Жанр: драма/романс Герои: сс/гп и многие другие. Категория: слэш/гет Рейтинг: nc-17 Дисклеймер

– Каникулы! – Ал понимал, почему Роза, взволнованная встречей с родителями, выглядела такой нервной и не разделяла его радости от скорой встречи с близкими, но вот в понуром взгляде Скорпиуса он совсем не мог разобраться. В последние дни его друг был таким кислым, словно на завтрак, обед и ужин ему подавали одни лимоны. Поттер пытался поговорить с ним, понять, что же происходит, но в ответ Скорпиус только бурчал «ничего» и сбегал от него в библиотеку или на квиддичное поле, и это при том, что читать он вообще-то любил в их комнате, а тренировки, да еще зимой, его дико раздражали. – Ребята, ну что вы, в самом деле, а? – Никто не поддержал его оптимизма. – Рози, все разрешится…

Девочка кивнула, а потом отвернулась от окна.

– Слушай, Ал, ну что ты ко мне лезешь? Лучше спроси Скорпиуса, что такого ужасного в рождественском Париже?

Малфой отшвырнул в сторону справочник по травологии для шестого курса, который в начале семестра выменял у Забини на какой-то популярный роман, присланный ему мамой, и вместо Розы уставился в окно.

– Все нормально.

Ал пытался помочь.

– Если ты волнуешься из-за мисс Гарпии…

Скорпиус не обернулся.

– Да что из-за нее волноваться. Главное – что папе эта женщина нравится, а значит, я к ней привыкну. Ну сколько можно повторять, что у меня все хорошо!

Поттер обернулся к Розе, но та только нахмурилась.

– И у меня все хорошо. А если мы портим тебе настроение, то пойди прогуляйся по поезду. Нечего нас дергать.

Ала ее слова обидели, и он встал.

– Ну, извините, пожалуйста, что вот у меня действительно все хорошо, и я старался как-то поднять вам настроение.

– Я не хотела тебя обидеть, – сказала Рози, но он в ответ только сердито хлопнул дверью купе, закрывая ее за собой.

Не то чтобы она так уж сильно его задела, скорее это раздражение накопилось в нем за последние месяцы. Что-то менялось в их отношениях. Она ведь была его кузиной, и с самого детства Ал привык считать ее такой же сестрой, как Лили, а другом она была ему даже более близким, чем Джеймс. Но в этом году у Розы появились от него секреты. Потом она, конечно, все ему рассказала, но мальчика тревожил сам факт их появления. Он не ревновал, видя, что Роза предпочитает ему Скорпиуса, ну, почти не ревновал, потому что немного обижался, что ему она доверяет больше. Малфой тоже вел себя странно. Не то чтобы он делился с Алом всеми своими секретами, но раньше хотя бы рассказывал, что его тревожит, а сейчас из него слова было не вытянуть. Ни с кем из слизеринцев Поттер особенно не подружился, а потому, когда его друг замыкался в себе, чувствовал себя очень одиноким, но от этого у него было лекарство. Он писал письма, длинные, иногда не очень содержательные письма профессору Снейпу.

Почему не папе? Ал очень любил отца, любил, наверное, больше всех на свете. Мама часто упрекала его, что нельзя постоянно приставать к папе, когда тот возвращается с работы, потому что у него много дел, и он устает. «Иногда дети должны сами придумывать себе развлечения, – говорила она. – У отца много подчиненных. Его весь день окружают люди с множеством проблем, и ему иногда нужно немного побыть одному». Ал не очень верил ее доводам. Ему казалось, что она так говорит, чтобы украсть папино время для себя. Он даже обижался порой на маму и с трудом делил отца с Джеймсом и маленькой Лили. Но когда в их семье случилось несчастье, для него все изменилось. Всем было очень плохо, но отцу – как-то особенно. Наверное, ему нужно было побыть одному, чтобы успокоиться и прийти в себя. Но мама умерла и больше не могла охранять его покой, а никто, казалось, не понимал, как сильно он ему нужен. Все приходили и отнимали папино время, так что он стал совсем бледным и почти ничего не ел. Лили, Джеймс, бабушка и даже тетя Гермиона постоянно плакали, и тогда Ал решил, что должен сам стать сильным – ради папы, чтобы его защитить.

Когда на похороны мамы приехал дядя Дадли, мальчик слышал, как тот предложил отцу пожить у него, и решил, что это будет хорошей идеей. Лили нравилось в доме дяди почти так же, как у бабушки, а Джейми наоборот так ненавидел это место, что целыми днями старался не попадаться никому на глаза. Ал уговорил папу переехать, а потом несколько дней до того, как вынужден был вернуться в школу, следил, чтобы никто к нему не приставал. Он и на летних каникулах потом так хотел к профессору Лонгботтому, чтобы у отца было поменьше забот. Ему ведь, наверное, и Джейми с Лили хватало. Правда, сестра с удовольствием проводила время и в компании других взрослых, а брат не так сильно нуждался в папе, как сам Ал. Джеймс больше тосковал по маме, даже шалил куда меньше обычного. Вот и в этом году маленький Альбус старался вести себя так, чтобы оградить папу от заботы еще и о себе. Он часто ему писал письма без всяких занудных школьных вопросов, ведь для них у него был кое-кто другой. У профессора Снейпа не было солидной работы и детей. Друзей, кроме дяди Невилла, у него, кажется, тоже не было, так что Ал попробовал даже после каникул претендовать на его время – и не прогадал. На свои письма он всегда получал ответы, и если поначалу они были очень короткими, то потом он начал писать о том, что профессору было интересно, и характер их общения изменился. Алу казалось, что он учится зельям не у профессора Слагхорна, а ЗОТС ему преподает не профессор Аббот. С профессором Снейпом ему было во много раз интереснее. Он писал послания длиннее, чем собственные сочинения. Излагал свою точку зрения на тему заданного и обычно получал в ответ едкую критику собственных идей, впрочем, щедро разбавленную советами, что ему стоит почитать по той или иной теме и как проводить соответствующие опыты.

– Посмотрите все, – восторгался Слагхорн, демонстрируя ученикам приготовленное Алом зелье. – Я вижу, молодой человек, что таланты вашей бабушки перешли по наследству не только вашему отцу.

Таланты его бабушки… Отец рассказал ему историю ее взаимоотношений с профессором Снейпом. Про то, что они были друзьями детства, и он любил ее всю жизнь, несмотря на то, что она выбрала дедушку. Ал не очень хорошо понял ту часть рассказа, что была про любовь и чувства, но ему стало очевидно то, что профессор Слагхорн в своих оценках его усердия не очень-то справедлив, и мальчик даже решился задать ему прямой вопрос, намеренно задержавшись после занятий. В конце концов, профессор тоже знал о воскрешении мистера Снейпа.

– Сэр, вы все время упоминаете, что моя бабушка хорошо знала зелья. А кроме нее разве у вас больше не было талантливых учеников?

– Множество. Но с Лили Эванс никто не мог сравниться. – Старик улыбнулся своим воспоминаниям. – Она была такая милая и одаренная студентка… Впрочем, как я уже говорил, твой отец тоже был очень хорош, а его подруга, мисс Грейнджер, подавала огромные надежды.

– А мистер Снейп? Он же преподавал после вас, значит, наверное, тоже был одаренным студентом?

– Северус Снейп? – Слагхорн выглядел так, словно впервые слышит это имя. – Ну да, он был не бездарен.

– Но разбирался в предмете хуже бабушки?

– Конечно. Лили все и всегда делала с вдохновением, искала нестандартное решение каждой задачи, не боялась рисковать, ставя новые опыты, а Снейп только постоянно у нее списывал.

– Может, все было не так? Они же дружили и вполне могли заниматься вместе. Как же вы тогда решили, что она гениальна, а он просто ворует ее ответы?

– Мальчик мой, – Слагхорн посмотрел на него как на глупого, не заслуживающего объяснений ребенка. – Я тоже читал книгу Риты Скитер. Думаю, ее появление оправдано лишь теми недомолвками, что создали твой отец и министерство магии, сделав процесс по делу Снейпа закрытым. Однако можешь мне поверить, я неплохо разбираюсь в людях. Видеть в них задатки – это, можно сказать, мой особый дар. Северус Снейп был неприятным, хмурым, раздражительным и раздражающим ребенком. Его можно было назвать усердным, но уж никак не одаренным.

– Вы так решили просто потому, что бабушка вам нравилась, а он – нет?

Слагхорн потрепал его по волосам.

– Мальчик, с возрастом ты поймешь, что такое опыт.

Если Ал что и понял, так это то, что ему не нравится собственный декан. Не нравится достаточно, чтобы никогда не ходить на его глупые вечеринки и считать для себя позором слыть у него в любимчиках. Странно, но то, как несправедливо тот отзывался о профессоре Снейпе, вызвало у него еще большую привязанность к этому человеку. Он хотел доказать всем, как много заложено в его втором имени, ведь папа наверняка выбрал его не случайно. Нет, его папочка ничего не делал просто так, все его поступки были продиктованы любовью к ним, и если он – Альбус Северус, значит, такое сочетание имен – повод для гордости.

Он стал писать письма чаще, а заниматься – еще усерднее. Скорпиус с Розой заметили его успехи и стали иногда просить совета по поводу домашних заданий. Быть равным в компании этих умников оказалось очень приятным чувством.

– Не знаю, кто натолкнул тебя на мысль об освоении магии без произнесения заклинаний вслух, – профессор Аббот задержала его, раздав остальным их сочинения. – Я понимаю, что тебе интересно все необычное, но узнать все и сразу, поверь мне, невозможно. Не скажу, что твоя работа неинтересная, она просто далека от темы. Вам было задано написать о гриндилоу, ты же, скопировав из справочника информацию о них, разумно упомянул, что чем выкрикивать заклятья и этим раздражать магических существ, лучше использовать беззвучную магию. Я согласна, но дальше вся твоя работа написана исключительно об этих чарах. Надеюсь, ты понимаешь, почему я не могу принять ее в таком виде? Ты исследовал постороннюю тему. Меня только радует энтузиазм моих студентов, но, Ал, нужно не только излагать свои знания, обгоняющие программу, но и изучать то, что задано. Возможно, материал не показался тебе интересным или захватывающим, но он – часть твоего разностороннего образования. Перепиши работу, и пусть она на этот раз будет действительно о гриндилоу, а твой интерес к беззвучным чарам мы обсудим вне классных занятий.

Мальчик на преподавательницу ЗОТС не обиделся, вместо него это, как ни странно, сделал профессор Снейп, в письме к которому он описал ситуацию, возникшую у него с сочинением.

«Твоя учительница не права. Споры с преподавателями, конечно, не имеют смысла, и я не рекомендую тебе ее критиковать, но, по-моему, за последние сто лет уже можно было пересмотреть программу обучения. Все, что тебе нужно знать о гриндилоу, есть в учебнике, а что касается интереса студентов к предмету, то редко встретишь ребенка, которого любопытство подталкивает к самостоятельным исследованиям. Я бы тебя поощрил».

Этот отрывок из письма подтолкнул Ала к одной идее… Как здорово было бы учиться у профессора Снейпа! Вот бы он согласился преподавать в Хогвартсе, ведь, по слухам, профессор Аббот собиралась в будущем году оставить школу. Поэтому Ал с таким нетерпением ждал каникул. Конечно, не хотелось приставать к папе, но если попробовать уговорить его поговорить с директором Макгонагалл, чтобы предложить профессору эту работу, а потом уговорить и самого мистера Снейпа… Будет чудесно. Просто изумительно!

– Что, ворон считаешь? Или просто замечтался?

Навстречу ему по направлению к тамбуру неслось пресловутое гриффиндорское трио: Джеймс, Софья и Фред Джордан. Брат схватил его за руку и потащил с ними. Как только бежавший последним Фредди захлопнул дверь, из одного купе повалил едкий зеленый дым, и из него выскочили несколько слизеринцев во главе с Забини. Судя по их лицам, пахли эти красочные изумрудные испарения неприятно.

– Делать вам нечего. – Иногда Ал чувствовал себя намного старше брата.

– Ага, нечего, – с хохотом признался Джордж.

– А пусть не задается, – хихикнула Софья. – Этот ваш Забини, как надел капитанскую повязку – совсем невыносимым стал. Подумаешь, разбили на первой минуте Хаффлпафф... Но ничего, мы вам все равно не по зубам. Правда, Джейми?

– Правда, Софи.

Они хлопнули друг друга по рукам. Фреду это не очень понравилось. Похоже, эти парни так до сих пор и не смогли поделить свою веселую черноволосую подружку.

– Тогда, может, стоит не на Забини наезжать, а устранить главную проблему Гриффиндора на пути к победе?

Все трое, как по команде, уставились на него. Ал усмехнулся.

– Ага, «Каин», сбрось меня с поезда, может, тогда поймаешь снитч.

Джеймс хмыкнул.

– Да я тебя за пять минут сделаю.

– Попробуй.

– Попробую.

– Мальчики, не ссорьтесь. – Софья Крам встала между ними. – На поле мы ему покажем, – утешила она Джеймса, – а пока нам делить совершенно нечего. Пойдемте лучше найдем тележку. Я хочу шоколадную лягушку.

Джеймс, видимо, был не намерен успокаиваться.

– Мой брат ведет себя как какой-то слизень! Бее… – Изобразив, что его от Ала тошнит, он пошел в соседний вагон. Фред направился следом, а Софья Крам, как ни странно, осталась.

– Не обращай внимания. Он просто хотел остаться в школе на каникулы, а ваш папа ему не разрешил. Джеймсу сложно возвращаться домой. Сам понимаешь: и дом не тот, и вообще…

Ал кивнул.

– Я понимаю. Он очень любил маму, и ему трудно привыкнуть, что ее нет.

– Вам всем трудно, наверное. – Софья взяла его за руку. – Ну, так как насчет шоколада?

Сладкое он любил.

– Конечно.

Драко Малфой, едва преодолев барьер, увидел в толпе встречающих высокую фигуру отца и поспешил навстречу. Немного удивленно он сжал его ладонь.

– Ты один?

Люциус кивнул.

– Да, мы завтра приглашены на день рожденья дочери его брата. Похоже, это и так перевыполнит общение Уизли с семьей на год вперед, так что сегодняшний поход на вокзал он счел нужным отменить.

Драко спрятал за воротником пальто улыбку. Он не мог не радоваться тем переменам, которые замечал в своем отце. Люциус выглядел потрясающе. Красивый, статный, с надменной усмешкой, играющей на бледных губах, он все больше напоминал того человека, которым его сын так гордился в детстве. Его персональное божество, образец для подражания во всем. Это потом он понял, что собой у него получается быть лучше. Почему? Нет, дело было не в том, что, в отличие от Люциуса, он был не слишком к себе суров, просто его отец не был создан для боли. Нет, его печали не выглядели жалкими, лишения он сносил с достоинством, но все равно это было некрасиво. Драко, глядя в зеркало, мог честно признаться себе: «я разбит и несчастен», попросить у близких сочувствия, а его отец каждую горечь запирал в себе. Она от этого никуда не девалась, просто разрушала его изнутри, заставляла совершать безумные самоуничижительные и саморазрушительные поступки. Разве его сыну такое поведение могло показаться прекрасным? Нет. Поэтому Малфой отчетливо понимал, что не хочет походить на своего отца, вот только любил он его от этого ничуть не меньше. Так любил, что сердце заходилось ликующей дрожью, когда он видел, что в его холодные серые глаза возвращается жизнь, а с нею появляются желания и стремления, новые порывы и следовавшие за ними ошибки. За это он готов был принять в своем мире Джорджа Уизли. Тысячу Джорджей Уизли, если это делало его отца хоть немножечко живым.

– Скорпиус очень обрадуется, что ты пришел.

– Я тоже по нему скучаю, но пришел не только за этим. Мне нужно с тобой поговорить.

– О моей помолвке с Пэнси?

– Да, но, наверное, не здесь. – Люциус сделал шаг назад, пропуская какую-то семью магглов, явно впервые встречающих своего ребенка и шумно комментирующих все, что видят. На его лице появилось брезгливое выражение. – Наш мир стал отвратителен.

– Немного, но от этих перемен уже никому из нас не сбежать. – Он взял отца за рукав. – Ты напрасно волновался. Я принял решение, и даже учитывая последствия, ни в чем тебя не виню. Ты тогда просто озвучил проблемы, а решение, если помнишь, я принял сам. Жалею ли я о нем? Нет. Как, глядя на Скорпиуса, можно сожалеть о чем-либо? Он идеальный ребенок, куда более совершенный Малфой, чем мы с тобой вместе взятые. Если во втором браке у меня будут дети, то что ж… Скорпиус станет прекрасным наследником. Только обещай мне, что не оставишь его. Будешь во всем поддерживать и не допустишь, чтобы любовь ко мне толкнула сына на какие-то безумства. Сам понимаешь, я с ним часто видеться не смогу.

– Драко…

Он жестом остановил отца.

– Это все слова. Мы не знаем, что будет или чего не будет дальше, но я, знаешь ли, тоже задолжал. Задолжал немного счастья и себе, и женщине, которая все эти годы меня любила. Ты, как никто другой, должен меня понять.

Люциус кивнул.

– Ты прав. – В его глазах снова мелькнуло тусклое, затягивающее, как воронка, одиночество, и Драко готов был проклясть себя за то, что позволил своим словам привести к этому. – Я все понимаю, сын, но не требуй от меня никаких обещаний, выполнить которые я, возможно, окажусь не в состоянии.

– Не буду. – Он поспешил сменить тему разговора. – Хотя не скрою, мне приятно, что ты так переживал за меня, что, напившись, разоткровенничался с Лонгботтомом.

Отец поморщился.

– О боже… Я?

– Значит, ты ничего не помнишь, как он и предполагал? С кем же ты так напился? Не с ним, надеюсь?

– Нет. С сыном моего давно почившего товарища.

– И как он? Мы давно не виделись.

– Жив, – Люциус пожал плечами. – На самом деле это, к сожалению, все, что я могу сказать об этом человеке.

Драко грустно кивнул.

– Я тоже. Даже странно, да? Его ведь никто и ничто здесь не держит.

Его отец задумчиво покачал головой.

– Как знать. Быть может, у него больше причин жить, чем у нас с тобой вместе взятых. Проблема в том, что они ему просто очень не нравятся.

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

– Это не знания, сын. Это сплошные догадки.

– Ты не поделишься ими со мной?

– Мне нечем. Предположения – не факты.

– Хорошо.

Драко увидел, как через барьер, ведущий на платформу, прошел Гарри Поттер. Он был один, их дети дружили, а взаимное общение складывалось не совсем просто. Тем летом, когда мальчики жили у Лонгботтома, они с Поттером вели себя взаимно вежливо, но не более того. Драко не знал, отчего это его так раздражает. Он всю жизнь помнил о той своей протянутой руке, что так и не была пожата. Странно, что детская обида хранилась так долго. Может, оттого, что этот человек что-то для него значил? Да так и было, он же не мог вычеркнуть из памяти и письмо с соболезнованиями, и то, как сам отреагировал на него. Наверное, он надеялся, что это как-то наведет между ними хоть шаткие мосты. В его жизни очень редко встречались люди, к которым он что-то чувствовал. А Поттер… С Поттером у них всегда было что-то общее. Когда-то давно они оба так отчаянно и неумело искали себя, свое место в мире, что где-то в глубине души он всегда знал: это их сближало. Ставило в рамки определенной зависимости друг от друга. Он помнил, как бил Поттера тогда в купе, бил его от злости, что этот кретин никак не может понять: возможно, все вокруг на войне, но они-то – не все… Они – странники в каком-то извечном личном поиске, и делить им нечего. Что делить, если ни один пока так ничего и не нашел, разве что наметил для себя путь поиска так, чтобы терять как можно меньше.

– Я поздороваюсь?

Отец, проследив направление его взгляда, кивнул.

– Конечно.

Драко ненавидел первые шаги, как, впрочем, и двадцатые, и сто пятые, если толком не знал, к чему они приведут, но он шагнул навстречу Поттеру, рядом с которым из тумана, откуда ни возьмись, появились Гермиона и Рон Уизли. Он уже повернулся, чтобы ретироваться, чтобы еще раз оставить все как есть, когда понял, что его окликнули.

– Малфой. – Поттер улыбнулся и протянул руку. Его подружка смотрела по сторонам, Уизли хмурился, ну да черт с ним, с этим Уизли. Драко сделал шаг вперед и коснулся руки Поттера. Сжал не сильно, но в ответ его пальцы стиснули так дружески, что он позабыл о своей растерянности.

– Здравствуйте. – Вот так, ни к кому толком не обращаясь.

– Здравствуй. Слышал от Невилла о твоей помолвке. Поздравляю.

Его ладонь как-то сама собой перекочевала в руку Гермионы Уизли. Она тоже улыбнулась.

– И мои поздравления прими.

– Спасибо.

– Малфой.

– Уизли. – И все же немного неловко, но от этого начинаешь верить, что с тобой это происходит. – Еще одни каникулы… – Должен же он что-то сказать.

Поттеру было явно тоже немного не по себе, но он, как и сам Драко, был доволен тем, что происходит.

– Точно. Эти маленькие оболтусы за неделю превращают мой мир в хаос, но как только возвращаются в школу, я начинаю по ним безумно скучать.

– И не говори, – согласилась Гермиона. – В следующем году и Лили с Хьюго уедут. Тогда нам не удастся побыть даже воскресными родителями.

– Меня не раздражает мой сын, – сказал Драко. – Просто мы все понимаем необходимость хорошего образования, и с разлукой приходится мириться.

– Он выставил нас какими-то придурками, – буркнул Рон. – Малфой, мы тоже любим своих детей, чтоб ты знал.

Драко фыркнул.

– А я в этом разве сомневался? Знаю, что любите.

Гермиона подышала на свои озябшие ладони.

– Холодно сегодня. – Она беззастенчиво засунула их в карман Поттеру. – Знаешь, мы так наслышаны о твоем сыне, Роза упоминает о нем в каждом письме. Может, нам стоит на каникулах куда то их сводить втроем с Алом?

– Я был бы не против прогулки, но, к сожалению, мы уезжаем на Рождество в Париж.

– Похоже, ты запланировал отличные праздники, – сказал Поттер. – Мы с Роном никогда не можем вырваться. Волшебники под хмельком слишком склонны к безумствам и хулиганству.

– Понимаю. – Он улыбнулся и зачем-то добавил: – Но если захотите, можете приехать к нам на пару дней. У моей семьи небольшой дом в предместье Парижа. Пара комнат для гостей найдется.

От отрицательного ответа его избавило замечание Рона Уизли:

– Поезд.

– Был рад встрече. Извините… – Он развернулся, чтобы вернуться к отцу.

– Я тоже был рад, Малфой.

Он кивнул, не понимая, почему ему так приятно было услышать эти слова от этого человека.

***

Гарри чувствовал себя очень спокойно. Его даже удивляло то, как хорошо все устроилось в его жизни. Принято считать, что безумные поступки непременно приводят к разочарованиям, но на этот раз его никто не заставлял каяться в грехах. «Это все слишком». Отличная формулировка, чтобы раз и навсегда решить, что это сумасшествие не для тебя. Вот, собственно, и все. Можно одеться вдвое быстрее, чем снимал с себя одежду, сказать что-то вроде: «Простите, что до меня так плохо доходят простые вещи. Нам на самом деле лучше не видеться и ничего не усложнять», и уйти, закрыв за собой дверь. Никаких резких хлопков и жестов напоказ. Может, он и не до конца разобрался в причинах, но вполне оценил масштаб возможных последствий. Они были не нужны, и с этим знанием стало удивительно просто жить. Уделять время дочери, улыбаться коллегам по работе, ждать возвращения сыновей из школы и просто жить, не думая о том, что выходило за рамки привычного положения вещей.

– Хорошо, шеф.

Все правильно. Упорядоченные отношения. Она просто приятельница, симпатичная коллега по работе, а не поверенный в каких-то невозможных дурацких вопросах. Если бы он еще мог стереть память Гермионе… И чего он тогда с ней разоткровенничался? Теперь паранойя шептала, что она смотрит на него с каким-то подозрением, так что для того, чтобы не обсуждать ничего лишнего, он даже разбавил ненадолго их дружную компанию Малфоем.

– Поезд. – Замечание Рона прервало обмен неловкими любезностями. Гарри в сопровождении друзей поспешил вдоль платформы, высматривая своих отпрысков.

– Пап! – в его объятья, спрыгнув со ступенек, бросился Ал.

– Здравствуй, сынок, – Гарри прижал его к себе. – Я очень скучал.

– И я, папочка.

Рон огляделся по сторонам.

– А где же наша Рози?

Мальчик немного смутился.

– В соседнем вагоне.

– Поссорились? – спросила проницательная Гермиона.

– Ага, немножко.

– Ну, мы пойдем тогда. Встретимся у выхода.

– Конечно. – Гарри взял сына за руку, чтобы не потерять его в толпе. – Ну а где твой брат?

Ал пожал плечами.

– Не знаю, папа. Но далеко быть не должен.

Вскоре Гарри действительно нашел своего второго отпрыска и немного поговорил с Ли Джорданом. Пока они погружали багаж детей на тележки, к ним подбежала Роза и отвела Альбуса в сторону. Они о чем-то шептались, и, судя по улыбкам, дети не собирались враждовать все каникулы. Недалеко от них стояли Малфои, и маленький Скорпиус то и дело бросал на друзей косые взгляды, чтобы, когда примирение состоится, подойти к друзьям и в полной мере вкусить его плоды.

– Сынок, нам пора. Я на машине. Припарковался где обычно.

– Я вас там подожду. – Непоседливый Джеймс тут же убежал куда-то вперед, толкая свою тележку. Гарри с сыном в сопровождении друзей и их дочки преодолели барьер. Он по инерции шагнул вперед, но почувствовал, что сын, пройдя пару шагов, замер, вынуждая его остановиться.

– Ал, ты мешаешь пройти.

Поттер обернулся, а сын, выпустив его ладонь, побежал в сторону. Причина такого его поведения стала Гарри понятна. На маггловской платформе стоял, раздраженно оглядываясь по сторонам, Северус Снейп. Для такого холодного дня профессор был одет слишком легко – в черную рубашку и расстегнутое тонкое пальто. Судя по небритым щекам и теням под глазами, спать он последние сутки, а то и несколько дней, вообще не ложился. Гарри понял, что чувствует свою вину, правда, он не совсем понимал, за что именно, но было что-то неправильное в том, что у него на душе так спокойно, а Снейп выглядит взвинченным и взволнованным.

– Он-то что здесь делает? – недоуменно спросил Рон.

– Ребята, я сейчас пришлю вам Ала, и вы подождите меня у машины, ладно?

– Хорошо, – сказала Гермиона, опережая возможные вопросы.

– Я тоже хочу поздороваться с профессором, – заныла Роза, подергав ее за рукав.

– В другой раз, детка. Дяде Гарри нужно с ним поговорить.

Вообще-то, в этом не было никакой необходимости, но Поттер пошел к Снейпу, недоумевая, что привело того на вокзал. Они же пришли к однозначному выводу, что обсуждать им совершенно нечего.

– Вот как... Значит, вы переехали? – грустно сказал его сын. – А я так рассчитывал, что мы поговорим. У меня так много вопросов накопилось.

Снейп пожал плечами.

– Ты можешь, как обычно, мне написать.

– Это не то же самое, что поговорить. Я так ждал этих каникул…

– Тогда, думаю, мне придется отпустить тебя в гости к профессору, когда у него будет время с тобой поболтать. – Снейп на него взглянул, и Гарри улыбнулся. Это получилось у него почти легко. – Здравствуйте.

Снейп едва коснулся его руки своей защищенной перчаткой ладонью.

– Поттер.

Гарри обернулся к сыну.

– Беги к тете с дядей, мне нужно сказать профессору несколько слов.

Ал помахал рукой.

– До встречи, мистер Снейп.

– Да, – кивнул профессор.

Поттер взял его под локоть, увлекая дальше по платформе. Как ни странно, сопротивления не последовало.

– Зачем вы пришли?

– Я не обязан отчитываться...

– Да бросьте вы это. Я же нормально спросил.

Профессор сдался.

– Хотел сам сказать вашему ребенку о переезде. В конце концов, это было моим собственным решением. Дети любопытны, я не хотел, чтобы он подумал, что мы в ссоре, и стал искать причину.

– Спасибо. За такое решение мне остается только поблагодарить.

– Я так поступил ради собственного спокойствия. Может, наконец, скажете, куда мы идем?

Гарри задумался: «И правда, куда?». Он огляделся по сторонам в попытке придумать достойный ответ. Взгляд почему-то задержался на переходе, табличка на котором свидетельствовала, что он приведет в зал ожидания, в котором имеется мужской туалет. Снейп заметил, куда он смотрит, и на его лице отразилась весьма забавная смесь паники с отвращением.

– Вы в своем уме?

– Нет, конечно. – Гарри пытался донести до профессора то, что ни о чем таком он, собственно, и не думал, и вообще ему хорошо, спокойно, а тараканы в голове, похоже, наконец, разбежались. Но свою мысль он донес как-то чертовски неверно.

– По крайней мере, честно, – хмыкнул профессор и, толкнув его за одну из бетонных перегородок между платформами, достал волшебную палочку.

***

От начала и до конца все заняло двадцать минут. Стены маленькой прихожей в доме Невилла целомудренно вздрагивали от концентрации порочности всего происходящего на один квадратный метр. Катастрофическая нехватка времени давала о себе знать. Одежда летела на пол, они падали на нее сверху, отчаянно целуясь, сталкиваясь локтями… Снейп шипел от боли, Гарри отчаянно ругался, когда ему на голову свалился какой-то зонтик, но ни один из них не мог этого прекратить.

– Некогда. – Он дернул за язычок молнии на брюках Снейпа так сильно, что оторвал его. – Черт!

– Магия.

– Ну да. – Один взмах палочки оставил Снейпа без штанов. Стянув его трусы до колен, Поттер на секунду опомнился. Все же он не был опытен в сексе с мужчинами, чтобы вот так, без подготовки… Но у него была эрекция, не меньшая, чем у прижатого им к полу профессора. Он медленно облизал губы. Ему никогда и голову не приходило, что он захочет попробовать что-то подобное, но отчего-то вдруг мысль взять в рот у Снейпа показалась ему отличной идеей. Настолько хорошей, что он не стал откладывать ее в долгий ящик и, наклонившись, провел языком от основания члена до головки. Взял ее в рот, проанализировал свои ощущения, поняв, что никакого отвращения не испытывает, попробовал протолкнуть ее глубже к горлу, закашлялся, но стон Снейпа определенно стоил того, чтобы довести дело до конца.

– Нравится? – Он отстранился, восстанавливая дыхание и лаская член своего любовника рукой.

Ответа не последовало. Снейп молча лежал, прикрыв глаза рукой. Его закушенная нижняя губа и резкая складка между бровями свидетельствовали, что он в полной мере наслаждается происходящим. Гарри не знал, что возбуждает его больше – невозможность, дикость всего происходящего или та власть, что он в состоянии сейчас обрести над этим непостижимым человеком. Никогда раньше он не рассматривал секс как процесс борьбы, обмена взаимной злостью, какими-то накопившимися за долгие годы упреками, но ведь именно так у них сейчас все и происходило. Они оба толкались на грани, которая называется сумасшествием. Их близость таила в себе сплошные упреки.

Гарри вернулся к прерванному занятию. У него не все получалось, но Снейп вскоре тяжело задышал, его руки, все еще скрытые перчатками, зарылись ему в волосы, гладя их, разрываясь между желанием оттолкнуть и приблизить.

– Я сейчас…

Поттер отстранился, продолжая ласкать член Снейпа рукой, пока вязкое семя не брызнуло на его ладонь. Профессор приподнялся и, достав из кармана носовой платок, протянул ему. Гарри вытер руку и снова почувствовал приступ неловкости, который, впрочем, продлился недолго. Снейпа можно было счесть каким угодно, но не неблагодарным. Мягким толчком он опрокинул Гарри на пол и поцеловал в губы, медленно, беспечно, пока его ловкие пальцы справлялись с застежкой брюк, потом Снейп переместился вниз, и ощущение тяжелых волос, скользнувших по обнаженному животу, показалось Поттеру волшебным. Он закрыл глаза, позволяя мыслям путаться. Может, профессор и был таким же неопытным, как и он сам, но интуитивно выбирал чарующие сочетания от поглаживаний языком и прикосновений пальцами к мошонке. Гарри беззастенчиво стонал, толкая бедрами, и парой особенно резких движений заслужил шлепок по бедру. Когда в ушах зашумело от накатывающего приближения разрядки, он тоже попытался отстранить Снейпа, но тот лишь хмыкнул и плотнее обхватил его член губами, стараясь превзойти Поттера в этом их странном поединке. Мысль о том, что он сейчас изольется в этот ядовитый рот, сделала оргазм Гарри еще острее.

А потом… Потом все, как обычно, было совершенно безумно и ни капельки не понятно. Он отстранил Снейпа и вскочил, в панике глядя на часы и поспешно одеваясь. Профессор сел на пол и, вытащив из-под себя пальто, протянул его Поттеру.

– Нам лучше не видеться вовсе.

Гарри был с этим совершенно согласен.

– Вы правы. Тем более, кажется, никаких разумных причин для встреч у нас больше нет.

– Нет. – Снейп обыскал собственное пальто и достал свои сигареты. Сунул одну из них в рот и, глядя, как Гарри мечется перед зеркалом, пытаясь хоть немного пригладить волосы, почти выкрикнул: – Да уйдете вы, наконец?!

Поттера эта эмоциональная вспышка немного удивила, но он кивнул.

– Конечно. Значит, мы договорились?

– Да. Проваливайте уже…

Выйдя на улицу, он испытал нерациональное желание хоть на минутку вернуться в дом и спросить, что же так взбесило Снейпа. Неужели тот хотел, чтобы он остался еще ненадолго? Нет. Ведь нет же? Такого просто не могло быть.

На стоянке Рон уже заметно нервничал.

– Гарри, ну сколько можно?

– Простите.

Он полез за ключами от машины, а друг, совершенно неправильно оценив его растрепанный внешний вид, тихо поинтересовался:

– Подрались, что ли?

Гарри соврал:

– Немного.

Гермиона ничего не сказала, только когда он уже возился с замком, подошла и поправила его шарф. Прикосновение ее пальцев к шее вызвало легкое ноющее ощущение, свидетельствовавшее, что дома ему первым делам стоит пойти в ванную и скрыть следы своих преступлений, а потом приложить все силы, чтобы их больше не было. Гарри многое пережил. Он знал, что такое сложные решения, и верил, что справится с очередной проблемой. Всего лишь еще одна война, только на этот раз – очень личная.