Как хрестьяне

родицу. Почти ничего не известно об учении Фёдора, но, по всей види-

мости, в нём сильны были дохристианские пантеистические мотивы;

недаром Фёдора за его проязыческие симпатии даже называли "волх-

вом". Именно во Владимиро-Суздальской земле широко распространил-

ся богородичный культ, никак не укладывавшийся в рамки византийско-

го иудохристианства, чему, вероятно, способствовало особое почитание

Земли-Матери местными финно-угорскими народами (мурома, меря)

и поразительное преобладание в их пантеоне архаических женских

божеств-Матерей (Мать Воды, Мать Леса, Мать Ветра и т.д.).

Историки давно обратили внимание, что во владимирском культе бо-

городицы вообще очень мало христианского, что на первых порах Вла-

димирская икона сохраняет полуязыческие черты женского божества -

она, в сущности, и действует как магический Языческий оберег. С Язы-

ческой Бого-РОДИЦЕЙ издревле связывались также функции чадоро-

дия, исцеления от женских болезней и бесплодия, покровительства бе-

ременным. Эти архетипические представления на генетическом уровне

живут и сегодня, чем в значительной мере и объясняется ажиотаж, свя-

занный с клерикально-коммерческим шоу - показом в Москве "пояса

пресвятой богородицы".

Но если прапрабабушки нынешних страждущих обращались за помо-

щью к живительным силам Родной Природы, то их праправнучки упо-

вают на "чудотворные" реликвии. Только ведь все эти "реликвии", так

же, как и "намолённые доски" - есть сгустки чужой боли, чужих несча-

стий, мук и хворей: они собирают, накапливают отрицательную энер-

гию, а затем отдают её.

Даже 9 веков спустя после крещения киевлян, вольнолюбивый народ-

ный дух, всё равно проявляющийся в присвоенных себе церковниками

и переиначенными ими на свой лад народных торжествах, виделся го-

сударству языческим, опасным и вредным. Поэтому, как богословами,

так и казённой светской наукой внушалось, будто народные праздни-

ки эти родились из неверно истолкованной народом библии (напр., Сне-

гирёв И. М. "Русские простонародные праздники и суеверные обычаи"

М., 1837-1839 годы, Сахаров И.П. "Сказания русского народа" 1841 год,

и другие). Но ведь, как известно, лишь в XV веке появился на Руси пол-

ный церковно-славянский перевод библии.

Небезызвестный церковный писатель Н.М. Гальковский в своём

двухтомном труде "Борьба христианства с остатками язычества в Древ-

ней Руси (1913-1916 годы) пытался доказать, будто "Лада, лель-люли

- это припевы песен... припев в форме ой, люли лель-люли мог воз-

никнуть вследствие искажения богослужебного слова аллилуйя" (по-

еврейски - хвалите бога).

Попробуйте в обществе людей, мнящих себя культурными, прене-

брежительно отозваться об "Илиаде" или "Махабхарате", назвать чер-

товщиной скандинавскую "Эдду" или финскую "Калевалу". Что же ка-

сается нашей родной истории, то здесь допустимо всякое поношение.

Если для клерикалов славянорусская Языческая культура в лучшем слу-

чае - "эллинское суемудрие", в худшем - сатанизм, то для историков-

академистов она в лучшем - наивные сказки, в худшем - нечто прими-

тивное, тёмное, безобразное.

Гальковскому вторит С.А. Токарев, видный советский учёный, ав-

тор многих учебников и книг, в частности, "Религия в истории народов

мира" (М., 1986), где на стр. 207 чёрным по белому написано, что обра-

зы славянских божеств "либо сформировались под влиянием христиан-

ства (Купала - это Иоанн Креститель, ибо христианское крещение народ

ассоциировал с купанием; Лель - от христианского "аллилуйя"), либо

являются простой персонификацией праздников и обрядов (например,

Коледа - от античных праздников календ, с которыми совпадали славян-

ские зимние святки)". А на странице 212 автор заявляет, что наше слово

"русалка" - не славянского, а латинского происхождения, от корня "ros",

от греко-римских весенне-летних праздников - rosarum, занесённых к

славянам вместе с христианством. Впрочем, ещё акад. А.Н. Веселов-

ский (1838-1906) додумался, что слово "русалка" и название русалий -

обрядовых празднеств в честь Русалок-Берегинь, происходят, якобы, от

праздника роз, известного у римлян и византийцев под именем розалий,

и были заимствованы славянами в ходе их христианизации. Получается,

у евреев - "священная история", у греков и римлян - классическая ми-

фология, а у нас - сплошное чужебесие да "баснословие".

Нынешние же попы ударились в другую крайность: вслед за Ю. Ми-

ролюбовым (сочинителем так называемой "Влескниги") уже вовсю ста-

раются прибрать к рукам даже древнейший общеиндоевропейский

праздник Купалы, доказывая, что "это наш, исконно русский православ-

ный праздник Иван-Купала". Ходят слухи, что в целях патриотическо-

го воспитания молодёжи православным христианином скоро объявят

Деда Мороза, а Бабу Ягу наградят (посмертно) орденом "За заслуги пе-

ред Отечеством» III степени: всё же нашенской она была, россиянкой, а

не какой-нибудь там басурманкой. Да к тому же дотошные изыскатели

(то ли Асов, то ли Задорнов) откопали какую-то допотопную "всеясвет-

ную грамоту", где говорится, что Яга только смолоду была язычницей-

экстремисткой и ела христианских младенцев, а потом покаялась, и

окрестил её не кто-нибудь, а сам апостол Андрей Первозванный. Мо-

раль сей басни такова: хоть евреи и богоизбранные, но родина хомо са-

пиенса – всё же Расея! Вперёд, к победе капитализма!

Приобщение русичей к "общечеловеческим ценностям", растянув-

шееся на целое тысячелетие, так и не смогло бесповоротно вытеснить

из народного самосознания родную дедовщину. На Руси сложилось так

называемое двоеверие, ставшее отличительной чертой "русского право-

славия". С одной стороны было официальное православие, чужеземная

религия, навязанная "огнём и мечом" и возведённая на уровень жёстко-

го государственного диктата, с другой стороны – этому противостояла

исконная этническая религия. Народ, внешне усваивая государственно-

церковное вероучение, применял его к привычным, обыденным тради-

циям славянорусского мировоззрения и в итоге создал свою, так назы-

ваемую НАРОДНУЮ ВЕРУ, распадавшуюся на множество толков и

представлявшую собой сложное соединение, где византийская ортодок-

сия причудливо переплеталась с дохристианскими религиозными пред-

ставлениями, апокрифическим "чернокнижием" (Глубинные, или Голу-

биные и прочие "отречённые" книги) и народными сказаниями.

Народная вера несла в себе осколки древнего Языческого Знания (ве-

довства), перемешанного с иудохристианским суеверием. Всё лучшее,

ценное, наиболее значимое, что сохранило двоеверие (или так называ-

емое народное христианство), по сути, является замаскированным пла-

стом архаичной Языческой культуры, искажённым, правда, подчас поч-

ти до неузнаваемости.

Можно сказать, что народная религиозность в культурно-

историческом смысле – это ЯЗЫЧЕСКОЕ мировосприятие, принявшее

под давлением церкви вид "православной веры". Практически в каж-

дом православном празднике видна его Языческая первооснова, да и в

нынешнем своём быту народ русский пользуется множеством мировоз-

зренческих представлений, примет и обычаев, которые иудохристиан-

скими никак не назовёшь: взять хотя бы запрет на рукопожатие через

порог или своеобразное "кормление" усопших на могилах, а также обя-

зательную поминальную стопку.

В начале XV века кардинал Д’ Эли доносил в Рим: "Русские в такой

степени сблизили своё христианство с язычеством, что трудно сказать,

что преобладает в образовавшейся смеси: христианство ли, принявшее

в себя языческие начала, или язычество, поглотившее христианское ве-

роучение".

Можно, пожалуй, выразиться так: образовавшиеся народные верова-

ния представляли собой стихийное сплетение низвергнутого, но не по-

беждённого Язычества, и восторжествовавшего, но не победившего иу-

дохристианства. Своеобразнейший феномен народного двоеверия стал

предметом изучения историков, этнографов, фольклористов. На протя-

жении веков русский человек очищал, насколько было возможно, би-

блейское мракобесие светом своей души. Не иудохристианство облаго-

раживало русича, а напротив, русич облагораживал "византийское пра-

вославие", которое, приспосабливаясь к народному пониманию, вбира-

ло в себя "пережитки" Язычества.

"Русское православие" представляло собой чисто механическое, а не

органическое соединение разнородных, совершенно чуждых друг дру-

гу элементов иудохристианства и Язычества, что дало повод многим бо-

гословам и церковным писателям говорить о торжестве и ведущей роли

в нём фактического двоеверия. Так, крупнейший дореволюционный ис-

следователь Е.Е. Голубинский в своей фундаментальной "Истории рус-

ской церкви" делает убедительный вывод, что явное, открытое, созна-

тельное языческо-христианское двоеверие населения Киевской Руси так

и не было преодолено в последующие века, а лишь приобрело скрытые,

потаённые, подсознательные формы. Наибольшая часть воззрений, по-

верий, праздников, обрядов и обычаев, писал этот церковный историк,

осталось в народе и после уничтожения Языческих капищ и светилищ,

но они стали восприниматься как заповеданное Наследие Предков.

Жалобы православных пастырей на такое двоеверие встречаются в

церковной литературе; в поучениях Феодосия Печерского, Серапиона

Владимирского, Димитрия Ростовского и других. В "Повести времен-

ных лет" под 1068 годом записано: "Видим же игрища утоптанные, с та-

кими толпами людей на них, что пихают друг друга, взирая на бесом за-

думанное действо, - а церкви стоят пусты, и когда приходит время мо-

литвы, мало людей оказывается в церкви". Прошло 500(!) лет, и архи-

мандрит (греческое archimandrites буквально означает "главный над

овцами", так как mandra – это овчарня) Елизарова монастыря Памфил

осуждает псковитян за празднование Купальской Ночи. Другое церков-

ное бичевание в переводе на современный литературный язык звучит

так: "Если какой-нибудь плясун, или гусельник, или скоморох позовёт

на игрище, на сборище языческое, то все туда радостно устремляются

и проводят там, развлекаясь, целый день. Если же позовут в церковь, то

мы позёвываем, чешемся, сонно потягиваемся и отвечаем: "Дождливо,

холодно" или ещё чем-либо отговариваемся… На игрищах нет ни кры-

ши, ни защиты от ветра, но нередко и дождь идёт, дует ветер, метель

метёт, но мы ко всему этому относимся весело, увлекаясь зрелищем, ги-

бельным для наших душ. А в церкви и крыша есть, и приятный воздух,

но туда люди не хотят идти".

Народ хранил память и доверие к древним своим Покровителям и

втайне им поклонялся. Трудно было бороться новой религии с тайным

служением божествам скрываемым, домашним. Под иудохристианской

личиной во всей своей первобытности продолжало жить старое доброе

Язычество.

Большинство русских людей исповедовало двоеверие: "добровольно-

принудительно", для вида посещали церковь, явно творя поклоны, це-

лования, крестные знамения, и тайно, но от души молились дома Чурам

и Берегиням. Венчали и отпевали, как и требовалось, в церкви, а вне

стен её по-прежнему царили древние народные поверья и обычаи.

После показного посещения церкви, затеплив в красном углу лампад-

ку перед образами (необходимость открытого огня при молитве взята из

Язычества), русский человек заодно ставил требу и Хозяину-домовому.

Он верил одновременно и в могущество "святых угодников", и леших-

оборотней; в трудную минуту прибегал и к молитвам, и к чародейству, и

к знахарским заговорам. Это он сложил поговорку: "У образов кланяйся

праведнику, а в бане – Баенику!"

В русских избах, в укромных уголках за иконами таились Чуры – де-

ревянные образки добрых домовых божков. Чур хранил-оберегал и от

библейских ангелов-соглядатаев, и от зловредных упырей. И это дожи-

ло до наших дней: я не только читал о чурах в книжках, я видел их соб-

ственными глазами.

Язычество, основанное на древнеславянских поэтических воззрени-

ях на Природу, нравственность, загробную жизнь, продолжало здрав-

ствовать в многообразных видах фольклора. Радостное мироощущение,

мощная дионисийская стихия всё равно прорастала, неистребимо про-

бивалась к жизни сквозь силой и обманом привнесённые болезнетвор-

ные наслоения. Ярчайший пример тому – насквозь Языческий памят-

ник нашей национальной культуры – "Слово о полку Игореве", на ген-

ном уровне отторгающий расово чуждую нам авраамическую моноте-

истическую идеологию. Двести лет уже, как правит на Руси еврейский

бог, но не к нему взывает Ярославна в час отчаяния, в час смертель-

ной опасности князю: не к "спасителю", не к евангельским ангелам-

архангелам обращается она с мольбой, но призывает на помощь силы

родные, древние и могущественные – Солнце, Ветер, Воду… Вообще,

к иудохристианству во всём "Слове" имеет отношение только заключи-

тельное "Аминь".

Одновременно с засильем господствующей церковной идеологии

усиливается и закрепощение феодалами подневольного люда: "хре-

стьян", или крестьян. Крепостное право – это рабство собственного на-

рода, соплеменников и, между прочим, единоверцев. Надобно знать

историю, чтобы понять причины незатухающих восстаний, знать, како-

ва цена "купленной кровью" (по выражению Лермонтова) исторической

славы Империи.

В России крепостное право приобрело, в конце концов, отвратитель-

ные рабовладельческие формы: недаром Некрасов называл крепостных

"нашими домашними неграми". Крестьянин оказался прикреплённым

не столько к земле, сколько к личности её владельца-помещика; не су-

ществовало никакой государственно-правовой упорядоченности отно-

шений феодала и крепостных.

Процветало "барство дикое" (по словам Пушкина): самовластье

помещика-самодура касательно бесправного мужика-"хама" или кре-

постной "девки-подлянки". Более ста крепостных (в основном женщин

и девушек) собственноручно замучила до смерти помещица Дарья Сал-

тыкова. Дворовые холопы (те же крепостные, только без земельного на-

дела), работавшие на помещика, звались просто людьми. "Человек" в

тогдашнем барском лексиконе означал "слуга", "прислуга". Сенные (от

"сени") девушки в крепостном словоупотреблении звались "девками".

Царила безграничная власть кнута. За малейшую провинность кре-

стьянина жестоко наказывали, секли розгами даже за то, что тот не

снимал шапку, проходя мимо господского дома. Порка на конюш-

не – самая обычная расправа того времени. "Мы все помним, - пи-

сал Салтыков-Щедрин (в очерке "Хищники"), - как секли и истязали

и вслед за тем заставляли целовать истязающую руку. Это называлось

"благодарить за науку".

Никогда до того крепостной гнёт не был таким ужасающим, как в

эпоху "великой" и "просвещённой" Екатерины II. Она распространила

этот гнёт на Украину, где раньше крестьяне могли свободно уходить от

одного владельца земли к другому. Царское правительство уничтожило

вольности казачества: Запорожская Сечь была разгромлена, а запорож-

ские казаки переселены на Кубань. Щедрая императрица дарила новые

земельные владения вместе с сотнями тысяч крепостных своим ёбарям.

Широко распространилась торговля крепостными крестьянами. В га-

зетах того времени можно было прочитать о продаже русских людей на-

равне с лошадьми, собаками и т.п. "В Литейной части против Сергия

продаются в церковном доме два человека – повар и кучер, годные в ре-

крута, да попугай". "Продаётся каменный дом с мебелями, также пожи-

лых лет мужчина и женщина, и холмогорская корова с телёнком". Это

– из объявлений в столице империи – Санкт-Петербурге. Конец XVIII

века, годы Великой французской революции и провозглашения "Декла-

рации прав человека и гражданина" … А русских в столице России –

словно скот продают.

За крепостную крестьянку платили 40 рублей; породистую собаку

помещик ценил значительно дороже и платил за неё 400 рублей! Неред-

ко при продаже разлучали членов семьи: жену продавали отдельно от

мужа, детей отрывали от родителей. И такое творили не какие-нибудь

плантаторы с чернокожими на невольничьих рынках, а одни русские с

другими русскими – своими сородичами, одни православные с другими

православными подданными православного царя-батюшки. "Русская"

православная церковь правильно считала, что подобное положение ве-

щей вполне соответствует библейским установлениям (она и сейчас хо-

луйски благословляет преступный режим, проводящий геноцид русско-

го народа, а народу внушает не бунтовать, а вымирать спокойненько).

Всё в той, самодержавной России было крепостным: все стороны

повседневного быта, житейских отношений, обиходной морали. Кре-

постное право проникало всюду. Крепостническое дворянское воспи-

тание изначально вырабатывало вполне определённое – господско-

презрительное – отношение к рабу, "быдлу", "мужепёсу".

Английские лорды говорили по-английски, немецкие бароны – по-

немецки. В России же представители господствующего класса даже го-

ворили на другом языке, чем народ. Они народ, в сущности, презира-

ли. О том, до какой степени эти "верхи" отличались от народного, наци-

онального типа, показывают слова А.С. Грибоедова, писавшего в сво-

ей "Загородной поездке": "Если бы каким-нибудь случаем сюда зане-

сён был иностранец, который бы не знал русскую историю за целое сто-

летие, он, конечно, заключил бы из резкой противоположности нравов,

что у нас господа и крестьяне происходят от двух различных племён,

которые ещё не успели перемешаться обычаями и нравами".

Никто из так называемых "русских классиков" (за исключением, по-

жалуй, Некрасова, да и то с оговоркой), несмотря на всё своё сочув-

ствие угнетённому народу, так и не смог создать образ героический, ло-

мающий саму библейско-рабовладельческую систему ценностей. Лер-

монтов, конечно же, велик; но он на голову ниже Байрона. Тургенева

бросает в дрожь один только разинский клич "Сарынь на кичку!" (по-

весть "Призраки"), и он заставляет своего Герасима покорно топить бед-

ную Му-Му. Тютчев (не говоря уже о Гоголе, Толстом и Достоевском)

воспевает "долготерпение" русского крестьянина и умиляется некоей

"благословенности небесной", сквозящей в его рабской "наготе смирен-

ной". Даже Пушкин, гневно обличавший крепостной произвол (напри-

мер, в "Дубровском"), всё же не мог порвать с психологией дворянской

среды, из которой вышел, и назвал народное восстание под предводи-

тельством Пугачёва просто бунтом, "беспощадным и бессмысленным".

Хотя, уж что-что, а смысл то был нешуточным!

Крестьянство, русский мужик-труженик всегда с враждебной подо-

зрительностью относился к "господам". Недоверчиво и неприязненно

смотрел он на всякого, кто видом своим или повадками напоминает чи-

новника или вообще барина. Тягловый мужик до поры до времени тер-

пел помещичью кабалу, терпел деспотизм помещика, которого он не-

навидел всем нутром, хотя и боялся. Понятно, почему бунтующие кре-

стьяне жгли дворянские "гнёзда" – помещичьи усадьбы, не видя в этом

никакого греха. Причём жгли не для того, чтобы разграбить, а из чув-

ства мести; часто и просто "из озорства"; жгли весело, с песнями и

плясками под гармошку. И не надо лить крокодиловых слёз по пово-

ду "буйства черни" и вообще "окаянных дней" Русской Революции: как

аукнулось, так и откликнулось. Потом точно так же били новых насиль-

ников – большевистских комиссаров-"товарищей".

Неприязнь большевиков к крестьянству, как к носителю независи-

мой, свободолюбивой идеологии, уходит корнями в извечное противо-

стояние города и деревни (цивилизации и культуры). В 90-е годы XIX

в. развернулся спор известного социолога Н.К. Михайловского (1842-

1904) с русскими марксистами, в центре которого была оценка роли

крестьянства в России. В противовес характеристике этого многомил-

лионного слоя, как "мелкобуржуазного", подлежащего освобождению

от "власти земли", "вывариванию в фабричном котле", Михайловский

предрёк горе тому поколению, которое воспитается на презрительной

формуле Маркса об "идиотизме деревенской жизни" (статья "О народ-

ничестве, диалектическом материализме, субъективизме и проч." 1897).

Позднее Короленко так определил суть этого спора: "Интересы наро-

да как совокупности трудящихся классов, на одной стороне. Интересы

одного промышленного пролетариата, на другой ".

Российские социал-демократы не считались ни с историческими, ни

с экономическими факторами русской действительности и работали не

столько для русского народа, сколько для отдалённого счастья всего че-

ловечества. Они хотели быть вождями, вести массы за собой, не спра-

шивая их и не интересуясь их волей, их стремлениями и желаниями, ко-

торых не знали, да и не хотели узнавать.

Большевики-ленинцы, в своих целях использовав давнюю крестьян-

скую идею "чёрного передела" помещичьих земель, на деле фактически

исключили крестьянство из социалистического этапа революции, под-

менив власть Советов так называемой "диктатурой пролетариата", то

есть своей однопартийной диктатурой.

Максима Горького - типичного продукта городской "цивилизации"

– деревня отпугивала своими "зоологическими корнями", своей "раб-

ской" приверженностью к земле и своим противостоянием "прогрессу".

В письме к литературному критику А.К. Воронскому от 17 апреля 1926

г. он писал: "Если бы крестьянин исчез вместе со своим хлебом, то го-

рожане научились бы производить его в лабораториях". Но здесь мичу-

ринская наука оказалась бессильной: при так называемой "советской"

власти крестьянство продолжало оставаться самой угнетённой, самой

бесправной частью населения: не имевший паспорта колхозник был

прикреплён к колхозу так же, как когда- то крепостной к земле своего

хозяина.

Возвращаясь к основной теме, следует повторить, что ортодок-

сальное византийское иудохристианство, приспосабливаясь к традици-

онным народным культам, превратилось в "русское православие", или

двоеверие, сокровенным ядром которого оставалось исконное Языче-

ство – опыт, по меньшей мере, сорокатысячелетнего постижения Мира

и Живой Природы.

Позолоченная догматически-обрядовая оболочка чуждой религии

была воспринята очень поверхностно, что и доказали революционные

потрясения 1917-го года, когда вся внешняя мишура облетела, по исто-

рическим меркам, мгновенно. И отказ от верноподданнической право-

славной церковности вовсе не был связан с насилием.

Атеизм как массовое явление возник именно как нравственная, ин-

теллектуальная и духовно здоровая реакция совестливых людей на из-

вращающую добро и зло логику профанических вероисповедальных

доктрин.

Белое Движение в области религиозно-мировоззренческой основы-

валось на богобоязненном казённом православии, которое всем уже на-

доело и идеологически давно было разбито. Разбиты были и белые, ли-

шённые поддержки крестьянства, которое из двух зол – продразвёрстки

и возвращения старой власти, старых порядков, царских генералов, по-

пов и помещиков – выбрало первое.

В 20-е годы по всей стране прокатилась волна упразднения церквей,

монастырей и прочих богаделен. Однако, по масштабам насилия над

служителями культа, разорения и разрушения церквей, самым отпетым

безбожникам безмерно далеко было до кротких и милосердных "рабов

божьих", истреблявших непокорных язычников целыми селениями.

Бывали, правда, и случаи стихийных погромов. Только громила не

кучка еврейских лидеров-"сатанистов": громили сами русские люди.

Народ почти тысячу лет видел беспредельную алчность, дармоедство

и лицедейство «жеребячьей породы», давно презирал и терпеть не мог

всё это "духовенство" с его лживыми проповедями. Большевики лишь

умело использовали прорвавшуюся ненависть русских людей к мздоим-

цам и эксплуататорам. Ведь известно, что во многих сёлах и городках

вообще не было большевиков, а попов и монахов изгоняли из "обителей

божьих" сами натерпевшиеся от них местные жители.

Здания эти миряне не громили, не рушили и не взрывали, а приспоса-

бливали для клубов, кинотеатров, библиотек- читален, музеев, контор,

складов и т.п. Никакого народного возмущения эти действия (так же,

как и показательные вскрытия "мощей") не вызывали, и вряд ли толь-

ко вследствие страха перед чекистами: просто проявился верный на-

родный инстинкт отторжения противоестественного, зловредного. На-

род, который в значительной части своей равнодушно отнёсся к низвер-

жению православных "святынь", этот народ можно ли назвать "богонос-

цем"?

иудохристианская нечисть слиняла всего за несколько лет (то, что было

потом - это уже отдельный вопрос). И её искусственная реанимация

ныне правящим ростовщически-плутократическим режимом в качестве

идеологической подпорки только доказывает её прогнившую нежизне-

способность.

А Языческое мироощущение, естественное как дыхание, вольное как

ветер и прекрасное, как любовь, пережило десятивековое лихолетье и

вновь мощно заявляет о себе:

Отроков юных, непричастных

Вине отцов

Вплетают Ведьмы и Русалки

В своё кольцо!

СЛАВА ЧУРАМ!

СЛАВА БЕРЕГИНЯМ!

СЛАВА ЗЕМЛЕ-МАТУШКЕ!