Кипчаки евразии: история, язык и
жүктеу/скачать 4.03 Mb. Pdf көрінісі
|
разделам «субстанциональные категории», «животноводство», «домашнее хозяйство, ремесла» и пр., в сравнении с санскритом, хетто-лувийским, древнеиранским, древнегерманскими и др. ИЕ-языками. По ряду лексем обнаружились еще более древние, чем ПИЕ, а именно – ностратические корни. В ходе дальнейших исследований было выявлено, что в сложении т.н. «индоевропейской языковой общности» активное участие принимал и урало- алтайский языковой субстрат на территории Южной Сибири и Казахстана. То же и с «алтайской языковой семьей» – множество лексем имеют общие корни (с поправкой на эффект ресемантизации) с сино-кавказскими, индоевропейскими и др. языками. Процесс этот не был примитивно- линейным, как это пытаются представить сторонники «древовидной» схемы глоттогенеза. Имели место локальные дивергенции и конвергенции, затем вновь дивергенции и так далее. Имели место широкие экзогамные отношения на всем пространстве Великой степи. Эндогамия не была нормой для носителей R1b степной и лесо-степной ойкумены. Наличие у индоевропейских мигрантов в эпоху урало-алтайского неолита-энеолита «катунской фратрии» из числа автохтонных протоугорских и самодийских общин охотников и рыболовов вряд ли станет сейчас отрицать любой исследователь ботайской, терсекской или афанасьевской культур. И здесь следует иметь в виду принципиальный методологический принцип: есть три разных лексических страта – субстрат, суперстрат и адстрат. Первый характеризуется т.н. «списком Сводеша». Если жены массово и длительное время берутся извне, к примеру из «катунской» фратрии, и инкорпорируются в «мужскую» фратрию, то эта лексика будет соответствовать лексике ассимилирующего языка, но с фонетикой ассимилянта, ибо языку ребенка учит мать и ребенок обязательно усвоит материнский акцент и особенности материнской фонетики, равно как и грамматику, и морфологию. Иначе как объяснить «древнебулгарский ламбдаизм» (чередование ш/л), ротацизм (чередование з/р) или образование множественного числа в чувашском через аффикс «-сем» вместо «классических тюркских» «-лар»/«-лер»? Так, к примеру, сложился и казахский язык, по меткому замечанию профессора С. Аманжолова с «кыпчакской лексикой и аргынской фонетикой». Действительно, кыпчаки и аргыны испокон веков поддерживают сватовские отношения по принципу «құда – мың жылдық» (сватья на тысячу лет) и даже трагический инцидент между Кобланды-батыром и Акжол-бием не смог этот принцип нарушить. Есть и обратная ситуация, когда ассимилянтами оказывается мужская фратрия, к примеру, дружина, мужской коллектив, мигрировавшие в чужое этно-культурное пространство. В этом случае субстратная лексика из «списка Сводеша» окажется лексикой ассимиляторов, но суперстратный лексикон, относящийся к охоте, войне, мужским промыслам и мужским ремеслам, идеологическим и сакральным категориям, к политике и ряду др. аспектов – все это будет лексическим суперстратом завоевателей-мигрантов. Но и в этом случае он обязательно подвергнется «женскому влиянию» со стороны фонетики и грамматики. Примерами служат древнехеттский и современный арабский языки, несущие в суперстратной лексике ряд индоевропеизмов. В казахском языке при всей жесткой патрилинейной системе родства нет понятия «әке тілі» (отцовский язык), но есть понятие «ана тілі» (материнский язык). Казахи говорят: «Ананың ақ сүтімен келген тілі», т.е. «язык впитывается вместе с белым молоком матери». Более того, скорость нейронно-синапсных связей в мозгу программируется митохондриальной ДНК, которая, как уже отмечалось, передается только по материнской линии. Связь между «быстродействием» мозга, вербальным интеллектом и морфологией языка вполне очевидны. Это мы считаем важнейшим антитезисом господствующему сегодня, к сожалению, в гуманитарных науках (истории и языкознании) принципу «мужского шовинизма». Поэтому призываем коллег в качестве методологической инновации взять на воружение принцип гегелевской диалектической логики «восхождение от абстрактного к конкретному», выражающийся в переходе от абстрактных, а потому примитивных, схем этногенеза в истории и глоттогенеза в языкознании, не учитывающих влияние «катунских фратрий» и роль женщины вообще. Сегодня это абстрагирование (=примитивизация), исподволь подразумевающее тотальное мужское доминирование в этно- и глоттогенетических процессах, на наш взгляд, являются главным тормозом развития как исторической науки, так и исторической компаративистики. Серьезный прорыв в этом направлении осуществил казахстанский востоковед Ю. Зуев в итоговом труде своей жизни «Ранние тюрки. Очерки истории и идеологии» [9]. Этот аспект важен не только в вопросах языка, но и в таком важном вопросе идеологии и религии, как прикладное искусство, в частности – орнаментика. Очевидно, что постольку, поскольку в андроновской и предшествовавшей ей культурах изготовлением керамики, ткачеством и шитьем занимались женщины, то и носителями визуальных архетипов являлись женщины. Хранителями и ретрансляторами орнаментальных традиций в керамике, одежде, ковровых и войлочных изделиях являлись именно женщины. Не стоит забывать, что многие племена традиционно ведут свое родословие от праматери – достаточно вспомнить легенду о происхождении монгол от Алан-Гоа, которую оплодотворил луч света, или мундусов от кыпчакской женщины, которая съела три льдинки [10]. Схожесть геометрических орнаментальных мотивов американских индейцев с казахскими, ковровой цветосемиотики, эстетических канонов и совпадение ряда лексем, включая ономастические термины (к примеру, родо-племенные наименования), заставляет предположить гораздо более ранние этнические контакты предковых популяций в районе Алтая, откуда, как известно, начали миграцию кето- селькупы и америнды. Ү-ДНК тех и других характеризуется гаплогруппой Q. Эта же гаплогруппа имеется у казахских кулан-кыпчаков. Енисейские кеты, именуют себя «дәң» (букв. «тело», «человек» – ср. с каз. «дене»). Таким образом, на наш взгляд, ностратическая общность не была какой-то изначальной данностью, а формировалась в результате смешения восточно- евразийских и западно-евразийских мезо- и неолитических общностей. Это была нелинейная, волнообразная сложная конвергенция, где в одних случаях субстратом служили «праиндоевропейцы», а суперстратом «азиаты», урало- алтайцы, в других случаях – наоборот. Процесс конвергенции сменялся дивергенцией и, в ряде случаев, обратными миграциями. ГДЕ НАЧАЛО КИПЧАКСКОГО ЭТНОГЕНЕЗА? Перейдем теперь к данным археологии. В качестве «реперных точек» отметим две соседние культуры – ботайскую и терсекскую. Первую подробно исследовал В. Зайберт [11], вторую – В. Логвин [12]. Первое, что бросается в глаза – это принципиальная разница в жилищах по форме, по конструкции и по гендерно-семейному концепту. Если у ботайцев жилище в плане практически круглое, то у терсекцев – прямоугольное. Далее, ботайское жилье снабжено уникальной конструкцией крыши в форме купола без столбовых опор. Это технологическое решение показывает особый инженерно-технический талант носителей этой культуры. Видимо, неспроста первого изобретателя этой архитектуры казахская народная память чтит как Древнего Иня (каз. «ін» – нора, землянка, пещера). У терсекцев, напротив – крыша дома двух- или четырехскатная, с опорными столбами. Наконец, терсекское жилище, будучи по сути прототипом раннего андроновского, жүктеу/скачать 4.03 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|