Живое кино: Секреты, техники, приемы

Я всегда любил, чтобы произведение искусства являло собой то, о чем оно повествует. Для 
меня это святой Грааль искусства, хотя, возможно, сам я лишь слегка коснулся его. Так, 
процессом съемок «Апокалипсиса сегодня» по большому счету управляли те же стихии, что и 
ходом войны во Вьетнаме. Там присутствовало много сходных элементов: молодость, избыток 
огневых средств (в нашем случае — оборудования), рок-н-ролл, наркотики, вышедший из-под 
контроля бюджет и неприкрытый ужас. То есть он являл собой то, о чем повествовал. 
На ум также приходит невероятная биография Юкио Мисимы, великого японского писателя, 
все творчество которого отражает общий ход и конкретные факты его собственной жизни, 
завершившейся словно бы позаимствованной из его романа сценой: Мисима вместе с членами 
военизированной группы «Общество щита» попытался устроить государственный переворот и, 
потерпев неудачу, покончил с собой, совершив ритуальное сэппуку. Жизнь и смерть этого 
человека являли собой произведение искусства наравне с его изумительным литературным 
наследием. 
Несколько лет назад, осознав, что я достиг того возраста, когда пора начинать амбициозный 
проект, который мог бы послужить кульминацией жизни (если таковая вообще бывает), я 
перебрал все вообразимые возможности и пришел к любопытному выводу. Безусловно, Фе ллини 
создал уникальное отображение на экране своей собственной биографии, сняв «8½», но еще 
ранее его «Сладкая жизнь» так припечатала период 1950-х гг., что если бы марсианин прилетел 
на Землю с целью собрать максимум информации об этом временном отрезке, то ему вполне 
достаточно было бы посмотреть эту картину. В ней было все: момент, когда «знаменитость» 
затмила собой Христа; рождение папарацци; тщетность усилий человека во времена, когда эти 
усилия — ничто на фоне вершащихся перемен. 
И в результате я призадумался: можно ли выделить какую-то одну тему, чтобы обозначить 
свою эпоху — период после Второй мировой войны, когда случилось так много интересных 
событий, как будто перевернувших наш мир с ног на голову? Это было время холодной войны, 
нового витка борьбы за гражданские права, время, когда человек полетел на Луну; наша эра была 
отмечена бессмысленной войной во Вьетнаме и убийством средь бела дня популярного молодого 
президента. И я вдруг понял, что мы наблюдали за всеми этими и многими другими событиями
посредством телевидения — это была эра телевидения, которая началась с черно-белых тонов, а 
потом, под всеобщими пристальными взглядами, обретала краски. Телевидение стало определять 
нашу суть, демонстрируя ее со стороны. 
Тогда я почувствовал, что единственный для меня способ создать кульминационное 
произведение — это обратиться к чему-то вроде собственной семьи: возможно, показать жизнь 
нескольких ее поколений, как сделал молодой Томас Манн в своем великолепном романе 
«Будденброки», и, рассказывая свою личную историю, поведать также историю телевидения, 
потому что за три поколения семьи Коппола оно прошло весь цикл: рождение, развитие и начало 
гибели (или перехода в век информационных технологий). И тут меня осенило: я должен 
изложить и переосмыслить эту историю своей жизни, своей семьи и телевидения в форме нового 
вида искусства, потомка телевидения, кинематографа и театра — «живого кино». Так же, как в 
романе Манна рассказывается история нескольких поколений Будденброков (а на самом деле 
реальной семьи автора) во времена потрясших Германию перемен, в эпоху, когда коммерческая 
конфедерация купеческих гильдий (Ганзейский союз), контролировавшая торговлю на 
Балтийском море, стала сдавать позиции новой германской нации, моя собственная семейная 
сага длиной в три поколения могла осветить те грандиозные перемены, которые принесло 
телевидение. 
Поставив себе такую цель и взяв за образец Bildungsroman[15] Манна, я начал разрабатывать 
структуру масштабного кинематографического проекта о трех поколениях семьи Коррадо, 
отдаленно напоминающей семью Коппола, которая начиналась бы с момента возникновения 
телевидения и развивалась по мере того, как оно становилось доминирующей силой этого 
периода. И у меня просто не было иного способа выразить свою идею — следовало сделать так, 
чтобы стало ясно, «к чему это все», чтобы в конце концов все пришло к новой форме 
телевидения, которую я назвал «живым кино». 
Когда я изучал этот вопрос, на меня, как вы уже наверняка заметили, произвели большое 
впечатление смелые замыслы молодого Юджина О’Нила, мечтавшего увидеть расцвет 
американского театра, который, по его мнению, тогда пребывал в застое. В 1920-х гг. драматург 

прилагал всевозможные усилия, чтобы возродить утраченные традиции, вместе с тем черпая 
сюжеты для циклов пьес из собственной жизни и из жизни своей семьи. В ходе этой работы он 
сам даровал себе все: море, судьбу, Бога, убийство, суицид, инцест, безумие. Я тоже чувствовал, 
что, взявшись изучать семью, подобную моей, не смогу поведать все истории лишь в одной 
кинопостановке, и трудно сказать наперед, сколько мне потребуется таких постановок, чтобы 
вместить все важные, на мой взгляд, сюжеты. 
Мой сценарий уже очень длинный, и он пока что далек от завершения. Я озаглавил его 
«Темное электровидение», и сейчас он состоит из двух кинопьес: «Дальновидение» и 
«Избирательное сродство». Я мечтаю поставить эти пьесы на площадке вроде CBS Television 
City. Я намерен сделать так, чтобы обе они исполнялись вживую и транслировались в 
кинотеатрах всего мира, а также были доступны для просмотра дома. Мне рассказывали, что 
великий Ноэл Кауард ближе к завершению своей карьеры отыгрывал в постановках собственных 
пьес всего лишь по шесть спектаклей. Вдохновившись этим прецедентом, я решил, что и мои 
пьесы тоже будут исполняться в общей сложности по шесть раз, включая те повторные 
спектакли в день трансляции, которые будут даваться для других часовых поясов. После шестого 
представления их, скажем так, жизненный цикл окажется доступен лишь в форме архивных 
копий. То, что я изложил здесь, вне всяких сомнений, еще может измениться. Признаться, я 
понятия не имею, возможно ли в принципе сделать все это или хотя бы совершить нечто 
подобное. Прямо сейчас, как вы видели, я занят тем, что пытаюсь усвоить знания, полученные в 
ходе двух мастерских, — начиная с ракурсов съемки и точек фокусировки до неподъемных 
вопросов логистики и финансирования столь крупных и амбициозных проектов. 
И все же главный вопрос, который я продолжаю себе задавать, таков: захочет ли кто-нибудь 
еще, помимо меня, снимать «живое кино»? Как мне на него ответить? Работать в этой новой 
форме кино-телевидения-театра интересно и увлекательно. Эта форма, бесспорно, является 
логическим продолжением трех своих прародителей: театра, кинематографа и телевидения. Так 
что я бы предположил, что ответ на данный вопрос окажется утвердительным. 
Приложение 

жүктеу/скачать 2.13 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: