геополитическим проблемам конца XIX века. При этом — ни слова ни о Гитлере, ни о Гиммлере, ни о доктринах или идеологии национал-социализма. Растиражированное почти миллионным ко-

Страница из журнала «Новый Путь» (Рига), № 10 (30) 1943 г. с интервью,

взятым корреспондентом Псковского представительства журнала И. Свободиным

у генерал-лейтенанта А.А. Власова весной 1943 г.

Успех визита в группу «Центр» вызвал желание командования группы армий «Север» организовать что-то подобное, и во второй декаде апреля Власов объехал Псков, Лугу, Гатчину, Остров, Си-верскую, повсюду выступая на митингах и в театрах. В Гатчине он позволил себе заявить публично, что когда сталинский режим па­дёт, он и его единомышленники рады будут приветствовать немцев в Ленинграде как дорогих гостей... [87, 221\.

Это высказывание стало последней каплей, переполнившей чашу терпения генерал-фельдмаршала В. Кейтеля, накопившего у себя достаточное количество власовских заявлений и отчетов из СД об обеих поездках. Не последнюю роль сыграло и «Открытое письмо». В результате 17 апреля 1943 г. Кейтель издал приказ: «Ввиду неправомочных, наглых высказываний военнопленного русского генерала Власова во время его поездки в группу армий «Север», осуществленной без ведома фюрера и моего, приказываю немедленно перевести русского генерала Власова под конвоем об­ратно в лагерь военнопленных и содержать там безвыходно. Фю­рер не желает слышать имени Власова ни при каких обстоятель­ствах, разве что в связи с операциями чисто пропагандистского характера, при проведении коих может понадобиться имя Власова, но не его личность. В случае новой вылазки Власова предпринять шаги к передаче его тайной полиции и обезвредить» [87, 222].

Арестован Власов не был, но предотвратить арест Гелену сто­ило больших усилий.

8 июня 1943 г. в Бергхофе состоялось совещание с участием А. Гитлера, генерал-фельдмаршала В. Кейтеля, генерал-полковни­ка К. Цейтцлера — начальника Генерального штаба, генерал-лей­тенанта Р. Шмундта — адъютанта Гитлера и полковника Шера — историографа [23, 89-102]. Шмундт с возмущением говорил о том, что Власов «разъезжал в качестве проповедника и проповедовал национальное освобождение... договорившись до свободы». Гитлер резко ответствовал, что Власов ему не нужен, и 8 июня 1943 г. генерал-лейтенант фактически отправился под домашний арест на Кибитцвег, 9 в пригороде Берлина Далеме, где позднее полковник К.Г. Кромиади — участник Белого движения, отстраненный в ав­густе 1942 г. от командования РННА, организовал для него лич­ную канцелярию. Ее деятельность свелась к сортировке многочис­ленных писем и обращений, приходивших на имя генерала с окку­пированных территорий, от «остарбайтеров» и из добровольческих

формирований. Ничем иным власовцам заниматься не давали. Власов порывался отказаться от дальнейшего участия в борьбе за развертывание антисталинского движения и теперь уже сам хотел вернуться в лагерь военнопленных, но Трухин, Зыков и Штрик-Штрикфельд убедили его продолжать начатое.

Сталин понимал, что Власов и его окружение обладают значи­тельной социальной базой среди населения СССР, что могло при­вести к непредсказуемым последствиям, особенно в условиях пере­лома ситуации на фронте в пользу РККА. 4 июля 1943 г. Главное политуправление РККА ограничилось пропагандистским сообще­нием о том, что Власов — участник «военно-фашистского заговора Тухачевского, но был помилован». Затем был «помилован вторич­но за сдачу Киева в 1941 г., а в 1942 г., из страха перед наказанием за окружение 2-й Ударной армии, бежал к немцам» [83, 268-270]. На оккупированных территориях распространялись десятки типов полукарикатурных листовок с единственной целью — добиться унижения личности Власова, не дать «предателю, гаду, собаке, подонку, скотине, сукиному сыну, иуде» превратиться в.полити­ческую фигуру в сознании жителей захваченных районов.

В агентурных и оперативных разработках Власов проходил под кличкой «Ворон». В опубликованном в 1996 г. документе, направ­ленном наркомом госбезопасности СССР В.Н. Меркуловым в 1943 г. И.В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берии, перечислены мероприятия, предпринятые НКГБ СССР в целях его ликвидации. В районы Пскова, Смоленска, Минска, Борисова, Витебска, Жи­томира и иных городов забрасывались специальные оперативные группы НКГБ с целью внедрения агентуры в ближайшее власов-ское окружение и физического уничтожения Власова. В составе групп находились и иностранные коммунисты — испанцы и нем­цы, нашедшие политическое убежище в Советском Союзе. Группы возглавлялись майором госбезопасности Корчагиным, капитаном Ф. Гуйльоном, старшим лейтенантом госбезопасности Юриным, подполковником госбезопасности Сотиковым, майором госбезопас­ности Морозовым и др. [68, 12-13]. Летом 1943 г. собрать всевоз­можные данные о РОА получила задание сеть Л. Треппера [83, 280]. Индивидуальные задания ликвидировать Власова получили: вступивший в контакт с представителями оперативной группы НКГБ в начале июля 1943 г. бывший военнопленный комбриг М.В. Богданов [68], переброшенный в германский тыл, один из членов НКСГ лейтенант Августин, вышедший на немецкие пере­довые посты в районе села Ярцево под видом перебежчика майор С.Н. Капустин [83, 279] и даже бывшая кухарка Власова М.И. Во­ронова, по возвращении на советскую территорию в 1943 г. по­лучившая задание проникнуть в штаб «Ворона» и отравить его.