Карло росселли



бет9/10
Дата25.06.2016
өлшемі0.74 Mb.
#158665
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10


Но такая позиция марксистов к проблеме свобо­ды обнаруживает, помимо всего прочего, противоре­чия. С одной стороны, они утверждают, что массу могут расшевелить только материальные интересы; с другой — они требуют сегодня же, в этой конкретной итальянской ситуации, приложить все усилия для свержения фашизма. Они не понимают, что мате­риальный стимул никогда не подвигнет на жертву, необходимую для революционной борьбы. Недоста­точно доказать массам, что им выгоден свободный строй, им надо также доказать, что жертвы в виде тюремного заключения, ссылки, смерти будут ком­пенсироваться тем, кто их совершит, самим фактом их свершения, что очевидно абсурдно. Революционная борьба, в каких бы целях она ни велась, требует от массы альтруистической, идеалистической предрас­положенности, способности выделить из своей гущи героическое меньшинство, готовое на самопожертво­вание. Теперь скажите, во имя чего масса пойдет на жертвы, если предполагается, что она способна про­являть себя только в области, ограниченной нашими утилитаристами?

Тайна из тайн.

Следует сказать, что те социалисты, которые до


156

сих пор придерживаются формалистического и прак­тического взгляда на борьбу за свободу, неизбежно оказываются отрезанными от самой борьбы и идут на компромисс. На компромисс, который, пожалуй, мог бы обеспечить видимость свободы, но при этом убил бы в зародыше ее вдохновляющую суть.

Таким образом мы хотим призвать итальянский народ, массу к революционной борьбе во имя прин­ципа свободы. Этот принцип свободы не исключает, а даже включает в себя требования более позитивного характера и самые дерзкие социальные реформы; борьба за хлеб и более человеческие условия отож­дествляется для всех классов, и прежде всего для рабочего класса, с борьбой за свободу, но вдохновля­ющий итальянскую революцию миф должен быть представлен принципом свободы.

Те, кто упрекнут нас в том, что мы придаем борьбе непримиримый характер, пусть вспомнят, что в жизни индивидуумов, как и в жизни народов, случаются такие драматические моменты, когда стол­кновение двух принципов и двух взаимоисключаю­щих нравственных миров не допускает какого-либо компромисса. Практическое правило либерализма, правило верного средства, отпадает, так как может применяться только там, где царит обоюдное согла­сие в понимании существенных основ социальной жизни. Фашизм с самого начала отмел возможность занять какую-либо удобную и примиренческую про­межуточную позицию, провозгласив сектантские и категоричные принципы, создав идеологическую и практическую пропасть между итальянцами и ита­льянцами, между фашистской Италией и современ­ной Европой. Фашизм — это прежде всего антилибе­рализм, следовательно, очевидна невозможность идти на уступки.

Во всех странах свобода — это дочь революции. Англия в 1648 году, Франция в 1798, Германия и Россия революциями 17-го и 18-го годов совершили последний шаг к своему раскрепощению. Как если

157

бы историческая неизбежность установила сквозь века связь народов в их борьбе за раскрепощение. Если бы народ Англии, пришлось сказать однажды Гладстоуну, последовал предписанию исключить на­силие и поддержание порядка, Англия никогда бы не добилась свобод.



Те, кто принадлежат к тем свободным народам, у которых за много поколений религия свободы впи­талась в кровь, призывают нас к компромиссу, ничего не понимают в разворачивающейся борьбе в Италии и бессознательно превращаются в лучших союзников фашизма. Фашизм не боится грязных средств и согла­шательских позиций, навязанных его непримири­мостью; восемь лет практики правительство всегда одерживало верх над всеми попытками обхода и подкупа. Чего он боится, так это несгибаемых умов и чистой веры в принципы. Те, кого он ударил, и ударил варварски, это люди, чья вся стоическая и пуританская жизнь проявилась как символ этого тру­да к возрождению.

Конечно же, крайне неудобно иметь в Европе столь трагическую проблему как итальянскую, но не надо обольщаться: она исчезнет только тогда, когда будет решена. В Италии и за ее пределами уже существует поколение людей, которое выбрало свою судьбу и ни за что на свете не откажется от борьбы, пока та не найдет свое логическое разрешение. Те­перь уже они навязывают свой курс диктатуре, пону­ждая фашизм оставаться в рамках своей ужасающей логики и системы репрессий (в тот день, когда фа­шистская система даст трещину, они воспользуются этим, чтобы провести через нее свое войско). Эти люди ничего не просят у иностранцев, кроме этого понимания и нравственной солидарности, которые они считают обязательными в обществе свободных народов.

158

ГЛАВА VIII ЗА НОВЫЙ СОЦИАЛИЗМ



I. Идеология

В предыдущей главе мы изложили основные моменты, на которые социализму, пропитанному сильнейшей потребностью в нравственности и свобо­де, следовало бы ориентировать антифашистскую борьбу. В связи с этим постараемся установить некий ориентир для социалистического движения завтраш­него дня.

Вопрос этот далеко не пустой. Предсказанный завтрашний день не может быть далеко и все же настанет внезапно, а история не допускает прогнозов и отсрочек. Если проблема восстановления социализ­ма прямо сейчас будет серьезно рассмотрена, социа­листическое движение рискует, как в послевоенные годы, попасть в демагогический импровизаторский циклон.

Но еще до того, как приступить к рассмотрению этих проблем, полезно спросить себя, какой характер будет носить это возвращение к социалистической жизни. Простое только восстановление в традицион­ном русле или же свежее и оригинальное воз­рождение?

Те, кто всю свою жизнь провели в этом движе­нии, не отдают себе отчета в серьезности переживае­мых нами кризисов и тешат себя иллюзиями, что ничего существенного не изменилось. Зная, сколь широко социализм захватил Италию и насколько еще велики остатки сентиментализма в массах, они не видят решения в преемственности. Им кажется, что проблемы сегодняшнего дня будут проблемами зав­трашнего, что преемственность, обеспеченная ими, будет подтверждена самим порядком вещей...

К этому выводу они пришли от подобного же

159

взгляда на феномен фашизма — который они определяют как иррациональное вторжение вслед­ствие внешних и поверхностных факторов — и от скептического и фаталистического настроения. То, что случилось, говорят они, должно было случиться. Социалистическое движение стало таким, каким оно стало, не по воле людей, но в силу порядка вещей и непостижимости событий. «Вещи» неподсудны. Если на своем долгом славном пути социализм испытал этот внезапный толчок от резкого торможения, это не означает, что его можно было избежать или что в этом виноваты социалисты. Это естественное чередование в борьбе между пролетариатом и буржуазией. Если реакция победила, то не из-за ошибок, совершенных ее противниками, но вследствие огромных длитель­ных успехов; успехов, которые определили приход реакции с той же неотвратимостью, с какой атмо­сферная конденсация определяет дождь. Поэтому нет ничего такого существенного, что стоило бы пересма­тривать. Ждать, надеяться, а затем вновь возобно­влять путь в прежнем направлении. Фашизм — это всего лишь эпизод. Побежденные сегодня, завтра будут победителями.



Новое поколение так не думает. Молодые не любят удобное самооправдание с привлечением зад­ним числом детерминизма апостериори. Им нужен смелый анализ причин поражения, серьезный пере­смотр и самокритика. Веря в значение человеческой воли в истории, они не расположены приписывать поражения враждебности богов или ритму произво­дительных сил. Они ясно чувствуют, что фашизм — это отныне тот опыт, что оставит свой след в итальян­ской жизни. Его нельзя рассматривать как чистый случай или простое отступление. Борьба с ним не означает его уничтожения. Напротив, его тем лучше можно будет побороть и преодолеть, чем лучше его поймут. Понять — значит преодолеть. Фашизм почти совсем лишен конструктивных методов, но обладает ценностью опыта открытия итальянцев итальянцами,

160


чем нельзя пренебрегать. Фашизм поднял проблемы, которые, если даже он и не решил их или решил плохо, нельзя не замечать. Проблема отношений меж­ду социализмом и нацией, проблема правительства при демократическом строе, проблема политической самостоятельности — все эти проблемы встанут, по­сле падения фашизма, совершенно новым образом и с насущной необходимостью.

Но еще больше, чем фашистский опыт — ужасающе отрицательный и всегда оставляющий раны перед социалистическим движением встанет про­блема решительного обновления перед лицом суще­ствования новых поколений, с которыми необходимо будет считаться. Продолжение существования фашиз­ма - который запрещает в какой бы то ни было форме связь с прошлым — и основные уроки войны и после­военного периода породили в молодежи новое мышле­ние и ее болезненный разрыв с принципами старшего поколения. Это разрыв наблюдается во все времена и во всех странах, но война придала ему в Европе более резкий характер, а в Италии — по причинам, отмечен­ным в главе об итальянском социализме — просто драматический. Для тех, кто участвовал в войне в расцвете лет и сформировался в ее накаленной атмо­сфере, война стала магической отправной точкой, конфирмацией, нестираемой отметиной. Для нас же четырнадцатый год не представляет собой пережитую историю, но историю, узнанную из книг, не вызывающую в нас глубоких переживаний. Напро­тив, наши старики — за исключением редких, вечно молодых умов — считают, что в их жизни двадцатипятилетний период с 1890-го по 1915-й год был с пользой прожитым временем, ставшим оправданием ИХ существования. После чего наступил мрак. Последующее жестокое отрицание, высшей точкой выражения которого стал фашизм, неизбежно вос­принялось ими как оскорбление всего лучшего, что было в них, настойчивого и терпеливого труда их жизни, в котором они пытались себя выразить.

161

Завтрашний день не видится им бурным порывом в будущее, полному риска и неведомому, но как воз­вращение, после многих отклонений, к опыту их молодости. Полный ностальгии, их печальный взор обращен к прошлому, которое никогда не вернется и которое, естественно, ничего не говорит молодым. Разрыв был слишком внезапным. Столкновение раз­ных мышлений исключает любое движение. Старые и молодые социалисты могут любить, уважать друг друга, работать вместе, но уже не находят взаимопо­нимания. Это взаимное непонимание неизбежно. Они говорят на разных языках. В таком отношении моло­дых к старшему поколению, возможно, много неспра­ведливого, и когда настанет время творить историю, возникнет необходимость пересмотра этого отноше­ния и установления каким-либо образом связей. Ну, а пока даже неплохо, что наблюдается такое неудер­жимое стремление к обновлению и общению; вера — пусть даже иллюзорная, — что сейчас, извлекая из тяжелого урока этих лет все полезное, для будущего делается больше и лучше, чем в прошлом.



Будем рассуждать с учетом на будущее. Идеоло­гическая проблема. Мы уже касались основных мо­ментов идеологической проблемы в главе о либераль­ном социализме, поэтому неизбежно повторение. Европейский социализм решительно движется к лейбористско-либеральному мировоззрению и практи­ке и к ответственности правительства. Италия после­дует тому же. Желательно, чтобы это движение было осознанным, то есть предусмотренным и желаемым, а не диктовалось обстоятельствами, и чтобы оно сопро­вождалось значительным стремлением к идеологиче­скому обновлению. Марксизм уже не может надеяться на сохранение за собой той роли, которую он играл в прошлом. Если кто продолжил бы пользоваться им, то делал бы это от лени и неискренности. Никто уже из руководителей социализма не разделяет марксизм; или же, если кто и делает это, то с такими оговорками и отличиями, что лишает его большей части

162


педагогической и нормативной ценности. Это дол­жно быть сказано во всеуслышанье, без опасения вызвать разочарование. А кто не расположен гово­рить об этом, пусть спокойно позволит высказаться другим, не изгоняя их по этой причине из социализ­ма. Необходимо покончить с абсурдным почтитель­ным страхом ко всему, что относится к Марксу. Отделить — или хотя бы допустить, что отделение возможно — социализм от марксизма, признавая марксизм как одну из многочисленных и преходящих теоретических разработок в социалистическом дви­жении, движении, которое утверждается стихийно и независимо от любой теории и основывается на эле­ментарных человеческих побуждениях и нуждах.

Подхожу к вопросу, который считаю основопо­лагающим. Мы говорим о свободе, сражаемся за свободу. Но в первую очередь следует установить свободу внутри движения, удалив догматический на­рост и нелепые монополии. Социалистическое дви­жение должно последовательно применять прежде всего к себе идеальное правило, вдохновляющее его на реформу всего общества в целом. Дисциплину можно применять к действию, но пагубно навязыва­ние ее в области идей и идеологии. Желание обла­чить всех, посредством партии, в интеллектуальное платье серийного производства убийственно и опас­но, насколько только можно представить. Я уже говорил, насколько замораживающее, паралитиче­ское действие оказывает на итальянскую социалисти­ческую партию марксистская монополия. Эта моно­полия — да, согласен, часто скорее формальная и словесная, чем реальная, потому что многие привер­женцы марксизма оставались по ту сторону добра и зла - должна быть срочно упразднена, чтобы дать возможность более свободного выражения всех существующих течений, которыми питалось в про­шлом великое движение социального раскрепощения. Между итальянскими социалистами вечно происхо­дит разделение и непонимание, потерявшее уже



163

смысл ввиду того, что согласие с принципами марк­сизма уже не рассматривается как обязательное и что наряду с традиционным пониманием социализма признается жизненная необходимость или, по край­ней мере, польза других течений, чутких к проблемам морали (социалисты таких течений, как мадзинисти­ческое, этическое, христианское), или к проблемам автономии и политической формы (республиканцы, независимые), или к проблемам свободы и личного достоинства (либеральные социалисты и многие так называемые социалисты-анархисты) и т. д. и т. п. За последние тридцать лет итальянское социалистиче­ское движение словно бы окостенело и постепенно утратило любую способность к восприятию и вну­тренней перестройке. Оно имело свое, заметное место в социальной жизни Италии, но кончило тем, что удовольствовалось этим местом, недвусмысленно от­казавшись от расширения своего влияния и от обнов­ления, что значительно способствовало успеху других движений, таких, например, как христианских демо­кратов, а с другой стороны отдалило от себя любые проявления культурной жизни. То социалистическое итальянское движение, которое дало бы себе труд глубоко пересмотреть ценности, безусловно сумело бы увлечь за собой — несмотря на их различия — все молодые силы, которые примыкают и еще в большем количестве примкнут, когда Италия станет наконец свободной, к делу трудящихся; и обусловит тем са­мым внутри себя бурное развитие жизни и дискуссий, что совершенно необходимо для молодых, которые, вступив в мир идей, должны считаться с проблемами своего времени.

Разговоров о необходимости идеологического обновления и большего либерализма внутри движения касается в той же степени и проблемы культуры. Социалисты вообще, и итальянские социалисты в частности, страшно отстают в области культуры. Я имею в виду отставание по всем позициям, на кото­рых стоит лучшая часть нового поколения. Это


164

происходит частично из-за громоздкости массовых движений, достаточно консервативных в вопросах идеологии и культуры; но в большей мере — во всяком случае в Италии — из-за фетишистской при­верженности к положениям позитивного реализма, которое отличало социалистическую элиту тридцать лет назад. Она всегда яростно боролась против любого отклонения от атеистического, материалисти­ческого, позитивистского социализма и отвергала как буржуазные все молодежные движения, которые не соглашались с привычной схемой. В ее ненависти к новому содержалось, по правде говоря, помимо явно­го непонимания, немалая доля самонадеянности. По­тому, что она не только не обновила во время периода своего формирования культурные позиции буржуа­зии, находящиеся под влиянием проповедников пози­тивизма, но, напротив, бурно приветствовала их, последовав через много десятилетий примеру тех демократических буржуазных течений, которые она собиралась вытеснить на политическом поприще. Та­ким образом, она не должна была бы удивляться, что новые слои социалистической молодежи развиваются соотносительно времени. Но нет. В области культуры она предстала в том же догматическом обличье, что и в политике, вообразив, что в философии она достигла абсолютных, окончательных истин, не оставив тем самым возможности для отступления и противополо­жных мнений. Диалектика, столь прославляемая в социальном движении, отрицалась в мире идей или представала в нем в чисто механическом отражении. Социалист должен был быть и не мог ничего другого, как ни быть позитивистом! Идеализм и спиритуализм были образцами «буржуазного» вырождения!

Так вот, необходимо, чтобы социалисты, старые и новые, убедились в том, что некоторые проявления человеческого духа, какими бы противоречивыми они ни были, непреодолимы, вечны как сама мысль, свой­ственны нашему уму и бегут какой бы то ни было классовости. Неверно, что социализм находится в

165

обязательной связи с материалистической и позити­вистской философией. Смешно думать, что настанет день, когда люди, придя к согласию в отношении главных проблем жизни и существования, свергнут религии и метафизику, с тем, чтобы жить только и всегда в царстве осязаемого опыта. Такой день, кото­рого мы, к счастью, никогда не увидим, был бы крайне жестоким днем. С тех пор, как мир стал миром, это разнообразие, это чередование, это непре­рывное следование противоречий и синтезов всегда существовало, и нет такого образованного человека, который не испытал бы того же на себе.



Социалисты слишком уж смело переносят в куль­турную и духовную области политическую термино­логию и разделение на классы. Еще один плод марк­систского детерминизма, еще одна грубейшая ошиб­ка. Культура явление ни буржуазное, ни пролетар­ское; только отсутствие культуры может быть тако­вой, либо какие-нибудь внешние или второстепенные аспекты культурной жизни. Можно иметь классовое влияние на искусство, но не классовое искусство. Культура определенной эпохи, определенной нации — это ценное достояние, которое превосходит эконо­мическое выражение класса и утверждается как уни­версальное. И даже в том, что касается внешних и второстепенных аспектов классового влияния в культуре, социалистам нужно быть очень осторожными. Потому что, как ни больно говорить об этом, в том, что касается привязанности к традициям, одежде, вкусам, общепринятой морали, средний пролетарий не отличается от среднего буржуа. Пролетариат как таковой до сих пор показывал свою неспособность дать жизнь серьезным новаторским течениям в сфере культуры; он лишь следует, опаздывая на одно или два поколения, литературным, художественным, фи­лософским вкусам просвещенной буржуазии. Чтобы найти в интеллектуальной сфере действительно раскрепощающее движение или попытки, нужно ско­рее обращаться к авангарду буржуазного проис-

166


хождения. Авангарду не буржуазному, а буржуазного происхождения, потому что он менее, чем кто либо другой, разделяет мировоззрение и предрассудки, свой­ственные буржуазии. Это тем более верно, что именно из него вышла почти вся социалистическая элита.

Длинные рассуждения требуют четкого вывода. А именно: политическое социалистическое движение должно, поскольку оно придерживается философско­го и культурного направления, следовать принципу широкой интеллектуальной терпимости; если для от­дельного явления понятно и даже обязательно любое усилие увязать теорию с практикой, мысль с дей­ствием, то подобные намерения в отношении ко всему движению в целом представляют собой роковую ошибку. Беда, если движение, возникшее вследствие векового развития и неистребимого множества при­чин, увязывается с определенным философским кре­до. Беда, если появляется желание установить, как это было сделано однажды, «официальную» филосо­фию социализма. Это приведет или к возникновению стольких социализмов, сколько существует его тече­ний, или, что представляется более правдоподобной гипотезой, к сковыванию, засыханию, изоляции дви­жения. Это означает непонимание необычайной слож­ности и интенсивности жизни в современном мире, где происходит непрерывная смена позиций, школ, методов, где наблюдается быстрое развенчание вер, казавшихся неоспоримыми, где даже не вырабаты­ваются мирные позиции. Это прежде всего означает забыть тот факт, что волна мысли, школа, культура вкусов значительно короче и извилистей, чем волна социального и социалистического движения; или что они, по меньшей мере, не совпадают. Настоящая философия, именно в силу того, что она философия, всегда найдет, в зависимости от конкретного случая, оправдание и своей неизменности, и революции, и реставрации. Гегель подходит ко всем.

Невозможность, помимо того, что это ошибочно, увязать огромное социалистическое движение с оп-

167


ределенным теоретическим направлением и, прежде всего, с марксистским, явно обнаруживается после анализа современного социализма. Он не только по­степенно раскрепощается от зависимости от марксиз­ма, но, разрастаясь в ширину и глубину, принимает различные оттенки в соответствии с национальной обстановкой. Даже самые слепые приверженцы абсолютного интернационализма пролетарского класса — что типично для цыган и гонимых, и свойственно начальной романтической фазе — выну­ждены признать существенные различия между ос­новными социалистическими движениями в мире. Различия, которые нельзя по-настоящему объяснить различным уровнем экономического развития в раз­ных странах — как того хотел бы марксизм, — но только обратившись к сложному ряду причинных связей, синтез которых можно найти в облике отдель­но взятого национального сообщества.

Из всех крупных социалистических движений только австро-германская социал-демократия до сих пор недвусмысленно признает себя приверженной марксизму, несмотря на честное изменение демокра­тического курса, вызванного революцией 1918-го года и на распространение ереси в молодежном движении.

Французская социалистическая традиция — ро­мантическая, коммунистическая, анархическая — всегда оставалась чуждой марксистскому влиянию. Примирение всегда не удавалось даже самым вели­ким, таким, как Жорес, которому только в оратор­ском порыве удалось преодолеть дуализм причин. Французские социалисты никогда не утрачивали культ индивидуальности, веру в свободную рабочую инициативу, приятие национальной реальности, при­знание нравственных факторов, уважение к мелкой сельской и кустарной собственности. Прудон, Со­рель, Жорес, а не Лафарг и Гед, являются законными представителями французского социалистическо­го мышления.

168


Все более выделяется самобытность британского социализма, решительно антимарксистского, анти­идеологического, антисветского, равнодушного или почти равнодушного к борьбе тенденций и любящего, вследствие имперского мышления, столь типичного для англичан, конкретные проблемы. Лейбористская партия — гениальный федеративный синтез всех сил, борющихся за справедливость и работу — практи­кует классовую борьбу, но всегда отказывалась под­нять ее до высшего тактического канона. Она ставит целью осуществление постепенной и медленной ре­формы всего государства, без трагических противопо­ставлений и преемственных решений. Нельзя понять британский социализм и фиаско, которое там потер­пели все течения континентального типа — от Руссо до Ленина — тому, кто не добавит рассудок, помимо островного чувства, в цемент религиозности, скрепляющей всех британцев. Интерес, который все испытывают к проблемам духа, благоприятствует взаимопониманию и терпимости и четко определяет границы классового разделения и столкновения в мате­риальной сфере, смягчая его. В Палате общин проис­ходит распад партий и образование из них новых, независимых от экономического критерия, и там поч­ти нет нужды обсуждать религиозные вопросы...

Итальянские социалисты — я особенно имею в виду политических лидеров — в своем интернациона­листическом рвении и рабском следовании марксист­ским канонам (марксизм не признает границ и знает только классы), напротив, слишком часто вторгались в область чисто итальянской среды и истории. (Пусть даже скудная итальянская социалистическая тради­ция — Пизакане, Кафьеро, Феррари, Мадзини — была почти совсем оставлена без внимания. Если бы не было профсоюзного и кооперативного движения, набирающего, особенно в деревнях, богатый само­бытный опыт, пришлось бы почти целиком отказать итальянскому политическому социализму в каком-либо участии в итальянской жизни.)



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет