Глава 24
«Сильные чувства». За этими словами обычно следовал короткий список из трех имен – и все. Далее нужно было поставить жирную точку. Нет, когда-то, в его прошлой жизни, были и другие: гнев, восторг, бессилие и боль, но эти времена, казалось, навсегда остались в прошлом. Или нет? Он презирал себя за то, что не умер тогда с Нарциссой. Когда все мертво, резать нужно сразу, пока ничто не забилось в груди в робкой попытке ожить и не появились новые слова и новые строки на его изрядно потрепанном судьбой пергаменте. Он проявлял слабость. Он позволял ее себе, стараясь не изучать, что же за откровение такое там начертано. Это было не так уж сложно. Лгать себе легко, когда причина такой лжи достаточно веская, но ведь не мог же он на самом деле признать…
Письма. Десятки писем от ничтожеств, что когда-то боролись за его улыбку, а потом захлопнули перед его семьей двери своих домов. Некоторых он за это даже уважал. Тех, кто даже в поражении пользовался в качестве причины такого поведения своей гордыней: «Предатель». Это он мог понять, но не прощал тех, кто жил на его золото, стыдливо отвернувшихся с неуверенными извинениями из-за того, что его деньги, видите ли, были названы грязными официально. Прохиндеи, мздоимцы, лжецы… Сколько услуг он им оказал, сколько постов организовал, и ради чего? Этих сомкнутых створок? Но и они были достойны презрения в меньшей степени, чем те, кого он когда-то приблизил, наделил пусть малым, но доверием. Лицемеры, гнилые изнутри, садисты, желающие оплевать трон своего поверженного хозяина. Вот они все… Вот где.
Люциус медленно перебрал письма еще раз. Они будто согревали ладони. Он почти забыл, как упоительна может быть власть. Малфой смел утверждать, что у его жизни больше нет цены, но она нашлась. Джордж Уизли ее нашел, сам того не желая, не понимая, что подобрал ключ к его ядовитой душе. Месть… Это такое упоительное чувство – не прощать. Вспоминать каждый грех, коллекционировать врагов как редкие вина и медленно, день ото дня, пить их по глотку.
– Я хочу купить себе замок, – сказал Джордж Уизли, проигнорировав тот факт, что Малфой мучился похмельем и не был настроен вести светскую беседу.
– Какое я имею к этому отношение?
– Прямое. Ты же знаешь, у кого в этой стране есть стоящие мавзолеи. Составь список.
– Фамильные замки редко продаются.
Уизли хмыкнул.
– Это когда не знаешь, как заставить продать. Список пиши.
Люциус написал. Ему все равно было нечем заняться, и этот приказ его хозяина был, по крайней мере, логичен. Вечером Джордж взглянул на список.
– Так мало?
Малфой пояснил:
– Это те, что уже вышли из майората.
– Хорошо. – Он не понимал мотивов Джорджа но тот заметил: – Поработаешь на меня. Нечего целыми днями шляться неизвестно с кем. Не желаю, что бы ты обрюзг и спился до истечения нашего контракта. Завтра пришлю тебе бумаги из Гринготтса с финансовыми отчетами о состоянии дел в этих семействах. Выбери тех, у кого самые уязвимые позиции. Если ничего не найдешь – что ж, просто переплачу.
Документы Люциус просматривать взялся. Его не интересовало, почему Уизли так навязчиво желает приобрести весьма специфическую недвижимость. Не могло у него возникнуть любопытства касательно его дел. Возникло нечто совсем иное. Если замки он перечислял исключительно попредметно, вспоминая их архитектуру и историю, то фамилии их владельцев и их досье вызвали у него целый ряд неприятных воспоминаний. Одно имя задело особенно – Натан Нотт. Он помнил его еще со школы: древняя, но порядком подпорченная мезальянсами кровь, скользкий тип, но всегда любезный, всегда стремящийся угодить. Малфой с помощью своих связей помог ему купить должность в министерстве. Услуга была, конечно, не бескорыстной, но никаких причин быть недовольными друг другом у них не было. После падения Темного Лорда Нотт неплохо устроился, женив своего сына на дочери одного из судей Визенгамота. Нет, свое место он, конечно, не сохранил, но благодаря тому, что у его отпрыска была хорошая должность, приобрел массу возможностей. Когда из-за болезни Нарциссы Люциус вынужден был распродавать имущество, он вспомнил о Натане. Тот коллекционировал антиквариат, но прожженным дельцом не был, скорее, коллекционером. Малфой рассчитывал предложить честную сделку, полагая потерять в деньгах меньше, чем имея дело со скупщиками. Нотт его принял, повел себя дружелюбно, расспросил о делах, посочувствовал, и они обо всем договорились. Увы, на следующий день он получил письмо о том, что обстоятельства изменились, и предложением снизить цену вдвое. Разумеется, он ответил категорическим отказом, но уже к вечеру выяснил, что почти все оценщики в Англии осведомлены о его бедственном положении и предлагают за мебель и картины такие ничтожные суммы, что он и рассматривать бы их не стал, будь у него время и не нуждайся он так в деньгах. Люциус связался с Натаном и устроил ему скандал, но тот лишь гаденько улыбался в ответ. Тогда Малфой понял: дело было даже не в деньгах. Человек, всю жизнь пресмыкавшийся перед ним, о чем его, собственно, никто не просил, таким образом мстил, тешил свое эго, требуя от него смирения. Люциус должен был униженно просить свое в качестве подачки. И он просил, торговался. Забота о Циссе не оставила ему права на гордость. Странно было то, что сейчас он так хорошо вспомнил вкус того унижения, и кровь в венах предательски закипела. Малфой видел возможность нанести ответный удар, предвкушал его, понимая, что не пройдет мимо. Пусть Нарцисса простит его, но если он обязан жить без нее, то почему бы не потратить свою жизнь на то, что принесет ему… Не радость, его же, кажется, уже ничто не могло радовать. Но хотя бы удовлетворение.
– Вот этот вариант мне кажется самым лучшим. Замку более тысячи лет, но его в прошлом веке полностью реставрировали. Также к нему приписаны обширные угодья. Это хорошее вложение средств.
– Конюшни есть?
Уизли даже не взглянул на колдографии. Он ел яичницу с беконом и запивал пивом. Его манеры и пристрастия Малфоя иногда дико раздражали, и он упрекал себя за подобные мысли. Собственно, какого черта что-то в Уизли вызывает в нем эмоции, пусть даже негативные?
– Отменные, на тридцать стойл.
– Кто владеет?
– Нотты.
– Они его продают?
– Нет, но в отчетах ваших партнеров-гоблинов есть кое-что интересное. Нотт задолжал Гринготтсу очень солидную сумму именно под обеспечение недвижимостью.
– И не может отдать?
Он пожал плечами.
– Теоретически, может. – Люциус снова заглянул в документы. – У Натана Нотта огромная коллекция антиквариата, он страстный собиратель и именно на свое маленькое хобби постоянно занимает деньги. Продай он свою коллекцию – заплатит все долги.
Уизли поинтересовался:
– Так в чем фишка?
Люциус невольно усмехнулся.
– Это если он сможет ее продать в короткие сроки и выгодно. Его сроки возврата займа истекают через неделю. Гоблины уже три раза продлевали договор, продлят и в четвертый. Нотт – выгодный клиент, но, полагаю, вы как совладелец банка для них в сотню раз приоритетнее. Они могут потребовать вернуть долг, а если в то же время среди ростовщиков и коллекционеров поползет слух, что у Натана Нотта безвыходное положение и деньги ему нужны срочно, он не продаст свою коллекцию и за полцены. Учитывая его привязанность к ней… Поверь, он скорее расстанется с замком.
Малфой наконец взглянул на своего безумного владельца. Тот задумчиво потирал нижнюю губу, но было в его глазах что-то такое… Люциус пытался подобрать слова, но нашел лишь одно: триумф. Его смысл был ему совершенно непонятен.
– С банком я улажу, мои помощники займутся слухами. Мне подходит этот вариант. Скажу, чтобы отчитывались перед тобой, как все проходит, а ты держи меня в курсе.
Нужно было отказаться. Его же это не касалось… Но интерес был, и Люциус не смог его отрицать.
– Хорошо.
Уизли встал, швырнув салфетку, но, проходя мимо Люциуса, остановился и неожиданно обнял его сзади за плечи.
– А коллекция у него действительно хорошая?
– Восхитительная, – признал Люциус. В конце концов, большая часть предметов в ней когда-то принадлежала ему.
– Ну и нафига мне замок без мебели и картин? Ты подумай о том, как нам получить все. Считай, что я делаю тебе коммерческое предложение: чем больше от реальной стоимости покупки я сэкономлю, тем больший процент от сделки получишь ты. Подумай, твоя семья по окончании нашего сотрудничества может получить намного больше пяти миллионов. Как тебе такой расклад, Малфой? Ты же знаешь, что денег много не бывает? В конце концов, у тебя когда-то была репутация ловкого изворотливого ублюдка, и то, что тебе сейчас так дерьмово со мною жить, – не повод тратить время впустую. Не так ли?
Как ни странно, все было именно так. Старые навыки манипулировать людьми возвращались удивительно легко. Он испытывал странное удовольствие от происходящего. Когда-то неповоротливый, не умеющий предугадывать все на три хода вперед Нотт заставил его унижаться? Что ж, Люциус, в отличие от него, прекрасно умел считать. Он ночами не спал, просчитывая всевозможные варианты, и так часто связывался с поверенными Уизли, что практически оккупировал его домашний кабинет.
– Твою мать, просто прикажи, чтобы тебе поставили еще один стол, – распорядился хмурый Джордж, когда при его появлении Люциус вынужден был в очередной раз собирать свои бумаги, оправдывая свое покушение на чужую территорию тем, что в этой квартире был всего один камин. – Переедем – сделаем тебе собственный офис. В спальне. При таком азарте единственный шанс заняться в этом доме сексом у меня будет только тогда, когда ты нагнешься во время очередных переговоров.
Люциусу не понравилось замечание. Насчет стола он распорядился, а ночью трахнул Уизли исключительно для того, чтобы не мешал спокойно вести дела своими неуместными упреками.
«Трахнул Уизли». Словосочетание из разряда того, о чем не стоит упоминать. Жаль, что слова поддаются контролю лучше, чем мысли, а не упоминать и не думать – настолько разные вещи. Думать приходится. Без права на какое-либо сравнение, просто потому, что для него думать и дышать – похоже, одинаковые составляющие бытия. Люциус уже не пытался осмыслить, когда и зачем его ночи так изменили температуру, став жаркими. Война с фактами – глупое занятие. Единственное, в чем он позволил себе попытаться разобраться, – это почему каждое утро он чувствовал себя таким растерянным. Компромиссы. В них был и вкус, и смысл. Ему удалось с собой договориться. Были определенные физические реакции без тени каких-либо чувств, и он даже подумал, что это неплохо. Любой человек, способный вызвать у него что-то, помимо раздражения, стал бы проклятием, еще одной огромной виной перед Циссой. Но ведь Уизли не мог претендовать ни на какое соперничество с воспоминаниями о ней! Это единственное, что его извиняло. Просто последняя плата по счетам. Утомительная работа.
Малфой не знал, когда появилось это сухое, как шорох старых пергаментов, искушение. Просто в какой-то миг он назвал про себя этого человека Джорджем – и что-то изменилось.
***
– Это чертово приглашение принесли на двоих.
Он сухо поинтересовался:
– Я должен что-то узнать о предстоящем…
– Заткнись. – Уизли выглядел раздраженным. – Это всего лишь день рождения племянницы. Зайдем, выпьем что-нибудь и свалим как можно быстрее.
Было заметно, что ему не хочется идти. Еще Люциус совершенно не понимал, зачем ему там понадобился он сам. Одно дело, когда свою обиду на мир ты выплескиваешь на чужих людей, и совсем другое – когда заставляешь страдать свою семью. Никогда не испытывая особого почтения к клану Уизли, он впервые задумался что они чувствуют по отношению друг к другу. Их же так много, нет такого сердца, которого хватит на всех.
Вечеринка, устроенная Биллом и Флер для дочери, напомнила ему те приемы, которые устраивали они с Нарциссой, когда Драко был маленьким. Все было хорошо организовано, для детей и подростков были предусмотрены развлечения, для взрослых – свободное времяпрепровождение с легкими закусками. Никакого общего застолья и демонстрации семейственности. Не желавшие общаться между собой могли просто разойтись по разным углам гостиной. Его поразило то, что Уизли, никогда не смущавшегося и не проявлявшего сдержанности, в присутствии родни разве что не трясло.
Они поприветствовали хозяев, вручили имениннице дорогой браслет. Люциус с вежливым равнодушием отделался от улыбок Флер, резкого взгляда и короткого рукопожатия ее мужа и позволил Уизли вытащить его в сад, вместо того чтобы пройти в гостиную. Джордж сел верхом на большую куклу садового гнома, уже облаченную в рождественский колпак, и закурил, глядя на покрытый мокрым снегом ухоженный двор.
– Ну, часик поторчим тут и уходим.
Люциус прислонился к стене дома, скрестив на груди руки. Если это было всем, что входило в его обязанности, вечер можно было охарактеризовать как терпимый. Однако долго ему так думать не пришлось.
– Джордж.
Уизли отшвырнул сигарету в сторону, но к двери не повернулся.
– Привет, мам.
Молли Уизли сделала шаг к нему, но затем остановилась.
– Я даже не знаю, радоваться мне, что ты пришел, или опасаться очередного скандала.
Джордж пожал печами.
– Один гребаный раз я могу вести себя прилично.
– Ну, тогда для начала перестань выражаться. В доме полно детей.
Уизли комично огляделся по сторонам.
– Да вроде нет тут ни одного ребенка. Люциус, ты же у нас совершеннолетний? – Кажется, он намеренно переключил на него внимание матери. Молли обернулась.
– Мистер Малфой.
Он слегка склонил голову.
– Миссис Уизли.
Она постарела и внешне, и как-то внутренне. Даже если он всегда называл странный боевой дух этих людей глупостью, то хотя бы не мог отрицать, что он был… А сейчас Молли Уизли казалась какой-то серой изнутри. Таким серым бывает пепел. Эта женщина перегорела.
– Думаю, вы понимаете, что никто не рад видеть вас в этом доме.
– Я рад, – огрызнулся Джордж. – А Флер его, между прочим, пригласила.
Старуха Уизли сочла своим долгом поспорить.
– Флер не всегда совершает обдуманные поступки. Тебя, сын, к сожалению, это тоже касается. Никогда не могла подумать, что из всех людей в мире ты свяжешься с бывшим Пожирателем Смерти. Такие, как он, убили… – На ее глазах выступили слезы, и Джордж Уизли, зло обернувшись, захлебнулся ими. Его смуглое худое лицо сделалось беспомощным и совершенно несчастным.
– Мама…
Люциус вдруг отчетливо понял, что совершил огромную ошибку. Он позволил контролировать свою жизнь больному обиженному ребенку. Джордж Уизли не был взбалмошным злым демоном – он оказался всего лишь мальчишкой, которому очень больно, вот он и крушит все вокруг в попытке хоть немного унять свою скорбь, приблизить мир к тому опустошению, что царит в его душе. Именно так он в состоянии жить, ради этой бестолковой, но очень любимой им женщины, вот только она не понимает, от чего просит его отказаться. Не может постичь своими куриными мозгами, что уничтожает своего ребенка, отказывая ему в понимании.
Малфой был хорошим отцом, небезупречным, совершавшим ошибки, но хорошим. Жизнь его сына стоила для Люциуса больше, чем что бы то ни было. Честь, гордыня, приличия не шли с этим сокровищем ни в какое сравнение, и даже память о Нарциссе… Глядя на мать и сына Уизли, он понял, что обязан наконец принять единственно верное решение. Он же не хочет быть жестоким по отношению к своему ребенку, а значит, ему придется заставить Нарциссу подождать. Как бы тяжело ни было, ведь таков, по сути, родительский долг. Он делает собственные интересы вторичными.
– Миссис Уизли, вы, кажется, сами не хотели скандала. – Он не ожидал от себя такого поведения, не ожидал, что испытает к Джорджу такой прилив жалости. – Тогда извините, но я не понимаю, почему именно вы его устраиваете? Мы приглашены, и по каким бы причинам ваша невестка так не поступила, мы останемся.
Его ладонь опустилась на худое плечо, и Люциус отчетливо осознал свою власть. Он мог управлять судьбой этого человека, мог внести его в список врагов и превратить его жизнь в ад, и однажды он, возможно, захочет именно так и поступить, но какая же радость в том, чтобы измываться над больной побитой собакой? Противник должен быть силен и достоин поединка. Значит, чтобы покончить с Уизли раз и навсегда, он сделает его сильным.
Похоже, у миссис Уизли был только один весомый аргумент.
– Как ты можешь, Джордж. Что бы сказал…
– Он мертв! – Человека, плечо которого он сжимал, ощутимо трясло. – Думаешь, я хоть на секунду способен забыть об этом? Думаешь, то, что я буду вести себя, по вашему гребаному мнению, достойно, что-то изменит? Ты вернешь мне Фреда, мама, если я сейчас прикончу Малфоя? Хочешь, убью сотню бывших Пожирателей Смерти? Сотни мало – тогда всех? Я всех их могу уложить в гробы, но это не повернет время вспять. Ничего не повернет его вспять! Снова оказаться с ним я могу только одним способом. Думаешь, я слишком труслив для этого? Нет, не слишком. Только ведь ты мне не простишь, а я не хочу…
Кажется, слова у Уизли кончились. Он резко развернулся, но это привело лишь к тому, что его переполненные отчаяньем глаза встретили взгляд Малфоя. Это был спонтанный поступок, и позже Люциус никак не мог его себе объяснить, но он медленно взял лицо Джорджа в ладони и поцеловал в его лоб, как целовал в детстве Драко, когда тот болел.
– Тихо… Тебе не должно быть стыдно за то, что больно. За то, что ты живешь со своим горем так, как умеешь. Не перед нею, она же твоя мать.
У Молли Уизли дрожали губы.
– Я не прошу его стыдиться этого. Живет как умеет? А он живет? Это, то, что с вами, – жизнь? Может, ему просто пора прекратить делать всем вокруг больно, прикрываясь памятью брата? Мы все скорбим о нем, но мы не бьем друг друга в своем горе.
Он усмехнулся.
– Конечно, для битья у вас есть Джордж. Его, наверное, куда проще отчитывать, чем постараться понять. Принять тот выбор, что он, по крайней мере, старается сделать.
– Не спорь с ней, – Джордж сжал в кулаке ткань его мантии. – Не наезжай на мою маму. – Уже тише он добавил: – Она все равно тебя не услышит. Просто давай уйдем отсюда. Дурацкая была идея прийти.
– Как скажешь, – он рывком прижал Уизли к себе для совместной аппарации. – Извинитесь за нас перед именинницей. Надеюсь только, что вы не станете вешать на Джорджа всю вину за наш поспешный уход и честно признаете, что это было вашим решением. И что вы сделали все возможное, чтобы даже со мной ему было проще и спокойнее, чем со всем вашим семейством вместе взятым.
– Не наезжай…
– Я понял.
Малфой аппарировал, но это не поставило точку на том безумном дне. Когда они оказались дома, Уизли отстранился и спросил:
– Тебе надо работать?
– Да, есть пара вопросов, которые я хотел бы урегулировать.
– Тогда кабинет в твоем полном распоряжении. Я буду в спальне, пусть ко мне никто не суется.
– Хорошо.
Люциус легко согласился. Он и так за этот день перевыполнил на несколько лет вперед программу по собственному интересу к чужой жизни, но переключиться на дела не получалось. Он смотрел в документы, но его мысли постоянно были заняты другим. Поняв, что бороться с собой бессмысленно, он вызвал Джонатана.
– Поставьте кого-то из охраны у спальни. Если услышите подозрительный шум…
– Уже, – сказал начальник службы безопасности. – Но шум – это нормально, мистер Малфой. Он всегда после встречи с семьей напивается и крушит мебель. Вот и сейчас…
– Ясно. Если вдруг станет тихо, дайте мне знать.
– Хорошо, но я, если что, сам проверю, несмотря на приказ не беспокоить. Он может быть последней сволочью, но когда немного привыкнешь, становится чертовски сложно желать ему зла. Мы все в той или иной степени заботимся о нем.
– Тогда это все. Спасибо.
Люциус заставил себя провести в кабинете весь остаток дня. Он даже поужинал в одиночестве, убеждая себя, что ему нет никакого дела до безумия Джорджа Уизли. Только в спальню все же пошел раньше обычного, отрицая, что его усталость скорее искусственная, чем искренняя.
В комнате был полный бардак. Все было сломано, причем не без помощи магии. Уизли сидел на заваленном мусором белоснежном ковре. Рядом валялась уже пустая бутылка. Он поднял на Малфоя совершенно пьяные глаза.
– Спать будем в комнате для гостей.
– Это уже очевидно. Надеюсь, гардеробная не пострадала?
– Не знаю, – честно признался Джордж. – Я уже нифига ни о чем не знаю.
Люциус не стал вдаваться в смысл этих слов. Он пошел в гардеробную, до которой Уизли все же не добрался, и взял две пижамы. Когда вернулся в спальню, ничего не изменилось, Джордж все так же сидел на полу, только в комнате было холодно, потому что он взмахом палочки распахнул дверь на балкон.
– Спать.
Приблизившись, Люциус с некоторой брезгливостью положил руку на плечо Уизли. Почему с брезгливостью? В этом была некая досада. Он не выносил жалких людей, будивших в нем что-то похожее на сопереживание, потому что совершенно не представлял, что ему с ними делать. Утешать чужих или чуждых он не умел.
Джордж Уизли вместо того, чтобы последовать его мудрому совету, растянулся на ковре, глядя в потолок. Его неловкие движения взметнули вверх кучу перьев из разорванных подушек, и ветер с улицы подхватил их, закружив вокруг него. Это было красиво. Малфой протянул руку, чтобы потрогать эту красоту. Только она была не в пляске белых пушинок. Не в причудливых воздушных потоках… Медленно он провел пальцами по шраму Уизли. Ощутил сухое русло зарубцевавшейся плоти. На Малфое жизнь не оставила ни единой отметины. Люциус об этом сожалел. Ему бы тоже хотелось, чтобы память порой была осязаема. Вот так… Чтобы кто-то мог потрогать его собственное горе. Он бы разозлился, проклял покусившегося, но важен был бы только сам повод так поступить. У Уизли его, похоже, не было, потому что он накрыл его руку ладонью, словно проклиная этим своим уродством, заставляя его принять.
– Я люблю тебя. Из-за тебя я стал совсем долбанутым... Мне жить хочется. Не как-то, а с тобой. И это мне из себя не выжечь и не вытрахать, я даже пропить это гребаное желание не могу. Ну какого хрена ты такой…
– Какой?
– Ядовитый.
Люциус улыбнулся. Не хотел, но так получилось. Яркие глаза Уизли на его смуглом лице, прожаренном по каким-то немыслимым маггловским технологиям, были такими растерянными, что отреагировать иначе у него не вышло.
– Завтра будет новый день. Не такой безумный. И слов этих в нем не будет, они такие глупые, что не нужно им места.
– А если дело не в виски? Если я не лгу?
– Тогда ты самый большой дурак из всех, кого мне доводилось встречать. А я не думаю, что ты идиот. Мне бы хотелось, но нет, я так не думаю.
Уизли расхохотался.
– Охренительное положение вещей. Значит, я должен быть рациональным и взять свои слова назад, потому что придурок никогда тебя не получит? Но умный тебя даже не захочет… Что же ты за сука такая, Малфой? Ну какого хрена ты все так для меня усложняешь? Думаешь, легко справляться со всем этим? Ну почему из всех людей в мире – ты, а?
– А почему я вообще должен что-то думать о вас? Почему бы мне просто не быть самому по себе?
– Не знаю, просто мне так хочется.
– Не все желания можно осуществить.
Джордж кивнул.
– Не все, но парочку я все же попробую. – Он потянул Люциуса за руку на себя. – Знаешь, черт с ним со всем. Со мной, с тобой, с гостевой спальней. Поцелуй меня.
Люциус поцеловал, не уточняя, приказ это или нет. У Джорджа Уизли были сильные руки, тонкие и загорелые, они могли бы показаться даже изящными, если бы из их захвата можно было так просто найти выход. От него пахло виски и чем-то очень кислым… Должно быть, одиночеством. Странно, но этот запах Малфоя совсем не раздражал. В нем было что-то гармоничное. Какое-то ограничение, словно то, что происходило в этой спальне с ними, практически не касалось их обычного мира, в котором каждый был сам по себе, наедине с бесчувственными холодными звездами или, как выражался его любовник, «тараканами». Любовник… Пришедшее на ум слово показалось таким нелепым применительно к Уизли, что Люциус усмехнулся, прерывая поцелуй.
– Ты мне не любовник.
Уизли смотрел на него озадаченно.
– И это значит, что я сейчас не получу твой член?
– Нет, не значит.
– Ну, тогда меня все устраивает.
Утро все расставило по своим местам, и был Нотт со своим замком, униженный, явившийся на поклон Нотт. Как это было хорошо, как привычно… Он не хотел останавливаться. Ему нужны были арабские скакуны Забини и коллекция холодного оружия Мальсиберов. О, у Люциуса накопилось много вопросов к бывшим друзьям… Все они теперь были в его руках. Разложенные по конвертам жалкие просители. Милорд Малфой возвращался на Олимп влиятельных и могущественных, но, к сожалению, ни на миг не мог забыть, кому он всем этим обязан. А еще он не понимал, почему, если все устраивает Уизли, что-то навязчиво беспокоит его самого?
***
«Привет, Скорпиус.
Больше всего на свете я хотела бы оказаться рядом с тобой в Париже. Хотя, в общем-то, мне даже все равно, где. Я бы и на Луну полетела, если бы могла оказаться подальше от мамы с папой. Дядя Невилл говорил, что, возможно, для меня ничего не изменится. Он, конечно, добрый, но ничего не понимает в жизни. Все ужасно, так плохо, что мне постоянно хочется на кого-то накричать.
Родители поговорили со мной и Хью в первый же вечер. Сказали глупость, мол, они больше не будут жить вместе, но навсегда останутся нашими любящими папой и мамой. Хьюго промолчал. Мне кажется, брат уже о чем-то догадывался, но воспринял это так спокойно, что я чуть не пнула его. Неужели он не понимает, что они все врут? Ничего не будет как раньше! Я спросила родителей, как они могут с нами так поступать, а мама сказала, что ничего дурного в этом нет. Что мы с Хью однажды вырастем и поймем, что чувства порой связывают людей не навсегда. Но они с папой счастливы, что жили вместе, потому что у них есть мы – то, что навсегда связало их друг с другом.
– Если навсегда, мам, то почему вы не останетесь вместе ради нас?
Папа нахмурился и спросил:
– Роза, ты считаешь, мы не вправе стать немного счастливей?
Я только заплакала и стала просить, чтобы они позволили мне уехать с тобой. Мама не разрешила, сказала, что Рождество – это семейный праздник, и мы встретим его всей семьей. Папа каждый день приходит с работы к нам. Мы все гуляем или смотрим телевизор, мама не так занята, как раньше, но все это не по-настоящему. Вечером папа уходит к тем людям, и мне очень одиноко. Я все еще сержусь на маму, а Хью со мной не разговаривает, после того как я на него накричала.
Роза»
***
«Привет.
Хотел тебя утешить, даже решил написать, что хуже разведенных могут быть только неистово влюбленные родители, но все не так плохо. Мисс Гарпия очень добра ко мне, но уже не так непомерно, как раньше, во всем поощряет. Она часто одна ходит по магазинам, чтобы дать мне возможность провести время с папой, и тогда мы гуляем по колдовскому кварталу или просто играем дома в шахматы.
Я купил всю ту ерунду, список с которой ты мне прислала, но единственная причина, по которой я зашел в тот ужасный девчачий магазин, – это желание тебя поддержать. Отправляю все покупки вместе с подарком на Рождество. Знаю, что заранее не вручают, но может, он тебе пригодится. Говорят, когда людям очень грустно – проще записать свои мысли на бумаге, чтобы потом взглянуть на них со стороны. Так что мой подарок тебе – дневник. Я купил такие же нам с Алом, ведь хорошие мысли тоже надо запоминать. Так мне будет проще рассказать тебе о своей поездке. Обещаю записывать обо всем интересном, что увижу.
Скорпиус»
***
«Привет, Ал.
Надеюсь, ты уже не злишься на меня из-за ссоры в поезде. У меня было тогда просто плохое настроение, если честно, я уже даже не помню, почему. Ты же знаешь, со мной бывает, что я хандрю безо всякой на то причины.
Каникулы проходят хорошо. Надеюсь, у тебя тоже все в порядке, чего не скажешь о Розе. Она написала мне очень грустное письмо, но я уверен, ты сможешь ее хоть немного подбодрить. Посылаю подарок, знаю, что рановато, но не мог же я отправить ей и забыть про тебя.
Скорпиус».
***
«Привет, Скорпиус.
Спасибо тебе за подарок! С Розой мы увидимся на празднике у бабушки и, скорее всего, снова поссоримся. Ага, мы уже успели. На следующий день после приезда я попросил папу отвести меня к ней, чтобы узнать, как дела, а он сказал, что я уже не маленький, и разрешил самому пользоваться камином. Джеймсу он не позволяет, хотя тот старше, потому что говорит, что не знает, куда того занесет.
Так вот, я пошел к Розе и, скажу тебе честно, она ведет себя отвратительно. Ее родители стараются ради них с братом, может быть, даже слишком, но она не хочет даже попытаться их понять. Я ей все это высказал, и мы поссорились. Знаю, что это ненадолго и скоро мы снова помиримся, но пока папа посоветовал оставить ее в покое. Никто не решит проблемы Розы, кроме нее самой.
Ал»
Достарыңызбен бөлісу: |