Нагие и мертвые (The Naked and the Dead)

Роман (1948)

Вторая мировая война. Тихоокеанский театр военных действий. Ис­тория высадки и захвата американцами вымышленного острова Анапопей, где сосредоточились японцы, развивается как бы на нескольких уровнях. Это хроника боевых действий, подробное воссо­здание атмосферы будней войны, это психологический портрет чело­века на войне, данный через сочетание изображений отдельных представителей американского десанта, это вырастающий на заднем плане и образ довоенной Америки и, наконец, это роман-эссе о влас­ти.

Композиция романа определяется существованием трех разделов. Собственно повествование — история штурма и захвата Анапопея — перебивается драматургическими вкраплениями («хор»), где дают о себе знать голоса персонажей, без авторских комментариев, а также экскурсами в прошлое действующих лиц (так называемая Машина времени). Машина времени — это краткие биографии героев, пред­ставляющих самые разные социальные группы и регионы Америки. Ирландец Рой Галлахер, мексиканец Мартинес, техасец Сэм Крофт, бруклинский еврей Джо Голдстейн, поляк Казимир Женвич и многие

другие предстают перед читателями как «типичнейшие представите­ли» страны, где и во времена мирные идет жестокая борьба за суще­ствование и выживают лишь сильнейшие.

Война — привычное состояние человечества, каким изображает его автор. Американцы сражаются с японцами за Анапопей, и в то же время солдаты, как умеют, отстаивают свои маленькие права и привилегии в борьбе друг с другом и офицерами, а те, в свою оче­редь, сражаются за чины и звания, за престиж. Особенно отчетливо противостояние между авторитарным генералом Эдвардом Каммингсом и его адъютантом лейтенантом Робертом Хирном.

История мелких удач и неудач Хирна — отражение двусмыслен­ного положения либералов-интеллектуалов в прагматическом мире. До войны Хирн пытался найти себя в общественной деятельности, но его контакты с коммунистами и профсоюзными лидерами неплодо­творны. В нем нарастает чувство разочарования и усталости, ощуще­ние, что попытка реализовать на практике идеалы — лишь суета сует, и единственное, что остается тонкой, неординарной личности, — «жить, не теряя стиля», каковой, по Хирну, есть подобие хемингуэевского кодекса настоящего мужчины. Он отчаянно пытается сохранить хотя бы видимость свободы и отстоять свое достоинство.

Но начальник Хирна, глядящий в Наполеоны Эдвард Каммингс, обладает хорошим нюхом на «крамолу» и старается поставить на место строптивого адъютанта. Если Хирн блуждает от одной смутной полуистины к другой, то Каммингс не ведает сомнений и, переиначи­вая на свой лад мыслителей прошлого, чеканит афоризм за афориз­мом: «То, что у вас есть пистолет, а у другого нет, не случайность, но результат всего того, что вы достигли»; «Мы живем в середине века новой эры, находимся на пороге возрождения безграничной власти»;

«Армия действует намного лучше, если вы боитесь человека, который стоит над вами, и относитесь презрительно и высокомерно к подчи­ненным»; «Машинная техника нашего времени требует консолида­ции, а это невозможно, если не будет страха, потому что большинство людей должны стать рабами машин, а на такое мало кто пойдет с радостью».

Не менее существенны для понимания образа генерала и военной машины в целом рассуждения Каммингса о второй мировой: «Исто­рически цель этой войны заключается в превращении потенциальной энергии Америки в кинетическую. Если хорошенько вдуматься, то концепция фашизма весьма жизнеспособна, потому что опирается на инстинкты. Жаль только, что фашизм зародился не в той стране... У

370

нас есть мощь, материальные средства, вооруженные силы. Вакуум нашей жизни в целом заполнен высвобожденной энергией, и нет со­мнений, что мы вышли с задворок истории...»

Фашизм в романе существует на двух уровнях — идеологическом и бытовом.

Если Эдвард Каммингс — идеолог и даже поэт фашизма, то Сэм Крофт — фашист стихийный, получающий от насилия подлинное на­слаждение. Как свидетельствует Машина времени, впервые Крофт убил человека, когда еще находился в рядах национальной гвардии. Он умышленно застрелил забастовщика, хотя команда была стрелять в воздух. Война дает Крофту уникальную возможность убивать на официальных основаниях — и испытывать от этого удовольствие. Он будет угощать пленного японца шоколадом, разглядывать фотографии его жены и детей, но, как только возникнет нечто похожее на челове­ческую общность, Крофт хладнокровно расстреляет японца в упор. Так ему интереснее.

Не сумев отыскать себе места в мирной Америке, лейтенант Хирн и в условиях войны никак не может найти себя. Он чужой и среди солдат, и среди офицеров. Испытывая неприязнь к фашиствующему боссу, он решается на отчаянный поступок. Явившись в палатку к ге­нералу и не застав последнего, он оставляет записку — и окурок на полу, чем повергает в ярость своего шефа. Тот спешно вызывает Хирна, проводит с ним воспитательную беседу, а затем роняет на пол новый окурок и заставляет строптивого адъютанта поднять его. Хирн выполняет приказ генерала — и тем самым уступает его воле. Отны­не Каммингс будет обходиться без его услуг, а лейтенанта переводят в разведывательный взвод. Сержант Крофт, который был там до этого главным, отнюдь не в восторге и готов на все, чтобы избавиться от ненужной опеки.

Вскоре разведвзвод уходит на задание, и у Крофта возникает от­личная возможность восстановить статус-кво и свое положение ко­мандира. Скрыв данные о японской засаде, он хладнокровно наблю­дает, как лейтенант идет на японский пулемет, с тем чтобы считан­ные мгновения спустя погибнуть.

Вроде бы сильные личности торжествуют. Лейтенант Хирн погиб, остров захвачен американцами, но победа эта — дело слепого случая.

Тщательно разработанная Каммингсом операция по захвату Анапопея требует серьезной поддержки с моря. Генерал отправляется в штаб, чтобы убедить начальство в необходимости выделить для его нужд боевые корабли. Но пока он ведет переговоры, пока взвод раз-

371

ведчиков карабкается на гору Анака, чтобы выйти в тыл к противни­ку, бездарнейший майор Даллесон предпринимает явно ошибочную атаку. Но вместо того чтобы потерпеть позорное поражение, амери­канцы одерживают блистательную победу. Случайный снаряд убивает японского командующего, гибнут и его ближайшие помощники. В рядах японцев начинается паника. Склады с боеприпасами и продо­вольствием становятся легкой добычей американцев, которые вскоре легко овладевают островом.

Очередное появление «хора» теперь связано с вопросом: «Что мы будем делать после войны?» Солдаты высказываются по-разному, но никто не испытывает особой радости при мысли о том, что появится возможность снять военную форму, хотя и армия для большинства из них не панацея от всех бед. Резюме короткой дискуссии подведет сержант Крофт: «Думать об этих вещах — напрасная трата времени. Война еще долго будет продолжаться».

Война всех со всеми. За пределами Америки и на ее территории.

С. Б. Белов

Джозеф Хедлер (Joseph Heller) р. 1923

Роман (1961)

Вымышленный остров Пьяноса в Средиземном море, придуманная авторской фантазией база ВВС США. Вполне реальная вторая миро­вая война.

Впрочем, у каждого из многочисленных персонажей этой обшир­ной литературной фрески имеется своя собственная война, ради по­беды в которой они не жалеют ни сил, ни жизни, причем кое-кто — чужой жизни.

Капитан ВВС Иоссариан до поры до времени «нормально воевал», хотя в контексте романа это сочетание выглядит абсурдным. Он был готов выполнить положенную в ВВС США норму в двадцать пять боевых вылетов и отправиться домой. Однако полковник Кошкарт, мечтающий прославиться любой ценой, то и дело патриотически по­вышает количество необходимых вылетов, и до желанного возвраще­ния Иоссариану, как до миража,

Собственно, с некоторых пор Иоссариан стал воевать все хуже и хуже. Поднимаясь в воздух, он ставит перед собой единственную цель — вернуться живым, и ему совершенно все равно, куда упадут сброшенные им бомбы — на неприятельский объект или в море.

Зато доблестно сражаются начальники, готовые проводить самые сме­лые операции, коль скоро рисковать жизнью будут их подчиненные. Они проявляют героическое пренебрежение опасностями, выпадаю­щими на долю других. Им ничего не стоит разбомбить итальянскую горную деревушку, даже не предупредив мирных жителей. Не страш­но, что будут человеческие жертвы, зато создастся отличный затор для вражеской техники. Они отчаянно воюют друг с другом за место под солнцем. Так, генерал Долбинг вынашивает планы разгрома коварно­го врага, каковым является другой американский генерал Дридл. Ради генеральских погон нещадно эксплуатирует своих летчиков Кошкарт. Мечтает стать генералом и экс-рядовой первого класса Уинтергрин, и его мечты небезосновательны. Он писарь в канцелярии базы, и от того, как и куда он направит очередную бумагу, зависит очень многое.

Впрочем, истинный вершитель судеб на острове — лейтенант Мило Миндербиндер. Этот снабженец создает синдикат, членами ко­торого объявляет всех летчиков, хотя и не торопится делиться прибы­лями. Получив в свое пользование боевые самолеты, он покупает и перепродает финики, хлопок, телятину, оливки. Порой ему приходит­ся привлекать для перевозок и самолеты люфтваффе, терпеливо разъ­ясняя начальству, что немцы в данном случае не противники, а партнеры. Твердо вознамерившись поставить войну на коммерческую основу, он получает деньги от американцев, чтобы разбомбить кон­тролируемый немцами мост, а от немцев — солидный куш за то, что обязуется охранять сей важный объект. Окрыленный успехом, он подряжается разбомбить аэродром своей же базы на Пьяносе и не­укоснительно выполняет все пункты контракта: американцы бомбят американцев.

Лейтенант Шайскопф, в отличие от великого комбинатора Мило, соображает туго, зато он великий мастер по части смотров и парадов. Это позволяет ему сделать головокружительную карьеру: из лейтенан­та в считанные месяцы он превращается в генерала.

Абсурд, фантасмагория в порядке вещей на Пьяносе, и те, кто со­хранил в себе что-то человеческое, погибают один за другим. Зато от­лично чувствуют себя военные бюрократы и омашинившиеся лет­чики — они поистине и в огне не горят и в воде не тонут.

Ужаснувшись разгулу безумия и повального упоения войной, Иоссариан приходит к выводу: если он не позаботится о себе сам, то его песенка скоро будет спета. «Жить или не жить — вот был вопрос», читаем в романе, и герой однозначно склоняется в пользу того, чтобы

жить. Он мечется между военной базой и госпиталем, симулируя раз­личные болезни и одерживая любовные победы над медсестрами. Сюжет движется кругами, и центральным эпизодом становится ги­бель товарища Иоссариана Снегги, буквально растерзанного осколка­ми во время очередного боевого вылета, после чего Иоссариан и объявил «войну войне».

Этот эпизод воспроизводится снова и снова, словно навязчивый кошмар, обрастая дополнительными и жуткими подробностями. После гибели Снегги Иоссариан снимает военную форму — на ней кровь друга, которую можно, наверное, отстирать, но нельзя выки­нуть из памяти, — и исполняется решимости никогда впредь не на­девать ее. Он будет разгуливать по военной базе в чем мать родила и в таком виде получит из рук бесстрастного начальства медаль за отва­гу. Он будет передвигаться задом наперед и с револьвером в руке, твердя, что все происходящее — вся вторая мировая! — есть дьяволь­ский заговор с целью уничтожить именно его. Иоссариана сочтут психом, но он не имеет ничего против. Так даже лучше. Раз он не в своем уме, его обязаны списать. Но начальники не такие уж идиоты, какими кажутся. Иоссариан узнает о существовании Поправки-22, которая в изложении полкового врача Дейники гласит: «Всякий, кто хочет уклониться от боевого задания, нормален и, следовательно, годен к строевой».

Не раз на протяжении повествования возникает в разных форму­лировках эта загадочная Поправка-22, полноправная героиня романа. Поправка-22 не существует на бумаге, но от того не менее действен­на, и согласно ей, те, у кого в руках власть, вольны делать все, что им заблагорассудится с теми, кто такой властью не наделен. Ставить под сомнение реальность Поправки — значит навлекать на себя подозре­ния в неблагонадежности. В нее положено верить и ей подчиняться.

Честные простаки Нейтли, Клевинджер, майор Дэнби убеждают Иоссариана, что он не прав в своем желании заключить сепаратный мир и выбыть из участия в войне. Но Иоссариан теперь уже твердо убежден, что идет война не с нацизмом, но за преуспевание началь­ников, и тому, кто в простоте своей поддается на пустые слова о пат­риотическом долге, угрожает перспектива погибнуть или превра­титься в «солдата в белом», обрубок без рук, без ног, утыканный трубками и катетерами, дважды появившийся в госпитале в виде своеобразного памятника Неизвестному солдату.

Пока Иоссариан пугает начальство своими эскападами и предает­ся пьяно-эротическим загулам, его товарищ Орр спокойно и методич-

но готовится совершить задуманное. К удивлению окружающих, его самолет все время терпит аварии, странно, что именно Орр — мас­тер на все руки. Но эти аварии — не результат ошибок летчика и не следствие неблагоприятного стечения обстоятельств. Это отработка пилотом плана дезертирства. В очередной раз потерпев аварию, Орр пропадает без вести с тем, чтобы вскоре объявиться в нейтральной Швеции, куда он, по слухам, доплыл на надувной лодочке аж из Сре­диземного моря. Этот подвиг вселяет надежду в сердца тех, кто, как и Иосарриан, страдает от прихотей начальства, и вселяет в них новые силы для сопротивления.

Впрочем, капризная фортуна вдруг улыбается Иоссариану. Его за­клятые враги, полковник Кошкарт и подполковник Корн, внезапно сменяют гнев на милость и готовы отпустить Иоссариана домой. По их мнению, он дурно влияет на летчиков в полку, и, если он уберет­ся, это только будет на пользу всем. Впрочем, за свою отзывчивость они требуют самую малость. Как говорит Корн: «Надо полюбить нас, воспылать к нам дружескими чувствами. Хорошо отзываться о нас, пока вы здесь и потом в Штатах». Короче, начальники Иоссариану предлагают стать «одним из нас». Если же он откажется, его ожидает трибунал — компромат собран обильный. Иоссариан недолго раз­мышляет и соглашается.

Но тут его ожидает неприятность. Подруга его погибшего друга девятнадцатилетнего Нетли, итальянская проститутка, которую тот тщетно пытался отучить от ее недостойного ремесла, вдруг увидела в Иоссариане средоточие тех темных сил, что стали причиной гибели ее романтического воздыхателя. Она преследует Иоссариана с ножом и, после того как он заключает сделку с Кошкартом и Корном, нано­сит ему ранение, отчего он снова попадает в госпиталь, и впервые по уважительной причине.

Когда Иоссариан приходит в себя, то узнает две вещи. Во-первых, рана у него пустяковая и жизнь вне опасности, во-вторых, в пропа­гандистских целях по базе распространяется слух, что он пострадал, преградив дорогу нацистскому убийце, получившему задание убить и Кошкарта, и Корна. Иоссариану становится стыдно своей слабости, и он пытается расторгнуть сделку. На это ему сообщают, что в таком случае его отдадут под трибунал, ибо наряду с рапортом о том, что Иоссариана ударил ножом нацистский диверсант, имеется и второй рапорт, согласно которому его «пырнула невинная девица, которую он пытался вовлечь в незаконные операции на черном рынке, сабо­таж и продажу немцам наших военных тайн».

376

Положение Иоссариана в высшей степени шаткое. Пойти на сделку с Главным Врагом ему не позволяет совесть, но и перспектива маяться в тюрьме с уголовниками тоже не очень нравится. Защиты искать не у кого. Мило Миндербиндер был всегда могущественней Кошкарта, но теперь они объединились. Лейтенант Миндербиндер сделал полковника своим заместителем по управлению синдикатом, а тот устроил так, что чужие боевые вылеты будут присваиваться Миндербиндеру, чтобы его считали настоящим героем. Собственно, все деловые люди на военной базе объединились в единое целое, и против этой монополии сопротивление бесполезно.

После мучительных раздумий Иоссариан принимает решение де­зертировать в Швецию, и его непосредственный начальник майор Дэнби не находит аргументов, чтобы отговорить его. Более того, он дает ему на дорогу денег. Желает успеха ему и полковой капеллан. Иоссариан выходит за дверь, и снова на него набрасывается с ножом подруга Нетли. «Мелькнувший нож чуть было не вспорол рубаху Иоссариану, и он скрылся за углом коридора». Побег начинается.

С. Б. Белов

Трумэн Капоте (Trueman Capote) 1924-1984

Роман (1951)

Коллин Фенвик осиротел в одиннадцать лет — сначала умерла его мать, а через несколько дней и отец погиб в автокатастрофе; его взяли к себе незамужние двоюродные сестры отца Вирена и Долли Тэлбо. Вирена — самая богатая женщина в городке: ей принадлежат аптека, магазин готового платья, заправочная станция, бакалейная лавка; наживая все это добро, она отнюдь не стала покладистым чело­веком.

Долли тиха и неприметна; хотя она старше, кажется, что она тоже приемыш Вирены — как и Коллин. Еще в доме живет кухарка Кэтрин Крик, негритянка, выдающая себя за индеанку, — она вырос­ла вместе с сестрами, их отец взял ее в услужение еще девочкой. Долли, Коллин и Кэтрин дружат, несмотря на разницу в возрасте. Ви­рена стыдится своих домашних — гостей у них не бывает, а в город­ке судачат, что у Долли Тэлбо винтиков не хватает и что она — Виренин крест. Долли действительно нелюдима, но зато мудра во всем, что касается природы. Раз в неделю Долли, Кэтрин и Коллин отправляются в лес собирать травы и коренья для снадобья от водян-

ки, которое Долли варит по рецепту, полученному ею в детстве от старой цыганки, и рассылает своим заказчикам по всему штату. Во время таких вылазок они и обжили дом на дереве.

Миновав поле, поросшее индейской травой, что к осени стано­вится пурпурной и такой жесткой, что ее шелест и звон подобны звукам арфы, они выходили на опушку леса, где растет платан с двойным стволом, в развилине которого настланы доски, так что получился древесный дом. Наросты на его коре словно ступеньки, а перилами служат плети дикого винограда, опутавшие стволы. Спря­тав провизию на дереве, они расходились в разные стороны, а на­полнив мешки, забирались в платан, лакомились цыпленком, вареньем и тортом, гадали по цветам, и казалось им, что они плы­вут сквозь день на плоту в ветвях дерева, сливаясь с этим деревом в одно, как серебрящаяся на солнце листва, как обитающие в нем ко­зодои.

Как-то они подсчитали выручку от продажи снадобья за год — она оказалась такова, что Вирена заинтересовалась: на деньги у нее был нюх.

Коллину было шестнадцать лет, когда однажды Вирена вернулась из очередной поездки в Чикаго с неким доктором Морисом Ритцем — галстуки-бабочки, костюмы кричащих цветов, синие губы, сверлящие глазки. Стыд и срам, говорили в городке, что Вирена свя­залась с этим еврейчиком из Чикаго, к тому же еще и лет на двад­цать моложе ее. В воскресенье доктор удостоился приглашения на обед. Долли хотела отсидеться на кухне, но Вирена не позволила, и хотя Долли разбила хрустальную вазу, уронив ее в соус, который за­брызгал гостя, Вирена настаивала на том, что этот обед устроен в ее честь. Доктор Ритц вытащил пачку типографски отпечатанных накле­ек «Зелье старой цыганки изгоняет водянку», а Вирена сказала, что купила заброшенный консервный завод на окраине городка, заказала оборудование и наняла ценнейшего специалиста Мориса Ритца для промышленного производства снадобья Долли. Но Долли наотрез от­казывается открыть рецепт, проявив несвойственную ей твердость. «Это единственное, что у меня есть», — говорит она. Вечером сестры ссорятся: Вирена заявляет, что работала всю жизнь как вол и все в этом доме принадлежит ей; Долли шелестит в ответ, что они с Кэтрин всю жизнь старались сделать этот дом теплым и уютным для нее и полагали, что для них тут есть место, а если это не так, то они за­втра же уйдут. «Куда ты пойдешь!» — бросила Вирена, но Коллин, который подслушивает на чердаке, уже догадался куда.

379

Ночью Долли, Кэтрин и Коллин уходят в лес, в дом на дереве, прихватив теплое одеяло, сумку с провизией и сорок семь долла­ров — все, что у них было.

Первым их обнаруживает Райли Гендерсон, который охотится в лесу на белок. В пятнадцать лет он остался без родителей с двумя младшими сестрами на попечении: его отца, миссионера, убили в Китае, а мать в сумасшедшем доме. Дядя-опекун пытался прикарма­нить наследство матери. Ралли разоблачил его и с тех пор стал сам себе хозяин: купил машину, гонял по окрестностям со всеми шлюха­ми городка и воспитывал сестер в строгости. Райли тоже аутсайдер в городке, и ему понравилось на дереве.

Вирена, найдя утром записку Долли, объявляет розыск. Она успела разослать множество телеграмм с их приметами, когда становится из­вестно, что они совсем рядом. К дереву приходит целая делегация официальных лиц городка: шериф, пастор с женой; их сопровождает старый судья Кул; от имени Вирены они требуют возвращения бегле­цов, угрожая применить силу. Судья Кул неожиданно оказывается со­юзником тех, кто на дереве, — он объясняет, что закона никто не нарушал. После легкой потасовки высокая делегация удалилась, а ста­рый судья остался на дереве.

Судье Кулу было под семьдесят; он окончил Гарвард, дважды бывал в Европе, имел жену из Кентукки, всегда хорошо одевался и носил цветок в петлице. За все это в городке его недолюбливали. После смерти жены (она умерла в Европе; когда она стала болеть, он ушел с поста окружного судьи, чтобы отвезти ee туда, где прошел их медовый месяц) он остался не у дел: два его сына с женами раздели­ли дом поровну, уговорившись, что старик живет по месяцу в каждой семье. Неудивительно, что дом на дереве показался ему уютным...

Вечером вернулся Ралли — с извинениями, что невольно выдал беглецов, с провизией и с новостями: шериф уговорил Вирену разре­шить подписать ордер на их арест за похищение ее собственности, а судью он намерен арестовать за нарушение общественного порядка.

Утром шериф уволок Кэтрин в тюрьму; Коллину удалось удрать, а Долли и судья спаслись, забравшись еще выше на дерево. Беглецы легко отделались потому, что шерифу принесли весть об ограблении Вирены доктором Ритцем: он очистил сейф ее конторы, унеся 12 700 долларов, присвоил деньги на закупку оборудования и скрылся. От та­кого удара судьбы Вирена серьезно заболела,

В субботу в городок приехал фургон, украшенный самодельным щитом с надписью: «Дайте малышу Гомеру заарканить вашу душу

для Господа нашего», а в фургоне — сестра Айда с пятнадцатью свои­ми детьми, рожденными от разных мужчин. Молитвенное собрание обновленцев пришлось по душе горожанам, пожертвования оказались щедрыми настолько, что вызвали яростную зависть пастора Бастера, который, солгав Вирене, что сестра Айда якобы называет Долли Тэлбо богоотступницей и нехристью, заставил ее позвонить шерифу и при­казать выгнать обновленцев из городка. Шериф повиновался, а препо­добный Бастер силой отобрал у детей все собранные деньги. Айда хочет найти Долли, чтобы та «уладила это дело», ибо они остались без денег, без еды и без бензина.

Узнав об этом, Долли в ужасе, что ее именем вырывают у детей кусок изо рта, отправляется ей навстречу и приводит к дереву всю ораву. Детей кормят, Долли отдает Айде свои сорок семь долларов и золотые часы судьи, но к ним направляются Вирена, пастор, шериф и его подручные с ружьями. Мальчики, забравшись на деревья, встреча­ют незваных гостей градом камней и шумом трещоток и свистулек;

пальнув наудачу, один из подручных шерифа подстреливает Райли. Начинается гроза.

На этом трагическом фоне происходит объяснение Долли и Вирены. Вирена, увидев новую Долли, Долли, которой сделал предложение судья Кул и которая бросает ей в лицо, что вообще-то немного чести от имени Тэлбо, если, прикрываясь им, обкрадывают детей и бросают в тюрьму старух, надламывается и стареет на глазах; Вирена умоляет сестру вернуться домой, не бросать ее одну в доме, где все создано и обжито Долли.

Беглецы вернулись, но еще долго жизнь для них подразделялась на до и после этих трех осенних дней, проведенных на дереве. Судья ушел из дома сыновей и поселился в пансионе. Вирена и Коллин про­студились под дождем, Долли выхаживала их, пока не слегла сама с ползучей пневмонией. Не до конца оправившись, она с увлечением создает для Коллина маскарадный костюм к вечеринке в День Всех Святых и, разрисовывая его, умирает от удара. Через год Коллин по­кидает городок, где он вырос; на прощание ноги сами ведут его к де­реву; застыв у поля индейской травы, он вспоминает, как Долли говорила: «Арфой звенит трава, она собирает все наши истории, день и ночь рассказывает она их, эта арфа, звучащая на разные голоса...»

Джеймс Болдуин (James Baldwin) 1924—1987