Клайв Касслер, Грэм Браун

Джо кивнул. Начать, пожалуй, стоит с русской ученой. Надо думать, кто-нибудь в отеле ее узнает.

В то время как «Арго» спешил к берегу, Курт и Катерина летели на огни Вила-ду-Порту. Таких ощущений Курт еще не испытывал.

Открытая кабина была рассчитана на полет в дневное время и теплую погоду. Приборная панель ничем не освещалась. И хотя легкий летательный аппарат делал не больше 50узлов в час, от сырого горного ветра оба уже продрогли до костей.

В светлое время дня Остин постарался бы как можно скорее снизиться до приемлемой высоты, но полет ночью представлял определенные трудности. Пилотировать легкий самолет в темное время суток над гористой местностью — все равно что пробираться при выключенном свете по незнакомой комнате, за исключением того, что там столкновение с мебелью грозило бы только легкими ушибами.

В какой-то момент Курт заметил огоньки движущегося по извилистой дороге автомобиля и сориентировался на них, зная, что дорога идет через горные перевалы. Следуя замашиной и оставаясь на достаточной высоте, он мог чувствовать себя в относительной безопасности. Но, что не так и удивительно, автомобиль двигался гораздо быстрее,чем та летающая газонокосилка, за рулем которой он оказался.

Огни машины уже почти растворились в темноте, когда в поле видимости появились другие: относительно освещенные улицы Вила-ду-Порту. Он взял курс на город, зная, что если не упустит огни из виду, то избежит столкновения с какой-нибудь внезапно выросшей горой, которая может легко отправить их вниз.

Катерина тоже заметила огни.

— Ну что, почти прилетели? — спросила она, трясясь от холода.

Машина была двухместная, и Катерина сидела сзади. Курт вспомнил, что на ней нет ничего, кроме черного платья. Не самое подходящее снаряжение для ветра в 50 узлов и температуры около 4–5 градусов по Цельсию.

— Ты замерзла.

— До смерти.

Должно быть уже посинела.

— А я думал, что русские привычны к холоду.

— Привычны. И еще мы знаем, как одеваться, и закутываемся в меха. У вас здесь ничего такого не припрятано?

Он рассмеялся, представив ее в огромной меховой шапке.

— Наклонись вперед. Прижмись ко мне и обними.

— Я уж думала, ты так и не попросишь.

В следующую секунду она прижалась к нему и обхватила обеими руками. Стало теплее и намного приятнее.

Они пролетели над последними горными перевалами. Внизу раскинулся Вила-ду-Порту. Городок с пятьюдесятью, или около того, тысячами жителей казался сейчас едва ли нестоличным мегаполисом.

— Где будем садиться? — спросила Катерина.

Курт и сам уже давно задавался этим вопросом. Для посадки ультралайту вполне хватало полосы длиной в двести футов. Днем они без труда отыскали бы с полсотни подходящих мест для безопасного приземления, но ночью требовалось что-то хорошо освещенное. В противном случае можно было, полагая, что опускаешься на ровное поле или открытый участок, врезаться в телефонный столб, жилой дом или дерево.

Что касается освещенных мест, то с ними тоже не все было так просто из-за линий электропередач. И все же Курту повезло — замеченное им местечко ничем не уступало взлетно-посадочной полосе, например, в международном аэропорту имени Кеннеди. Это было футбольное поле, хорошо освещенное для вечернего матча и совершенно открытое.

Сотня ярдов ровного травянистого грунта и никаких проводов или других препятствий. Остин направил самолет на него и начал не спеша снижаться. Немного мешал боковой ветер с Атлантического океана, который следовало принимать в расчет, чтобы не промахнуться и не оказаться в стороне от поля.

С высоты в пятьсот футов Курт уже видел сидящих на трибунах зрителей. Игроки на поле пока не вышли.

Катерина прижалась еще теснее.

— Мне нужна полная свобода рук, — предупредил он.

— Извини. Не люблю летать. Особенно взлеты и посадки.

— Не беспокойся. Эта пройдет легко.

Но уже через минуту Курт пожалел о своем обещании. На поле появились игроки — игра то ли начиналась, то ли возобновлялась после перерыва.

До земли оставалось не больше сотни футов, до поля — около трехсот. Должен же кто-то услышать мотор. Впрочем, это вовсе не означало, что, заметив самолет, все бросятся врассыпную. Ладно, сейчас ситуация изменится. Должна…

Мотор чихнул и сбился с ритма.

— Топливо кончается.

— Да садись уже, — крикнула Катерина.

Черт, здесь даже сирены нет, подумал Курт.

— Жаль, не прихватил вувузелу, — крикнул он в ответ.

Игроки уже обменивались рукопожатиями, судья стоял в центральном круге, прижимая ногой мяч и готовясь дать свисток. Двигатель снова захлебнулся, Курту пришлось опустить нос, чтобы не потерять скорость. Самолет прибавил газу, и он увидел, что футболисты поворачиваются на звук. Зрители тоже забеспокоились.

Они пронеслись над трибуной, задев правым крылом то ли флагшток, то ли что-то еще. Рама согнулась, машина накренилась вправо.

Чихающий самолет влетел в освещенную зону, и игроки побежали к боковой линии.

Колеса ударились о траву. Самолетик подпрыгнул и едва не перевернулся, но Курт удержал его в горизонтальном положении, и от центральной линии поля они катились ужепо земле.

Он ухватился за рычаг тормоза, потянул на себя и почувствовал, как колеса скользят по влажной траве. Последний футболист метнулся в сторону, и ультралайт влетел в ворота в дальнем конце поля.

В следующую секунду их накрыла сетка. Пропеллер остановился, и самолетик замер.

Курт посмотрел вверх и назад. Зрители, игроки, судья — все просто замерли, ошарашенные случившимся. Наконец, взгляды собравшихся обратились к судье. Тот постоял еще пару секунд, не зная, что делать, потом медленно поднял руку, поднес к губам свисток, свистнул и громко крикнул:

— Гоооооол!

Публика восторженно подхватила, вскинув триумфально руки, как будто этот гол принес крохотному Вила-ду-Порту победу в Кубке мира. А потом и игроки обступили Катерину и Курта, смеясь и аплодируя. Сетку стащили, самолет отбуксировали на поле.

Футболисты бросились помогать Катерине, откровенно восхищаясь ее фигурой. Судья протянул руку Курту. Потом их отвели к боковой линии.

Остин изложил кому-то урезанную версию происшествия, пообещал возместить причиненный ущерб и заверил, что самолет заберут уже завтра утром.

Матч, пусть с опозданием, начался, и они с Катериной выбрались на улицу, справедливо полагая, что рядом со стадионом должен быть автобус или такси. И действительно, к ним тут же подкатил микроавтобус с неким опознавательным знаком.

— Нам нужно в порт, — сказал Курт.

— Могу подбросить, — с готовностью отозвался водитель.

Курт открыл дверцу. Катерина уже шагнула вперед, но остановилась.

— Невероятное приключение, — сказала она, глядя ему в глаза.

Они едва не погибли целых три раза, их машина свалилась в пропасть и сгорела, и у нее самой зуб на зуб не попадал от холода, но ее глаза сияли так, словно она только что прожила лучшие часы жизни. Ну как тут не восхищаться?

Он притянул ее за руку и поцеловал в губы. Катерина ответила и обняла его, теперь уже спереди, и они немного увлеклись, пока водитель многозначительно не откашлялся.

Она отступила:

— Хотел меня немного согреть?

Курт улыбнулся:

— Помогло?

— Ты даже не представляешь как. — Катерина повернулась и забралась в машину. Он последовал за ней, и микроавтобус покатил к бухте.

— Знаешь, а ведь мы всего в миле от того дома, где разместились французы, — сказала вдруг Катерина.

— Верно. — Остин вспомнил, что она рассказывала раньше. — У тебя есть адрес?

— Дом на берегу. В Прайя-Формоза. Самый шикарный в городе из всех, что сдают внаем.

Вполне в духе французов.

Курт повернулся к водителю.

— Отвезите нас в Прайя-Формоза.

Глава 29

Нью-Йорк,

24июня

Теплым летним вечером авеню Манхэттена жили полной жизнью. Толпы пешеходов заполнили тротуары, такси сновали туда-сюда, любители романтических прогулок раскатывали в экипажах в районе Центрального парка. Сумерки спустились на землю двадцать минут назад, и ночная жизнь в городе, который никогда не спит, только-только начиналась.

Решив встретиться с Такагавой лицом к лицу, но предполагая, что его могут остановить в приемной, Дирк отказался от визита в офис. Узнав из надежного источника, где именно его старый знакомец намерен отобедать в этот вечер, он собирался преподнести ему сюрприз на нейтральной территории.

Ресторан назывался «Мияко» и был известен как место встречи местных знаменитостей и бейсболистов, приводивших туда своих подружек-моделей. Здесь предлагали традиционное японское обслуживание в ультрасовременном, по высшему разряду обрамлении. Двадцатидолларовые мартини и саке лились, как вода, а в меню значились такие деликатесы, как ядовитый иглобрюх, внутренности морского огурца и юни, известный более как морской еж.

Ожидалось, что Харуто Такагава будет обедать с сыном Реном, несколькими высокопоставленными руководителями «Сёкара шиппинг» и, по крайней мере, двумя менеджерамихедж-фонда, изучающими возможность инвестиций в последнее венчурное предприятие «Сёкара». Дирк знал, что они будут в отдельном кабинете в задней части ресторана, но не рассчитывал, что его встретят с распростертыми объятиями. На всякий случай он прихватил с собой небольшое напоминание о долге Такагавы.

Такси прижалось к тротуару перед рестораном «Мияко», и Дирк вышел на тротуар. Щедро расплатился с водителем, вошел в фойе, огляделся. Высокая стена с падающей каскадом водой отделяла главный обеденный зал от расположенных в глубине приватных кабинетов. Не успел Питт сделать и шаг, как путь ему преградил вышедший из-за угла строгого вида мужчина.

— Извините, — он смерил Дирка недоверчивым взглядом. — У нас места только по предварительному заказу. И соответствующий дресс-код.

Дирк был в черных, идеально отглаженных слаксах, смокинге за восемьсот долларов и рубашке с расстегнутым воротничком за двести.

— Чтобы пообедать здесь, нужно надеть галстук, — объяснил служащий ресторана.

— Я сюда не обедать, — отодвинув плечом незнакомца, Дирк пересек зал.

В городе политиканов, брокеров и знаменитостей Питта никто не знал, но сейчас его внушительная фигура привлекла внимание по меньшей мере дюжины посетителей, оторвавшихся от своих важных разговоров. Возможно, если бы их спросили, в чем дело, они сказали бы, что у этого человека есть аура, что в каждом его шаге чувствуется решительность, а манера держаться выдает уверенность в себе, которая обходится без высокомерия и заносчивости. А может быть, и ничего бы не сказали. Но его определенно провожали взглядами, пока он не исчез за стеной с неспешно бегущими струями воды.

Дирк Питт переступил порог кабинета, и разговор оборвался. Его появления здесь определенно не ждали, и оно произвело именно тот эффект, на который он и рассчитывал.

Один за другим обедающие поворачивались и смотрели на него. Последним поднял голову Такагава. Он сидел в дальнем конце стола, и на его лице проступило такое выражение, словно он узрел саму Смерть. Другие присутствующие были потрясены, но их лица выдавали, скорее, раздражение и злость, чем что-то еще.

Один из менеджеров хедж-фонда поднялся — на фоне его костюма за пять тысяч долларов смокинг Дирка выглядел так, словно залежался на полке магазина готового платья.

— Кто бы вы ни были, вы не туда попали, — сказал он, подходя к незваному гостю и протягивая руку, как будто намеревался выпроводить наглеца из кабинета.

Дирк даже не взглянул на него, но, когда заговорил, звук его голоса напоминал рык рассерженного хищника.

— Дотронетесь до меня и уже никогда не сможете пересчитывать деньги этой рукой.

Менеджер вздрогнул, как будто ему отвесили пощечину, но отступил и даже ничего не сказал.

Следующим поднялся сын Такагавы, Рен.

— Я позову охрану, — сказал он отцу.

Такагава не ответил — словно в трансе, он только смотрел на Дирка.

Пожалуй, пора щелкнуть кнутом.

Дирк бросил восьмидюймовую пластину, и несколько человек вздрогнули и отпрянули, как будто эта звякнувшая штуковина могла ожить и наброситься на них. Скользнув постолу, она остановилась перед Такагавой.

Исполнительный директор «Сёкара» взял ее в руки. Именная табличка, погнутая и закопченная, но на ней можно было разобрать слово «Минору». Мелкие цифры ниже указывали тоннаж.

На звонок Рена ответили.

— Охрана, это Рен. У меня здесь…

Такагава положил руку ему на плечо.

— Убери телефон, сын.

— Но этот человек может быть опасен. Он не уважает тебя.

— Нет, — устало произнес Такагава. — Это я проявил непочтительность. Он имеет право делать то, что сделал. Мне стыдно… я — насекомое, прячущееся под камнем.

— Рен, это служба безопасности, — послышался голос в телефоне. — Вам что-то нужно? Мы здесь, снаружи.

Рен взглянул на отца, который снова посмотрел на кусок металла.

— Если бы не этот человек, я сгорел бы заживо тридцать лет назад, когда мой корабль ушел на дно. Я бы никогда не увидел тебя. Твоя мать произвела тебя на свет, когда ябыл в море, и у меня не было даже твоей фотографии.

Такагава внимательно осмотрел обугленную табличку. Когда-то он подарил ее Дирку в знак благодарности за спасение своей жизни и жизни всего экипажа. Потом перевел взгляд на правую руку, на обожженную кожу. Дирк знал — рука изуродована шрамами по локоть.

— Все в порядке?

Рен поднес телефон к губам.

— Да, — неохотно сказал он. — Ложная тревога.

И дал отбой. Бросил недовольный взгляд на Дирка Питта, вздохнул и склонил голову в знак почтения.

— Приношу извинения.

— Сыну, защищающему отца, извиняться не за что, — ответил руководитель НУПИ.

Рен Такагава отступил и выдвинул стул, предлагая гостю место рядом с отцом.

— Аригато[13].

Менеджеры хедж-фонда и другие присутствующие явно чувствовали себя не в своей тарелке.

— Это в высшей степени некстати, — заметил один из них.

— Пожалуйста, оставьте нас, — хмуро попросил Такагава. — У нас более серьезное дело, чем бизнес.

— Послушайте, Харуто, — начал другой. — Не знаю, что тут…

Такагава остановил его одним взглядом, после чего все поднялись и один за другим потянулись из кабинета. Некоторые, выходя, бормотали что-то под нос.

— Я поговорю с ними. — Рен последовал за гостями, и старые знакомые остались наедине.

— Мне жаль, что так получилось, — сказал Дирк.

— Не извиняйся.

— Ты же знаешь, что мне нужно.

Такагава кивнул и впервые за все время посмотрел Питту в глаза.

— Они пришли за грузовой декларацией. Я мог бы отдать ее им, но не сделал этого, потому что она дала бы тебе ложный след. А лгать тебе я не хотел.

— И ты ничего им не отдал.

Такагава кивнул.

— Мне показалось, что можно сохранить немного чести, если не вводить в заблуждение. Кто молчит, тот не лжет. Я не мог солгать тебе после всего, что ты для меня сделал… Не мог поступить с тобой так и потом смотреть тебе в глаза.

— Почему бы просто не сказать мне правду? — спросил Дирк.

— Мое положение в «Сёкара» не настолько прочно. Постоянно приходится иметь дело с дворцовыми интригами. Сказав тебе правду, я оскорбил бы остальных. Моя компания могла бы стать жертвой судебных преследований. Или подпасть под санкции твоего правительства.

Питт промолчал. Он пришел за ответами, и в данный момент проблемы «Сёкара шиппинг» его не касались.

— Харуто, трое моих людей пострадали, пытаясь помешать захвату твоего корабля. На двух других напали уже после того, как мы начали расследование. Один из них сейчас в коме, и его жене остается только молиться. Так что извини за прямоту, но мне нет дела до прочих неприятностей. Если ты такой человек, каким я тебя считаю, то должен понимать, что молчать больше нельзя.

Такагава снова посмотрел на металлическую пластину на столе, потом — в глаза Дирку.

— Возможно, ты дважды спас меня, — прошептал он, наконец, и, наклонившись, поднял стоявший у ног кейс и положил на стол. Щелкнул замками. Откинул крышку. Достал папку и протянул Питту.

— Здесь информация, которую ты ищешь.

— И что же я найду?

— Правду.

— Какую правду?

— Груз на «Киндзара-мару» направлялся в Гонконг. В основном это были самые обычные строительные материалы, но также и то, что не было указано в судовой декларации. Триста тонн активированного титаном ИБМО.

— Что такое ИБМО?

— Иттрий-барий-медь оксид, — объяснил Такагава. — Сплав с кристаллической структурой, высокотемпературный сверхпроводник. В новом, улучшенном варианте присутствуют титановые добавки. Это самый сильный из всех существующих суперпроводников.

— Самый сильный? Что ты имеешь в виду?

— Я вряд ли смогу объяснить толково. Я ведь всего лишь капитан старого корабля. Но у тебя наверняка есть люди, которые это поймут. Здесь — информация о нем.

Эту папку нужно как можно скорее передать Хираму Егеру, подумал Питт.

— Почему ты боялся рассказать мне об этом? — спросил он.

— Потому что это вещество не природного происхождения. Оно получено искусственным путем, в лаборатории. Патент на вариант с титаном, о котором я говорил, принадлежит одной американской корпорации и, что еще важнее, относится к технологиям ограниченного доступа. Передача его другим странам, включая Китай, незаконна. Приняв такой груз на борт нашего корабля, «Сёкара» нарушила закон.

Кое-что начало проясняться. Учитывая напряженные экономические отношения между Соединенными Штатами и Китаем и утверждения, по большей части обоснованные, что китайское правительство и его корпорации предпочитают шпионаж и кражу честному соперничеству, правительства обеих стран вряд ли обрадуются известию о том, что этот материал был отправлен в Гонконг. Но поскольку и та и другая сторона нуждаются друг в друге, то козлом отпущения будет назначен кто-то третий, в данном случае грузоотправитель: «Сёкара».

— Но почему ты позволил вовлечь себя в это предприятие? — спросил Питт. — Штаты всегда относились к тебе в высшей степени благосклонно.

— Я узнал обо всем этом только после гибели «Киндзара-мару», — ответил Такагава.

Дирк поверил — глядя на старого приятеля, он видел, как ему тяжело, как давит на него бремя бесчестия.

— Думаю, на корабль вторглись, чтобы забрать груз. Скорее всего, целью нападавших было именно то, о чем ты сейчас рассказал.

— Этот груз дороже золота, — добавил Такагава.

— Тебе известно что-то о людях, напавших на «Киндзара-мару»? Может быть, до тебя дошли какие-то слухи?

Руководитель «Сёкары» покачал головой.

И все-таки что-то должно быть.

— Где ты забрал груз?

— Во Фритауне. Сьерра-Леоне.

Лет десять назад Дирку довелось посетить Фритаун, когда НУПИ консультировала проект по углублению судоходного канала. Хотя страна тогда не оправилась от разрухи, Фритаун оставался одним из важнейших портов в Западной Африке.

Насколько он знал, с тех пор положение в Сьерра-Леоне немного улучшилось за годы правления президента Джеммы Гарана, но назвать страну центром высокотехнологичных производств было бы преувеличением.

— Груз мог идти непосредственно оттуда? — спросил он.

Такагава снова покачал головой.

— В Сьерра-Леоне есть шахты, есть полезные ископаемые, но, как я сказал, ИБМО не добывают из земли.

— Следовательно, Фритаун — транзитный пункт.

— Обычно бывает так. Груз отправляется в страну, которая имеет разрешение принимать его, а потом, уже оттуда, он следует куда-то еще, в адрес третьей стороны, причемникакие законы в таком случае не нарушаются. А потом эта третья сторона посылает его в Россию, Китай или Пакистан.

— У тебя есть предположения относительно покупателя?

— Они, конечно, будут все отрицать, — сказал Такагава. — И теперь это уже неважно. Они ведь не получили то, за что заплатили.

Мозг Дирка как будто играл в догонялки.

— А насчет продавца?

И опять Такагава покачал головой.

— Мне о нем ничего не известно.

Складывающаяся картина никак не могла понравиться Питту.

— Хочу попросить тебя об одолжении, — уважительно, как и полагается просящему, сказал он.

— Ничего больше я дать тебе не могу.

Дирк посмотрел на него пристально.

— Харуто, твои люди сгорели заживо.

Такагава закрыл глаза, словно от боли, и безотчетно положил левую руку на правое запястье, прикрывая шрамы.

— Вы преследуете их?

— Собираюсь начать.

— Тогда я дам тебе все, что смогу найти.

Питт поднялся и слегка наклонил голову.

— Спасибо. Обещаю, дальше меня это не пойдет.

Харуто Такагава кивнул, но посмотреть в глаза старому знакомому так и не смог.

Дирк повернулся к выходу.

— Хотел спросить, — сказал Такагава, — те чудесные автомобили, они все еще у тебя? Я теперь и сам такие коллекционирую.

Руководитель НУПИ остановился и повернулся.

— Да, у меня. Их даже прибавилось.

— Как насчет той, на которой ты приехал сегодня? — с легкой улыбкой спросил Такагава, вспоминая, несомненно, как тридцать лет назад, спасаясь из ада, они с Питтом, чтобы не думать о худшем, обсуждали машины.

Дирк покачал головой.

— Я приехал на такси.

— Жаль, — огорченно пробормотал Такагава.

— Но на днях, — продолжил Питт, — прокатился на «Дюзенберге».

Такагава мгновенно оживился, как будто этот образ — Дирк Питт за рулем роскошного автомобиля — неким образом согрел ему душу.

— В пятницу, — сказал он.

— Хороший день для прогулки, — согласился Питт.

Глава 30

— Хочешь заработать еще?

— Еще бы, — круглое лицо таксиста осветилось улыбкой.

— Объезжай квартал, выключай фары и жди нас в конце улицы.

Курт достал сотенную банкноту, разорвал пополам и отдал половину водителю.

— Долго ждать? — поинтересовался парень.

— Пока мы не появимся.

Таксист кивнул, повернул ключ и отъехал от тротуара.

— А ты уверен, что мы не втянем его в неприятности? — спросила Катерина.

Остин уже не сомневался, что они избавились от «хвоста», который подцепили возле ресторана.

— Ему опасаться нечего, — уверенно ответил он. — Нам, кстати, тоже, если только французы не решать подраться за керн, который они взяли.

— Французы? Никогда.

— Где их дом? — спросил Курт, оглядывая выстроившиеся вдоль берега виллы.

— Сюда. — Катерина сошла с тротуара на газон. Наверно, босиком так лучше, пришло на ум Курту.

— Тебе надо купить какую-нибудь обувь.

— Может, это тебе надо избавиться от своей, и тогда мы пойдем на пляж, — улыбнулась она.

Предложение Катерины звучало куда соблазнительнее вторжения к незнакомым ученым с обвинением в краже.

Они подошли к выкрашенной в желтый цвет вилле.

— Вот эта, — сказала Катерина.

Курт постучал в дверь. Потом еще раз. Они подождали.

Никто не ответил.

В окнах было темно. Наружный свет тоже выключен.

— Ты не ошиблась домом? — спросил он.

— Прошлой ночью здесь была вечеринка. Пришли все.

Курт постучал еще, сильнее и настойчивее, уже не думая о том, что может разбудить соседей. И тут случилось нечто странное. Наружный свет вдруг вспыхнул, погас и замигал при каждом ударе.

— Что еще за?..

Курт перестал колотить в дверь и, подняв руки, нащупал светильник. Подкрутил лампочку. Свет загорелся.