К 90-й годовщине Советской Армии и Военно-Морского Флота
жүктеу/скачать 0.8 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Такой грохот в лесу не мог не привлечь внимание штаба полка. Оттуда прибегал офицер и требовал немедленного прекращения стрельбы.
- Очень хорошо помню, что глубина этих канав была значительной, а дно покрыто толстым слоем ила и, если туда ненароком попадали, то без посторонней помощи было не выбраться.
- После выхода из своих окопов, мы сразу же наткнулись на эти проклятые канавы.
- К счастью, снаряды противника, падая в болото, глубоко уходили в жидкий грунт, поднимая при взрыве большие фонтаны воды и грязи и не поражая осколками наших солдат.
- Судя по разрывам снарядов, огонь вела 105 мм батарея противника.
- Обойти подбитый танк или бронетранспортер по этой узкой проселочной дороге было практически невозможно, так как можно было увязнуть в болоте по самую башню и немцы это знали.
- Немецкий танк Т-IV, хотя и имел лобовую броню корпуса и башни тоньше, чем танк «Пантера» Т-V,но все же больше 45 мм.
- Фронт обороны немцев в Белоруссии окончательно развалился, в его обороне образовались огромные бреши, куда устремились советские войска.
- Если все подсчитать, то на своих плечах бронебойщик нес не менее 20 килограммов, если не больше: противогаз, скатку из шинели, продукты (хлеб или сухари) и другие личные вещи.
- Однако, такая ситуация была примерно до 11-12 июля. Немецко-фашистское командование стремилось любой ценой остановить наступление советских войск и восстановить сплошной фронт в Белоруссии.
Прибыв в штаб батальона, я представился командиру батальона и после короткой беседы вместе со старшим адъютантом отправились в расположение взвода. Адъютант старший приказал командиру взвода Алиеву построить взвод и предоставил меня. Личный состав взвода мне понравился. Заместитель командира взвода старший сержант Прадедов, мужчина лет 40, до войны был маркшейдером на шахте в г. Донбасс. Командир 3-го отделения, мужчина лет 36 – инженер одного из станкостроительных заводов Украины. Он был наиболее грамотный из командиров отделений. Они были призваны из освобожденных от врагов районов страны и, естественно, на фронте не были. Рядовой состав в основном был сформирован из призывников 1925 года рождения, призванный также из освобожденных районов страны и боевого опыта не имел. Правда, среди рядового состава были два человека, побывавшие в заключении за воровство. Выяснилось, что личный состав взвода практически не имел навыков ведения огня из противотанковых ружей. Бывший командир взвода, по каким то причинам этим вопросом не занимался. Я хорошо себе представлял как, не имеющий опыта ведения огня из ПТР, поведет себя в бою при встрече с танками противника. Танкисты противника, как известно, имели хорошую боевую выучку и в бою были дерзки, был, как говорится, не из робкого десятка. Учитывая это обстоятельство, мне пришлось уже на марше днем во время отдыха выстраивать взвод в одну линию, все девять ружей и стрелять по моей команде всем взводом со специально сделанных подставок, вверх по намеченной мною цели. Грохот от залпа 9-ти ружей был ужасным, приходилось даже открывать рот, чтобы в ушах не лопнули барабанные перепонки. Такой грохот в лесу не мог не привлечь внимание штаба полка. Оттуда прибегал офицер и требовал немедленного прекращения стрельбы. Я, конечно, выполнял приказ, но на утро следующего дня снова повторял стрельбу всем взводом, отводя его куда-нибудь в сторону от расположения батальона. Этим, я в какой то степени, добился, чтобы личный состав, особенно первые номера расчетов, перестали бояться отдачи в плечо и звука выстрела своего ружья. Так, совершая по ночам марш к фронту, мы 23 июня 1944 года вышли ко 2-й позиции нашей обороны, а на рассвете 24-го июня наш 3-й батальон занял исходное положение для наступления. Мы заняли первую траншею, которая к этому времени, была оставлена подразделениями, ранее занимавшие здесь оборону. Между нашим передним краем немцев, находилась нейтральная полоса, которая на участке наступления нашего батальона достигала почти два километра. Это была чрезвычайно болотистая местность, изрезанная вдоль и поперек канавами большой глубины с илистым дном. Происхождение этих канав, достигавших в отдельных местах ширины 2-2,5 метра, для меня до сих пор остается загадкой. Очень хорошо помню, что глубина этих канав была значительной, а дно покрыто толстым слоем ила и, если туда ненароком попадали, то без посторонней помощи было не выбраться. Передний край обороны противника по нашим разведданным был густо насыщен огневыми точками (я лично у комбата смотрел карту расположения огневых точек противника), хотя в основном, это были пулеметные ДЗОТы с легким бревенчатым перекрытием. 24 июня 1944 года в 9.00 началась артиллерийская подготовка. Она была очень мощной, ведь на одном конце фронта прорыва было сосредоточено до 200 орудий и минометов калибра свыше 76 мм. По решению командира батальона мой взвод противотанковых ружей наступал компактно в интервале между 8-й и 9-й ротами. Так началось мое участие в операции под кодовым названием « Багратион» - операция по освобождению Советской Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков и разгрому немецкой группы армии «Центр». Артиллерийская подготовка продолжалась около 2-х часов. Однако, не ожидая ее окончания (примерно через час после ее начала), мы вышли из своих окопов и двинулись вперед в сторону немцев. Противник огня не вел. После выхода из своих окопов, мы сразу же наткнулись на эти проклятые канавы. Не имея опыта преодоления болотистой местности, мы с большим трудом, мокрые с ног до головы, медленно продвигались вперед. Когда мы прошли, примерно, половину нейтральной полосы, противник открыл артиллерийский огонь по наступающим подразделениям полка. Огонь вели не менее 2-х немецких дивизионов 105 мм орудий. К счастью, снаряды противника, падая в болото, глубоко уходили в жидкий грунт, поднимая при взрыве большие фонтаны воды и грязи и не поражая осколками наших солдат. Огонь артиллерии противника прекратился, когда над полем боя появились девятки наших штурмовиков ИЛ-2, которые подавили огонь немецких артиллеристов, а заодно уничтожили выявленные огневые точки его второй полосы обороны. Наконец мы c большим трудом преодолели эти проклятые болота с «бездонными» канавами и вышли к его проволочным заграждениям. При форсировании болота наш взвод не потерял ни одного ружья, не было потерь и среди личного состава, а вот пулеметчики пулеметной роты батальона в этих канавах утопили два пулемета «Максим» и 3-х человек из числа расчетов этих пулеметов. Проволочные заграждения в основном были разрушены, уничтожены нашим артогнем были и минные поля немцев. Мы бегом преодолели первую траншею немцев. Перепрыгивая через траншею, я обратил внимание, что справа от меня в 15-20 метрах находился разрушенный вражеский ДЗОТ. Снаряд нашей артиллерии попал точно в крышу ДЗОТа, разворотил ее и со стороны было видно, что там находились теперь уже убитые два немецких пулеметчика, а их МГ-34 в руках одного из мертвых немцев своим стволом торчал вверх. Преодолев первую позицию главной полосы обороны, мы бегом устремились дальше вперед, ко 2-й полосе обороны, чтобы не дать возможность немцам занять ее своими резервами. Вторая половина обороны противника находилась от первой в 4-6 км. Однако, не доходя до нее 1,5-2 километра у небольшой деревушки, состоящей примерно из 8-10 домов, в которых не было жителей (их выселили немцы), попали под удар наших гвардейских минометов – «Катюш». Очевидно, темп нашего наступления был выше запланированного и минометчики дали залп из своих установок полагая, что эта территория и деревушка все еще находится в руках противника и он производил перемещение своих подразделений. К нашему счастью, ракеты падали и рвались со страшным грохотом впереди нас в 70 - 100 метрах. Мы, естественно, никак не ожидали такого «приятного» подарка от наших гвардейских минометчиков. Спасаясь от осколков ракет, которые с визгом пролетали над нашими головами, мы попадали на землю, укрываясь в складах местности, посылая при этом в адрес ракетчиков не совсем приятные слова. Признаюсь, что мне, как и многим другим, было страшновато. Под удар своих «катюш» за все время пребывания на фронте с 16 декабря 1941года я попал впервые. Но как же чувствовали себя немцы, когда на их головы обрушивались массированные удары наших « катюш» и ракетных установок М-30, каждая ракета которой, весила около 100 кг. Вторая полоса обороны противника к началу нашего наступления, т.е. к 24 июня 1944 года достроена была частично. Она представляла собой лишь одну траншею с небольшим количеством недостроенных дзотов и землянок для укрытия личного состава, а также капониров для артиллерийских орудий, площадок для установок станковых и ручных пулеметов и полоса обороны проходила, практически, по гребню небольшой возвышенности. Удар ракетных установок «Катюш» (о котором изложено выше) задержал наше наступление ко 2-ой полосе обороны противника не менее чем на 1-1,5 часа. Это обстоятельство дало возможность противнику занять своими скудными резервами первую траншею 2-ой полосы обороны и организовать даже контратаку против подразделений нашего батальона вышедших первыми во 2-ой половине дня к 1-ой траншее 2-ой полосы обороны. До противника оставалось не более 600-700 метров. Местность перед обороной противника представляла собой поросшее кустарником болото, по которому могла пройти пехота, но не автотранспорт и бронетехника. От нас к обороне противника шла единственная проселочная, точнее лесная дорога, по которой с большой осторожностью мог пройти автотранспорт и бронетранспортеры. Выйдя на небольшую возвышенность, мы увидели ( если встать во весь рост), что у противника началось оживление. В бинокль было видно как по траншее перемещались солдаты противника. Занимали, очевидно, исходное положение для контратаки. Из глубины обороны к немцам подошли три бронетранспортера с эрликонами и выдвигались несколько танков, это мы определили судя по лязгам гусениц и реву танковых моторов. В лесу слышимость была очень хорошая. Наконец, из траншеи стала выходить пехота противника численностью до 2-х рот, а из укрытия затем показался и танк. Это был средний танк Т-IV, модернизированный с длинноствольной 75мм пушкой. Танк и бронетранспортеры стали двигаться в направлении проселочной дороги, чтобы по ней выйти на сухое место, развернуться и атаковать нас. Конечно, брошенная противником в контратаку сила, была не бог весть какой, зато танки и бронетранспортеры с эрликонами на борту представляли для нашей пехоты большую опасность, так как к этому часу у нас не было артиллерии, даже 45мм пушек, которые должны были поддерживать пехоту в наступлении. По топким проселочным дорогам она, конечно, не могла передвигаться так же, как стрелковые подразделения полка. Тем временем, артиллерия немцев, чтобы поддерживать свою пехоту и бронетехнику (перешедших в контратаку), открыла огонь по расположению нашего батальона, подразделения которого вышли на небольшую возвышенность перед обороной противника. Снаряды немцев с ревом и свистом проносились над нашими головами и, к счастью, падали в метрах 80-ти позади нас в болото, поднимая столбы болотной грязи и воды. Судя по разрывам снарядов, огонь вела 105 мм батарея противника. Почему-то немцы вели огонь, не меняя прицела ни в глубину, ни по фронту и снаряды падали практически в одно и то же место. Очевидно, у противника с наблюдением было не все в порядке. Однако все равно было страшно. Мои бронебойщики до этого не побывавшие под настоящим артобстрелом, в страхе, как и большинство личного состава батальона бросились на землю. Мне тоже было страшно. А вдруг немцы уменьшат прицел или применят шрапнель, то значительных потерь в личном составе нам не избежать. Складывалась, можно сказать, опасная обстановка. Немецкие танки и бронетранспортеры, идя даже тихим ходом по лесной дороге вместе с пехотой, которая наступала по болотистой местности, через 15-20 минут могли выйти на сухое место и в упор из танковых орудий и « эрликонов» расстрелять нашу пехоту, не успевшую занять оборону. По всей видимости, немцы на это и рассчитывали. Они умели воевать – эти мошенники. У нас оставалось два варианта действий в сложившейся обстановке: или, рассыпавшись, отойти в болотистую местность, недоступной для бронетехники противника, или остановить танки и бронетранспортеры на лесной дороге, а затем организованным огнем из стрелкового оружия, отбросить противника на его исходные позиции. Безусловно, мы знали, что немецкая пехота 1944 года это не пехота противника 1941-42 годов. Оценив сложившуюся непростую обстановку, командир нашего батальона приказал мне немедленно выйти к дороге и любой ценой не дать возможность немцам выйти на сухое место и развернуться для ведения огня (а он находился в этот момент в боевых порядках 9-ой стрелковой роты). Следовательно, надо было задержать немцев на лесной дороге. Стрелять же из танковых орудий и эрликонов по нашим подразделениям было бесполезно, так как мешал росший на болоте березняк и крупный кустарник. Безусловно, мне, да и всем было страшновато оторваться от земли, т.к. буквально над головой с ревом и свистом пролетали вражеские снаряды, готовые в любой момент разорваться. Но приказ комбата надо было выполнять немедленно, ибо потом будет поздно. Я встал во весь рост и подал команду: «Взвод, встать! За мной к дороге! Вперед!» Первым за мной встал мой помощник командира взвода старший сержант Прадедов. Затем встал весь взвод. Мы, пригибаясь, бегом, вышли к дороге и, развернувшись по ее обеим сторонам, стали готовиться к ведению огня. Вскоре, из-за поворота дороги показался немецкий танк, а затем и бронетранспортер. Другие бронетранспортеры и танки, видимо, только-только подходили к дороге. Этот танк и бронетранспортер двигались очень медленно. Немцы, очевидно, все же чего-то опасались или просто вели разведку. Я подал взводу команду: « Огонь по танку и бронетранспортеру открывать только по моему приказу, когда до них будет не более 150-200 метров. Я предполагал подбить, а лучше поджечь танк прямо на дороге, закрыв ее таким образом, для прохода бронетехники противника. Обойти подбитый танк или бронетранспортер по этой узкой проселочной дороге было практически невозможно, так как можно было увязнуть в болоте по самую башню и немцы это знали. Мне хорошо было известно (я это лично испытал на трофейном танке немцев Т-V «Пантера»), что 14,5 мм бронебойно-зажигательная пуля нашего ПТР с дистанции 100 метров под прямым углом пробивает броню немецкого танка толщиной примерно 45 мм. Немецкий танк Т-IV, хотя и имел лобовую броню корпуса и башни тоньше, чем танк «Пантера» Т-V,но все же больше 45 мм. Поэтому стрелять нужно было по гусеницам танка и по его бортам, подпустить его как можно ближе, то есть стрелять наверняка, иначе беды не избежать. Однако когда до танка было еще около 300 метров у одного из расчета ПТР не выдержали нервы и он выстрелил в танк. Конечно, первый номер расчета одного из ПТР не выполнил моего приказа – огонь по танку открывать только по моей команде. Ведь своим выстрелом он преждевременно обнаружил себя и, конечно, весь взвод. Внезапность, на которую я рассчитывал, таким образом, была утеряна. Однако командира расчета ПТР противотанковых ружей винить особенно было нельзя, ведь он в бою, как бронебойщик, участвовал впервые. Этот преждевременный выстрел послужил как бы сигналом к открытию огня по танку для других расчетов ПТР. Девять противотанковых ружей взвода вели достаточно дружный огонь по танку и бронетранспортеру. Грохот от выстрелов ПТР в лесу усиливался и был очень сильным. Бронебойно-зажигательные пули наших противотанковых ружей, конечно, попадали в корпус, башню танка, бронетранспортера, но не под прямым углом, а по касательной и, естественно, существенного вреда причинить им не могли. Однако, получив достаточно большое количество попаданий, экипаж танка и бронетранспортера поняли, что в случае их дальнейшего движения по этой, довольно узкой лесной доге в сторону расположения подразделений нашего батальона их ждут большие неприятности. Танк и бронетранспортер, которые двигались по лесной дороге и, пройдя примерно 150-200 метров, остановились. Другие бронетранспортеры только-только подходили к дороге. Танк повертел свое башней вправо-влево, отыскивая, очевидно, наши огневые позиции, сделал пару выстрелов осколочными снарядами из своей длинноствольной 75 мм пушки, снаряды которой разорвались в 50-60 метрах от танка, ударившись о стволы деревьев. Увидев, что стрелять по нашим огневым позициям (ОП) находясь на лесной дороге, дело бесполезное, немецкие танкисты дали задний ход, а затем развернулись и вовсе скрылись за поворотом дороги, увлекая за собой и бронетранспортер. Сказать, что танк и бронетранспортер отошли на исходные позиции в результате огня бронебойщиков моего взвода, было бы не совсем правильным. Немецкие танкисты были ребята не робкого, как говорится, десятка. Они отличались хорошей профессиональной подготовкой, решительностью в выполнении поставленных перед ними задач. Когда нужно было, они шли напролом, и, не смотря на потери от огня нашей артиллерии, атаковывали наши позиции. Это я наблюдал лично и неоднократно, находясь на различных фронтах Великой Отечественной войны с декабря 1942 года по март 1945 года. Сначала в качестве рядового, младшего командира, а затем в качестве офицера – командира взвода противотанковых ружей, командира стрелковой роты. Основная причина, по которой сорвалась контратака немцев стала понятной нам примерно через 8-10 минут. В это время внезапно прекратила вести огонь немецкая батарея, которая до этого времени вела огонь, который и не приносил нам вреда, но был крайне неприятным поскольку снаряды проносились над нашими головами и взрывались от нас в опасной близости. Дело в том, что слева от нас, примерно в 2-х км на небольшой возвышенности находился небольшой населенный пункт, который являлся ключевым опорным пунктом немцев на этом участке обороны. Так вот в него, стреляя на ходу на большой скорости, ворвались наши танки Т-34, сначала один, а затем и второй. Сзади них, прикрывая своим огнем, шла САУ-152, которая с коротких остановок вела огонь по немцам, засевшим в этом населенном пункте. Разрывы 152 мм снарядов САУ-152, были очень эффективными. Вскоре, вслед за танками и САУ-152 в населенный пункт на полном галопе с поднятыми клинками ворвались и конники конно-механизированной группы генерал-лейтенанта И.Плиева. Не выдержав нашего молодецкого удара, немцы дрогнули. Они в панике бросились бежать из населенного пункта, бросая на ходу все, что можно было бросить и все, что мешало им резво удирать, спасаясь от наших конников и танкистов. Но, бежали они почему-то вдоль своей траншеи по нашей стороне. Пехота противника, которая только что шла в контратаку, увидев в своем тылу бегущих из населенного пункта своих товарищей, а также разрывы снарядов наших Т-34 и особенно снарядов САУ-152, сначала приостановила движение в нашу сторону, а затем и сами в беспорядке стали отходить вслед за бегущими. Немецкие офицеры, имевшие большой боевой опыт, конечно, хорошо понимали, что в случае дальнейшего стремительного удара наших танкистов и конников вдоль их обороны, те во фланг и тыл контратакующей пехоты, в сочетании с действием наших подразделений, приведет к ее окружению и полному разгрому их войск, действующих на данном участке фронта. Но, этого, к большому сожалению, не произошло, хотя мы на это очень рассчитывали. Конники и танкисты конно-механизированной группы не стали преследовать противника, что дало возможность командованию противника вывести из-под удара наших войск и спасти свой личный состав, оставив на поле боя все тяжелое вооружение. Но, немцы всегда отличались своей настырностью, особенно, в обороне и в тяжелых для себя условиях. И на сей раз, чтобы спасти от гибели свою контратакующую пехоту, они установили несколько пулеметов, которые вели беспрерывный огонь в нашу сторону трассирующими пулями. И еще. Угрожающую для себя обстановку, на мой взгляд, первыми уяснили экипаж танков и бронетранспортеров противника. Немецкие танкисты хорошо знали, что их средний танк Т-IV, хотя и оснащен длинноствольной 75 мм пушкой (длина ствола около 45 калибров), не мог на большой дистанции вести на равных борьбу с нашими танками Т-34, оснащенными тоже длинноствольной 85 мм пушкой. Я уже не говорю о САУ-152, 6-и дюймовый снаряд, которой в случае попадания в башню вражеского танка даже такого, как танк Т-IV (тигр) просто сносил ее, а экипаж, естественно, полностью погибал. Поэтому они, чтобы не испытывать свою судьбу (не исключено, что они получили приказ) первыми покинули поле боя. Увидев бегущих немецких солдат, я взял автомат у своего ординарца, встал во весь рост и укрывшись за стволом, довольно толстого дерева, короткими очередями стал стрелять по бегущим во всю мочь немецким солдатам. Открыли огонь по бегущим и солдаты моего взвода, но поскольку расстояние до бегущих была достаточно большое, а видимость ограничена (мешал кустарник и деревья) желаемого результата не было. Затем поступила команда – начать движение вперед к обороне немцев. Наши стрелковые роты, развернувшись в цепь, шли по болоту. Я со своим взводом – по обочинам дороги в готовности к ведению огня по бронетехнике противника, если немцы вдруг из засады внезапно откроют огонь по нашей пехоте. Но, этого не произошло: противник удрал и его не было видно. Вскоре мы достигли рубежа атаки и с ходу бросились с шумом и гамом, а кое-где с криками «Ура!» к траншее противника. Но немцев там не оказалось, за исключением нескольких насмерть перепуганных раненых немецких солдат, которые, подняв руки вверх, громко кричали: «Гитлер капут!». Перейдя траншею противника, не меняя своего боевого порядка, мы прошли еще около 2,5 км в глубь его обороны, но ни противника, ни каких либо его оборонительных сооружений больше не встретили. Очевидно, резво, налегке, бежавшие в свой тыл немцы, добежали до своего автотранспорта, который имелся у них в большом количестве и на нем, без помех с нашей стороны, укатили на запад в свой тыл. За первый день наступления, действуя в первом эшелоне 48-й гвардейской стрелковой дивизии, наш 146 ГСП прорвал оборону противника на всю ее глубину и к исходу 24.06.1944 года прошел по прямой более 15 км. За прошедший первый день наступления мы испытали большие физические нагрузки и огромное нервное напряжение при прорыве главной полосы обороны противника. Мы продвигались вперед по трудно проходимой лесисто-болотистой местности. Кроме того, мы были очень голодны (с шести часов утра у нас во рту не было « ни росинки») и едва волочили ноги. Видя, что мы идем на пределе возможного, командир батальона капитан Лавров, который шел в боевых порядках батальона с командиром 9-ой стрелковой роты, приказал остановиться и затем выйти к дороге, идущей в направлении города Глуска. Вскоре подошли и походные кухни батальона. Поужинав, мы буквально замертво свалились и уснули. С рассветом 25 июня, свернувшись в походную колонну, наш батальон в авангарде полка двинулся к городу Глуску. Этот небольшой белорусский городок немцы оставили без боя. После Глуска наш 146-й гвардейский стрелковый полк повернул строго на запад в направлении города Любани. В окружении и уничтожении «бобруйской» группировки немцев, где в «котел» устроенный немцам войсками нашей 28-й армии (командир генерал-лейтенант А.Лучинский) и соединениями 65-й армии (командир генерал-лейтенант П.Батов) наш полк участия не принимал. В «бобруйский котел» попали пять немецких дивизий из состава 35-го и 41-го танковых корпусов 9-й немецкой армии. После разгрома и уничтожении немцев в так называемом «Бобруйском котле» (29-го июня 1944 года) и в «котле» под Витебском и Минском (13 июля 1944 года) завершился разгром и уничтожение немецкой группы армии «Центр». Фронт обороны немцев в Белоруссии окончательно развалился, в его обороне образовались огромные бреши, куда устремились советские войска. В полосе наступления нашей 48-й гвардейской стрелковой дивизии противники по сути дела тоже не было. В моей памяти преследование отходящих на запад остатков войск врага, остались как тяжелейшие форсированные переходы длиною в 30-35 км под палящим июльским солнцем, жаждой и огромным желанием отдохнуть даже под огнем противника. Бронебойщики моего взвода во время этих формированных переходов здорово уставали и к исходу дня едва волочили ноги, буквально, падали от усталости. Судите сами: бронебойщики несли на своих плечах противотанковые ружья системы Симакова весом в 20 кг. Кроме того, они несли на себе боекомплект по 70-80 штук патронов с бронебойно-зажигательными пулями, причем каждый патрон весил 122 г, то есть в целом около 9-ти килограммов. Вторые номера расчетов ПТР несли еще и карабины с откидным штыком для самообороны в ближнем бою и боезапас к карабину. Если все подсчитать, то на своих плечах бронебойщик нес не менее 20 килограммов, если не больше: противогаз, скатку из шинели, продукты (хлеб или сухари) и другие личные вещи. Однако, такая ситуация была примерно до 11-12 июля. Немецко-фашистское командование стремилось любой ценой остановить наступление советских войск и восстановить сплошной фронт в Белоруссии. жүктеу/скачать 0.8 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|