Книга написана не спортсменом-альпинистом, а профессиональным журналистом Василием Сенаторовым, который в этой экспедиции оку­нулся во все перипетии альпинизма

По внешнему виду Воскобойникова я догадываюсь, что акклиматизация дается ему не без труда, даже глаза ввалились. Но Володя держит себя в руках. На нем посто­янная и очень большая ответственность — накормить вечно голодную ораву. И это чувство не дает расслабиться.

Короткая передышка, и гости растворяются в сумерках с нагруженными рюкзаками, а я вновь остаюсь один. Сна­ружи доносится лишь легкое шуршание снега по ткани. В нагретой газовой горелкой палатке уютно, и я быстро впа­даю в забытье.

Просыпаюсь от прикосновения к лицу чего-то холодного и мокрого. Это просевшая под снегопадом стенка «Салевы». Ударами изнутри пытаюсь сбросить снеговой груз. Частично это удается. После чего перекатываюсь в спальнике на центр палатки и засыпаю уже до утра.

***

Откапывая баулы, поглядываю на «Кемпинг» носильщиков — никаких признаков жизни. Снег принес тепло — у меня сегодня ночью даже вода в кружке не замерзла, и портеры, видно, еще нежатся в спальниках. Сильное мое сопение — физическая работа на пятикило­метровой высоте дается нелегко — наконец кого-то будит. Это один из шерпов — Анг Гилю. Он неодобрительно посматривает на мою активную деятельность и скрывается обратно в палатке, успев, однако, буркнуть, что снега много и идти никуда нельзя.

Он прав, но наверху ждут грузы, и я связываюсь с Мысловским по рации. Командир принимает нелегкое решение: пустить к нам сверху две освободившиеся груп­пы — Бершова и Валиева. Они пробьют тропу для носильщиков и заодно сами поднимут в базовый лагерь по 15-20 килограммов груза. Наверху нужны еда и бензин для примусов. Под конец сеанса связи Эдуард Викентьевич милостиво дозволяет и мне подняться на­верх.

Нельзя сказать, что носильщики встречают пробившихся к нашему лагерю альпинистов овациями, но посматривают на них с уважением. А ребята, чертыхаясь, что вместо отдыха приходится делать грузовые ходки, набивают рюк­заки поклажей. Что делать — приказ есть приказ. Особенно это понимают в группе алмаатинцев, состоящей на три пятых из военных. Зинур Халитов, Григорий Луняков и Владимир Сувига — прапорщики Советской Армии, сос­тавляющие ядро спортклуба Среднеазиатского военного округа. В армию их привело желание заниматься альпинизмом профессионально. И в этой группе, пожалуй, дисциплина построже, чем в любой другой. Хотя командует ею человек сугубо штатский — Казбек Валиев. Геофизик, кандидат наук, Казбек и внешним видом — он крупный, большеголовый, и открытостью, прямотой поведения вызы­вает уважение. После Эвереста казахские альпинисты да­же избрали его председателем республиканской федерации.

Пятым у них — Витя Дедий из Караганды. Спокойный, немногословный, он производит поначалу впечатление не­сколько заторможенного человека. Но оно обманчиво. Я не раз убеждался, что Витино молчание отнюдь не признак того, что ему нечего сказать. Это, скорее, свойство харак­тера, усиленное самовоспитанием. Дедий, кстати, один из самых молодых участников экспедиции — ему 28 лет — и носитель одной из необычных профессий. Он — коопера­тор, гравер по специальности.

Ледяной грот на леднике Ялунг

Подъем идет сначала по крутому глинистому склону, а затем теряется среди камней. В некоторых местах для страховки провешена веревка, а в наиболее опасном уста­новлена легкая дюралевая лестница.

Мне кажется, что вот-вот кончатся последние силы, когда из-за перегиба появляются долгожданные оранже­вые тенты палаток. Несколько человек, стоя у края обрыва, внимательно следят за моим движением по тропе. Мне бы хотелось, конечно, пройти эти последние метры бодрым шагом, но затея эта явно бесполезная, и остановки следуют все чаще. Сверху доносится ехидный голос Елагина: «Только не делай вид, что любуешься красотами».

Выбравшись наверх, я испепеляю его взглядом — го­ворить что-либо не позволяет воспалившаяся глотка — и оседаю в палатке-столовой. Теплый компот понемногу воз­вращает меня к жизни, и я выхожу на осмотр базового лагеря.

***

— Раз — два — три — четыре... Катманду, Катманду, как слышишь меня? Вызывает Канченджанга. Перехожу на прием, — так звучит традиционное начало связи из базо­вого лагеря.

Дима как-то сразу согласился быть нашим посредником в Катманду, хотя делать это он, конечно, был не обязан. Даже в такой небольшой стране, как Непал, ежедневно происходит достаточно событий. Так что готовность помочь экспедиции легла на Макарова дополнительной ношей. Она была бы не столь обременительной, будь у нас радиостанции помощней. Но даже 300 километров, отде­лявших базовый лагерь от столицы, становились зачастую непреодолимой преградой для «Ангары», особенно в плохую погоду Аккумуляторы, которые мы везли из Москвы, сели почти сразу же, и если бы не «солдат-мотор» — генератор постоянного тока, внешне напоминающий ручной велоэргометр, то ни о какой связи и речи бы не было...

Уловив некое подобие русской речи на другом конце радиомоста, Мысловский кратко излагает основные со­бытия прошедших дней и вручает мне микрофон. Начинаю диктовать заметку. Дима далек от альпинизма, слышимость отвратительная, и поэтому часть слов приходится передавать по буквам. Дело движется страшно медленно — корпункт ТАСС, оказывается, не оснащен диктофоном, и Макарову приходится тут же стеног­рафировать материал. Прочитав фразу несколько раз: целиком, вразбивку по словам, а иногда и по буквам, — я прошу его повторить, как понял.

—Группа готовится на траверс, — ору я, едва ли не засунув микрофон в самый рот.

Последние метры подъема В 1988 году этим путем шла

к базовому лагерю индийская экспедиция
— Кто готовит каверзы, повтори, — отзывается через шумы эфира почти не слышный Дима.

Во время таких передач начинаешь вдруг ощущать вес каждого слова. И, перефразируя известную поговорку, коришь себя: «Не пиши красиво». Невольно пытаешься ограничивать корреспонденции изложением фактов.

...А происходившее в те дни нас не очень радовало. Хвост экспедиции безнадежно увяз на леднике. В базо­вом лагере не хватало еды, а выше к тому же — веревок и крючьев. Шерпы не спешили с выходами наверх, а ходить вниз — помогать ледовым портерам — считали ниже своего достоинства. Их невозмутимость, чего скрывать, вызывала недовольство ребят и нервозность начальства.

Поэтому в тот день, 19 марта, когда я добрался наконец до базового лагеря, после ужина в столовой состоялось собрание. Оно развивалось по классической схеме. От постановки символического вопроса: «Что делать?» перешли к обсуждению другого: «Кто виноват?»

Досталось всем, в том числе и мне. Почему я покинул такой стратегически важный пост, как второй лагерь? На­верное, очень уж тоскливо сидеть одному, пусть даже всего на полкилометра ниже. Но это ведь не аргумент, и я был вынужден пообещать хоть всю экспедицию провести в неустанном контроле за продвижением груза.

Досталось и начальству. Валиев, как капитан команды, спросил у Иванова и Ефимова, почему они, вместо того чтобы выталкивать грузы снизу, предприняли выход наверх. Те, как и я, ничего ответить на это не могли.

Единственное конструктивное предложение родилось в тот вечер у Сувиги. Он предложил разбить шерпов на бригады и закрепить их за группами участников. С этим все согласились. В палатку пригласили На Тембу. Бедняга был смущен и явно не знал, что отвечать на вопросы о пассивности шерпов.

Хотя одна причина очевидна. Основной заработок, пусть в виде инвентаря, они получили авансом. Теперь же, когда начинается самый трудный этап, доходы стали непро­порциональны затратам сил и риску. По договору с вла­дельцем компании «Аннапурна треккинг» Пандеем им положено всего 40 рупий в день. Это примерно столько же, сколько стоит в Катманду бутылка пива. Поэтому вполне объяснимо их желание не высовываться. Похоже, к тому же, что На Темба с его мягким характером не привык к силово­му давлению на своих товарищей. Их могли бы стимулировать бонусы — щедрые премии, а это то, чего у нас как раз и нет. Крохи, которые удалось заложить в смете, руководство бережет для поощрения тех шерпов, которые пойдут выше 7000 м.

Больше всех разъяснительной работой среди шерпов занимается Сергей Ефимов. В нем вообще сильно дидактическое начало. Время от времени можно наблю­дать, как он что-то терпеливо растолковывает компании из двух-трех носильщиков. Те внимательно слушают «сахиба» и кивают головами в знак согласия. Удовлетво­ренный проведенной работой, Ефимов объявляет за ужином, что завтра пойдет дополнительная группа помощников. Наутро, однако, оказывается, что у его воспитанников схватило живот, разболелась голова или произошло что-нибудь в этом роде.

Тем не менее после беседы с На Тембой состоялся первый выход шерпов выше базового лагеря. Я наблюдал, как десять человек, взяв по 10-12 килограммов полезного груза, вылезали по невысокой, но крутой ледовой стенке на ледник. Меня удивило, что в их числе нашлось несколько человек, которые, похоже, впервые пользовались кошками и жюмарами. Во всем этом таилась некая загадка. Разга­дать ее нам удалось лишь несколько дней спустя. А пока я вновь был отправлен на несколько дней на ледник своеоб­разным «толкачом».

***

Гвардия в черных нахимовских шинелях встретила меня, как родного. Я удостоился даже того, что один из носильщиков вынес из палатки кружку какого-то зеленоватого напитка. От горячей кружки идет пар, а на поверхности поб­лескивают жиринки. Но главное — запах! Венечка, главный герой повести Ерофеева «Москва — Петушки», отдал бы, наверное, полжизни за рецепт этого напитка, превосходяще­го по забористости «Слезу комсомолки» и «Сучий потрох», а по аромату — скипидар пополам с денатуратом. Это – ракша, рисовый самогон, любимый напиток непальской деревни. Пьют его горячим, добавляя жир и специи для пущей ядовитости.

Галки – самые высокогорные Кухонный рабочий отправляется

обитатели Гималаев за водой
Скажу сразу, я остался жив, хотя произвел недюжинное усилие над организмом, чтобы пригубить зелье. Но отвер­гнуть предлагаемое от всей души недостойно мужчины, независимо от того, происходит это на Рязанщине или в Гималаях.

Оказывается, предприимчивые торговцы из Ямпхудина недолго горевали от того, что экспедиция обошла их де­ревню стороной. Прикинув, что может понадобиться клиентам в такой глуши в первую очередь, они тут же

Самым печальным в этой ситуации было то, что портеры начали вскрывать наши бочки с провиантом. Об этом со­общил прибывший наконец из Катманду Валентин Венделовский. Он задержался, потому что ездил оттуда в Японию за кинопленкой и некоторым оборудованием, а теперь двигался в базовый лагерь во главе небольшого каравана с драгоценным грузом.

Не знаю, как на самом деле в Гималаях обстоят дела с йети, но встреча в джунглях лицом к лицу с Венделовским — зрелище не для слабонервных. Во-первых, потому, что лица его случайный прохожий не увидел бы. Могучую голову режиссера венчала роскошная с сединой грива волос. На носу его поблескивали абсолютно непрозрачные высотные очки с кожаными экранами, а нижнюю часть обожженного на солнце лица скрывала марлевая паранд­жа, из-под которой выбивались клочья не менее роскош­ной, чем шевелюра, бороды.

Валентин очень гневался на портеров и призывал принять самые радикальные меры. Я не очень-то верю в эффективность воспитательной работы среди взрослых людей и напоминаю ему поэтому сакраментальную фразу «Восток — дело тонкое», попутно добавляя, что единствен­ного человека, имевшего полномочия наводить здесь поря­док — нашего офицера связи, мы сами же отпустили вниз. К тому же, проведя несколько дней с портерами на леднике, я понял, мне кажется, этих людей. А понять — это значит почти оправдать.

Нашу беседу прервал сеанс связи. Из базового лагеря сообщили, что группы Елагина и Виноградского дошли до Большой террасы, подняв туда некоторое количество груза для высотного базового лагеря. Несмотря на то, что III лагерь поставить пока не удалось, они сумели найти путь через трещины и сераки Верхнего ледника.

Успех наверху успокаивает страсти. Решаем, что вниз, в Рамзе, пойдут Черный и На Темба, I ледовый лагерь возь­мет под свой контроль Юра Моисеев из киногруппы, а я останусь во II лагере.

***

К слову сказать, и мне диспетчерская моя функция обрыдла до предела. Пару раз я делал вместе с портерами грузовые ходки на «Могилу Паша», передавал материалы, а затем с грустью отправлялся вниз, в свой отшельнический скит.

Высотная акклиматизация, которую успели набрать все ребята, тоже начала тем временем давать плоды. 25 марта группа Валиева окончательно установили III лагерь. Его высота — 7200 м. Большая терраса — место ветреное и холодное. Ночью термометр падает там до — 25 °С. Па­латка «Зима», которую планировали под базовую высот­ную, как выяснилось, тепло не держит, а под напорами ветра и вовсе складывается. Поэтому ребята оборудовали рядом две пещеры. В них тепло — относительно, конечно, — и тихо.

Второй ледниковый лагерь. Носильщик отправляется

в путь с двойным грузом – 60 кг

Прочие высотные палатки в экспедиции — двух типов. Западногерманские «Салева», хитроумного купольного ус­тройства, состоящие из внутреннего и внешнего тентов, и советские, производства солнечногорского завода, конст­рукцию которых разработал Ефимов. Внешне они похожи на маленькие разноцветные ангары с затягивающимися веревкой люками входов. В обиходе их поэтому и называют «ангарами».

По инерции альпинисты доверяют, конечно, больше импортным. Ведь, что говорить, и кошки, и ледорубы, и веревка, и еще десятки предметов альпинистской экипировки западного производства намного лучше со­ветских. Но вот в случае с палатками такого не скажешь.

Первыми в этом убеждаются ребята из группы Валерия Хрищатого. Установив во II высотном лагере «Салеву», они не обнаружили ее по возвращении из высотного базового лагеря — унесло ветром. Только в двухстах метрах сумели чудом ее найти. Палатка было застегнута, так что все оста­лось на месте. Меньше повезло киногруппе. У них тоже сдуло палатку, и тоже западного производства. Потратив несколько дней на поиски, «киношники» так и не смогли ее обнаружить. А жаль, ведь она была буквально набита ценнейшей киноаппаратурой.

Достается не только оборудованию, но и людям. Мне это, возможно, заметнее других, поскольку я отсутствовал в базовом лагере почти две недели. Все ребята похудели и почернели и почти все начали кашлять — сказываются большие нагрузки на сухом морозном воздухе. Доктор едва успевает заваривать свои травки и раздавать таблетки. Ночью тем не менее над палаточным городком несется надсадный кашель.

Потихоньку начали ходить вверх и шерпы. Карпенко жалуется, что не успевает относить анальгин в высотные лагеря — все съедают наши помощники. Вообще-то теперь на них никто уже всерьез не рассчитывает. По графикам акклиматизации они отстают от ребят больше чем на две недели, и разрыв этот с каждым выходом все увеличивается.

Жизнь начинается в базовом лагере в начале восьмо­го, когда скальный холм освещает солнце, выглянувшее из-за Талунгского седла. Оттаивают промерзшие за ночь палатки — даже здесь температура ночью понижается до минус 10-15 °С. Кухонные рабочие, вставшие на рассвете и успевшие вскипятить воду, разносят по палаткам чай и кофе. Процесс одевания несложный: натянуть на шерстяной тренировочный костюм, в котором обычно и спишь, ветрозащитный да нацепить очки — вот и все.

На огромной каменной плите возле кухни уже приготов­лен чайник с теплой водой для умывания и чистки зубов. Если зубы чистят практически все, то первой частью гигиенического процесса отдельные товарищи пренебре­гают, подведя под это солидную базу — якобы вода уничтожает защитный жировой слой, и кожа начинает интенсивнее обгорать. Впрочем, умывание — индивиду­альное дело каждого, и дискуссий по данному вопросу никто не устраивает.

Еще более сложное отношение к зарядке. Любое резкое движение на 5,5 километра вызывает сердцебиение. Да что там резкое движение! Пока дойдешь от своей палатки до столовой, несколько раз остановишься передохнуть — одышка. И, надо сказать, так не только у меня — практически у всех. Стоит ли расходовать понапрасну силы в этих условиях?

После того как я акклиматизировался, вид пищи пере­стал вызывать у меня чувство отвращения. К завтраку пере­ходим, как правило, после утреннего сеанса радиосвязи, на котором Мысловский и Иванов запрашивают все группы о состоянии здоровья и планах на день.

Тем временем от столовой раздается звук «гонга». Это китченбой, взяв в руки сковородку и поварешку, созывает народ к завтраку. За «столами», смастеренными из бочек и ящиков из-под кислорода и устланными кариматами, рассаживается та часть экспедиции, которой выпало быть в базовом лагере. Сидим мы на баулах с веревкой, которых, правда, становится все меньше по мере продвижения на­верх. Манная, овсяная или гречневая каша, сыр или колба­са, печенье, творог, восстановленный из сублимата, да чай или кофе — традиционное меню.

В плохую погоду чаепитие частенько растягивается. Начинается треп. Особенно тщательно обсуждается, ко­нечно, ситуация в стране. Те обрывки информации, которые проникают через эфир на Канченджангу, дают обильную пищу для предположений и рассуждений. Затонувшая подводная лодка, мартовский Пленум ЦК, предвыборная кампания...

Строительство площадок под палатки в базовом лагере

Базовый лагерь

В самом конце марта к нам впервые попала почта. Ее принес из Катманду прибывший под Канченджангу с груп­пой туристов знаменитый английский альпинист Дуг Скотт. Отдельные счастливчики получили письма, но таких было немного, а всем остальным достались номера «Комсо­мольской правды» за февраль и первую половину марта, которые собрал для нас Дима Макаров. Столовая сразу же превратилась в избу-читальню. Газеты зачитали, без преу­величения, до дыр.

Вообще альпинисты — народ читающий. Редко кто отправляется в базовый лагерь без одной-двух книжек. В результате в экспедиции образуется библиотека. И на осо­бо популярные книги возникает очередь. У нас повышен­ным спросом пользовались «Избранное» М.Булгакова. «Котлован» А.Платонова и почему-то «Введение в сексо­логию» И.Кона. Помню, в одном из репортажей я сообщил об этом. Не знаю, что произошло с материалом по дороге, только список любимых книг несколько трансформировался.

Второе по популярности после столовой место в базо­вом лагере — баня. Ма отшибе, возле замерзающего ночью и в пасмурные дни озерца, стоит на камнях «Кемпинг», выложенный изнутри теплоизоляционными ковриками. В углу поблескивает роскошный четырехглавый латунный примус. Конечно, баня — громко сказано. Попариться в этом продуваемом насквозь, несмотря на изоляцию, бре­зентовом домике не удается. Но моемся и стираем белье мы именно здесь. День, следующий за возвращением каждой из групп с горы, непременно отдан посещению этого заведения.

...Вот уже несколько дней, не переставая, идет снег. А ведь даже за полчаса он полностью заметает тропинки между палатками. Все вокруг наэлектризовано — искра с антенны, например, пробивает сантиметровый зазор. Сведущий в электротехнике Мысловский говорит, что напряжение на ней не менее киловатта. Связь в этих условиях не только немыслима, но и опасна. Все выходы отменены.

И день в базовом лагере становится бесконечным. Даже чтение через некоторое время надоедает. Спасают чуть-чуть шахматы, домино и преферанс. Здесь уже обра­зовались микроколлективы. Кажется, одну и ту же вечную партию за доской ведут два Володи — Балыбердин и Воскобойников. Время от времени «забивают козла» непримиримые пары: Иванов — Ефимов и Трощиненко — Глушковский. Я же, например, вхожу в «кружок» префе­рансистов, коротающих вынужденный досуг за этим за­нятием в палатке «хохлов». И только азарт Туркевича и серьезное отношение к делу Вити Пастуха мешают нам забросить это опостылевшее занятие.

Сережа Бершов лениво вертит ручку настройки своего миниатюрного приемника «Сони» и натыкается на обрывок фразы: «... советские альпинисты прошли опасный участок через джунгли. Теперь им предстоят два месяца работы среди снега, льда и скал». Это из моей информации более чем двухнедельной давности. Ничего себе оперативность! Мы, конечно, понимаем, что дома не до нас. Но веселее от этого не становится. Грустно.

А снег идет и идет, и конца ему не видно.

***

Нри Бадуру было 36 лет. Вчера, 28 марта, он умер на леднике от отека легких. В Соло Кхумбу, стране шерпов, у него остались жена и пятеро детей. Накануне в непогоде наметился надлом, и несколько человек отправились вниз проторить тропу для носильщиков. Спустившись, ребята не заметили ничего тревожного. Поэтому, загрузив рюкзаки, группа участников потащилась сквозь вьюгу обратно в базовый лагерь. А через несколько часов портера не стало. Если бы кто-нибудь из его друзей забил тревогу, попросил обратить на него внимание, глядишь, все и вышло бы по-другому. На леднике было достаточно медикаментов и кислорода, что­бы спасти беднягу.

К выходу на гору каждый готовится по-своему: Маршрут экспедиции от

сирдар На Темба совершает ритуальный молебен, Митлунга до ледника Ялунг