К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5

Хенкин⁵⁵

Это большое дарование, большой разнообразнейший талант. Его актерская жизнь обнимает уже больше четырех десятилетий — исполнилось 43 года его работы на сцене. В нескольких словах раскрыть содержание этого сценического явления чрезвычайно трудно. Вот почему я прошу заранее извинить меня, если мои слова лишь слегка затронут то, что мне кажется особенно существенным в актерском облике Владимира Яковлевича.

Первое, что необходимо отметить, — это разнообразие жанров, в которых он себя проявляет. Нет почти ни одного театрального жанра, кроме разве оперного, в котором Владимир Яковлевич не работал бы и не создавал бы удивительные, безраздельно завладевающие зрителем образы. Он работал и в драме, и в комедии, и в театре миниатюр, и в оперетте, и в варьете, и на эстраде. Он рассказывал, он пел, он имитировал.

Его разнообразное дарование — не есть некоего рода «компиляция». Над всеми жанрами Хенкина стоит собирающее начало его дарования — его индивидуальность.

Владимир Яковлевич однажды спросил меня:

— Вот меня поражает, я пытаюсь угадать, почему самая обычная фраза, произносимая мною, смешит публику? Я не успеваю иногда выйти, едва сделаю какое-то движение — зрители смеются! Мне самому это кажется непонятным…

Но я думаю, что тут ничего удивительного нет. Хенкин пошел по одному из наиболее трудных актерских путей: он создал свою собственную маску. Он выходит к вам, а вы уже вспоминаете прошлую жизнь этой маски. Он как бы продолжает биографию своего героя, проносит через годы свою маску. Ему и говорить ничего не надо, потому что вместе с его появлением на сцене у зрителей сразу возникают ассоциации, связанные с его рассказами. Вы ему улыбаетесь, вы его приветствуете, вы знаете, что эта маска приносит с собою смех и радость.

{271} Путь создания своей маски — это трудный путь для актера. Этот путь избирали только большие мастера.

Такая маска уже сама по себе произведение искусства. Хенкин на эстраде создал замечательную маску Владимира Хенкина.

Когда Владимир Яковлевич появляется на сцене, то ему незачем объявлять название рассказа, который он будет читать. Он вообще не «читает», он сам рассказывает о событии, в котором как бы участвовал. Маска-Хенкин вышел к вам и рассказывает, что с ним произошло полчаса назад. Это первое.

А второе — его юмор, замечательный хенкинский юмор. Смех, как известно, возникает тогда, когда вы замечаете в природе нечто удивительно несообразное. Скажем, человек шел по улице, поскользнулся, сел, а в это время кепка, которая была на нем, подпрыгнула, села обратно на голову, и почему-то он в этот момент сказал: «Здравствуйте!» Это удивительно несообразно. Именно в природе несообразного поведения коренится тайна смеха. Юмор же появляется тогда, когда возникает оценка этой несообразности.

Особенность юмора Хенкина заключается в том, что он прежде всего как-то подчеркивает нелепое и несообразное в себе самом, в своем герое. Он разрешает посмеяться и над своим невысоким ростом, над своей небогатой прической, а потом вдруг обрушивается на обывателей, которые ненормальное называют нормой. Так раскрывается удивительная природа хенкинского юмора, удивительная природа хенкинской маски.

Хенкин — не акварелист, он не ищет полутонов настроений, он пишет щедро — масляными красками, он берет и отдает все, что накопил. Отсюда сочность и богатство его игры.

Владимир Яковлевич — и актер, и замечательный гражданин. Чувство советского патриотизма все определяет и в его общественной и в его творческой жизни. Его смех — оружие в нашей общей борьбе против обывательщины, в борьбе за моральную чистоту и духовное здоровье советских людей.

1944 г.

Маршак⁵⁶

И когда он разговаривает с ребенком, когда он пишет свои стихи для детей, мы чувствуем, что он не приспосабливается к ним, похлопывая их сверху по плечику, не сюсюкает что-то, чтобы это им было понятно. Мне вспоминается, еще очень давно, когда не было нашей детской литературы, еще до революции говорили: нет ничего проще, чем писать детские стихи, — например, достаточно прибегнуть к уменьшительным сравнениям; возьмите просто выражение «по улице идет трамвай» и скажите: «по улочке идет трамвайчик» — уже сказка. У Маршака, конечно, совершенно другие произведения. Это разговор на языке маленьких людей, которые раскрывают глаза на мир и жадно его познают в каждом слове, в каждом повороте, в каждом сопоставлении, в каждом абзаце, в каждом образе. Это — знание языка, языка растущего человека, непрерывно растущего, движущегося, идущего вперед вместе с нашей замечательной страной, вместе с советскими людьми. Он знает высший человеческий язык, язык советского человека, современный боевой язык, радостный язык, язык, зовущий вперед, к счастью!

Поздравляю! (Аплодисменты)

В. Л. Зускин со мной согласен. (Аплодисменты)