К 90-й годовщине Советской Армии и Военно-Морского Флота
жүктеу/скачать 0.8 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Видимо, солдаты вышли сюда раньше, чем мы, а русский мужик сразу чувствует, где находится спиртное. У входа в грот горело пламя с голубым оттенком высотою около полутора метров.
- После этого события у меня к этим полякам появилась какая-то патологическая ненависть, которую сохранил до настоящего времени.
- Немцы, которые проживали на территории отошедшей к Польше, были выселены в ФРГ и Германскую Демократическую Республику – ГДР.
Ко мне подошел один из сержантов 8-й стрелковой роты и, увидев мертвого Прадедова (он знал его), снял пилотку. Я попросил сержанта разыскать в городе бронебойщиков моего взвода и прислать их сюда. Мы похоронили Прадедова у ограды небольшого парка или сада (сейчас уже точно не помню). Не стыдясь своих подчиненных, я горько плакал над его могилой. Вот и сейчас, спустя более, чем 63 года не могу сдержать слез и спазмы сжимают мое сердце. После освобождения от немецко-фашистских оккупантов города Береза-Картузская, преследуя отходящего на запад противника, наш 146-й гвардейский стрелковый полк после небольшой перестрелки занял город Пружаны, а затем, повернув строго на юг, освободил город Кобрин – важный узел шоссейных дорог на пути к г. Бресту. Выйдя на его подступы, наш полк был остановлен чрезвычайно плотным и хорошо организованным огнем врага. Опираясь на старые крепостные укрепления, построенные русскими инженерами еще в начале ХХ века, немцы легко отбивали все наши атаки. В этих, на мой взгляд, бесцельных атаках без поддержки танков и авиации наш батальон, как и весь полк, нес ощутимые потери. Командиру нашей 48-й гвардейской стрелковой дивизии и командованию армии стало ясно, что при всем нашем желании лобовым ударом нам Брест без огромных и бесцельных потерь не взять. Надо было искать другое решение, и оно напрашивалось само собою. Командарм генерал-лейтенант А.А. Лучинский приказал соединениям больше не ввязываться в затяжные бои за город, а обойти его с севера и юга, форсировать реку Западный Буг и устроить немцам, засевшим в городе Бресте и его окрестностях, небольшой котел. При удачном завершении этого маневра в районе Бреста в окружении могли оказаться от 3-х до 4-х немецких пехотных дивизий со средствами усиления. Опираясь на старые крепостные оборонительные сооружения, немцы почти целую неделю яростно обороняли город. Однако когда соединения нашей армии стали обходить город, немцы почувствовали угрозу окружения и стали отходить на запад. Установив, что немцы отходят на запад, мы не мешкая, перешли в преследование. Немцы очень вяло отстреливались. В середине дня 28 июля 1944 года я со своим взводом противотанковых ружей вышел к центру города – к 3-х этажному зданию, сложенного из красного кирпича. Это была ратуша Бреста. На крыше ратуши развевался государственный флаг фашистской Германии – красное полотнище размером 2 х 1,5 м с белым кругом в середине и черной свастикой в центре. Здание находилось на окраине небольшого парка, в 40-50 метрах от него были вырыты глубокие ямы, на дне которых находились не засыпанные землей гробы с убитыми немецкими солдатами и офицерами. Аккуратные немцы так спешили, что даже не успели их засыпать землей. Увидев развевающее фашистское знамя, я по пожарной лестнице поднялся на крышу здания, своим кинжалом срезал фалы, державшие полотнище, и там же из фашистского флага нарезал себе портянки и, не мешкая навернул их на ноги. Материал флага представлял собой тонкую шерстяную ткань. Затем мой взвод и 8-я стрелковая рота вышли на западную окраину крепости, где недалеко протекала река Западный Буг. У входа в один из подземных гротов форта крепости, в траве лежало добрый десяток наших пьяных солдат, некоторые из них даже горланили песни. Видимо, солдаты вышли сюда раньше, чем мы, а русский мужик сразу чувствует, где находится спиртное. У входа в грот горело пламя с голубым оттенком высотою около полутора метров. Оказывается, в подземной части форта немцы хранили в 10-ти литровых ( мною впервые увиденных) стеклянных бутылях чистый этиловый спирт, а чтобы мы не могли им воспользоваться разлили несколько бутылей спирта у входа в грот и подожгли его. Это не стало препятствием для наших солдат. Разузнав в чем дело, они не могли без внимания оставить столь желанную добычу. Завернувшись в шинель и облившись с ног до головы водой, наиболее смелые и любящие спиртное солдаты, бегом устремились в грот, хватали горячую 10-ти литровую канистру с этиловым спиртом и, пробежав вторично через огонь, выбегали на свежий воздух, где их встречали радостным криком товарищи. Вскоре к гроту на «виллисе» примчался какой-то крупный политработник и стал призывать солдат прекратить это безобразие, так как немцы находятся совсем близко и могут напасть на пьяных беспомощных солдат и перебить их. Но, куда там! Если речь идет о спиртном, да еще на фронте, где тебя ежечасно ожидает смерть, то отказаться от «лакомой» добычи очень трудно. Мой помощник комвзвода (ком. 1-го отдел) обратился ко мне с просьбой разрешить ему тоже достать канистру со спиртом. Но я, опасаясь, что взвод напьется и будет не боеспособен, не разрешил ему это сделать и, от греха увел взвод к берегу Западного Буга. День был жарким, и я приказал им искупаться в реке. Многие солдаты уже искупались. Во второй половине дня батальон получил приказ – форсировать Западный Буг, перейти на другой берег, то есть на территорию Польши и начать ее освобождение от немцев. Справа от нас вниз по течению реки к форсированию приступил 138 гвардейский стрелковый полк нашей дивизии. Река в районе форсирования была не глубокой, и солдаты переходили ее вброд. Противника на противоположном берегу реки не было. Все было тихо и спокойно. Солдаты отдыхали и купались, а некоторые из них стирали гимнастерки. Однако беда пришла не оттуда, откуда ее можно было ожидать. Над форсировавшими реку солдатами 138 гвардейского стрелкового полка появились два наших штурмовика ИЛ-2. Солдаты приветливо мазали нашим «соколам», не подозревая, что сейчас случится страшное несчастье. Увидев переправлявшихся на другой берег солдат и приняв их, очевидно, за немцев, летчики снизились на 200-300 метров и ударили из своих эресов по солдатам. Послышались мощные взрывы ракет и крики ужаса солдат нашего батальона и, израсходовав боекомплект ракет, летчики продолжали расстреливать своих же солдат из 37 мм пушек, а затем ушли на восток докладывать своему командованию о разгроме «немецкой колонны». Я лично видел, как на повозках в тыл увозили полураздетых раненых солдат нашего полка. Потери среди личного состава были весьма большие. Кто ответил за вопиющее преступление, я не знаю. Однако, на войне как на войне, всякое бывает. Придя в себя от этого ужасного зрелища, я снял сапоги и ахнул. Все мои ноги были красными, мелькнула мысль, что это была кровь, но откуда она взялась? На самом деле это была краска от немецкого флага. Пришлось эти портянки бросить и надеть свои белые хлопчатобумажные. Преследуя отходящего противника, который оказывал достаточно слабое сопротивление, мы продвигались на запад по территории Польши. А в начале августа мы освободили города Бяла Подляска, Минск - Мозовецкий, походным порядком прошли город Седлец, который накануне был освобожден танкистами 2-ой гвардейской танковой армии. В городе, по всей вероятности, шли ожесточенные бои с танками и пехотой немцев, т.к. были видны разрушения, а жителей не было видно. На улицах стояли подбитые и сожженные наши и немецкие танки. К сожалению, наших сгоревших танков, по тем улицам, по которым мы проходили, было больше, чем немецких. Наступая в направлении города Варшавы – столицы Польши, наш полк освободил от немецко-фашистских захватчиков еще несколько небольших городов и населенных пунктов. Однако, в середине августа 1944 года, подразделения нашего полка уже достаточно поредевшие, в боях за освобождение этих населенных пунктов, были остановлены организованным сильным ружейно-пулеметным, артиллерийским огнем и контратаками подошедших резервов противника. Мы очень устали. Наша боеспособность равнялась не более 20% от первоначальной. Несмотря на большие потери в личном составе и материальной части, пополнение нам не поступало. В стрелковых ротах нашего батальона, да и почти во всех стрелковых ротах 1-го , 2-го и 3-го батальонов нашего полка была аналогичная картина: в строю оставалось по 15-20 человек активных штыков. Например, в моем взводе из 9-и противотанковых ружей, в строю осталось всего четыре ружья. Но это было еще более или менее нормально. А вот в пулеметной роте нашего батальона из шести пулеметов системы « Максим», в строю осталось всего два, да и те были без броневых щитков. Аналогичная картина была и в других батальонах нашего полка. Мы остановились, окопались, немного отдохнули, помылись в полевой бане и сменили белье. Кстати, оборона на участке нашего батальона, да и всего полка была чисто условной. По причине малочисленности личного состава, между подразделениями не было локтевой связи. Интервалы между подразделениями достигали 200-250 метров и более, которые ни чем не прикрывались и даже не простреливались. Этим обстоятельством пользовалось местное население, которое через эти интервалы в обороне почти свободно перемещалось в оба конца. Я, например, на участке 9-ой стрелковой роты задержал и вернул обратно в наш тыл двух или трех женщин, которые шли через нашу оборону с сторону позиции противника. В начале 20-х чисел августа мы возобновили наступление. Немцы ожесточенно сопротивлялись, особенно на перекрестках шоссейных дорог, широко применяя при этом артиллерию. Они медленно отходили к реке Нарев. В 20-х числах августа наш полк вышел к этой реке, но приказа на формирование не получил. Да и какими силами можно было форсировать реку, создавать на противоположном берегу плацдарм и удерживать его? В стрелковых ротах полка осталось по 10-15 активных штыков. Где-то во второй половине дня 26 или 27 августа, точнее не помню, меня вызвал к себе командир нашего батальона капитан Лавров и приказал мне занять оборону по берегу реки у небольшой польской деревеньки со своим взводом противотанковых ружей (а это всего 4 расчета, одним 45 мм орудием батальонного взвода младшего лейтенанта Гуковского и отделением стрелков 9-ой стрелковой роты – всего 22 человека. Мы вышли к реке и стали спешно окапываться в 150-200 метрах от домов этой деревни. Староста деревни, увидев это обратился с вопросом ко мне : «Пан офицер, что здесь ожидается?» Я был очень зол на всех поляков, я просто их ненавидел за незаслуженный расстрел старшины санроты, обменявшего обессиленную лошадь, которая перевозила раненых, на свежего хорошего коня у зажиточного про-немецки настроенного поляка. Этот каналья обратился с жалобой к одному из старших офицеров дивизии и ,как на зло, ему встретился прокурор нашей дивизии. Фамилию я его не помню, но это был офицер в звании майора юстиции. Он приказал немедленно арестовать старшину санроты и придать его суду военного трибунала. Суд был скорый и крайне несправедливый. Правда, был приказ командующего фронтом, в котором запрещалось брать у поляков что-либо без их согласия. Суд приговорил старшину к высшей мере наказания – расстрелу. Наш командир дивизии генерал-майор Г. Корчиков этот приговор не утвердил. Тогда прокурор дивизии обратился к командующему 28-й армии генерал-лейтенанту А. Лучинскому с просьбой утвердить приговор. Командарм этот приговор утвердил. Расстрел старшины производился перед строем всего нашего полка, который для этой цепи был выведен во 2-ой эшелон дивизии. Это было страшное по своему характеру зрелище. Не смотря на то, что мы повидали многое, но у некоторых из нас не выдерживали нервы. Мы готовы были взяться за оружие, чтобы отстоять жизнь старшины санроты. Не выдержал этой ужасной картины и я. Когда автоматчики (три человека) из комендантского взвода отказались стрелять в осужденного, я повернул свой взвод кругом и бегом увел его с места расстрела. После этого события у меня к этим полякам появилась какая-то патологическая ненависть, которую сохранил до настоящего времени. Масло в огонь ненависти и неприязни к полякам, которых наши воины ценой собственной жизни освобождали от немецко-фашистских оккупантов, подлил староста этого небольшого села. Когда жители стали покидать село, боясь боя, он предупредил меня, что будет жаловаться вышестоящему командованию в случае пропажи хоть одной утки или курицы. После эти слов я стал размышлять над тем, что нужно сделать, чтобы как следует отомстить этому про-германски настроенному спесивому каналье, а заодно и всем панам за их открытую патологическую ненависть к нашей Красной Армии, к нашей Советской Родине. Однако, мною задуманная месть должна быть выполнена таким образом, чтобы во всем этом «мероприятии» были виноваты немцы и только они. Размышляя над таким сложным для меня вопросом пришел на мой взгляд к единственно правильному и безболезненному для меня выводу - вызвать ответный огонь немцев на это село. Принимая такое решение, я полагал, что ответный огонь немцев по селу никакого вреда нам не принесет, так как мы хорошо окопались почти у самого берега реки в 200-250 метрах от ближайших домов. Когда стемнело, наши солдаты стали ловить кур, уток и даже поймали небольшого кабанчика, который отчаянно визжал. Естественно, я для вида это самоуправство строго запретил. Но, в то же время хорошо уяснил, что самозаготовка продовольствия моих подчиненных может обернуться для меня очень большими неприятностями. Надо было срочно принимать действенные меры, пока немцы не отошли в сторону Варшавы. Надо было имитировать наличие в селе большого количества наших войск, готовящихся к формированию реки. С этой целью приказал разжечь как можно больше костров, а приданному мне стрелковому отделению 9-ой стрелковой роты – открыть в сторону немцев огонь из ручного пулемета трассирующими пулями. Кроме того приказал командиру 45мм орудия сделать 8-10 выстрелов осколочными снарядами по противоположному берегу реки. Противник, по всей видимости, внимательно наблюдал за тем, что происходит на нашей стороне и его ответ не заставил себя долго ждать. Вскоре немцы открыли по селу артиллерийский огонь. Судя по разрывам снарядов, огонь вела батарея 105 мм орудий. Вскоре от прямого попадания снарядов загорелось несколько домов и хозяйственных построек. Поднявшийся небольшой ветерок довершил дело. К утру от этой небольшой польской деревушки остались лишь тлеющие головешки. Я, естественно, был доволен, даже рад результатом своих действий. В то время мне казалось, что я как взводный командир сделал все возможное, что было в моих силах – отомстил спесивым полякам за старшину санроты и за их патологическую ненависть (особенно молодежи) к нашей Родине вообще, к русскому народу в частности….. Следует сказать, что этнический конфликт между русскими и поляками имеет свои исторические корни и берет начало еще со времен Речи Посполитой (Польши). Тогда правитель Речи Посполитой пытались силой захватить от России ее западные земли и посадить на русский царский престол своего ставленника. Масло в огонь этого конфликта, безусловно, подлила Императрица России Екатерина II. Это она вместе с королем Пруссии, императором Австрии лишила Польшу ее государственности, а ее территорию поделили между собой. Причем, большая часть территории Польши и ее столицы Варшавы отошла к России. Дележ территории Польши между тремя государствами стараниями амбициозной польской шляхты, католической церкви породило у значительной части страны глубокую ненависть, прежде всего, к России и ее народу. Возможно, я в своих суждениях был прямолинеен и наивен, ведь мне шел всего 20-й год. Однако вскоре мои наихудшие опасения подтвердились. Армия Крайова – военное крыло польских буржуазных националистов, воюя на словах с немецко-фашистскими захватчиками, а на деле в союзе с ними, развернули в нашем тылу настоящую партизанскую войну против нашей армии. Они нападали на отдельные наши небольшие гарнизоны, отдельных военнослужащих, главным образом, тыловых частей и подразделений, закладывали на дорогах противотанковые мины. Жертвой этой необъявленной войны едва не стал автор этих строк. Кстати, первыми кто предал нас в годы холодной войны, были именно поляки. И это, не смотря на то, что благодаря огромному старанию руководства нашей страны и лично И.В.Сталина, Польша получила значительную часть Восточной Пруссии. Данцигский коридор с городами Данциг и Гдыня, Домбровский угольный бассейн, Восточную Померанию и другие территории Германии. Граница Польши на западе стала теперь проходить по рекам Одер и Нейссе. Немцы, которые проживали на территории отошедшей к Польше, были выселены в ФРГ и Германскую Демократическую Республику – ГДР. Мне хотелось бы добавить, что на территории современной Польши вечным сном лежат около 650 тысяч солдат и офицеров Красной Армии, павшие смертью храбрых в боях с немецко-фашисткими захватчиками при освобождении этой страны. Ныне стараниями, прежде всего, католической церкви, различных профобъединений и антироссийских союзов, наши воины из освободителей в одночасье превратились в оккупантов. Правители современной «демократической» Польши, вдохновленные безнаказанными действиями эстонских фашистов, надругавшихся над останками воинов Красной Армии, которые пали в боях при освобождении столицы Эстонии - Таллина от немецко-фашистских захватчиков, планируют снести все памятники, установленные в стране воинам Красной Армии, погибшим за освобождение Польши от немцев. И вся эта вакханалия (не придумаешь другого слова) происходит при попустительстве, молчаливом согласии основной массы населения страны, в которой каждый шестой житель погиб от рук немецких оккупантов. Я уже не говорю о вопиющем вандализме, учиненном молодыми поляками в городе Лодзе над памятником Маршалу Советского Союза И.С. Коневу. Этот памятник был установлен жителями Лодзи в знак признательности советскому полководцу, войска которого спасли город от разрушения немецко-фашистскими варварами. Все это у меня, как участника освобождения Польши вызывает горькое разочарование и законное возмущение. Но, вернемся к воспоминаниям. …..По пути к месту сбора мы встретили старосту деревни и несколько ее жителей. На вопрос старосты как обстоят дела в деревне, я ответил, что немцы спалили деревню начисто своими гарматами (пушками). Удрученный такими новостями, староста и жители направились в сторону деревни. Вскоре, к нам прибыла концертная бригада и артисты, тепло встреченные гвардейцами, и дали нам хороший концерт. Через пару дней офицерский состав полка был собран на совещание, где командир полка объявил нам, что наша 48 гвардейская стрелковая дивизия отводится в тыл в район города Бреста на отдых и пополнение. Обратный марш в район города Бреста, мы совершали по уже известным нам местам, где мы вели бои и гнали немцев на запад. Вскоре мы прибыли на место дислокации и отдыха. Мы разместились в лесу, вырыли землянки, расчистили перед ними дорожки и приступили к боевой учебе. Через несколько дней стало поступать пополнение, на половину состоявшее из жителей западных районов Украины, ранее входивших в состав Польши. Среди этого пополнения (особенно старшего возраста) было немало бывших петлюровцев, оуновцев, замаскировавшихся польских полицаев. Они люто ненавидели нашу страну, нашу армию и, если представлялась возможность, то дезертировали, прихватив с собой закрепленное за ними оружие. Командир батальона, хорошо зная, какую физическую и моральную нагрузку несут на себе пулеметчики и бронебойщики, разрешил нам из числа прибывающего пополнения отбирать в свои подразделения солдат и сержантов в первую очередь. Решением комбата мы с командиром пулеметной роты были очень довольны и воспользовались им в полной мере. Мне удалось в свой взвод набрать солдат из центральных районов Российской Федерации и Украины 1925 года рождения, хорошо развитых физически , ростом не менее 175 см. И все же, не смотря на такой тщательный отбор, во взвод попали два человека из числа жителей западный районов Украины. При опросе они скрыли от меня этот факт. Одного из них по фамилии Брузжак я хорошо запомнил, так как в ночь перед наступлением 14 января 1945 года, обманув командира расчета, он дезертировал в наш тыл, правда, без оружия. Он был задержан, судим военным трибуналом и направлен в штрафную роту нашей 28-й армии. Когда мы находились на отдыхе и получали пополнение ( в середине сентября 1944 года), мне было присвоено воинское звание «лейтенант». В действующей армии воинское звание до «капитана» включительно присваивал Командующий армией через три месяца, но эти сроки, особенно в период наступательных боев, сплошь и рядом нарушались. Мне, например, очередное звание «лейтенант» присвоили только через шесть месяцев. Тому были причины: я с февраля до середины апреля 1944 года находился в составе 46-й армии, а затем лечился в госпитале по случаю ранения в бою под городом Кривой Рог. Во второй половине сентября 1944 года (дату сейчас я уже не помню), офицерский состав полка от командира роты, батареи и выше, был по тревоге собран в штаб полка на служебное совещание. На нем командир полка сообщил нам, что наша дивизия как и весь 20-й Брестский корпус (48 гвардейская Криворожская, 55 гвардейская Иркутско-Пинская, 20-я стрелковая дивизии) и вся наша 28-я армия (командарм А.А.Лучинский) передается в состав 3-го Белорусского фронта. Поэтому, нам надлежит походным порядком совершить передислокацию в район города Вилкавишкис Литовской ССР, где занять оборону недалеко от границы фашисткой Германии. Длина перехода ориентировочно составляла 250-300 км. Срок готовности к маршу – 36 часов, т.е. боевую подготовку закончить и готовить свои подразделения к маршу. Но, подготовить личный состав к боевым действиям за такое короткое время было невозможно. Нам не удалось закончить даже одиночную подготовку бойца, и среди нового пополнения добрая половина бойцов рядового состава в армии не служила и в боевых стрельбах не участвовала. Чтобы подготовить личный состав хотя бы удовлетворительно, требовалось не менее двух недель боевой подготовки. Первые номера расчетов противотанковых ружей по-прежнему боялись звука выстрела и отдачи приклада в плечо. Поэтому при нажатии на спусковой крючок, они вместо плавного нажатия закрывали глаза и дергали его. Отсюда попадание в цель было чисто случайным. А что же будет в настоящем бою, когда нужно бить по фашистским танкам?! Естественно, это обстоятельство удручало многих, в том числе меня. Я не понимал к чему такая спешка. Ведь необученный солдат – это пушечное мясо. На войне как на войне и приказы не обсуждаются, их нужно выполнять неукоснительно. Планируя переброску войск нашей 28-й армии на 3-й Белорусский фронт по дорогам августовского леса, которые были плохо обустроены, направляли основной поток войск по одним и тем же дорогам. Этим просчетом незамедлительно воспользовались поляки из Армии Краевой – военной организации польских националистов, люто ненавидевших нашу страну и Красную Армию. Об этом я же писал выше и повторюсь, чтобы еще раз заострить на этом вопросе внимание читателей. Боевики из Армии Краевой закладывали противотанковые мины немецкого производства на путях движения наших войск. На этих минах подорвалось немало наших автомашин, арторудий и просто повозок с военным имуществом. Наши войска несли неоправданные потери в личном составе и боевой технике. Марш с целью маскировки совершали только в темное время суток, а с рассветом сворачивали в лес, где отдыхали весь световой день. В один из дней марша мой взвод двигался вслед за пулеметной ротой батальона, за нами взвод 45 мм орудий моего друга младшего лейтенанта Гуковского. Я чертовски устал, и решил немного проехать на зарядном ящике головного орудия, где сидели ездовой и командир орудия. Согнав командира орудия с зарядного ящика, я уселся на его место. Немного проехав, я увидел, что голова колонны батальона сворачивает в лес. Спрыгнув с зарядного ящика, я намеревался подтянуть свой взвод. Солдаты взвода несли на плечах ПТР и едва волочили ноги. Я, ускорив шаг, стал обходить конную упряжку орудия справа. Когда поравнялся с головой лошади, сзади раздался мощный взрыв. Воздушно-ударной волной меня бросило на землю. Падая, я невольно краем глаза видел, как с высоты 3-3,5 метра, кувыркаясь падал ездовой орудия. У шедшего рядом командира орудия взрывом было изуродовано все тело. Он скончался на месте. Это был опытный и смелый воин, который по дорогам войны со своим орудием прошел не одну сотню километров. Мне до глубины души было жаль этого отважного воина. Конечно, погиб и ездовой орудия. У запряженных в орудие двух лошадей взрывом были буквально оторваны задние части туловища. Я просто чудом остался жив и не получил никаких видимых повреждений, если не считать небольшой контузии. Меня от ударной взрывной волны спасли лошади. жүктеу/скачать 0.8 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|