Истребление и растворение среди других этносов могло ожидать и племена, о которых пойдёт речь ниже. Племена эти саук и фокс

Белые вожди отнеслись к нам дружелюбно, и затем мы отправились назад в свою деревню на реке Рок. По прибытии мы обнаружили войска, пришедшие построить крепость на Рок-Айленде⁵⁷. По нашему мнению, "приготовление к войне во время мира" противоречило только что заключённому мирному соглашению. Мы не стали возражать постройке форта на острове, но нам было очень жаль, ведь это был лучший остров на Миссисипи, и он издавна являлся местом отдыха нашей молодёжи в летнее время. Там находился наш сад – точно такие же есть рядом с большими поселениями белых людей. Он обеспечивал нас земляникой, ежевикой, крыжовником, сливой, яблоками и орехами различных сортов. Воды острова, расположенного у подножия порогов, снабжали нас прекраснейшей рыбой. В молодости я провёл на нём много счастливых дней. Острову покровительствовал добрый дух, живший в пещере в скалах, прямо под тем местом, где теперь стоит форт. Этого духа-хранителя часто видели наши люди. Он был белым, с большими крыльями как у лебедя, но в десять раз больше. Из страха потревожить духа мы старались не делать много шума в той части острова, где он обитал. Но шум в форте отогнал этого покровителя, и, без сомнения, его место занял злой дух.

Наша деревня была расположена на северной стороне реки Рок, у подножия порогов, на кусочке земли между реками Рок и Миссисипи. Впереди, вплоть до Миссисипи, простиралась прерия, а от прерии, позади, плавно поднимался бесконечно длинный обрыв. На одной стороне этого обрыва были наши кукурузные поля, раскинувшиеся приблизительно на две мили вверх параллельно Миссисипи, где они примыкали к полям фокс, деревня которых была расположена в трёх милях от нас, на той же Миссисипи, напротив нижнего окончания острова Рок. Мы возделывали восемьсот акров земли, включая и ту, что имели на островах реки Рок. Целинная земля вокруг нашей деревни была покрыта мятликом, превосходным кормом для лошадей. Неподалёку из обрыва проистекало несколько замечательных ручьёв, снабжавших нас хорошей водой. Речные пороги снабжали в изобилии превосходной рыбой, а плодороднейшая земля всегда давала хорошие урожаи кукурузы, бобов, тыкв и кабачков. У нас всегда всего было в изобилии; наши дети никогда не лили слёзы от голода, наши люди не были в нужде. Наша деревня стояла здесь уже больше ста лет, на протяжении которых мы были бесспорными хозяевами долины Миссисипи, что растянулась в длину приблизительно на семьсот миль - от Висконсина до Портаж де Сиу, около устья Миссури.

В это время мы очень мало общались с белыми, не считая тех, что были торговцами. Наша деревня процветала, и не было больше в стране места, обладавшего такими преимуществами, не было охотничьих угодий лучше, чем у нас. Если бы в нашу деревню тогда пришёл пророк и рассказал, что произойдёт всё то, что действительно произошло с нами с тех пор, то никто из наших людей не поверил бы ему. Что?! Быть изгнанными из родной деревни, лишиться наших охотничьих угодий, и даже не иметь права посещать могилы наших предков, родственников и друзей?

Белым не известна последняя упомянутая необходимость. Среди нас же есть обычай посещать могилы наших друзей и поддерживать их в надлежащем виде на протяжении многих лет. Мать идёт поплакать в одиночестве на могиле своего ребёнка. Воин навещает могилу своего отца, чтобы поделиться радостью от своих военных успехов. Он подкрашивает столбик, отмечающий, где тот лежит. Нет больше такого места, куда можно было бы прийти к костям предков, когда ты в горе. Здесь Великий Дух может сжалиться над нами.

Но как всё изменилось с тех счастливых времён! Тогда мы были так же счастливы как бизон на равнинах, а теперь столь же несчастны как голодный волк, воющий в прерии. Но я уже отвлекаюсь от своей истории. Просто мой разум заполняют горькие размышления, которые должны найти выход.

Когда, бывало, мы весной возвращались с зимовья в нашу деревню, то заканчивали обмен с торговцами, которые всегда следовали за нами в селение. Мы специально оставляли кое-что из лучших мехов для этой торговли, а, поскольку среди торговцев была большая борьба за наши меха, мы всегда получали товары по низкой цене. После завершения торгов торговцы обычно давали нам несколько бочонков рома, что сулили осенью с целью поощрить нас на хорошую охоту и обещание не воевать. Затем они со всеми мехами и шкурами отправлялись домой, а наши старики предавались веселью. Молодые же в это время не пили. После всего этого необходимо было похоронить наших покойных, тех, что умерли в течение года. Это важное магическое действо. Родные умерших отдают всё добро, что они приобрели, в подарок своим друзьям, вовлекая себя, таким образом, в бедность, и показывая Великому Духу своё смирение, так, чтобы он сжалился над ними. Затем мы открывали хранилища и вытаскивали зерно и прочую провизию, заготовленную осенью. После этого мы приступали к ремонту наших вигвамов. Закончив это дело, мы ремонтировали забор вокруг наших кукурузных полей и очищали последние, подготавливая к посеву. Эту работу выполняли женщины. Тем временем мужчины устраивали пиршество с вяленой олениной, медвежатиной, дикой птицей и приготовленной разными способами кукурузой, пересказывая при этом друг другу всё то, что произошло за зиму.

Наши женщины сажают кукурузу. Как только эта работа завершена, мы устраиваем празднование, на коем пляшем журавлиный танец, и женщины присоединяются к нам, одетые в самые цветистые одеяния и украшенные перьями. На этом празднике юноши выбирают девушек, которых они желают иметь в жёны. Затем молодой человек сообщает о выборе своей матери, та обращается к матери девушки, когда необходимые приготовления уже сделаны, и жениху определено время явиться к невесте. Он идёт в вигвам, когда все спят (или, по крайней мере, делают вид), своим огнивом из кремня и стали зажигает свет и вскоре находит, где спит его суженая. Он будит её, подносит свет близко к своему лицу, чтоб она могла узнать его, после чего перемещает огонь ближе к ней. Если она его задувает, церемония заканчивается, и он появляется в этой хижине следующим утром уже в качестве члена семьи. Если же она не тушит свет и оставляет его гореть, он удаляется из её дома. На следующий день он занимает самое видное место перед хижиной и играет на своей флейте. Девушки выходят одна за другой посмотреть, для кого он играет. Тогда мелодия меняется, сообщая, что он играет не для них. Когда в дверях появляется его девушка, он продолжает мелодию ухаживания, пока она не зайдёт обратно в дом. Тогда юноша оставляет игру и ночью делает ещё одну попытку, которая, как правило, оказывается благоприятной. В течение первого года они определяются, могут ли жить в согласии друг с другом и быть счастливы; если нет, то они расходятся, и каждый ищет себе другую половину. Если бы мы должны были жить вместе, но не в согласии, мы были бы столь же глупы, что и белые. Никакая неосмотрительность или неблагоразумный поступок не может быть для женщины преградой для возвращения в родительский дом. Не важно, сколько детей она приведёт с собой домой, её всегда радушно примут, а на огне будет висеть котелок, готовый накормить их.

Журавлиный танец часто длится два или три дня. Завершив его, мы снова пируем, а затем пляшем племенные^ танцы. Специально для этой цели подметается и подготавливается большая деревенская площадь. Вожди и старые воины занимают места на циновках, расстеленных в верхнем крае площади. Затем приходят барабанщики и певцы. Воины и женщины занимают места по сторонам, оставляя большое пространство в середине. Бьют барабаны, и начинается пение. На площадь входит воин и пляшет в такт музыке. Он показывает, как вступил на тропу войны, как приблизился к врагу, своими ударами воин изображает, как убил его. Все дружно ему хлопают, и тогда он покидает площадку, а его место занимает другой. Те из наших юношей, что не участвовали в военных экспедициях и не убивали врага, стоят позади пристыженные, ведь им не дозволено появляться на площадке. Помню, прежде чем занял достойное место в воинском круге, я стыдился смотреть в ту сторону, где стояли наши девушки.

Как радостно старому воину видеть, что его сын выступает вперёд и рассказывает о своих подвигах! Это заставляет его чувствовать себя молодым, побуждает взойти на сцену, и "сражаться снова".

В этом народном танце рождаются наши воины. Когда прошлым летом я путешествовал на пароходе по реке, от Нью-Йорка до Олбани, мне показали то место, где американцы пляшут военный танец [Вест Пойнт], где старые воины подробно рассказывают молодым о своих делах и свершениях, чтобы таким образом настроить тех отправляться и поступать так же. Это удивило меня, поскольку до этого я не предполагал, что белые понимали, как мы подготавливаем воинов.

Когда наши танцы закончены, поля промотыжены, выдернуты все сорняки, и всходы уже по колено в высоту, все юноши отправляются в сторону заката - охотиться на оленей и бизонов и убивать сиу, если найдём кого из них на наших охотничьих угодьях⁵⁸. Часть наших стариков и женщин идут к свинцовым рудникам, чтобы добыть свинец, а остаток людей приступает ловить рыбу и заготавливать материал для циновок. Все покидают деревню и отсутствуют порядка сорока дней. Потом они возвращаются, охотничья группа приносит высушенное бизонье мясо и оленину, и даже иногда скальпы сиу, в случае, когда те нарушают пределы наших охотничьих угодий. Порой они встречаются с отрядом сиу слишком сильным для них, и бывают вынуждены отступить. Если сиу убили сауков, они ожидают мести, и поэтому моментально исчезают от нас. Таким же образом поступаем и мы. Каждая сторона знает, что другая имеет право принять ответные меры, что побуждает проливших кровь уйти от врага, ведь никто не желает наносить удар, кроме как с целью отомстить за смерть родственников. Все наши войны инициированы родными убитых, или посягательством на наши охотничьи угодья.

Группа из свинцовых копей приносит свинец, а остальные - вяленую рыбу и циновки для наших вигвамов. И вот, указанные отряды обмениваются дарами. Первая партия делится с другими вяленым мясом бизона и оленя, а те, в свою очередь, предоставляют им свинец, сушёную рыбу и циновки. Это - счастливый сезон года, когда у нас полно провизии, вроде бобов, кабачков и прочих продуктов. Запасшись вяленым мясом и рыбой, мы продолжаем праздновать и навещать друг друга, покуда не созреет кукуруза. Один вигвам в деревне ежедневно устраивает Великому Духу пиршественные празднества. Я не могу объяснить данный обычай так, чтобы белые люди поняли меня, поскольку в этом отношении среди нас нет единого образца. Каждый устраивает празднество так, как считает наилучшим, при этом преследуя цель угодить Великому Духу, заботящемуся обо всём сущем. Другие верят в двух Духов, одного хорошего и одного плохого, и устраивают приношения для Плохого Духа, чтобы успокоить оного. Они считают, что таким образом смогут договориться с ним, а Добрый Дух и так не будет вредить им. Что до меня, то я думаю, покуда мы имеем разум, у нас есть право судить, что правильно и что неправильно; и мы всегда должны следовать по пути, который считаем верным, при этом полагая, что "что бы то ни было, это является правильным". Если бы Великий и Добрый Дух желал, чтобы мы верили и совершали поступки подобно белым, то он бы с лёгкостью изменил наши убеждения, так, чтобы мы могли видеть, думать, и действовать, как то делают они. Мы ничто по сравнению с его силой, и мы чувствуем и знаем это. Среди нас есть люди, подобные белым, которые заявляют, что знают верную дорогу, но не согласятся показать её бесплатно. Я не верю им, и полагаю, что каждый человек должен идти по собственному пути.

Во время созревания кукурузы наша молодёжь с нетерпением ждёт сигнала, когда можно будет разбирать пекущиеся кукурузные початки, поскольку никто не смеет касаться их до надлежащего времени. Когда кукуруза уже созрела, проводится ещё одна большая церемония, с пиршеством и воздаянием благодарствий Великому Духу за то, что он дал нам маис⁵⁹.

Я расскажу теперь, каким образом у нас впервые появилась кукуруза. Согласно преданию, передаваемому из поколения в поколение, двое из наших предков как-то убили на охоте оленя и сидели у костра, зажаривая часть животного, чтобы поесть. Вдруг они заметили, что с облаков спустилась красивая девушка и села на землю. Изумлённые её появлением, эти двое решили, что она, будучи голодна, почувствовала запах мяса. Они немедленно отправились к ней, захвативши с собой часть жареной оленины. Мужчины предложили ей покушать. Она съела мясо, а затем велела вернуться к этому самому месту ровно через год – тогда они найдут здесь награду за их доброту и великодушие. Затем она поднялась к облакам и исчезла. Мужчины вернулись к себе в деревню и рассказали племени о том, что они увидели, что сделали и что услышали, но люди посмеялись над ними. Когда настало время посетить это освящённое место, где их ждала награда за внимание к красавице с облаков, они отправились туда с большой группой односельчан и нашли кукурузу, которая росла из того места, на которое опиралась правая рука девушки. Там, где была левая рука, выросли бобы, а прямо там, где она сидела - табак.

Первые два растения с тех пор выращиваются нашими людьми в качестве основных продуктов, а последнее используется для курения. Белые люди тоже уже ознакомились с табаком, и кажется, наслаждаются им столь же часто, как и мы, употребляя по-разному: куря, разнюхивая и разжёвывая.

Мы благодарны Великому Духу за всё хорошее, что он сделал для нас. Что до меня, то я даже прежде чем пригубить глоток воды из ручья, вспоминаю о его великодушии.

После этого мы играем в большую игру с мячом, в которой с каждой стороны принимает участие от трёхсот до пятисот человек. Мы играем на лошадей, ружья, циновки или любой другой вид имеющейся у нас собственности. Победившая сторона забирает причитающуюся награду, и все в мире и дружбе расходятся по домам. Затем мы устраиваем лошадиные бега, продолжаем спортивные игры и пиршества, покуда не соберём всю кукурузу. После этого мы готовимся покинуть деревню и отправиться к нашим охотничьим угодьям.

К нам прибывают торговцы и дают в долг всё необходимое, с помощью чего мы могли бы приодеть наши семьи и иметь возможность охотиться. Однако сначала мы вместе с ними определяем стоимость наших мехов и шкур, а затем они назначают цену за свои товары. Мы сообщаем торговцам, где собираемся охотиться, и говорим, где им построить дома. В этом месте мы оставляем часть наших запасов кукурузы, и наших стариков. Торговцы всегда были добры к ним и помогали, если те в чём-либо нуждались, поэтому наш народ очень уважал их и никогда ни один из торговцев не был убит нашими людьми.

Потом мы разбиваемся на маленькие отряды и отправляемся на охоту. Закончив промысел, мы с мехами и шкурами возвращаемся в лагерь нашего торговца и остаёмся пировать, играть в карты и прочими путями проводить время пока не завершится зима. После этого наши юноши отправляются на бобровую охоту, другие ловят енотов и ондатр. Оставшаяся часть людей идёт к сахарным делянкам, чтобы изготовить сахар. Итак, все покидают лагерь, и назначают место встречи на Миссисипи, откуда мы весной вместе возвратимся в нашу деревню. На сахарных делянках время всегда проходило замечательно. Это сезон промысла перелётной дичи, когда мы жили хорошо, и всего у нас было в изобилии. Если нас навещали охотники, мы могли устроить для них пиршество. Когда с этим делом закончено, мы возвращались в нашу деревню, иногда в сопровождении торговцев.

Вот так счастливо катилось время. Но теперь это всё в прошлом!

Весной, по возвращении с охотничьих угодий, я был рад встретить на Рок-Айленде нашего старого друга, торговца из Пеориа. Он прибыл на лодке из Сент-Луиса, но не как торговец, а в качестве нашего агента⁶⁰. Мы были очень рады видеть его. Он сказал нам, что чуть было не угодил в руки Диксона. Побыв с нами некоторое время и поделившись добрыми советами, он возвратился в Сент-Луис.

Тем летом сиу совершили несколько грабительских нападений на наш народ, поэтому мы выслали военные отряды, которым удалось убить четырнадцать человек. Тем же летом я несколько раз посетил форт Армстронг на Рок-Айленде, и всегда был хорошо принимаем тамошними офицерами - вежливыми, выделявшимися своей храбростью и никогда не попиравшими прав противника. Полковник Джордж Дэйвенпорт проживал рядом с гарнизоном и, имея связи с Американской Пушной Компанией^, снабжал нас большей частью необходимых товаров. Теперь уже наша деревня не жила так счастливо, как прежде. Мелкие торговцы снабжали наших людей спиртным больше обычного. Я использовал все своё влияние, чтобы предотвратить пьянство, но успехов это не принесло. По мере того как на нас надвигались поселения белых, мы оказывались во всё более затруднительном и несчастном положении. Многие из наших людей вместо того, чтобы отправиться к старым охотничьим угодьям, когда дичи было в изобилии, шли охотиться неподалёку от селений. Вместо того, чтобы приберечь добытые шкуры, чтобы было чем заплатить торговцу за товары, поставляемые им осенью, они продавали их в селениях за виски и вместе со своими семьями возвращались весной чуть ли не нагими, и без средств к существованию.

Приблизительно в это время заболел и умер мой старший сын. Он только что дорос до возмужалого возраста, и всегда был ответственным ребёнком. Вскоре после этого умерла и моя младшая дочь, нежное, забавное дитя. Это было для меня тяжёлым ударом, ведь я любил своих детей. В горе я покинул шумную деревню и построил домик на холме, что находится на маисовом поле, окружил его забором, вокруг которого посадил кукурузу и бобы. Здесь я пребывал наедине со своей семьёй. Всё, что у меня было, я раздал, и обеднел. Часть шкуры бизона была единственным оставшимся у меня покрывалом. Из-за потери своих детей я очернил лицо и решил поститься в течение двадцати четырёх лун. В течение дня я пил только воду и скудно питался, съедая лишь варёное зерно при закате солнца. Я выполнил своё обещание в надежде, что Великий Дух сжалится надо мной.

В то время у моего племени возникли некоторые затруднения с айова. Не раз наши юноши убивали их людей, и подобные нарушения мы всегда улаживали путём задаривания родственников погибших. Но на последнем совете с айова мы обещали, что если ещё кто-нибудь из них будет убит нашими, тогда вместо подарков мы выдадим самих нарушителей или нарушителя. О данном решении мы сообщили племени, но, несмотря на это, следующей зимой наш юноша убил одного из айова.

Наша делегация готова была отправиться в деревню айова, чтобы выдать того парня, и я согласился сопровождать их. Когда мы уже изготовились в путь, я зашёл в хижину захватить упомянутого юношу. Хоть и будучи больным, он не отказался пойти с нами, однако его брат воспрепятствовал ему и настоял на том, чтобы отправиться на смерть вместо младшего, неспособного путешествовать. Мы двинулись в путь и на седьмой день прибыли в окрестности деревни айова. Немного не доходя до селения, мы остановились и спешились. Мы все простились с нашим молодым воином, который вошёл в деревню, напевая песню смерти, и сел на площадь посреди селения. К нам вышел один из вождей айова. Мы сказали, что выполнили наше обещание и привели брата юноши, убившего одного из его людей; что он изъявил желание заменить младшего брата, из-за болезни неспособного к передвижению. Более мы не обмолвились ни словом, сели на лошадей и поехали прочь. Как только мы тронулись, я кинул взгляд на деревню и увидел айова, выходящих из хижин с копьями и боевыми дубинками. Отправившись в обратный путь, мы продолжали движение вплоть до темноты – затем сделали привал и развели костёр. Немного погодя мы услышали звук скачущих в нашу сторону лошадей и тут же схватили оружие, но вместо врага появился наш молодой воин с двумя лошадьми. Он сообщил мне, что после того, как мы уехали, жители деревни на протяжении какого-то времени грозили ему смертью, затем дали кое-что поесть, выкурили с ним трубку и подарили этих двух лошадей, немного разного добра, и отправили вслед за нами. Когда мы пришли в родную деревню, наши люди были очень обрадованы. Помня, как благородно повели себя айова, мы с тех пор не тронули ни одного человека из их племени.

Той осенью я c несколькими людьми из племени посетил Малден, где был хорошо принят Английским отцом, одарившим нас разнообразными подарками⁶¹. Он также вручил мне медаль и сказал, что между Англией и Америкой больше никогда не будет войны. Однако, учитывая преданность англичанам, проявленную мною в течение недавно завершившейся войны, этот человек попросил меня каждый год приходить со своими людьми к ним и получать подарки, как то обещал мне Полковник Диксон.

Я вернулся и той зимой охотился в районе Двух Рек. Белые теперь уже быстро заселяли нашу страну. Однажды я отправился охотиться в речную пойму и встретил трёх из их числа. Они обвинили меня в убийстве принадлежавших им свиней. Я отрицал это, но они ничего и слышать не хотели. Один из них выхватил у меня из рук ружьё и, расстреляв все патроны и вынув кремень, отдал его мне, а затем принялся бить меня палкой, желая, чтобы я убирался вон. Я получил такие сильные ушибы, что не мог спать в течение нескольких ночей.

Спустя некоторое время после этого случая один человек из моего лагеря срубил дерево с ульем и понёс мёд домой. Вскоре к этому человеку подошла группа белых, ему сказали, что дерево с пчёлами принадлежит им, и что он не имел никакого права рубить его. Индеец, указав на мёд, сказал, пускай забирают его. Но этого им было мало, поэтому они отняли все кипы шкур, что он накопил за зиму с целью заплатить торговцу и приодеть весной свою семью.

Как могли нам понравиться люди, которые обходились с нашим народом так несправедливо? Мы решили свернуть лагерь из опасения получить ещё больше неприятностей от белых поселенцев, а когда весной воссоединились с остальными из племени, очень многие из них жаловались на похожее обращение со стороны чужаков.

Тем летом жить на Рок-Айленд приехал наш агент. Он был с нами обходителен и давал добрые советы. В ту пору я часто посещал его и торговца, и тогда же впервые услышал разговор о том, что нам придётся оставить родную деревню⁶². Торговец, говоривший на нашем языке, пояснил условия упомянутого мной прежде соглашения, и сказал, что мы должны будем покинуть земли Миссисипи со стороны Иллинойса. Он посоветовал нам выбрать подходящее для поселения место и отправиться туда по весне, а также отметил, с какими трудностями мы столкнёмся, если останемся в нашей старой деревне на реке Рок. Имея большое влияние на верховного вождя фокс (своего приёмного брата), он убедил его оставить свою деревню, отправиться на западный берег Миссисипи и там построить новую, что тот и сделал следующей весной.

Все теперь только и обсуждали наш отъезд из деревни. Киокака убедили согласиться на отъезд, и тот, используя всё своё влияние, поддерживаемый военным вождём форта Армстронг и нашим агентом, и торговцем на Рок-Айленде, побуждал остальных идти с ним. Через посланного в деревню глашатая он сообщил народу о том, что Большой Отец желает, чтобы мы удалились на западную сторону Миссисипи, а также рекомендовал реку Айова как место, подходящее для новой деревни. Он желал, чтобы его соратники осуществили все хлопоты прежде, чем они отправятся на зимнюю охоту, тогда весной не надо будет возвращаться в деревню.

Противники отъезда из деревни обратились ко мне, чтоб я высказал своё мнение. Я напрямую изложил, всё что думал. Квашкваме, коего я расспросил о продаже земель, уверил меня, что он "никогда не давал согласия на продажу нашей деревни". Тогда я, полный решимости не оставлять родную деревню, пообещал возглавить, а затем и поднял знамя недовольных деятельностью Киокака. Я поговорил с Киокаком насчёт того, не может ли эта трудность быть улажена нашим Большим Отцом. Пусть он предложит Большому Отцу любую другую землю, которую тот выберет, даже наши свинцовые рудники, лишь бы нам было разрешено сохранить за собой тот маленький клочок земли, на котором расположена наша деревня. Я считал, что у белых людей полно земли, и они не отнимут нашу деревню. Киокак пообещал произвести обмен, если это возможно. За разрешением поехать в Вашингтон с этой целью он обратился к нашему агенту по делам индейцев, а также большому вождю в Сент-Луисе, в подчинении у которого находились все агенты.

Это успокоило нас на какое-то время. Мы отправились в охотничьи угодья с надеждой, что обстоятельства разрешатся в нашу пользу. Зимой я получил информацию о том, что в мою родную деревню приехали три семьи белых, разрушили несколько наших вигвамов и теперь сооружают заборы и делят наши поля для своего собственного пользования. Они, якобы, ссорились между собой из-за границ участков. Я немедленно отправился к реке Рок и, прибыв на место через десять дней, удостоверился, что сообщение оказалось верным. Вошедши в свою хижину, я обнаружил, что она занята семьёй чужаков. Я хотел поговорить с ними, но они не могли понять меня. Тогда я пошёл к Рок-Айленду. Агент там отсутствовал, и я передал переводчику, что хотел сказать этим людям, а именно: не селиться на наших землях и не трогать наши изгороди, поскольку в этой стране для них и так есть множество земли для поселений; они должны оставить нашу деревню, так как мы возвратимся туда весной. Переводчик написал мне бумагу, я вернулся в деревню и показал её самозванцам, но не мог понять, что они мне отвечают. В лучших ожиданиях, я всё же предположил, что они удалятся. Возвратившись на Рок-Айленд, я провёл там ночь, в течение которой долго беседовал с торговцем. Тот снова посоветовал мне уступить и основать с Киокаком деревню на реке Айова. Я сказал, что не пойду на это. Следующим утром я пересёк Миссисипи по тонкому льду. Великий Дух укрепил лёд, чтобы я мог перейти реку в безопасности. Я затратил ещё три дня с целью увидеть помощника агента по делам виннебаго и поговорить с ним о наших трудностях. Он ничем не обрадовал и посоветовал то же, что и торговец. Тогда я отправился вдоль реки Рок - навестить Пророка, которого считал многознающим человеком⁶³. При встрече я объяснил ему всё, как есть. Он сразу же согласился с моим мнением и посоветовал ни за что не отдавать родную деревню белым, которые не погнушаются ворошить плугом кости наших близких и предков. Он сказал, что если мы останемся в своей деревне, белые не будут беспокоить нас, и посоветовал мне заставить возвратиться в нашу деревню Киокака и всех согласившихся идти с ним весной к реке Айова.

После отсутствия в течение целой луны я возвратился в свои охотничьи угодья и рассказал обо всём, что было предпринято мной за это время. Вскорости мы пришли к нашей деревне и обнаружили, что белые её не оставили, что, наоборот, приехали ещё и другие. Большая часть наших полей была огорожена. Когда мы прибыли, белые оказались рассержены нашим возвращением. Мы починили оставшиеся стоять хижины и построили новые. В деревню прибыл и Киокак, но лишь с целью убедить других следовать за ним к реке Айова. Что касается принятия мер для того, чтобы мы остались в родном селении, или для того, чтобы обменять другие земли на нашу деревню, ему ничего не удалось добиться. Больше между нами не было дружбы. Я считал, что только такой трус как он может оставить свою деревню чужим. Какое право имели эти люди на нашу деревню и поля, отданные нам Великим Духом для проживания?

Мой рассудок говорит мне, что земля не может быть продана. Великий Дух дал землю своим детям, чтобы жить на ней и возделывать её, покуда это необходимо для их существования, и пока они занимают землю и возделывают почву, они имеют право на неё, если же они добровольно оставляют её, тогда на ней вправе поселиться любые другие люди. Могут быть проданы лишь движимые вещи.

Из-за упомянутых неправомерных захватов на наших полях было очень трудно отыскать хоть малость земли для посадки кукурузы. Некоторые из белых разрешили нам пользоваться маленькими участками на огороженных ими полях, оставив лучшие земли для себя. Наши женщины с большими затруднениями карабкались через их заборы, будучи не приучены к тому. Каждый раз, невзначай оставляя внизу перекладину изгороди, они становились целью нападок белых.

Один из моих старых друзей чувствовал себя в безопасности, так как его поле было расположено на маленьком островке посреди реки Рок. Он засеял маис, и тот хорошо взошёл, однако это не осталось незамеченным одним из белых. Желая заполучить всходы, этот человек перевёз по реке своих людей, выкопал посевы и пересадил их уже у себя. Старик-индеец пустился в слёзы, но не из-за себя, а из-за того, в каком бедственном положении окажется его семья, если у них не вырастет кукуруза.

Белые поселенцы принесли в нашу деревню виски, заставили наших людей пить и обманным путём лишали их лошадей, оружия и охотничьих ловушек! Эта мошенническая система приняла такой размах, что я предчувствовал возникновение серьёзных трудностей, если не положить ей конец. Преследуя эту цель, я посетил всех белых и попросил их не продавать моим людям виски. Один из них продолжал это пагубное дело в открытую. Я собрал группу своих юношей, пошёл в его дом, вынул его бочку, выдрал крышку и вылил виски. Я сделал это из опасения, что мои люди, будучи в подпитии, могут убить кого-нибудь из белых.

Было много случаев очень скверного отношения к нам со стороны белых. Однажды белый поселенец безжалостно избил одну из наших женщин только из-за того, что та, будучи голодной, вытащила поесть несколько побегов кукурузы с его поля. В другой раз двое белых избили дубинками одного из наших юношей из-за того, что тот разобрал забор, преграждавший нашу дорогу и мешавший провести лошадь. Со сломанной лопаткой и ужасными телесными повреждениями он протянул недолго, и вскоре умер.

Несмотря на плохое, порой жестокое отношение к нам белых, ни один из них не был досаждаем и не пострадал от нашего племени. Я надеюсь, это послужит доказательством того, что мы - миролюбивый народ, разрешивший десятку людей завладеть нашими полями, воспрепятствовать посеву маиса, сжечь наши хижины, плохо обращаться с нашими женщинами и избивать до смерти наших мужчин, и не оказывавший сопротивления их варварской жестокости. Вот урок, которому следует научиться белому человеку: придерживаться терпимости, несмотря на обиды.

Мы ежедневно знакомили с нашим положением агента, а через него и большого вождя в Сент-Луисе, и надеялись, что для нас что-нибудь сделают. В то же самое время белые жаловались, что мы посягаем на их права. Эти люди обернули дело так, будто они были потерпевшей стороной, а мы злоумышленниками. Они громко взывали к главному военному вождю, чтобы тот защитил их собственность.

Какой, должно быть, вкрадчивый и льстивый у белых язык, что заставляет правду выглядеть ложью, и наоборот.

В это лето я оказался на Рок-Айленде как раз когда туда прибыл один большой вождь, известный мне как главный руководитель Иллинойса [Губернатор Коул], в сопровождении другого вождя, и, как мне сказали,- видного писателя [судья Джеймс Холл]⁶². В надежде, что эти люди способны как-то помочь нам, я, обратившись к ним, попросил выслушать жалобы на те обиды, которым подвергалось наше население, занимаясь своими обычными делами. Однако большой вождь, казалось, не был расположен к разговору со мной. Он сказал, что больше уже не является руководителем Иллинойса, что его дети выбрали другого отца вместо него, а он теперь только лишь занимает место, как это принято у белых. Я был удивлён таким разговором, поскольку всегда слышал, что он хороший воин и известный вождь. Но белым людям, кажется, никогда нет покоя. Когда у них появляется хороший отец, они совещаются, чтоб пригласить какого-нибудь плохого, честолюбивого человека, метящего на то же место, и приходят к выводу, что этот человек или какой-другой, одинаково честолюбивый, был бы предпочтительнее уже имеющегося, в итоге в девяти случаях из десяти им не попадается вождь лучше, чем тот первый.

Я настаивал на том, чтобы эти руководители услышали об истинном положении моего народа. В итоге они дали согласие. Я поднялся и произнёс речь, в которой, согласно полученным прежде пояснениям торговца и прочих людей, передал содержание соглашения, подписанного Квашкваме и тремя нашими воинами. Затем я сказал, что Квашкваме и вся эта партия совершенно определённо отрицают то, что продали нашу деревню. Поскольку они никогда не лгали мне, я не намерен отдавать родное селение.

Я сказал им, что белые люди уже вошли в нашу деревню, сожгли наши дома, разрушили заборы, распахали посевы кукурузы и совершили рукоприкладства над нашими людьми. Они принесли в наши земли виски и посредством пьянства лишили наших людей лошадей, оружия и капканов. Я отметил, что перенёс все эти обиды, не дозволяя ни одному из моих воинов поднять руку на белых.

Через данную беседу я намеревался ознакомиться с мнением этих двух вождей о том, как мне лучше поступить. Прежде я зря каждый раз обращался к нашему агенту. Тот регулярно докладывал о создавшемся положении вождю в Сент-Луисе, обязанному обратиться к Большому Отцу, чтобы тот совершил правосудие, но вместо этого нам говорили, что наша земля приглянулась белым людям, и мы должны уступить её им!

Я не верил, что наш Большой Отец желал, чтобы мы оставили деревню, где жили так долго, и где нашли покой кости стольких наших соплеменников. Главный вождь сказал, что, поскольку он больше не имеет никакой власти, то не в состоянии ничего для нас сделать, и чувствует вину, что не в силах помочь. Он не знал, что бы тут нам посоветовать. Ни один из них не мог ничего для нас сделать, но оба, очевидно, очень сопереживали нам. Было бы очень приятно пожать ещё раз руку этим двум вождям.

Той осенью я, прежде чем отправиться к охотничьим угодьям, посетил агента с целью узнать, нет ли у него каких-нибудь хороших новостей для меня. Новости у него были. Он сказал, что землю, на которой стоит наша деревня, велено было продать частным лицам, и когда все участки будут распроданы, исчерпается наше право оставаться здесь. Если мы вернёмся на прежнее место следующей весной, нас насильно заставят удалиться.

Зимой мы узнали, что та часть земли, на которой стояла наша деревня, была продана частным лицам, и большую часть её купил торговец с Рок-Айленда. Теперь мне было понятно, почему он убеждал нас уйти. Целью его было, сообразили мы, получить нашу землю. Той зимой мы провели несколько совещаний по поводу наших дальнейших действий. На одном из них мы решили возвратиться в нашу деревню как обычно весной. Также мы сделали вывод, что если нас будут выгонять силой, чему виной торговец, агент и другие, нам придётся убить их. Торговец стоял первым в этом списке. Он приобрёл землю, на которой стоял мой дом, а также земли нашего кладбища⁶⁵. Неапоп^ обещал убить его и агента, а также переводчика, главного вождя в Сент-Луисе, военачальника форта Армстронг на Рок-Айленде и Киокака, то есть главных виновных лиц, пытавшихся выдворить нас.

Женщины, выращивавшие кукурузу в новой деревне, жаловались нашим жёнам на то, что трудно распахивать целину мотыгами, и на то, что выросло мало маиса. Мы были почти в таком же положении. Тогда в первый раз на моей памяти наш народ испытал нужду в продовольствии.

Я убедил часть людей Киокака возвратиться весной к деревне на реке Рок, но он сам не пошёл с нами. Я надеялся, что мы получим разрешение поехать в Вашингтон, чтобы уладить наши дела с Большим Отцом. Я посетил агента на Рок-Айленде. Тот был рассержен нашим возвращением в родную деревню и сказал, что мы должны удалиться на западный берег Миссисипи, на что я ответил прямым отказом. Я зашёл домой к переводчику, и он посоветовал мне последовать указанию агента. Тогда я пошёл к торговцу и начал бранить его за то, что он выкупил наши земли. Тот сказал, что, не приобрети их он, купил бы кто-нибудь другой, и что если Большой Отец совершит с нами размен, он охотно уступит правительству купленные земли. Я посчитал это честным и начал уже думать, что этот человек поступил не так уж и ужасно, как я полагал. Мы снова восстановили наши хижины и построили новые, ведь большая часть нашей деревни была сожжена и разрушена. Наши женщины нашли небольшие участочки земли под кукурузу, ещё не огороженные белыми, и начали упорно трудиться, чтобы было чем прокормить детей.

Мне сказали, что, согласно договору, мы не имеем права оставаться на проданных землях, что правительство заставит нас покинуть их. Продана была, однако, всего лишь малая часть земель, остальное находилось в руках правительства. Коли не оставалось ничего другого, мы, пользуясь условием соглашения, требовавшим удалиться лишь после продажи, настаивали на праве "жить и охотиться здесь, покуда эта земля остаётся собственностью правительства". Мы хотели жить на этой земле и думали, что имеем право её занимать.

Услышав, что на Уобаш пребывает один из больших вождей, я послал людей узнать его совета. Наши представители сообщили ему, что мы не продавали нашу деревню. Тогда он уверил их, что, коли мы не продали землю, на которой стояла наша деревня, Большой Отец не отнимет её у нас.

Я отправился пораньше в Малден, чтобы навестить вождя Английского Отца, и рассказал тому свою историю. Он ответил то же, что и вождь на Уобаше. Надо, к его чести, сказать, что этот человек всегда давал дельные советы, и в этот раз порекомендовал обратиться к нашему Американскому отцу, который, как он сказал, поступит с нами справедливо. Затем я обратился к большому вождю в Детройте и привёл ему те же слова, что и вождю Английского отца⁶⁶. Он дал мне тот же ответ: если мы не продали наши земли, и будем мирно на них пребывать, нас не потревожат. Это убедило меня в том, что я прав, и надо придерживаться до конца того пути, что я предложил своим людям.

Возвратиться из Малдена удалось лишь поздней осенью. Мой народ ушёл к охотничьим угодьям, куда я и последовал за ним. Тут я узнал, что белые всё лето ужасно обходились с индейцами, также мне стало известно о соглашении в Прейри ду Шин. Киокак и некоторые из наших людей, побывавших там, узнали, что наш Большой Отец обменял крошечную полоску земли, уступленной Квашкваме и его делегацией, на часть земель потаватоми близ Чикаго. Целью теперешнего соглашения было вернуть эту полосу, и за неё Соединённые Штаты согласились выплачивать потаватоми по шестнадцать тысяч долларов каждый год. Причём площадь этой маленькой полосы земли не составляла и двадцатой части пространств, приобретённых у нас за одну тысячу долларов в год! Тут кроется что-то, чего я не могу объяснить. Эта земля, говорят, принадлежала Соединённым Штатам. Что же тогда заставило их обменяться с потаватоми, коли она была настолько ценной? Почему бы не оставить её при себе? Или, если они нашли совершённую с потаватоми сделку невыгодной, почему бы им не вернуть себе эту землю за цену, соизмеримую с той, что они дали за неё нашему народу! Если этот небольшой участок земли, который они приобрели у нас за тысячу долларов в год, оценивается в шестнадцать тысяч долларов в год для потаватоми, тогда всё пространство земли, приобретённой у нас, должно было стоить в двадцать раз дороже этой маленькой крупицы.

Здесь я снова оказался в недоумении от того, как рассуждают белые люди, и начал сомневаться, есть ли у них хоть какой-нибудь образец того, что правильно и что неправильно.

Я продолжал общаться с Пророком. Мы отправили посланцев в Арканзас, на Ред-Ривер и в Техас, но не в связи с нашими землями, а с одной секретной миссией, о которой мне пока не следует рассказывать.

Мне рассказали, что вожди племени фокс были приглашены в Прейри ду Шин на совещание с целью уладить проблемы, существовавшие между ними и сиу. Они, в количестве девяти человек, отправились к месту назначения, захватив с собой одну женщину. Около Висконсина их подкараулили меномони c сиу и уничтожили всю группу за исключением одного человека. Учитывая, что об этом вскоре было написано и стало известно белым людям, я не буду далее распространяться о случившемся.

Здесь хотелось бы отметить, что на протяжении последних двух лет наши развлечения и спортивные состязания находились в забвении. Народ был разделён на две партии. Киокак, глава одной из них, был готов разменять наши права всего-то на хорошее мнение о нём со стороны белых; этот трус собирался освободить для них нашу деревню. Я стоял во главе другой части и был настроен держаться за свою деревню, хоть мне и было велено оставить её. Я полагал, что нас не тронут в силу того, что для меня и моих людей не имелось никакого агентства для продажи земли, а также в силу того, что одним из условий соглашения было разрешение остаться здесь, покуда эти земли принадлежат Соединённым Штатам. Поэтому я отказался оставить свою деревню. Это здесь я родился, и здесь лежат кости многих моих друзей и родственников. К этому месту я испытывал священное почтение и никогда бы не согласился покинуть его, не будучи вынужден к тому силой.

Вспоминая события из моей юности и более поздних дней, раздумывая, что сцена, на которой они совершались, издавна была домом моих отцов, спавших теперь на окружавших поселение холмах, я не мог уговорить себя согласиться оставить эту землю белым в обмен на какие-нибудь суетные блага.

Зима прошла в унынии. Охота оказалась неудачной из-за отсутствия ружей, капканов и прочих принадлежностей, которые белые забрали у наших людей за виски. Впереди нас не ожидало ничего хорошего. Я постился и призывал Великого Духа направить мои шаги на верную тропу. Я был в большой печали, потому что все белые, с коими был знаком и близок, советовали сделать то, чего я не желал. Я начал уже сомневаться, есть ли у меня друзья среди них.

Красноречивый Киокак убеждал моих людей в том, что я неправ. В итоге многие из них стали недовольны мной. Единственным утешением было то, что, заинтересованные в своих кукурузных полях, за меня стояли все женщины.