Канон Нового Завета Предисловие Эта книга


IV. ГОНЕНИЯ И СВ. ПИСАНИЕ



бет7/22
Дата14.06.2016
өлшемі1.37 Mb.
#135225
түріКнига
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   22

IV. ГОНЕНИЯ И СВ. ПИСАНИЕ
Помимо давления гностических и монтанистских сообществ, в периоды гонений другие обстоятельства заставляли верующих уточнить, какие книги считать Писанием, а какие нет. Когда имперская полиция стучалась в двери христиан, требуя выдать священные книги, делом совести стал ответ на вопрос, можно ли отдавать Евангелие от Иоанна или Евангелие от Фомы, не заслужив обвинения в кощунстве264. В такой судьбоносный момент большинство христиан были очень осторожны и постарались обрести твердую почву для точного ответа на вопрос, за верность каким книгам они готовы пострадать. Гонения при Диоклетиане, можно сказать, привели к тому, что элементы канона, до них — нечеткие, обрели свои точные законченные формы.

Ситуация в 303 г. по Р. X. была очень серьезной. 23 февраля в Никомидии был обнародован императорский эдикт, предписывающий сдать и затем сжечь все экземпляры Св. Писания христиан и их богослужебные книги. Все храмы должны были быть разрушены, а всякие христианские богослужебные собрания прекращены265. За сопротивление эдикту грозило тюремное заключение, пытки, иногда и смерть.

В некоторых документах, главным образом в мученических актах и свидетельствах, относящихся к началу донатистского раскола, подробно описывается та тщательность, с которой искали христианскую литературу. Существует, например, отчет о полицейском рейде в Цирте, столице Никомидии (ныне территория Алжира), который приводится в Gesta apud Zenophilum™. Куратор (мэр) приходит в “дом, где обычно собирались христиане”. От них требуют выдать книги; церковную библиотеку находят пустой, однако полиция идет в дома церковных руководителей. Некий Катулин, иподиакон, выносит очень большой кодекс (codicum unumpernimium maiorem). Его спрашивают: “Почему ты отдал только один кодекс? Принеси все писания, которые у тебя есть”. Катулин и Мареуклий отвечают: “У нас больше ничего нет, потому что мы только иподиаконы; кодексы есть у чтецов (lectores)”. Дальнейший допрос приводит к тому, что полиция приходит в дом Евгения, который отдает четыре кодекса; Феликс — 5; Викторин — 8; Проект — 5 больших и два маленьких; Виктор, учитель (grammaticus), вынес два кодекса и 5 “квиниона” (собранные, но не сшитые в книгу листы). Коддеона не оказалось дома, но его жена отдала полицейскому 6 кодексов. Все это — за один поход266.

Бывало и так, что верующие оказывали более упорное сопротивление. В рапорте о мученичестве Агапии, Ирины и Хионии267 во время допросов, следовавших один за другим, префект Дульциций из Фессалоник спрашивал: “Есть ли у вас какие-нибудь записи, пергаменты или книги (    ) нечестивых христиан?” Хиония ответила: “Нет, господин. Нынешний император их у нас забрал”. На следующий день, когда Ирину вновь привели в суд, префект сказал: “Кто посоветовал тебе сохранять эти пергаменты и записи (     ) до нынешнего дня?” — “Всемогущий Бог, — ответила Ирина, — Который завещал нам любить Его до самой смерти. По этой причине мы не посмели сделаться предателями, но предпочли быть сожженными заживо или пострадать иным образом, чем выдать их ( )”, то есть писания.

Приговорив Ирину к тому, чтобы ее обнаженной поместили в блудилище, префект распорядился публично сжечь все принадлежащие ей рукописи ( ) из шкафов и ящиков. Рапорт заканчивается описанием того, как в марте и апреле 304 г. все три стали мученицами за веру. Их сожгли на костре.

V. ДРУГИЕ ВОЗМОЖНЫЕ ВЛИЯНИЯ
1) Одна особенность древнего книгопроизводства могла до некоторой степени повлиять на то, что четыре Евангелия были собраны вместе, в один корпус, или что соединили Послания Павла. Дело в том, что к концу I — началу II столетия в христианской среде знаменитые в свое время свитки сменились кодексами, то есть книгами из сшитых листов. Максимальная длина удобного для употребления свитка едва превышала 10 метров в длину268. (Подсчитано, что для Евангелия от Луки или Книги Деяний потребовалось бы от 9 до 9,5 метра). До тех пор, пока христиане пользовались свитками, четыре Евангелия или Павловы послания можно было объединить, только храня свитки в одном ящике. Когда же появились кодексы, можно было соединить в одном томе несколько частей или даже все части того, что потом стали называть Новым Заветом269. Более того, такая форма утверждала последовательность документов, включенных в собрание270.

2) Некоторые важные собрания книг и списки “канонических” авторов были составлены и евреями, и язычниками в первые века христианской эры. Хотя в большинстве случаев прямое влияние Церкви не вызывает сомнений, можно заметить, что эта деятельность развивалась более или менее параллельно появлению новозаветного канона. Точные границы иудейского писания определились, видимо, к концу I христианского века. После падения Иерусалима в 70 г. по Р. X., и раввинистическая школа (Бейт ха-Мидраш), и верховный суд (Бейт Дин или Санхедрин (синедрион)) перебрались в Ямнию (иначе называемую Иавнея или Явне), город в 15 километрах к югу от Иоппии. Среди тем, обсуждавшихся здесь годами, был и статус некоторых библейских книг (например, Экклезиаста, Эсфири и Песни песней). Вопрос об их принадлежности канону все еще оставался открытым271. Широко распространено мнение, что особый Санхедрин (синедрион) в Ямнии, созванный около 90 г., окончательно установил границы ветхозаветного канона. Споры, как думает Бенцен (Bentzen), касались “не столько включения в канон определенных писаний, сколько права некоторых книг оставаться в его составе... Собор раввинов пытался обсуждать права книг быть частью Книги (курсив Бенцена)272.

К 200 г., в основном благодаря деятельности раввина Ехуды ха-Наси, появились различные собрания устного мишнаитского материала (мишнайот). Они увенчали собой записанную Мишну, которая обрела всеобщий авторитет273. При небольших разночтениях она стала основой для палестинского и вавилонского Талмуда.

На Западе в III веке собирался весьма разнообразный материал благодаря прославленному римскому юристу Ульпиану. Неутомимый Ульпиан собирал объемистые законодательные акты ранних императоров и конспектировал их. Извлечения из его работы на треть сформировали внушительный кодекс Юстиниана.

Возможно, куда большее значение для выработки форм и видов канонизации христианских писаний имел александрийский обычай составлять список авторов, чьи труды для данного литературного жанра считались образцовыми. Эти экземпляры назывались “канонами” (). Ученые, работавшие в библиотеке и музее Александрии, включая Зенодота Эфесского (ум. ок. 285 до Р. X.), Аристофана Византийского (ум. ок. 195 до Р. X.) и Аристарха Самофракийского (ум. ок. 185 до Р. X.), собирали труды более ранних авторов, составляли исправленные варианты текстов и публиковали то, что потом считалось стандартным изданием, параллельно с отдельными комментариями к тексту. Так был составлен “Александрийский канон” (автор и дата появления точно не известны). Содержал он список “стандартных” эпических поэтов, ямбических поэтов, поэтов-трагиков, комических поэтов, историков, ораторов и философов274. Что касается канона десяти аттических ораторов, “свидетельства говорят в пользу того, что канон лишь незначительно изменился в греческом и римском аттическом движении и не достиг окончательной и застывшей формы до II столетия нашей эры”275. Вопрос о том, в какой степени образованные христиане могли испытывать влияние Александрийского канона греческих классиков, почти не имеет значения, так как какое-то время они складывались параллельно.

Собирать орфические фрагменты начали очень рано, Климент Александрийский хорошо знает, что идут споры о подлинности употреблявшейся в его время орфической литературы276. Сам Орфей не писал практически ничего, и почти все в орфической традиции — предмет дискуссии.

Имеющие авторитет магические тексты окончательно собрали, вероятно, к концу II века, что сохранилось в большом Парижском магическом папирусе (Bibl. Nat., suppl. Grec 574), созданном около 300 г. по Р. X. Его назначение в том, чтобы показать сходство (внешнее) с появившимися письменными канонами277. В этой связи любопытно такое наблюдение: под воздействием появившегося христианского канона стали носить из суеверия амулеты, содержащие библейские тексты278.


V. Развитие канона на Востоке
За периодом мужей апостольских мы попадаем в новую эпоху в истории новозаветных книг. Теперь уже Церковь признает канонические Евангелия закрытым собранием, и в такой форме оно принимается повсеместно. Послания Павла тоже признаются боговдохновенным Писанием, и то здесь, то там так начинают относиться и к Книге Деяний и Апокалипсису. Несколько других книг еще на границе канона и признаны не всеми. Это Послание к Евреям, Послания Иакова, Петра, Иоанна и Иуды. Теперь рассмотрим, как относились к этим книгам в тех регионах, куда уже проникло христианское вероучение.

I. СИРИЯ
Восточносирийские церкви Осроенского царства, по-видимому, были первыми, которые появились в стране, находившейся вне эллинистического влияния. Политическая судьба Эдессы, столицы Осроены, очень отличается от судьбы других центров раннего христианства. До 216 г. по Р. X., то есть при императоре Каракалле, Эдесса не входила в состав Римской империи. Христианство достигло долины Евфрата, вероятно, к середине II века, когда страна была независимым государством. Родным языком его населения, в отличие от грекоязычных западных сирийцев с центром в Антиохии, был сирийский. Неудивительно, что развитие христианства шло здесь своим путем, не испытывая смешанного влияния греческой философии и римских методов управления, которое превратило раннее христианство Запада в то, что определяется термином “кафолическое” (вселенское).

Согласно древним преданиям и легендам, обработанным в Учении Аддая (ок. 400 г. по Р. X.), самый ранний вариант Нового Завета сироязычной церкви состоял из Евангелия, Посланий Павла и Книги Деяний. Перед самой смертью Аддай предостерегает учеников такими словами:

Закон, пророки и Евангелие, из которых вы ежедневно читаете перед народом, Послания Павла, присланные нам Симоном Кифой из города Рима, и Деяния двенадцати апостолов, которые прислал нам Иоанн, сын Зеведеев, из Эфеса, — из этих книг читайте в церквах Мессии и, кроме них, не читайте больше ничего279.

Здесь, помимо других деталей, ошеломляет термин “Евангелие”, который в этом контексте указывает на Диатессарон Татиана, или свод из четырех Евангелий.


1. Татиан

Личность Татиана остается таинственной. Единственный его полностью сохранившийся труд — Слово к Эллинам (  )280, страстное, резко антиэллинское сочинение. Из него мы узнаем, что он родился в семье язычников в Ассирии (гл. 42). Образование он получал под традиционным воздействием греческой культуры и философии. По прибытии в Рим он свел знакомство с Иустином Мучеником и под его влиянием обратился в христианство. В Риме, по-видимому, он и написал свой самый важный труд, Диатессарон281, в котором четыре Евангелия сведены в единое непрерывное повествование. Термин диатессарон (  ) заимствован из музыки. Обозначает он последовательность четырех гармонических тонов и хорошо подходит к работе, в которой тщательно согласованы четыре повествования. Татиан задает своей “гармонии” хронологические рамки четвертого Евангелия (не следуя ему рабски), в которые встроены пересказы синоптических текстов.

В 1933 г., во время раскопок древнеримского города-крепости Дура-Европос в низовьях Евфрата, был найден отрывок Диатессарона на пергаменте размером 9 см2, на одной стороне которого расположено 14 строк греческого письма282. Так как город пал под ударами персов во времена царя Шапура I в 256—257 гг. по Р.Х., фрагмент может отстоять по времени от оригинала не более чем на 80 лет.

Левая граница пергамента повреждена, и первые 6 букв в начале нуждались в восстановлении. В нижеследующем переводе восстановленные части заключены в квадратные скобки, а современные ссылки — в круглые:

... мать сыновей [Зевед]ея (Мф 27:56) и Саломея (Мк 15:40) и жены [тех, кто] следовал за ним из [Галиле] и, чтобы увидеть распятого (Лк 23:49). А в этот [де]нь было Приготовление; [начи]налась суббота. И когда настал вечер (Мф 27:57) При [готовления], то есть день перед субботой (Мк 15:42), [пришел] человек (Мф 27:57), [быв]ший членом совета (Лк 23:50), из Аримафеи (Мф 27:57), го[ро]да [иуде]йского (Лк 23:51), по имени Ио[сиф] (Мф 27:57), до[б]рый и пр[аведный] (Лк 23:50). Будучи учеником Иисуса, но та[йн]о, из страха перед [иуде]ями (Ин 19:38), он ожидал [Царства] Божьего (Лк 23:51). Этот человек не [учас]твов[ал] в [деле их] (Лк 23:51)...

Диатессарон подтверждает, что абсолютный авторитет всех четырех Евангелий действительно признавали; иначе Татиан не осмелился бы объединить их в одно повествование. Во времена, когда многие евангелия стремились привлечь к себе внимание, было очень важно, что Татиан отобрал именно эти четыре. Правда, в Диатессароне есть не входящяя в канон фраза283, но это никак не подрывает такого суждения.

Около 172 г. Татиан возвратился на Восток, где стал основателем секты энкратитов (то есть “воздержников”). Они отвергали брак как прелюбодеяние, осуждали какое бы то ни было употребление мяса, зашли так далеко, что заменяли вино на евхаристии водой.

Там, на Востоке, Татиан переводил свой труд с греческого на сирийский284 и вводил его в употребление. Мы не знаем, были ли отдельные Евангелия уже переведены на сирийский; в любом случае Татиан полагал, что, сводя четыре Евангелия в одно, легче и удобней представить евангельское повествование, чем запутывать народ, предлагая четыре параллельных и более или менее разнящихся друг от друга текста. Влияние Татиана в Эдессе было, вероятно, значительным — книгу его читали в тамошних церквах, а впоследствии и во всем регионе (см. гл. IX. II).

Что касается остальной части Нового Завета, то из предисловия Иеронима к комментарию на Послание к Титу мы узнаем, что Татиан, подобно Маркиону, отрицал некоторые Послания Павла, хотя принимал Послание к Титу. Конечно, отвержение брака, мяса и вина привело Татиана к тому, что он отверг 1-е Послание к Тимофею, где они разрешены (4:3; 5:14; 5:23). Что же до Послания к Титу, возможно, как считает Грант (Grant)285, Татиана привлекало в его тексте слово  (1:8) и то, что автор отвергает “иудейские басни” (1:14) и “родословные” (3:9). В его Слове к Эллинам, как и в других работах, которые цитируют писатели следующих веков, есть отсылки к Павловым посланиям286. Он прямо или косвенно цитирует Послание к Римлянам, 1-е и 2-е к Коринфянам, Галатам, Ефесянам, Филиппийцам и Колосянам, а также Послание к Евреям.


2. Феофил Антиохийский

В трудах Феофила упоминается Западная Сирия, страна эллинистической культуры, один из самых древних центров христианства. Именно здесь, согласно Деян 9:26, последователей Иисуса впервые назвали христианами. По Евсевию (Церковная история, IV, 20, 1), Феофил был шестым епископом Антиохии (ум. 180 г. по Р. X.) Из его сочинений известно, что он родился близ Евфрата в семье язычников и получил эллинистическое образование. Кроме трех книг в защиту христианской веры, адресованных его другу Автолику, он написал несколько других, которые до нас не дошли. Среди них, возможно, были комментарий на Четвероевангелие287 и сочинения против Маркиона и Гермогена. Книга ad Autolycum стремилась утвердить в глазах языческого мира христианское представление о Боге и превосходство идеи творения над безнравственными мифами об олимпийских богах. Феофил был первым богословом, употреблявшим применительно к Богу слово Троица () (2, 15).

Феофил чрезвычайно чтил иудейскую Библию — святые писания, как он часто ее называет. Именно благодаря чтению “священных книг святых пророков, которые Святым Духом предсказывали будущее”, он и обратился (1, 14). Во второй книге он называет пророков “носителями Святого Духа” (2, 9), которых вдохновил и умудрил Бог.

В таком же стиле, хотя и нечасто, он упоминает и цитирует Евангелие от Матфея и Иоанна. Один раз он приводит (2, 13) слова из Луки (18:27). По его убеждению, евангелисты не меньше, чем ветхозаветные пророки, исполнены Святым Духом: “Подтверждения можно найти и у пророков, и в Евангелиях, потому что они все говорили, исполненные единым Духом Божьим” (3, 2). Евангелие от Матфея для него “святое слово” ( , 3, 13). Феофил открыто называет Иоанна среди “тех, кто был исполнен духом” и добавляет слова из Пролога к Евангелию, иллюстрируя свои поучения: “Так же и священные писания (  ), и все духоносные мужи (  ), один из которых, Иоанн, говорит: “В начале было Слово, и Слово было у Бога”, — показывая, что первоначально Бог был один, и Слово было в Нем” (2, 22).

Что касается Павловых посланий, то в разных местах “Писем” мы находим больше дюжины ссылок на Послание к Римлянам, 1-е и 2-е к Коринфянам, Ефесянам, Филиппийцам, Колосянам и три пастырских послания. Неизвестно, относил ли их Феофил к Св. Писанию. В статье, посвященной именно этому288, Гарнак утверждал, что нет, — во-первых, потому, что Феофил никогда не цитировал Павла как Писание, и, во-вторых, потому, что нет никаких свидетельств III века о том, что эти Послания признавали Писанием. С другой стороны, Феофил называет поставленные рядом выдержки из Тит 3:1, 1 Тим 2:2 и Рим 13:7-8 “божественным словом” (  , 3, 14). Как считает Грант289, он признавал их боговдохновенными и по крайней мере полагал, что они могут стать Писанием.

О Книге Деяний можно сказать, что Феофил имеет ее в виду, когда цитирует отрицательную формулу “золотого правила”. Это место можно найти в западном тексте постановлений апостольского Собора (Деян 15:20 и 29), на которое он, возможно, и ссылается в 2, 34.

Ссылки на Послание к Евреям и Соборные послания в сохранившихся трудах Феофила не обнаруживаются. Согласно Евсевию (Церковная история, IV. 26, 1), в книге, которая до нас не дошла, Феофил цитирует свидетельства из книги Откровения, опровергая ересь Гермогена.

Подытоживая сказанное, можно сделать вывод, что во времена Феофила Новый Завет в Антиохии состоял по крайней мере из трех или четырех Евангелий, Деяний святых апостолов, собрания Павловых посланий и, возможно, Апокалипсиса. Священное Писание иудеев пока еще занимает первенствующее положение, но Евангелия и Послания Павла также признаются боговдохновенными, и Феофил находит возможным поставить их в своей апологии, адресованной Автолику, в один ряд с иудейским каноном.


3. Серапион Антиохийский

Около 200 г. Серапион, преемник Феофила на антиохийской кафедре, рассматривал, возможно ли богослужебное чтение книги, вызывавшей дискуссии. Незадолго до этого, во время посещения Россы, киликийской деревни на сирийском побережье Исского залива, епископ узнал о разногласиях среди верующих по поводу евангелия, которое приписывали Петру (см. гл. VII. 1, 4, ниже). Сам он не стал его тщательно рассматривать, но довольно поспешно разрешил, чтобы книгу и дальше читали. По возвращении в Антиохию, когда экземпляр попал к нему, он написал церкви, что нашел в ней привкус докетизма: “Большая часть ее действительно соответствует учению Спасителя, но некоторые вещи прибавлены к этому учению, которые мы для вашей пользы перечисляем ниже”. К сожалению, Евсевий, которому мы обязаны этой цитатой из письма Серапиона, не счел необходимым привести эти возражения. Ясно, что Серапион хотел приостановить чтение книги, пока снова не приедет (этого, как он замечает, можно было вскоре ожидать) и, вероятно, не велит прекратить ее употребление.

В начале письма Серапион указывает на трудности, которые создает для православных христиан такая “пограничная” литература: “Что до нас, то мы принимаем, братья, и Петра, и других апостолов как Христа; но, будучи людьми опытными (), мы отвергаем эти писания, которые ложно названы их именами, так как знаем, что они не были переданы нам”290.

Это кое-что говорит нам о том, как представляли себе авторство и стандарты Нового Завета в конце II века. Серапион принимает писания Петра и других апостолов как слова Христовы, но отвергает приписываемые им писания, поскольку ему известно, что они не подтверждены признанным преданием. Теоретически такой критерий годился, а на практике сталкивался с определенными трудностями.



II. МАЛАЯ АЗИЯ
1. Мученичество Поликарпа

Вскоре после мученичества, которое претерпел за веру Поликарп, героический епископ Смирны (22 февраля 155 или 156 г.), соседняя церковь Филомелы в Писидии, поблизости от Фригии, запросила у верных из Смирны полный рассказ об этом. Составленный тогда документ часто включают в корпус мужей апостольских, но автор его, названный в конце (гл. 20) Маркианом или Маркионом291, явно выпадает из списка мужей апостольских (апостольских Отцов).

Евсевий сообщает о мученичестве Поликарпа короче и компактней (Церковная история, IV. 15,1-45). Разницу между рассказами обычно объясняли тем, что у Евсевия первоначальный текст просто сжат. Однако некоторые исследователи считают, что последующие редакторы (или редактор) Мученичества расширили повествование о суде над Поликарпом, введя в него таких действующих лиц, которые бы стали параллелью к суду над Иисусом и Его страстям292.

Эту гипотезу тщательно проанализировали Барнард293 и Дехандсшуттер294. Оба находят, что нынешний текст Мученичества следует датировать одним-двумя годами после смерти Поликарпа и что он в основном повторяет содержание письма, направленного смирнской общиной церкви в Филомелии. Более того, как указал Концельманн295, совсем не нужно думать, что “редактор письма”, которое считают расширенным оригиналом, сделал это после Евсевия, поскольку экземпляр расширенного текста, составленный до Евсевия, мог просто не попасть в руки историков. Все же текст Мученичества не свободен от подозрений, а потому в нижеследующем списке отсылок к Новому Завету мы дополнительно укажем, какие из них сохранены у Евсевия.

Несмотря на то что в Мученичестве Поликарпа нет прямых цитат из Нового Завета, внимательный читатель заметит не один отголосок евангельских повествований и апостольских посланий296.

1) “Что я могу разделить... в чаше твоего Христа” (14, 2 Еве. ГУ. 15, 33) указывает на Мф 20:22 и 26:39.

2) “To, что ухо не слышало, и глаз не видел, и сердце человеческое не переживало” (2, 3) — взято из 1 Кор 2:9.

3) “Нас учили воздавать честь... управителям и властителям, которых поставил Бог” (10, 2; Евс. IV. 15, 22) — представляется воспоминанием Рим 13:1 и 7, Тит 3:1.

4) “Что мы должны последовать Его примеру, помня не только о себе, но и о ближнем” (1,2) — напоминает одно из увещеваний Павла в Флп 2:4.

5) Фраза “Христос... Единственный невинный за грешников” (18, 2) может быть реминисценцией 1 Пет 3:18.

6) Начальное предложение Мученичества, повторенное Евсевием, завершается расширенным приветствием из Иуд 2: “Милость, мир и любовь Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа вам да умножится”.

Словом, можно сделать вывод, что автор Мученичества Поликарпа был знаком с некоторыми апостольскими посланиями, из которых он заимствовал фразы (без ссылок) и вставлял в свой текст. Это позволяет предположить, что он хорошо знал эти тексты, но не дает возможности определить, какой статус он им придавал.


2. Мелитон Сардийский

Одним из наиболее плодовитых писателей своего времени был Мелитон, епископ города Сарды, столицы Лидии, творчество которого достигло расцвета в правление Марка Аврелия (161 — 180 гг. по Р. X.). Ему принадлежит множество трудов, однако, к сожалению, в большинстве случаев до нас дошли лишь названия из списка, который Евсевий скопировал, вероятно, из собрания библиотеки в Кесарии. Его книги свидетельствуют о широкой сфере интересов, от сочинения “Диавол” и Апокалипсис Иоанна297 до целого ряда других, написанных на такие темы: “Церковь”, “истина”, “творение”, “крещение”, “Рождество Христово”, “гостеприимство”, “День Господень” и даже “материальность Бога”.

В XX веке обнаружены два папирусных сборника, которые, как оказалось, содержат две проповеди об иудейской пасхе298. Это — обращения, отрывистые и выразительные фразы, нередко сопровождающиеся антитезами и повторами299. Мелитон толкует иудейскую пасху символически, как прообраз искупительного дела Христа. В этом духе он говорит об убийстве египетских первенцев и о неприкосновенности иудейских. Мелитон утверждает, что иудейский закон был лишь временным наброском будущего христианства, которое и есть истинное и непрерывное дело Бога. Страдания Христа предвосхищены страданиями многих ветхозаветных праведников. В проповеди слышны отголоски новозаветных выражений, но нет прямых указаний на сами книги Нового Завета.

Из приводимого Евсевием (Церковная история, IV. 26, 13) фрагмента предисловия к сочинению Мелитона под названием Извлечения мы узнаем нечто интересное о каноне Ветхого Завета. Этот труд в шести книгах написан для друга по имени Онесим, который попросил Мелитона составить что-то вроде антологии из фрагментов закона и пророков, касающихся Спасителя, и сообщить ему сведения о числе и последовательности ветхозаветных книг. Чтобы отделить апокрифические книги от канонических, Мелитон отправился в Палестину, “где это создавалось и проповедовалось”. Он рассчитывал собрать там точные сведения преимущественно у грекоязычных иудеохристиан. Полученный список совпадает с иудейским каноном и не включает ни одну из дополнительных книг, входящих в состав Септуагинты. Выражения, встречающиеся в отрывке, “древние книги” (  ) и “книги Ветхого Завета” (    ), возможно, говорят о том, что “книги Нового Завета” признаны письменным аналогом Ветхому.

Подводя итог, скажем, что скудные остатки его литературного творчества не дают прямых цитат из Нового Завета. Однако Мелитон интересуется аллегорическим толкованием Ветхого Завета в связи с ранними событиями Иисусова служения и стремится уточнить канон Ветхого Завета, а потому мы можем предположить, что он занимался и тем, чтобы выявить подлинные новозаветные документы.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   22




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет