Истребление и растворение среди других этносов могло ожидать и племена, о которых пойдёт речь ниже. Племена эти саук и фокс

Поняв, что Белый Бобёр не разрешит нам остаться, я принялся размышлять, что следует предпринять далее, и в итоге решил продвинуться вверх по реке, встретиться с потаватоми и переговорить с ними. Среди присутствовавших было несколько вождей виннебаго, коим я сообщил о своих намерениях, поскольку они, кажется, не были расположены оказывать нам какую-либо помощь. Я спросил, неужто они не посылали нам вампум зимой и не просили прийти присоединиться к их народу и пользоваться всеми правами и благами их страны. Они не отрицали этого и сказали, что если не вмешаются белые люди, то у них нет никаких возражений против того, чтобы мы и наш друг Пророк собрали кукурузу в этом году, но они не хотят, чтобы мы двигались дальше.

На следующий день я со своим отрядом отправился к Кишвакоки. Той ночью стоянку разбили чуть повыше деревни Пророка⁷⁴. Когда лагерь погрузился в тишину, я послал за своими приближёнными и сказал им, что нас обманули. Сказал, что все замечательные обещания, предложенные нам через Неапопа, оказались ложью. Однако не стоит рассказывать об этом отряду. Мы должны, сохраняя эту тайну между собой, продолжать двигаться к Кишвакоки, как будто всё у нас в порядке, и по дороге как-нибудь подбадривать наших людей. Затем я обращусь к потаватоми и услышу, что они скажут. Увидим, каковы будут их действия.

Мы отправились в путь на следующее утро, сказав нашим людям о, якобы, только что пришедших из Милуоки вестях, что туда через несколько дней прибудет представитель нашего Английского Отца.

Осознав, что все наши планы рухнули, я сказал Пророку, что он должен пойти со мной, и мы посмотрим, как пойдут дела с потаватоми. По прибытии на Кишвакоки мы отправили послание по селениям потаватоми. На следующий день к нам прибыла делегация. Я спросил, есть ли у них в деревнях кукуруза. Они ответили, что совсем чуть-чуть, поэтому никак не могут с нами поделиться. Я задавал им различные вопросы и всякий раз получал весьма неблагоприятные ответы. При этом разговоре присутствовали все мои люди. После я поговорил с ними с глазу на глаз и попросил прийти ко мне в хижину после того, как заснут мои люди. Как и было оговорено, они прибыли ко мне ночью и заняли места. Я спросил, получали ли они какие-нибудь новости от англичан на озере. Они сказали, что нет. Я поинтересовался, слышали ли они, что в Милуоки направляется один из вождей нашего Английского отца, который привезёт нам оружие, боеприпасы, товары и продовольствие. Они сказали, что нет. Я рассказал им о полученных мною новостях, а затем попросил возвратиться в селения и передать их вождям, что я хочу встретиться и переговорить с ними.

После того, как представители потаватоми отправились в свои селения, я решил сказать моим людям что, если нас будет преследовать Белый Бобёр, мы вернёмся назад, поскольку бесполезно думать о приличной стоянке или продолжении пути, не имея при себе продовольствия и боеприпасов. Я понял, что виннебаго и потаватоми не были расположены оказать нам помощь. На следующий день в мой лагерь прибыли вожди потаватоми. Я зарезал собаку, и мы устроили пиршество. Когда всё было приготовлено, я развернул свои знахарские сумки, и вожди принялись за трапезу. Церемония уже близилась к концу, когда я получил новости о том, что приблизительно в восьми милях отсюда было замечено триста или четыреста всадников белых. Я сразу же отправил трёх юношей с белым флагом - встретить их и проводить до нашего лагеря, с тем, чтобы мы могли провести с ними совещание и затем спуститься назад по реке Рок. Я также наказал молодым людям в случае, если белые расположились лагерем, возвращаться – тогда я сам навещу их. После того, как эта группа отправилась, я послал им вслед пятерых юношей, чтобы узнать, как обернётся дело. Первая группа вошла в лагерь белых, и была взята в плен. Вторая группа, не успев ещё продвинуться на достаточное расстояние, увидела около двадцати человек, скакавших на них в полный галоп. Они приостановились и, видя, что белые надвигаются на них так непримиримо, повернули назад и поехали прочь, но подверглись преследованию. Двоих из них настигли и убили. Остальные спаслись. Я готовил флаги, чтобы встретить военачальника, когда спасшиеся вошли к нам с новостями. Была объявлена тревога. Почти все юноши находились сейчас в десяти милях от лагеря. Я отправился с теми, что остались при мне (приблизительно сорока людьми). Проследовав на незначительное расстояние, мы увидели, как к нам приближается часть армии белых. Я поднял клич, обращаясь к воинам: " Были убиты наши люди. Убиты беспричинно и безжалостно! Мы должны отомстить за их смерть!"

Вскоре мы обнаружили, что на нас со всей скоростью мчится целое войско⁷⁵. Теперь было совершенно ясно, что наш первый отряд был истреблён. Я немедленно разместил своих бойцов перед росшими неподалёку кустами таким образом, чтобы мы могли открыть огонь первыми, когда они приблизятся на достаточное расстояние. Белые остановились неподалёку от нас. Очередным окликом я велел своим храбрым воинам наступать на них, хоть и полагал, что при этом можем все погибнуть. Мои люди так и сделали. Все устремились на врага и открыли огонь. В итоге те в полном беспорядке и испуге отступили перед моим немногочисленным, но храбрым воинским отрядом.

Спустя какое-то время я счёл бесполезным далее преследовать неприятеля, очень быстро скакавшего прочь, и вернулся к лагерной стоянке с несколькими воинами (в то время как около двадцати пяти из них продолжали преследовать убегавшего врага). Я зажёг свою трубку и присел, чтобы поблагодарить Великого Духа за всё, что он сделал. Не успел я предаться размышлениям, как явились двое из тех трёх юношей, что были прежде посланы мной с флагом на встречу с американским военачальником. Не было предела моему удивлению и радости видеть их живыми и здоровыми. Я с поглощением выслушал их историю, которая была следующей:

"Когда мы прибыли к лагерю белых, множество их, при оружии, выбежало нам на встречу. Они привели нас в лагерь, где некий американец, говоривший немного на языке саук, сказал нам, что его вождь хочет знать, как наши дела, куда мы направляемся, где наш лагерь, и где Чёрный Ястреб. Мы сказали ему, что приехали с целью увидеть его вождя. Наш вождь велел нам проводить его к нашему лагерю на случай, если тот ещё не расположился на стоянку. В противном же случае нам велено сказать, что он [Чёрный Ястреб] приедет к нему сам; он хочет держать с ним совет, так как отказался от намерения вступить в войну.

На следующее утро я велел деревенскому глашатаю оповестить людей о том, что нужно похоронить погибших. Вскоре все были готовы. Небольшая группа отправилась за отсутствовавшими воинами, остальные принялись хоронить мёртвых. Разобравшись с этим делом, мы в поисках добычи принялись обследовать опустошённый лагерь врага. Мы нашли оружие, боеприпасы и продовольствие – всё, в чём так сильно нуждались, особенно в последнем, поскольку почти полностью остались без еды. Мы нашли также различные седельные сумки (которые я распределил среди своих воинов), немного виски и какое-то количество небольших бочонков, тоже из-под виски, но уже опустошённых. Я был удивлён тем, что белые везли с собой виски, поскольку до этого у меня сложилось впечатление, что бледнолицые – люди, умеренные в употреблении спиртного.

Вражеская лагерная стоянка находилась на опушке леса около ручья, где-то в полудне пути от парома Диксона^. Упомянутая уже схватка произошла ближе к закату. Мы напали на них в прерии, слегка поросшей кустарником. Я ожидал, что будет истреблён весь мой отряд. Никогда ещё, при всём моём боевом опыте и осведомлённости о том, что американцы вообще хорошие стрелки, я не был так удивлён, как сейчас, видя отступающее БЕЗО ВСЯКОЙ БОРЬБЫ войско в несколько сотен человек. Даже врываясь за ними в лагерь, я всерьёз думал, что они намереваются остановиться там. Ведь моему отряду невозможно было бы атаковать белых, даже если их количество не превышало бы половины моего – мы были бы вынуждены находиться на открытом пространстве, тогда как они были бы заграждены от нашего огня стволами деревьев.

Никогда в жизни я так не удивлялся, как при этом нападении. Войско из трёхсот или четырёхсот человек, которое, узнав, что мы молим о мире, попыталось уничтожить безоружных знаменосцев – знаменосцев, шедших просить о встрече военачальников противоборствующих сторон и о совещании по поводу моего возвращения на западную сторону Миссисипи; войско, выступающее вперёд с целью уничтожить горстку моих воинов, и отступающее, имея при этом десятикратное превосходство – всё это было для меня необъяснимо. И всё это говорило, что по духу эти люди отличались от всех прочих, что я прежде видел среди бледнолицых. Я ожидал, что они будут сражаться подобно тому, как американцы с англичанами в последнюю войну, но среди них не было таких достойных воинов.

Я решил прекратить войну и послал упомянутому американскому военачальнику флаг мира. Я правомерно полагал, что к нашему флагу проявят уважение (так всегда бывает на войне среди белых, чему сам свидетель). Предполагалось, что будет созван совет, на котором мы изложим наши жалобы: о том, как нас прогнали из родной деревни год назад, как запретили собрать урожай кукурузы и прочего продовольствия, с таким трудом выращенный нашими женщинами. На совете мы бы попросили разрешения вернуться, при условии, что никогда впредь не вступим в войну против белых.

Но вместо того, чтобы следовать по честному пути, которого и я сам всегда придерживался, меня втянули в ВОЙНУ, где менее чем пятьсот воинов вынуждены были противостоять трём-четырём тысячам.

О поставках, про которые говорили нам Неапоп и Пророк, и об обещанных подкреплениях больше ничего не было слышно. Впрочем, - надо отдать должное нашему Английскому отцу, он ничего такого и не сулил, так как его представитель вместо принесённых ко мне лживых обещаний послал слова о том, что " нам нужно остаться в МИРЕ, поскольку, вступая в ВОЙНУ, мы не добьёмся ничего, кроме собственной ГИБЕЛИ".

Что теперь было делать? Было бы полным безумством возвратиться и встретиться с врагом тогда, когда преимущества были не в нашу пользу и тем самым обречь себя, жён и детей в жертву яростному врагу, убившему уже нескольких наших храбрых, но безоружных воинов, шедших просить о мире.

Возвратившись на лагерную стоянку и увидев, что вся молодёжь уже собралась, я отправил разведчиков наблюдать за передвижениями армии, а сам с остальными людьми начал двигаться вверх по Кишвакоки. Я не знал, куда пойти, чтобы найти укромное место для женщин и детей. Впрочем, предполагалось обрести хорошее прибежище в верховьях реки Рок. Я решил пойти туда и подумал, что лучше будет обогнуть исток Кишвакоки, чтобы затруднить передвижение американцев на случай, если они попытаются следовать за нами.

В верховьях Кишвакоки меня встретила группа виннебаго, которые, кажется, были рады нашему успеху. Они сказали, что прибыли, чтобы предложить свои услуги, и желают присоединиться к нам. Я спросил, знают ли они какое-нибудь безопасное место для моих женщин и детей. Они сказали, что пошлют двух стариков, которые проводят нас в очень укромное место.

Я организовал военные отряды, чтобы разослать их по разным направлениям прежде, чем мы двинемся далее. Виннебаго пошли одни. Снарядив и отправив все военные отряды, мы начали передвижение к Четырём Озёрам^* - тому месту, куда должны были провести нас проводники. Не успели мы отойти на значительное расстояние, как повстречали шестерых виннебаго, имевших при себе один скальп. Они сказали, что убили обладателя этого скальпа в роще, по дороге от Диксона к свинцовым шахтам. Четырьмя днями позже нас настиг тот отряд виннебаго, что ранее отправился от верховий Кишвакоки. Они сказали мне, что убили четырёх человек и сняли с них скальпы, и что один из них был отцом Киокака (агентом)⁷⁶. Они предложили устроить ритуальный танец над этими скальпами. Я ответил, что в своём лагере не могу организовывать никаких танцев по причине утраты трёх молодых воинов, но они могли бы устроить танцы в собственном лагере. Те так и сделали.

Спустя ещё два дня мы прибыли в то безопасное место, куда направили нас виннебаго. Через несколько суток там скопилось уже большое количество наших воинов. Я собрал их всех вокруг себя и обратился с речью. Я сказал им: " Теперь любой из вас, кто желает, имеет возможность завоевать почёт и удостоиться чести получить знахарскую сумку! Пришло время показать свою отвагу и храбрость и отомстить за убийство трёх наших воинов!"

Было выслано несколько небольших отрядов, которые успешно возвратились через несколько дней – с пропитанием для наших людей. Между тем, появились несколько разведчиков и сообщили, что армия отступила к парому Диксона. Другие принесли весть, что всадники распустили лагерь и возвратились домой ⁷⁷.

Полагая, что опасность прошла (враг был далеко отсюда), я, перед тем как оставить лагерь, устроил пиршество с собачатиной. Прежде, чем мои воины начали пиршество, я взял свои знахарские сумки и обратился к ним со следующими словами:

"Воины, перед вами - знахарские сумки нашего предка, Макатакета, отца народа саук. Их вручили великому военному вождю нашего племени, Нанамаки, который воевал со всеми народами озёр и равнин, и сумки эти никогда ещё не были опозорены! Я ожидаю, что и вы все будете защищать их!"

Завершив церемонию и закончив трапезу, я отправился в путь. Вдохновляемые великими знахарскими сумками, за мной следовали около двух сотен воинов. Я направил свой путь на закат, и во вторую ночь нашего похода мне был сон, что ещё через день пути нам будет уготовано большое угощенье. Утром я рассказал своим воинам о видении, и затем мы направились на Москохокойнак [Яблоневую реку]^. Прибыв в окрестности построенного там белыми форта, мы заметили четырёх мужчин верхом на лошадях. Один из моих воинов выстрелом ранил кого-то из них, другие же белые устроили такой шум, будто рядом были большие военные силы, готовые выступить против нас. Мы спрятались и пребывали в таком положении какое-то время, наблюдая, не приближается ли враг, однако никто не появился. Эти четверо, меж тем, бежали к форту и забили тревогу. Мы, последовав за ними, напали на форт⁷⁸. Кто-то из их воинов, более отважный, чем остальные, поднял свою голову над частоколом, с целью выстрелить в нас, тогда один из моих бойцов метким выстрелом положил конец его храбрости. Находя, что этих людей нельзя будет уничтожить, не применив поджёг их зданий и форта, я счёл более благоразумным довольствоваться той мукой, продовольствием, рогатым скотом и лошадьми, что мы могли найти, нежели поджиганием их построек. Ведь всполохи света будут заметны на большом расстоянии, тогда войска могут предположить, что мы находимся по соседству, и двинутся на нас с крупными силами. Итак, мы открыли один из домов и заполнили наши сумки мукой и продовольствием, взяли несколько лошадей и угнали часть их рогатого скота.

Джон Димент

Во время этого нападения мы убили несколько человек и приблизительно сорок лошадей, и потеряли двух молодых вождей и семь воинов. Моим воинам не терпелось преследовать противника вплоть до форта, напасть и сжечь его, но я сказал им, что не стоит тратить впустую порох, поскольку у нас нет особых шансов на успех, если нападём на них. Коль уж мы загнали медведя в его берлогу, оставим его там и возвратимся в наш лагерь.

Вернувшись в лагерь, мы обнаружили, что возвратились несколько отрядов наших разведчиков, которые принесли сведения о том, что армия начала перемещение. Прибыла ещё одна группа разведчиков, из пяти человек, сообщившая, что двадцать пять - тридцать белых преследовали их в течение нескольких часов, а затем напали в лесу. Белые, не разглядев, нарвались на спрятавшихся разведчиков и были встречены огнём. Последние продолжали историю: "Они тут же отступили, пока мы перезаряжали оружие. Затем они снова вошли в чащу, и как только подошли достаточно близко, мы выстрелили. Они снова отступили, а потом снова ворвались в чащу и начали стрелять. Мы ответили им огнём, и тут последовала перестрелка между двумя их людьми и одним из наших, который и был убит ранением в горло. Это был единственный человек, которого мы лишились. Враги, потеряв троих, снова отступили".

Подошла ещё одна группа, из трёх сауков, которые привели с собой двух молодых белых скво, коих они отдали виннебаго, чтобы те в свою очередь передали белым. Эти трое сказали, что они присоединились к какой-то группе потаватоми и, образовав вместе с ними военный отряд, пошли против поселенцев на Иллинойсе.

Глава этого отряда, из племени потаватоми, был когда-то прежде сильно избит белым поселенцем и теперь стремился отомстить за оскорбления и телесные повреждения. В то время как отряд готовился выступить, один молодой потаватоми пришёл в дом поселенца и посоветовал ему уходить, объяснив, что движущаяся сюда военная группа индейцев намерена убить их всех. Те ушли, но, как оказалось, скоро снова возвратились, потому что когда военный отряд прибыл, все они находились дома. Потаватоми убили всю семью, кроме двух молодых скво, которых саук посадили на своих лошадей и увезли, чтобы спасти их жизни. Их привезли в наш лагерь, и мы отправили посыльного к виннебаго, дружественным обеим сторонам, чтобы те прибыли, забрали девушек и отвезли белым. Если бы юноши из моего окружения не пошли с потаватоми, то эти две молодые скво разделили бы участь своих друзей⁸⁰.

Во время пребывания у Четырёх Озёр нам было очень трудно получить достаточное количество еды для поддержания своего существования. Стоянка наша располагалась в болотистой, топкой местности (она была выбрана из-за своей труднодоступности), где едва можно было отыскать хоть какую-либо добычу; рыбы тоже было мало. Большая удалённость от поселений и невозможность доставки оттуда припасов, если таковые и удавалось получить, удерживали наших юношей от дальнейших подобных попыток. Мы были вынуждены выкапывать корни и сдирать кору с деревьев, чтобы раздобыть хоть что-то, что бы утолило голод и поддержало нашу жизнь. Несколько стариков оказались настолько истощены, что умерли от голода! Узнав, что войска пришли в движение, и опасаясь, что они могут подойти и окружить нашу лагерную стоянку, я принял решение отправить женщин и детей за Миссисипи, чтобы они могли снова вернуться к народу саук. Преследуя эту цель, на следующий день мы отправились в путь в сопровождении пяти проводников-виннебаго, намереваясь спуститься по Висконсину.

Неапоп, с отрядом из двадцати человек, находился у нас в тылу, чтобы наблюдать за противником, пока мы с женщинами и детьми продвигались к Висконсину. Прибыв, мы уже начали было перебираться к одному из островов на реке, когда вдруг обнаружили, что на нас наступают большие силы врага. Теперь, чтобы не отдать во власть ярости белых наших жён и детей, мы были вынуждены сражаться. Я встретил их с пятьюдесятью воинами (прочие остались помогать женщинам и детям пересечь реку), приблизительно в миле от реки. К началу этого стремительного столкновения я сидел верхом на прекрасной лошади и был рад видеть моих воинов, исполненных отваги. Я обратился к ним громким голосом, призывая удерживать свои позиции и ни за что не уступать врагу. В это время я находился на подъёме холма, где хотел выстроить своих воинов так, чтобы мы имели преимущество перед белыми. Но врагу вскоре удалось занять эту точку, что заставило нас забраться в глубокий овраг, из которого мы продолжали стрелять в них, а они в нас, пока не стало темнеть. Мой конь был дважды ранен в этой стычке, и я боялся, что он издохнет от потери крови. Я также полагал, что враг не будет подходить к нам достаточно близко, чтобы не напороться в вечернем сумраке на ружейный огонь. Наконец, у наших женщин и детей оказалось достаточно времени, чтобы добраться до острова на Висконсине. Исходя из всего этого, я велел своим воинам, возвратившись разными дорогами, встретиться со мной у Висконсина. Я был удивлён тем, что противник, оказывается, не был расположен преследовать нас.

В этой стычке, вместе с пятьюдесятью воинами противостоя войскам конной милиции, я обеспечил безопасное завершение нашего перехода через Висконсин, потеряв лишь шесть человек. Если бы не надобность выиграть время, чтобы наши женщины и дети перебрались на остров, я бы не стал сражаться. Настоящий воин должным образом оценит затруднения, при которых я действовал - и каким бы ни было отношение белых людей к этому сражению, мой народ, хоть и потерпевший неудачу, посудит, что я вёл себя тут весьма отважно⁸¹.

Нашему отряду не удалось точно установить потери врага, но я полагаю, что они были намного больше по сравнению c моими. Мы возвратились к Висконсину и перебрались к своим.

Здесь некоторые из моих людей оставили меня и спустились по Висконсину, надеясь уйти на западную сторону Миссисипи, чтобы возвратиться домой. Я не имел возражений против их отъезда, поскольку все мои люди находились в очень плачевном положении. Они были измождены странствием и умирали от голода. Единственной нашей надеждой на спасение было перебраться через Миссисипи. Однако мало кто из указанной группы смог спастись. К несчастью для них, на Висконсине, недалеко от устья, располагался отряд солдат из Прейри ду Шин, которые и открыли огонь по нашим горемычным людям. Кто-то был убит, другие утонули, несколько человек взято в плен, а остальные, бежавшие в лес, погибли от голода. Среди этой группы было много женщин и детей.

Я был удивлен тем, что Неапоп и его разведывательный отряд, оставленный в моём тылу, чтобы принести новости об обнаружении врага, всё еще не явились. Однако, как оказалось, белые подошли с другой стороны и перехватили наш след всего лишь неподалёку от того места, где мы сначала увидели их. Таким образом, наши разведчики были оставлены ими в глубоком тылу. Неапоп, и ещё один человек c ним, ушли в деревню виннебаго и оставались там в течение войны. Остальная часть его отряда, будучи храбрыми мужчинами и разделяя наше дело, возвратилась и влилась в наши ряды.

Так как мне и моим людям не на чем было спуститься по Висконсину, я вынужден был отправиться в поход по пересечённой местности, чтобы, дойдя до Миссисипи, перебраться через неё и вернуться к своему народу. Многие из нашего отряда были вынуждены идти пешком из-за отсутствия лошадей, а оставшиеся животные, вследствие длительного недоедания, еле плелись и замедляли продвижение. Наконец, мы достигли Миссисипи, потеряв несколько стариков и маленьких детей, которые погибли от голода в пути.

Немного погодя мы заметили подплывающий пароход (это был «Уорриор»). Я запретил своим воинам стрелять, поскольку намеревался взойти на его борт, чтобы мы могли спасти наших женщин и детей. Я знал капитана [Трокмортона], собирался сдаться ему и поэтому послал за белым флагом. Пока посыльный отсутствовал, я взял небольшой кусок белой хлопчатой ткани и, прикрепив его к шесту, обратился к капитану парохода с просьбой выслать мне на берег имевшуюся у него небольшую лодку. Люди на палубе спросили, кто мы – сауки или виннебаго. Виннебаго, находившемуся на судне, я велел сообщить им, что мы – сауки, и хотим сдаться. Виннебаго крикнул нам "бежать и прятаться, потому что белые собираются открыть огонь!" Приблизительно в это же время один из моих воинов с белым флагом прыгнул в реку, навстречу пароходу, тогда за ним устремился другой и вытащил его на берег. Тут с судна начали стрелять, и в течение некоторого времени им отвечали огнём мои бойцы. После первого залпа почти никто из моих людей не пострадал, успев укрыться за старыми брёвнами и деревьями, заслонившими их от вражеского огня.

Должно быть, виннебаго на пароходе либо неверно понял то, что я ему сказал, либо неправильно передал это капитану. Потому что я уверен, что тот не позволил бы солдатам стрелять в нас, узнай он о моих намерениях. Я всегда считал его хорошим человеком и настоящим воином, который не стреляет во врага, просящего о пощаде ⁸².

После того, как пароход ушёл, я велел всем, у кого есть желание и возможность, перебираться через реку; сам же намеревался отправиться в земли чиппева. Некоторые начали пересекать реку, и те, кто решили следовать за ними, остались. Со мной пошло только три вигвама. Следующим утром, на рассвете, меня настиг один из юношей и сказал, что пересечь Миссисипи решил весь мой отряд – часть уже благополучно перебралась. Также вчера вечером в нескольких милях от них он заметил присутствие армии белых. Тут я забеспокоился, как бы белые не нагнали моих людей и не убили их прежде, чем они смогут переправиться. Я уже решил пойти присоединиться к чиппева, но сознавая, что этим спасу лишь себя, вознамерился возвратиться и умереть с моими людьми, если Великий Дух не дарует нам ещё одну победу. Пока мы стояли в чаще, вблизи проследовал отряд белых, но они прошли мимо, не обнаружив нас.

Рано утром отряд, находившийся в авангарде армии белых, натолкнулся на наших людей, старавшихся пересечь Миссисипи. Те попытались сдаться, но белые не обратили внимания на их просьбы и начали резню. Вскоре прибыла вся армия. Наши немногочисленные воины, увидев, что враг не обращает никакого внимания на возраст и пол, и убивает беспомощных женщин и маленьких детей, решили сражаться насмерть. Все женщины, кто были в состоянии, начали переплывать Миссисипи со своими детьми на спинах. Множество их утонуло, некоторые были застрелены прежде, чем смогли достигнуть противоположного берега.

Один из моих воинов, тот, что сообщил мне об этих событиях, нагромоздив перед собой несколько сёдел (в начале сражения), оградил себя от огня врага и убил трёх белых. Однако, видя, что белые приближаются уже слишком близко к нему, он незаметно отполз к берегу реки и прятался под ним, пока враг не удалился. Потом он приехал ко мне и сообщил о случившемся⁸³. Выслушав эту печальную весть, я со своим маленьким отрядом двинулся к деревне виннебаго у Прейри Ла Кросс. Прибыв туда, я вошёл в хижину одного из вождей и сказал ему, что хочу, чтобы он пошёл со мной к его отцу, потому что я намереваюсь сдаться американскому военачальнику и умереть, если так будет угодно Великому Духу. Он сказал, что пойдёт со мной. Тогда я взял свою знахарскую сумку и обратился к вождю. Я сказал ему, что это "душа народа саук - она никогда ни в одном сражении не была опозорена. Бери её. Это - моя жизнь – даже больше чем жизнь. И отдай американскому вождю!" Он сказал, что сохранит и позаботится о сумке, и если мне суждено будет жить дальше, то вернёт её.

Во время моего пребывания в деревне скво сшили мне из оленьей кожи белое платье. После этого я вышел в путь с несколькими виннебаго и пошёл к их агенту, в Прейри ду Шин, где и сдался ⁸⁴.

Прибыв туда, я узнал, к своему горю, что сиу большими силами преследовали и убили множество наших женщин и детей, которые смогли пересечь Миссисипи. Белые не должны были разрешать такое. Только трусы повинны в такой жестокости, и именно так, по обыкновению, поступали в отношении нашего народа сиу.

Резня, которой закончилась эта война, длилась приблизительно два часа. Мы потеряли убитыми около шестидесяти человек, не считая тех, что утонули. Мои воины не смогли точно установить вражеские потери, но они думают, что во время схватки убили приблизительно шестнадцать человек противника.

Агент передал меня командиру в форте Кроуфорд (так как Белый Бобёр уже ушёл вниз по реке). Ненадолго задержавшись здесь, мы тронулись в путь к Джефферсоновским казармам^ - на пароходе, под присмотром молодого военачальника [лейтенанта Джефферсона Дэвиса], который относился ко всем нам очень по-доброму⁸⁵. Он хороший храбрый молодой вождь, обращением которого я был весьма доволен. По пути мы заглянули в Галину и оставались там недолгое время. Люди толпой валили на пароход, чтобы увидеть нас. Однако военный вождь не разрешил им входить в помещение, где мы располагались. Учитывая то, какие чувства переполняли бы его, попади он в подобную ситуацию, ему было понятно, что мы не желаем иметь дела с глазеющей на нас толпой.

Мы проехали, не останавливаясь, мимо Рок-Айленда. Большой военный вождь [генерал. Скотт], который был тогда в форте Армстронг, выплыл в маленькой лодке к нам навстречу, но капитан парохода не разрешил никому из форта вступать на борт его судна – из-за холеры, свирепствовавшей среди солдат⁸⁶. Я, всё же, всерьёз считал, что капитан должен разрешить военачальнику взойти на борт и встретиться со мной, потому что не ожидал никакой опасности от этого. Упомянутый военный вождь хорошо выглядел, при этом, как я позже услышал, он постоянно находился среди своих солдат, больных и умирающих, оказывая им помощь - и не заразился от них. Поэтому я считал нелепым думать, что кто-либо на пароходе может опасаться схватить болезнь от такого здорового человека. Но эти люди не то, что храбрые военные вожди, которые никогда ничего не боятся.

На пути вниз по реке я рассматривал землю, которая стоила нам стольких неприятностей, беспокойства и крови, и из-за которой я оказался военнопленным. Когда я видел прекрасные здания белых, их богатые урожаи и всё желаемое, что у них имелось, я размышлял над их неблагодарностью и вспоминал, что вся эта земля была нашей, что за неё ни я, ни мои люди не получили ни доллара, и что белые не успокоились, пока не отобрали у нас деревню и наши кладбища и не выдворили нас за Миссисипи.

Прибыв в Джефферсоновские казармы, мы встретили большого военного вождя [Белого Бобра], который командовал американской армией, действовавшей против моего небольшого отряда. Я чувствовал униженность своего положения. Не так давно стоявший во главе своих воинов, теперь я оказался военнопленным. Однако сдался я сам. Генерал любезно принял и хорошо обращался с нами.