Жанр: драма/романс Герои: сс/гп и многие другие. Категория: слэш/гет Рейтинг: nc-17 Дисклеймер
жүктеу/скачать 1.6 Mb.
|
| Глава 25
– Спасибо. Гермиона решила, что должна отблагодарить своего спутника за то, что семейный сбор клана Уизли не обернулся для нее кошмаром. Конечно, она предполагала, что, появившись в компании Дадли, заслужит некоторое неодобрение присутствующих, но все прошло спокойнее, чем ожидалось. Молли бросила на нее осуждающий взгляд, но потом, видимо, решила, что она сделала это в пику ее сыну, и стала всячески выказывать симпатию спутнику Гермионы. Вот только Рону, в отличие от его матери, было совершенно наплевать, с кем пришла жена, но ее это не слишком задело. Гарри, с которым она пересеклась у чаши с пуншем, немного удивился. – Не знал, что ты хорошо знакома с Дадли. Она пожала плечами. – Ну, мы дружески общаемся с момента твоего последнего дня рожденья. Ты совершенно ничего не пропустил, он просто сделал мне одолжение. Приди я одна, а Рон – с Яной, всем было бы за меня немного неловко. – Она поискала среди шумной компании своего сопровождающего. – А так неуютно только Дадли. Пойду спасу его от братьев Рона. Он, кажется, совершенно не понимает, о чем они говорят. Дурсль сразу честно предупредил ее, что зайдет всего на пару часов, потому что потом ему надо будет вернуться домой к детям, чтобы отвести их на вечернюю службу. – Это наша традиция. Я не могу ее отменить. Гермиона не возражала. Сначала она планировала, когда он уйдет, побыть еще немного и потом отправиться домой с детьми, но Роза с самого утра вела себя ужасно. Гермиона переживала за дочь, которой по наследству от обоих родителей достался вспыльчивый характер. В гневе девочка была способна на разные глупости, а ей, как она ни старалась, никак не удавалось успокоить дочь. Рон очень помогал. Он был внимательным и терпеливым, но ничего не менялось. «Нужно время», – говорила она мужу, он кивал и смотрел на нее больными от горя глазами. Ему было сложно, что ж, Гермиона переживала не меньше. При отъезде в гости Роза уже успела устроить сцену. – Дорогая, мы не останемся у бабушки на ужин. – Почему? Из-за того, что ты решила пойти с этим уродливым магглом? Она покраснела. Похоже, дочь намеренно повысила голос, чтобы Дадли ее услышал. – Не смей так говорить. Во-первых, это невоспитанно, а во-вторых, мистер Дурсль – двоюродный брат твоего дяди Гарри, так что относись к нему с уважением. – Не буду. У него нос расплющенный, и вообще… У людей бывают плохие родственники. Он не такой, как мы! Гермиона нахмурилась. – Не знала, что воспитала расистку. Тебе не кажется, что такие утверждения несправедливы? Дочь что-то фыркнула и выбежала в прихожую. Там быстро натянула куртку и выскочила на улицу ждать их у машины. – Не переживай так, – тихо шепнул Дадли, помогая ей надеть пальто. – У девочки сложный период, но, вот увидишь, все наладится. Вы еще будете вместе смеяться, вспоминая эти дни. Его поддержка Гермиону приободрила. Дурсль и в гостях вел себя очень достойно, хотя после того, как Гермионе удалось вырвать его из капкана любопытной Флер, тихо признался: – Мне неловко. Я скоро уйду. – Понимаю. Прости, что притащила. – Ничего. Однажды я должен был бы решиться на что-то подобное. По крайней мере, теперь я знаю, какая у Гарри семья. – Насытился впечатлениями? – В полной мере. Кстати, антипохмельное зелье действительно такое чудодейственное? А то вот тот паренек собирался на спор выпить бутылку виски. – Это Тедди, крестник Гарри, и пить ему столько, разумеется, никто не позволит. Он просто красуется перед своей девушкой. – Ну, слава богу. За час до запланированного отъезда Гермиона решила предупредить детей. Роза нашлась на кухне, где помогала бабушке накрывать на стол. – Дорогая, мы скоро поедем. Девочка тут же покачала головой. – Так рано? Я никуда не хочу. – Но, Роза… – Если твой противный маггл должен уехать – пусть уходит, а мы останемся. Я хочу побыть с бабулей. Молли вмешалась. – Может, и правда останетесь? Гарри еще побудет, да и дети тоже… Хью сейчас играет с Лили, и до полуночи еще далеко. Она не хотела при дочери ссориться с миссис Уизли, хотя считала, что та не должна была потакать внучке. – Хорошо, я заберу их завтра. – А ты, значит, уйдешь? Гермиона кивнула, она чувствовала себя очень растерянной. Впервые ей было так сложно находить общий язык с любимыми людьми. Почти бегом она бросилась с кухни и наткнулась на сына. – Что-то случилось, мам? – Все в порядке. – Хьюго был замечательным маленьким человеком. Он все хорошо понимал. Иногда Гермионе даже казалось, что слишком хорошо. Вот только этот ребенок на самом деле ни в ком не нуждался. Наедине с самим собой ему никогда не было скучно или одиноко, а ей иногда так хотелось, чтобы он попросил ее о заботе… – Дорогой, хочешь домой или останешься до завтра у бабушки с дедушкой? Он взял ее за руку. – А как ты хочешь, мамочка? Она поняла, что не вправе взваливать на него свои проблемы. – Поиграй еще. Тебе же весело, да? Он кивнул и, развернувшись, убежал искать свою подружку. – Подбросишь? Дадли, уже повернувший в замке ключ зажигания, удивился. – Ты же не хотела ехать. – Передумала. Он не стал спрашивать, почему. – Только до ближайшей станции, ладно? А то я домой не успею. – Договорились. Он включил какую-то музыку и всю дорогу молчал, за что она ему была очень благодарна, а потому на стоянке перед крохотным перроном сказала «Спасибо». Без него этот вечер был бы более напряженным. Дурсль некоторое время помолчал, а потом полез в нагрудный карман. – Прости, что без упаковки. – Он положил ей на колени маленький футляр. – С Рождеством, Гермиона. Она улыбнулась и полезла в сумку за свертком с дорогим шарфом. Хорошо, что он вспомнил, она ведь совсем забыла про подарок. – Я упаковала, как видишь. С Рождеством, Дадли. Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Ничего особенно личного. Этот мужчина был одним из самых ненавязчивых людей, которых она встречала, может, потому, что достаточно пережил и очень многое о себе и о своей жизни передумал. Теперь он точно знал, что стоит его времени и переживаний, а что – нет. – Беги, а то на поезд опоздаешь. – Пока. Она купила в кассах билет. Старый кондуктор льстиво заметил: – С Рождеством, мисс. Гермиона улыбнулась и не стала спорить. В вагоне было почти пусто. Наверное, все нормальные семьи уже начали собираться за столом. Некоторые еще спешили к своим близким, но были и те, чьи взгляды оставались пустыми. Неудачники, вроде нее, обреченные в эту ночь на одиночество. На стоянке Гермиона решила взять такси. Старый индус-водитель слушал какие-то жизнерадостные напевы, которые совершенно не соответствовали ее настроению, но она оставила щедрые чаевые, ведь, в конце концов, это был праздник… …Праздник. Оставшись наедине с пустыми комнатами и унылой, как она сама, елкой, которую не красили даже яркие огоньки гирлянд и цветные шары, Гермиона поняла, почему убила столько времени на дорогу. Ей просто совершенно не хотелось возвращаться в пустой дом. Но она мужественно зажгла свечи, достала банку готового пунша и, немного подогрев ее заклинанием, налила себе бокал. – С Рождеством, Гермиона. Ей не ответило даже эхо. Чтобы как-то отвлечься, она раньше срока начала разбирать подарки. Книги… Книги… Книги… Только от Яны был флакончик духов с очень приятным ароматом. Вот такая странность судьбы: женщину в ней видит только та, что увела единственного в жизни Гермионы мужчину. Смешно… Желая хоть чем-то себя утешить, она принесла из коридора сумку и достала футляр от Дадли. Энциклопедия вряд ли влезла бы в маленькую бархатную коробочку. Щелкнул замок, и Гермиона залюбовалась выложенным кругом браслетом. Он был дорогим и выбранным, скорее всего, не его секретарем или продавщицей. Маленькие солнышки из золотистых камешков как-то причудливо крепились одно к другому. Вещица была смешная и какая-то очень радостная. Она примерила ее. Камни на ее запястье засверкали в свете волшебных гирлянд, жизнерадостно подмигивая. Гермиона невольно улыбнулась им в ответ и только тут заметила крохотную открытку, вложенную под крышку футляра. Ее пальцы действовали с не свойственной им поспешностью. «Может, ну ее, эту осторожность? Давай в новом году встречаться, ходить на свидания и, чем черт не шутит, возможно, даже влюбляться друг в друга? Потому что ты мне нравишься. Сегодня ты мне больше всех на свете нравишься». Самое романтичное признание в ее жизни? Она с каким-то удивлением поняла, что да, так оно и есть… Рон, у нее был всегда, с Роном у нее всегда что-то было, а Дадли… Он был другой. Из мира, где полно немолодых людей и одиночества, но преступно мало вторых шансов. Ей было как-то по-особому хорошо, когда он оказывался рядом. При всем своем уме и многочисленных талантах, она его просто достаточно забавляла, и он начинал искренне улыбаться, а не рассуждать на какие-то смертельно скучные правильные темы. Так чего она ждет? Принца? Так вот же он, собственно. А то, что патиной покрыт… Ну так и она – не какая-то там девочка с иллюзиями, а вполне земная женщина. Поджигательница библиотек и прожигательница собственной судьбы. Не легкомысленная, но какая-то совершенно бестолковая, потому что не нужно ей тут сидеть, не нужно быть одной на Рождество из-за того, что ее дети проявляют характер, а муж ушел в поисках лучшей доли. У нее ведь тоже сегодня может быть все прекрасно! С тем, с кем ей хорошо, не потому, что она любит или сходит с ума, а потому, что рядом с этим человеком чувствует, что для нее еще все возможно. Гермиона бросилась в прихожую, натянула пальто и аппарировала. Куда? Ну, примерное местоположение красивой маленькой церкви, что ей показывал Дурсль, она запомнила. Служба уже началась, и приход был полон. Какая-то пожилая леди на последней скамейке подвинулась, освобождая место. Гермиона села. Она тысячу лет не была на службе, а ведь в детстве часто ходила в церковь с родителями, не зная природу целого ряда чудес. Было хорошо. Даже удивительно, насколько хорошо. Когда прихожане запели рождественские гимны, она с удивлением поняла, что помнит слова. Даже на носочки привстала, словно что-то тянуло ее, такую приземленную, вверх. И Рождество стало настоящим, самым любимым на свете праздником. И эта церковь, этот уютный мирок… Она вспомнила о маме с папой и пожалела, что не пошла к ним. Ведь в ее маггловском мире было так много радостей, которые она помнила, по которым, как выяснилось, очень скучала. Она обо всем позабыла, даже о Дадли, пока не поняла, что служба закончилась, и все та же старушка попросила ее посторониться. Гермиона сделала шаг в проход. Он шел ей навстречу в окружении детей, в подаренном ею шарфе, весьма старательно повязанном вокруг массивной шеи. Увидел, немного растерялся, и это было по-настоящему здорово, что он, весь такой некрасивый, состоящий из одних сплошных кубиков, немного покраснел. – Ребята, это Гермиона. – Он спокойно смотрел ей в глаза и, кажется, хорошо понимал, что она пришла совсем не случайно. – Моя девушка. Очень странная, но моя. – Странная? – Светловолосая девочка лет тринадцати ткнула пальцем, указывая на ее ноги, и хихикнула. Гермиона проследила ее жест и расхохоталась сама. В пальто и домашних тапочках она выглядела более чем забавно. – Неловко как-то получилось. – Да ладно вам, – сказала самая старшая из девочек. Дадли кивнул. – И правда, ладно. Пошли есть индейку, пока ты себе ноги не отморозила. И Гермиона кивнула: – Пошли. Это было хорошее Рождество. Несмотря ни на что, просто отличное, и таким его сделал для нее Дадли. *** – Может, закроешь балкон? – Нет, мне надоело вставать каждый раз, когда прилетает сова с очередным подарком для тебя. Проще держать дверь открытой. Малфой протянул бокал бренди к камину и немного его согрел. Джордж плюнул на сквозняк, вытянувшись на диване. У него уже много лет не было такого спокойного Рождества. Раньше он всегда устраивал шумную вечеринку. Толпа вокруг хоть немного лечила его от острого чувства одиночества. Он и в этот раз планировал устроить что-то подобное, но неожиданно для себя понял, что ему это больше не нужно, и все отменил. Рядом с Люциусом у него больше не получалось быть одиноким. Раздраженным, несчастным, злым до бешенства – сколько угодно, а вот одиноким – нет. Может, карма у Малфоя была такая тяжелая, но его присутствие ощущалось всей кожей, даже если он молча сидел в другом конце комнаты. Впрочем, то, что молча, Джорджа не очень устраивало. – Завидуешь? – А есть чему? Много этих дарителей на самом деле желают преподнести вам что-то особенное? – Мало, но меня это не напрягает. Я вообще не открываю их подарки. Помощница смотрит, что прислано от членов семьи, чтобы я потом мог их поблагодарить. – И это повод собой гордиться? Он покачал головой. – Мне так удобнее. Малфой не спорил. – Тогда такое поведение имеет смысл. – Имеет. Джордж рассматривал Люциуса. Тому было очень грустно, и у него не получалось спрятать свою печаль. Может, в этом и была истинная причина отмены грандиозных празднований. Он не хотел, чтобы кто-то еще видел его таким раненым. Предпочитал для себя сохранить секрет, что Малфой может выглядеть человечным. И все из-за этой мертвой сучки! Похоже, у него появился новый объект для жгучей ненависти. Когда к ним заглянули Скорпиус с отцом, чтобы попрощаться перед отъездом в Париж, Драко сказал, пока Люциус был занят с внуком: – Присмотри за папой. – А есть повод для волнений? – Есть. Понимаешь, мы всегда проводили этот праздник всей семьей. Он привык в этот день быть с матерью. Странно: Джордж был окружен людьми, которые очень любили Нарциссу Малфой, но чем больше он слышал о ней, тем сильнее презирал. Когда однажды довольно давно пьяный Драко упомянул ее прощальное письмо, Джордж подумал: «Ну что за редкостная тварь! Сама умерла, зная, что он отдал ей столько лет жизни, так еще и за собой на тот свет потянула. Если хотела как лучше – то надо было подбирать другие слова. Злить его, обвинять в идиотизме, орать о своем разочаровании и нелюбви, а она… Вот ведь сука!» Впрочем, свои мысли он вслух не озвучивал. Они с Люциусом и так с трудом пришли к какому-то подобию взаимопонимания, но чем сильнее становились его чувства к Малфою, тем яростнее Джордж ненавидел его жену. Ревновать к покойникам очень сложно. Они не проигрывают, не совершают ошибок, только порой уходят в прошлое, забываются. Он бы все отдал, чтобы вышвырнуть эту женщину из памяти Люциуса, но понимал что это желание неосуществимо. Ему оставалось только идти вперед по тонкому льду, пробуя его ногой на прочность, прежде чем сделать каждый шаг. Но это в идеале, а на деле… Когда доходило до чувств, расчетливый во всем, что касалось прибылей, Уизли становился порывистым и импульсивным банкротом. Как он проклинал себя за то признание Малфою. Ну что стоило немного подождать, не выглядеть идиотом? А теперь Люциус снова заперся в каких-то своих, неведомых ему мирах, и заглянуть туда не представлялось возможным. А ведь до этого все налаживалось! Ведь было же! Джордж упивался яростным блеском в глазах Малфоя, когда тот, наметив себе врага, начинал методично и планомерно его уничтожать. О да, его слизеринец упивался местью настолько, что позволил Джорджу стать частью его пульсирующего, неудовлетворенного и злого нутра. Как радовался он, покупая ему победы. Сколько общности, разделенного триумфа между ними возникло, когда Натан Нотт, сгорбившись, сидел в кресле, постоянно протирая платком блестящую от пота лысину, и что-то лепетал о рассрочках. Этот сплетник, поливающий его бесценную игрушку грязью, обзывавший их мерзкими педиками, лишенными чувства собственного достоинства, жевал собственные губы, глядя, как Джордж намеренно сел на подлокотник кресла Малфоя и начал беззастенчиво ласкать его шею, а его прекрасный царственный ублюдок, проникшись этой игрой, кончиками пальцев гладил его бедро, качая головой: «Нет, мистер Нотт, для нас это неприемлемо». Как Джордж смеялся, когда сразу после его ухода они отметили маленький триумф бурным сексом прямо на столе, скидывая на пол папки с многочисленными отчетами. Джордж готов был поклясться, что Малфой, черт возьми, наслаждается происходящим ничуть не меньше его самого. Может быть, он, Джордж Уизли, – и долбанный кривляющийся паяц, но их таких тут, по меньшей мере, двое. Еще бы немного времени… Но с ошибками всегда так. О них начинаешь сожалеть, когда уже совершил. Он встал с дивана и, подойдя к Малфою, обнял его за плечи. – А от тебя подарок будет? Тот покачал головой. – Я недостаточно богат, чтобы купить вам что-то из ряда вон выходящее. – Мама всегда говорила мне, что лучший подарок – сделанный собственными руками. – Ваша матушка вообще много говорит. В этом был весь Люциус. Джордж проявил слабость, дал ему возможность себя бить, и естественно, Малфой собирался вовсю пользоваться своими новыми козырями. Уизли тоже был не из тех, кто способен смиренно сносить удары. – Я, конечно, не твоя супруга, но если ты пойдешь со мной в спальню, то обещаю, что трахну тебя с максимально рождественским настроением. Могу даже гимны распевать в процессе. – У вас очень странные представления о Рождестве. Вообще-то, это тихий семейный праздник. – Какая семья – такой и праздник, – пожал плечами Джордж. Люциус встал, поставил бокал на столик и шагнул к двери. – Никогда, – сказал он, не поворачиваясь. – Никогда вы не будете иметь никакого отношения к тому, что я называю семьей. Уизли не особенно разозлился. Малфой мог думать что угодно, вот только он опрометчиво связался с человеком, который проиграл судьбе лишь однажды, и второй раз совершать такую ошибку не собирался. – Мне куда важнее иметь отношение к твоей заднице. А своими представлениями о прекрасном, чистом и недостойном можешь подавиться. Люциус резко повернулся на каблуках, подошел к пушистой сосне, украшавшей гостиную, и выбрал из кучи подарков небольшой сверток. Сделав несколько шагов, он швырнул его в камин и молча покинул комнату. Джордж тут же выхватил палочку и погасил огонь. Пачкая в саже и обжигая пальцы, разорвал тлеющую темно-синюю бумагу. Это была маленькая фигурка худого рыжего паяца. Выражение его хитрого лица было не очень-то веселым. Наверняка мастер, сделавший статуэтку, счел ее не самой удачной своей работой, хотя, по мнению Джорджа, именно так и должен был выглядеть злой шутник Арлекин. Осторожно смахнув с нее сажу, он поставил фигурку на каминную полку, улыбаясь, как дурак. Кажется, зря он недооценивал подарки. В отличном настроении, насвистывая себе под нос рождественскую песенку, он направился в спальню. Малфой мог говорить что хочет, это не меняло смысла того, что, кажется, он попался. А если еще нет – то Джордж сделает все возможное, чтобы он никогда не покинул его дом. Солжет, прибегнет к шантажу, да что угодно предпримет. На войне все средства хороши. Нельзя ничем пренебрегать, когда ставки противников так высоки – остатки собственных сердец. *** Гарри глядел в окно. На голубоватом стекле не было морозных узоров, а во дворе – пушистых сугробов и настоящих рождественских декораций. Однако, многие хранили какой-то заряд радости и счастливых детских воспоминаний внутри. Он с удовольствием смотрел на Яну и Рона, Билла и Флер, возившихся с детворой во дворе. Им хватало и праздника, и снега. Когда-то и он рядом с Джинни испытывал это веселье. От того, что все вместе, все хорошо, подходит к концу еще один год, и ты хочешь думать, что следующий станет еще лучше. Любимые люди… Любящие. Они живут в каком-то своем мире, и он очень настоящий, а выдуманным становится только тогда, когда любовь умирает. – У тебя все в порядке, дорогой? Он кивнул, обернувшись к Молли. – Конечно. – Умница. Поттер улыбнулся. Она всегда видела в нем одинокого мальчика, которого нужно обогреть и окружить заботой. Некоторые люди отказывались принять то, что он изменился. Стал взрослым, местами покрылся черствой коркой. Некоторые люди… Он ощущал такое спокойствие, что позволил себе подумать о Снейпе. Ничего яркого в этих мыслях не было. Гарри представил маленькую кухню в доме Лонгботтома, тусклый свет лампы с фарфоровым абажуром, темноволосую голову, склоненную на скрещенные руки. В комнатах наверняка нет ни одного елочного украшения. Рождество в ту дверь стучать не станет. А может быть, он ошибся, и совесть в попытке урезонить Гарри рисует ему какие-то мрачные картины? Ей ни к чему было так стараться, он ведь все для себя решил. Когда проблема названа, с нею проще бороться. Только глупцы проверяют, на сколько провокаций они способны не поддаться. Умные люди их просто избегают. Значит, он не будет встречаться со Снейпом. Он не будет думать, одинок тот или пошел куда-то со своими новыми знакомыми. Ему вообще не стоит размышлять ни о чем, кроме собственных детей. Не потому, что за их спинами так удобно прятаться от проблем, просто он на самом деле никому не желает зла. А Снейп… Снейп должен понять, ради кого или чего ему стоит жить. Не нужно усложнять ему это решение, путаясь под ногами. Вот, собственно, и все. Такое у Гарри Поттера было рождественское желание.
Дневник Невилла Лонгботтома 25 декабря 2018 г. Таким людям, как я, свойственно каждый год подводить какие-то итоги. Вот и подвожу. Обычно всегда на страницах учебного плана. Что достигнуто, к чему следует стремиться. Простая математика, сочетание плюсов, минусов и итог: «Может, моя жизнь и не самая веселая, но, по крайней мере, достижения перевешивают ошибки». В этом году мне впервые захотелось сделать какие-то личные записи. Может, оттого, что умом я понимаю: человек не складывается только из своей профессии. Есть много других причин поставить себе неудовлетворительную оценку. Все эти праздники… Люди радуются, и я улыбаюсь вместе с ними. Подшучиваю над коллегами, снимаю с учеников меньше баллов за беспорядки, и все только с одной целью – чтобы избежать лишних вопросов, не рассказывать, что на самом деле я чувствую себя совершенно пустым. Между мной и Снейпом не так много разницы, просто он не считает нужным притворяться и много лет был мертв, а я… А у меня отсутствуют такие удобные оправдания. Каждый раз, принимая решение впустить кого-то в свою жизнь, потом непременно чувствую раскаянье. Ханна – очень хорошая женщина, она заслуживает большего. Нет, я не намерен отказываться от наших свиданий. Ведь я дал себе слово изменить собственное отношение к жизни. Просто я так стараюсь оправдывать ее ожидания, что сам себе кажусь не очень искренним. Мы уже вместе ужинали, гуляли, покупали подарки коллегам… Кажется, она присутствует в моей жизни каждое мгновение, а я не перестаю чувствовать себя одиноким, пытаюсь, но никак не могу избавиться от этого чувства. Странно, ведь она замечательная! Чуткая, добрая, спокойная. Обычно мужчины радуются, если встречают такую девушку, и я тоже рад. Наверное. Вот только все мое волнение рядом с ней – от неловкости и собственной неуверенности. Ничто иное не будоражит… Не тянет в омут. Есть люди, вообще не способные любить, и существует огромная вероятность, что я – один из них. Но из-за чего мне тогда плохо? Почему в глубине души я считаю, что должен верить в то, что однажды у меня тоже будет человек, для которого я сумею стать самым важным и нужным? Вот только все эти годы наедине с самим собой – доказательство тому, что те, кто не прилагает усилия, ничего в итоге не получают. Возможно, мне не нужны иллюзии и достаточно доброй Ханны, чтобы через год, два или десять признаться, что моя жизнь удалась, и все в ней было хорошо. Я цепляюсь за это «хорошо», пытаясь охарактеризовать им то, что сейчас со мной происходит, но мне не удается. – Невилл, знаешь, мне неловко, – сказала она вчера. – Я давно договорилась с Минервой, что остаток каникул проведу дома. У моей сестры недавно родился ребенок, вся родня съедется на крестины и праздники, дом будет переполнен. – Зачем ты это говоришь? Ханна улыбнулась. – Дурачок. Я говорю это потому, что мне очень жаль, что я не смогу провести Рождество с тобой. Мы так спонтанно начали встречаться, что я не успела поменять планы. Знаю, ты не любишь шумные сборища, на которых ты мало кого знаешь, так что настаивать, пожалуй, не буду. Но если захочешь… Я покачал головой. – Слушай, мы столько лет друг друга знаем, что можем обойтись без извинений. Я познакомлюсь с твоими родными при более удобном стечении обстоятельств, хорошо? – Хорошо. Она меня поцеловала. Не в первый раз, но сейчас это происходило в учительской при определенном скоплении зрителей, и я растерялся. А она, рассмеявшись, сбежала, оставив меня на растерзание Филиуса с его поздравлениями и ухмылок Слагхорна. Старые холостяки с возрастом становятся слишком сентиментальны или наоборот циничны. Если я не хотел через три десятка лет вот так же, укрыв ноги пледом, с рюмочкой бренди в руке хихикать в усы, глядя на краснеющего коллегу, мне стоило признать, что Ханна – это действительно лучшее, что могло со мной случиться. Вечером после праздничного ужина, на котором я удостоился сомнительной чести быть самой обсуждаемой персоной, пораньше ушел к себе. Налил бренди и сам рассмеялся. Отчего-то мне стало до ужаса весело, что я едва не потянулся за пледом. Нужно было что-то изменить. Доказать себе, что я – не самый растерянный человек на свете. Глупо вот так выезжать за чужой счет? Возможно. Но ведь сейчас Рождество, и можно позволить себе немного сумасшествия. Я оделся и, пройдя до ворот, аппарировал. Не сразу домой: сначала купил в одном из магазинов запеченную индейку и разных вкусных салатов. Надо отдать Снейпу должное: он не выглядел удивленным, открывая мне дверь и забирая часть пакетов. – Ну, чего-то подобного стоило ожидать. Мне отчего-то захотелось, чтобы он понял, что это не моя чертова доброта или, того хуже, благотворительность. Что я на самом деле захотел быть здесь, с человеком, который мне небезразличен. Что мне самому нужно почувствовать себя спокойным и сильным, пусть даже за счет его бледного лица и хмуро сведенных бровей. – Простите, что не предупредил. Это было спонтанное решение. Он понес пакеты на кухню. – Это, в конце концов, ваш дом. – Я еще помню. Мы переругивались, накрывая на стол. Он хотел сесть на кухне, я настаивал на более праздничной атмосфере. Компромисс занял некоторое время. В итоге ели мы за кухонным столом, но я поставил на него бабушкину вазу со срезанными во дворе душистыми еловыми ветками. Никто из нас не вел никаких бесед, кроме как о качестве мяса, пока мы не переместились в гостиную. Я спросил, как у него дела. Довольно скупо он рассказал мне о своих заказах. Ему не нравилось то, что он делал, совсем не нравилось, но я не решился настаивать, чтобы он поискал себе место в мире магов. Мне было так жаль снова видеть его практически ничем не заинтересованным, что я сказал честную глупость: – Я очень хочу, чтобы вы остались. Он задумчиво смотрел на огонь. – Не надо. Если вы мне друг, то не желайте зла. Стало так больно… Больно оттого, что не нашлось слов. Он был одним из самых печальных людей, которых мне довелось знать. А еще Северус Снейп был лишен света, но я давно перерос тот возраст, когда меня пугала тьма в людях. Вот только мне не уговорить его остаться. Даже если я смогу довести свою привязанность до стадии любви, это будет не то чувство, что его удержит. Мне остается только сожалеть и писать эти строчки, расписываясь в собственном бессилии. Я никого не в состоянии спасти. Меня для этого недостаточно.
Драко любил Париж. Если бы его однажды спросили, в каком городе он хочет умереть, он не назвал бы иного места. Женившись в первый раз, часть средств, выделенных ему родителями, он потратил на маленький двухэтажный домик в живописном предместье, где по утрам всегда чарующе пахло кофе, а изящная мебель и светлые стены делали мир удивительно легким и воздушным. В этом городе, в этом доме ему хотелось быть счастливым, пьяным от радости, и если первая жена его чувств так и не разделила, то женщина, что сейчас стояла рядом на маленьком балкончике и пила шампанское из его бокала, казалось, сама была маленьким Парижем. Пэнси представлялась ему кусочком Франции, который он теперь всегда сможет возить с собой по миру. Смешная… В его жизни было не так уж много веселья, а рядом с ней он не переставал хохотать. Сумасбродная… Способная обойти тысячу магазинов в поисках шляпки своей мечты, а потом молниеносно потратить все свои деньги на запонки ему в подарок и выглядеть при этом такой счастливой, словно приобрела, по меньшей мере, саму Эйфелеву башню. Драко чувствовал, что ее любовь как будто заставляет его самого почувствовать себя молодым. Словно не было всех этих лет, войн и расставаний, и они после школы, как и собирались, просто махнули в его любимый город, чтобы немного подурачиться. – Что? – Пэнси подняла к нему свое личико. Она всегда чувствовала, когда на нее смотрят. Нет, когда он на нее смотрит. – Я думаю, как у нас все хорошо. Как я рад быть здесь с тобой. Она придвинулась ближе, аккуратно устраивая его руку с бокалом у себя на плече. Ее щека потерлась о его грудь, скрытую рубашкой. – Я тоже. Драко обнял ее сильнее. – Не замерзла? – Немного. – Тогда, может, пойдем в дом? – Еще пять минут. Я хочу запомнить это чувство. – Какое чувство? – Счастье. Я сейчас очень счастлива. – Не в последний раз. Она кивнула. – Конечно. Просто мне сложно не думать… Слушай, может, ну ее к черту, эту свадьбу, а? Незаконнорожденных детей Малфоям, вроде, иметь не запрещается? И все же им было не по семнадцать лет, и каждый пришел на этот балкончик со своим прошлым, которое омрачало их взгляд в будущее. Драко понимал, что будет непросто, он знал, что женщина в его объятьях это осознает, и это давало надежду, что они справятся. – У нас будет лучшая свадьба. Такая, как ты хочешь. У нас будут дети – столько, сколько мы пожелаем, и я никогда не стану сожалеть о том, что говорю это. Никогда не упрекну тебя в своем решении. Это обещание. Я хочу, чтобы ты его хорошо запомнила. Она кивнула. – Тогда пошли в дом. У нас все будет чудесно. Я намерена сделать тебя самым счастливым человеком в мире, Драко Малфой. Считай это моей клятвой. Он погладил пальцами ее шею. Это было то самое ощущение, та семья, которой можно было гордиться. Та женщина, к которой он снова и снова захочет возвращаться. Его будущее. А все сложности они преодолеют, потому что они – Малфои. Он и она – в душе Малфои, и никаким магическим ритуалом, никаким огнем это не выжечь. жүктеу/скачать 1.6 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|