Книга написана не спортсменом-альпинистом, а профессиональным журналистом Василием Сенаторовым, который в этой экспедиции оку­нулся во все перипетии альпинизма

Самая дорогая, конечно, Джомолунгма, которую также именуют Сагарматхой или Эверестом, — высотный полюс Земли. Лицензия на нее стоит около трех тысяч долларов. Да и расписана она на много лет вперед. Я видел сам заявки на Эверест уже на 1997 год. Чуть «подешевле» остальные семь непальских восьмитысячников.

На некоторые горы, однако, путевку не купишь ни за какие деньги. Восхождение на них запрещено иностран­цам по религиозным соображениям. А местные жители особой тяги к альпинизму на испытывают. Этот странный, на их взгляд, спорт белых людей является источником заработка лишь для небольшой группы населения, в основ­ном представителей народности шерпа. Вот и стоят пока нетронутыми прекрасные горы, такие, например, как кра­савица Мачапучаре.

Ответа на заявку пришлось ждать долгих три года. Единственное возможное объяснение — бюрократия во всем мире одинакова. Как бы там ни было, только в 1985 году Федерация альпинизма СССР узнала наконец, что ей разрешается организовать экспедицию на Канченджангу весной 1989 года.

К этому времени попытку пройти траверс самого восточ­ного восьмитысячника планеты сделали японцы. Весной 1984 года они явились в Гималаи огромной командой — 39 альпинистов. Почти два месяца они и несколько десятков шерпов возводили сеть высотных лагерей на юго-западном фасаде горы, и наконец 18 мая трое альпинистов — Тоичири Митани, Сатоши Вада и Тсунео Шигехиро, под­нявшись на Южную вершину (8491 м), прошли по гребню до следующей, Средней (8478 м). Спустившись к перемычке между ней и Главным пиком (8586 м), японцы продвинуться дальше не смогли и по центральному кулуару они вернулись в IV — высотный лагерь, вышли оттуда на классический маршрут к Главной вершине и покорили ее. Относительная неудача японских восходителей еще раз доказала, что мар­шрут нами выбран очень серьезный. Ведь альпинисты Страны восходящего солнца прочно держат первое место в мире по числу успешных экспедиций на восьмитысячники...

Последний вечер «на травке» около пограничной заставы Майда Адыр.

Завтра вертолет забросит участников сбора на ледник

Южный Иныльчек к подножию Пика Победы

Так преодолевают ледяные трещины. Соскользнуть не дадут кованые зубцы кошек на ногах и острые клювы айсбайля и айсфифи в руках

Остальным же, помоложе, оставшимся в рядах вос­ходителей, придется наравне с прочими кандидатами про­ходить сито отборов. Валера Хрищатый, Сергей Бершов, Владимир Балыбердин докажут, что не потеряли своей физической формы. Без отборов, по-моему, общего сог­ласия, в сборную попадут лишь Казбек Валиев и Михаил Туркевич. К весне 1988 года состав и тактический план экспедиции были в основном определены.

Итак, кандидаты отобраны, и даже с некоторым запа­сом. Ребята несколько нервничают — они знают, что биле­тов в Непал будет заказано меньше, чем значится имен в списке. За несколько сборов они успели присмотреться друг к другу. Их делегировали около десятка городов на­шей страны, разные клубы со своей школой хождения.

Следующий этап — проверка боем. Тренеры решили смо­делировать предстоящий траверс на пике Победы (7439 м). Самый северный семитысячник планеты пользуется дурной славой у альпинистов. От базового лагеря он смотрится трехкилометровой стеной, запирающей ущелье ледника. Подъем «в лоб» опасен из-за лавин, идущих здесь без всякого расписания. Менее рискован заход сбоку, через пик Важа Пшавела, откуда на главную вершину выводит протя­женный траверс. Но маршрут этот — одновременно и свое­образный капкан. Стоит погоде испортиться, как восходитель лишен пути отступления.

На этот сбор на Тянь-Шане я летел уже в качестве кандидата в радисты-переводчики. Переводить, правда, на леднике Южный Иныльчек было нечего. От излишнего же проникновения в радиодело меня старательно оберегал тренер алмаатинцев Ерванд Тихонович Ильинский. Так я оказался на сборе единственным праздношатающимся. Что тщательно скрывал, напрашиваясь на различные пору­чения. Тем более что причастность к какому-то делу — лучший способ лечения «горняшки», которая, как и следовало ожидать, накатила на меня, едва лишь я был возне­сен вертолетом с двух до четырех тысяч метров. Чтобы забыть о своем жалком состоянии, я вместе со всеми подтаскивал грузы к базовому лагерю от вертолетного аэродрома, выкладывал камнями площадки под палатки. Как-то, будучи застигнутым у кухонного стола поварихой Маней Рощиной за дегустацией уже нарезанных помидоров, я получил наряд вне очереди на кухню. Вы­пало мне приготовление салата. Нарубить его следовало в эмалированный бельевой таз — ведь, помимо тридцати спортсменов, за стол садилась комплексная научная группа, сокращенно КНГ, и киносъемочная бригада «Леннаучфильма». Поскольку исчезновение аппетита на высоте считается одним из главных признаков плохой акклиматизации, мне казалось, что под недремлющим оком ученых ребята старались запихать в себя вдвое боль­ше, чем способен нормальный человек. Позже, уже в Гима­лаях, я пойму, что альпинисты действительно не страдают на высоте отсутствием аппетита.

Минут за пять до обеда ассорти из огурцов, помидоров и каких-то трав было готово. Оставалось заправить витаминную смесь растительным маслом, посолить и поперчить. Сознаюсь, высыпая содержимое из пачки, я инстинктивно почувствовал, что пересаливаю. Тем более что только что уже явно переперчил салат. В этой ситуации требовалось увлечь окружающих личным примером. И я начал яростно жевать горящее во рту блюдо, стараясь при этом улыбаться. Весь лагерь, попробовав взрывоопасную закуску, отложил ложки и внимательно наблюдал за мной. Зелень — самый большой дефицит на леднике, и портить ее не полагается.

Спас меня Валера Хрищатый. Позже я убедился в осо­бом устройстве его желудка. Пару крохотных, но злых, как черт, перчиков чили он, во всяком случае, отправлял в Непале в рот с такой же легкостью, как нормальный человек — зубок чеснока. Словом, Хрищатый отведал салата и попросил добавки. Так инцидент был исчерпан. Более того, я понял, что некоторые из ребят впервые сумели рассмот­реть меня как следует.

Самым популярным человеком на всех сборах был, без сомнения, Николай Дмитриевич Черный — инженер по образованию, альпинист по призванию, философ по складу ума. Характер у Николая Дмитриевича, в силу последнего обстоятельства, уравновешенный, и только это, очевидно, спасло его от нервных срывов в течение трех лет подготовки экспедиции. Он был единственным человеком, занимавшимся этим делом профессионально, то есть на­ходившимся на зарплате. И в силу этого отвечавшим перед Госкомспортом за все материальные ценности.

Мы уже привыкли к дефициту самого элементарного. Что же говорить о трудностях в обеспечении такого слож­нейшего мероприятия, как альпинистская экспедиция! Увы, в СССР не выпускают практически ни одного вида горной экипировки, соответствующей не только мировому уровню, но и просто требованиям безопасности. Так, во всем мире на серьезные восхождения ходят в пластиковых, непромокающих и соответственно незамерзающих ботинках. Наши же фабрики все гонят кожаную обувь, в которой отмороже­на не одна сотня пальцев, да и ее, впрочем, не купишь. Клювы западных ледорубов сделаны, в отличие от отече­ственных, из такой стали, что не тупятся при работе на самом жестком льду. Это же относится и к кошкам. Я намеренно называю то снаряжение, от качества которого впрямую зависят безопасность и жизнь альпиниста. А сколько комфорта дает одежда из ткани «горетекс» — непромокаемой, непродуваемой, но и не собирающей внутри благодаря специальной прослойке влагу! Какие прочные, непромокаемые и, главное, невесомые рюкзаки шьют сотни фирм в Европе, Америке и Азии! У нас же все превращается в проблему. Единственным конкурентоспо­собным товаром на мировом рынке альпинистского инвен­таря стали ледовые крючья из титана, которые до недавнего прошлого делали умельцы, а ныне освоила и промышленность.

Так вот, именно Черный составлял заявки на импортный инвентарь, а затем и занимался его выдачей. Многие из ребят признавались мне, что впервые за многие годы за­нятий альпинизмом стали с помощью Николая Дмитриевича обладателями снаряжения, о котором до то­го могли только мечтать.

...На траверсе пика Победы они сумели проверить полу­ченный инвентарь в действии. Восхождение прошло классически, как в учебнике. Разбившись на группы, все 26 человек вышли через пик Важа Пшавела на гребень и добрались до Главной вершины. Оттуда проследовали через пик Советская Армения к Восточной вершине Победы и сп­устились на перевал Чон-Терен. Но это был еще не конец. С перевала группа сходила на пик Военных топографов (6874 м) и уже только потом окончательно ушла вниз. Впер­вые в истории отечественного альпинизма был совершен столь продолжительный траверс на семикилометровых вы­сотах — более 18 километров.

Из города Пржевальска, где завершился летний сбор, ребята разлетелись по домам, чтобы встретиться осенью в Москве для углубленного медицинского обследования.

***

В 1982 году врачи строго-настрого запретили Мысловскому подниматься выше 7000 м. Но именно он стал пер­вовосходителем на Эверест. Кардиограмма Калыбердина приводила докторов в ужас — при пульсе 36 ударов а минуту в состоянии покоя у него отсутствовал синусовый ритм. А Володя поднялся на Джомолунгму без кислорода. Валентин Иванов, ни разу в своей альпинистской практике не терявший сознания на высоте, при исследовании в ба­рокамере четыре или пять раз вкусил «эту прелесть».

На склонах Пика Победы: идет строительство площадки

под палатку на крутом склоне
Из чего, конечно, не следует, что врачи больше вредят альпинистам, чем помогают. Просто условия жизни на высоте и равнине различаются настолько, что предсказать внизу, будто один мастер спорта будет чувствовать себя хуже другого в горах, практически невозможно. А именно это пытались сделать ученые, что напоминало гадание на ко­фейной гуще. Между тем именно они могли опустить шлаг­баум перед кандидатами.

Мы стали очень недоверчивы друг к другу. И, увы, более чем недоверчивы к тем, кто принимает решения или влияет на них. Потому, наверное, так подозрительно относились будущие гималайцы к работе комплексной научной группы. Прямой пользы для себя в виде каких-то индивидуальных рекомендаций никто не видел, а скрытого подвоха опасался.

Другое дело — врач команды. Его помощь конкретна. Аптечка на выход, терапия, а если нужно, и операция прямо на горе. О врачах-альпинистах ходят легенды. Мне расска­зывали, например, о докторе, сумевшем чуть ли не на отвесной стене произвести трепанацию черепа... скальным крюком. Человек остался жив и опять ходит в горы.

Поначалу на Канченджангу готовился ехать Свет Пет­рович Орловский, врач первой экспедиции. Поразительно мудрый и добрый человек. Именно ему первому еще в Чимбулаке признался я в своих тайных замыслах, и от него получил благословение. Но так уж случается в жизни: опыт уступает молодости. Штатным врачом нашей команды стал Валерий Карпенко, кандидат в мастера спорта. На альпинистском сленге таких докторов уважительно назы­вают «ходячими». Это значит, что он сам частенько участ­вует в восхождениях, а значит, способен оказать помощь на любой практически высоте.

Уже в Москве, составляя для таможни списки нашей аптечки на английском языке, я осознал масштабы нашего медарсенала.

Сотни наименований не знакомых мне лекарств, витамины, настойки, хирургический инструмент, перевя­зочный материал, шины, бормашина... Наверное, только рентгеновского аппарата не было в 400-килограммовом медицинском хозяйстве Карпенко. Особые хлопоты до­ставили препараты с содержанием наркотиков. На них надо было получать особые разрешения. Но, увы, в критических ситуациях они могли стать незаменимыми.

***

Мы не доставили радости обитателям тихого Кондрать­евского переулка, где в подвале одного из домов распо­ложился экспедиционный склад. Беспрестанно подъезжали машины, хлопали двери, люди сновали взад и вперед с ящиками, тюками и коробками. Но без склада не обойтись. Иначе где аккумулировать все это добро: балло­ны с кислородом и редукторы, лестницы и веревки, крючья и примусы, спальные мешки и палатки?

Это, конечно, сугубо национальная проблема. Уже в Катманду, встретившись с американцами, проводившими в Непале свою экспедицию, я поинтересовался, как они готовили съестные припасы. Те поначалу даже вопроса не поняли. А потом объяснили, что за день до вылета взяли микроавтобус и в супермаркете забили его сублимирован­ными, сушеными и консервированными продуктами и напитками. Вот и все. Правда, в их рационе не было черной и красной икры, но эта привязанность тоже чисто отечест­венная.

Выбиванием дефицита со складов всяческих мос-, гор-, обл- и прочих торгов занимался Василий Елагин. Ситуация повторялась изо дня в день одна и та же.

Он подъезжает утром на своих видавших виды «Жигу­лях» к очередному торговому бастиону и направляется с письмами и разнарядками к директору.

—Ах, гималайцы, национальная экспедиция, — вежливо кивает головой директор. — Понятно, что на одном «Геркулесе» на гору не влезть. Продукты есть, но вы видите, сколько заявок. Ставим вас на очередь.

Василий терпеливо ждал, пока отоварятся различные «спецмашины» с известными каждому постовому номер­ными знаками. Но когда их очередь рассасывалась, оказы­валось, что и необходимые продукты тоже улетучились.

— Берите кисель и печень минтая, — ласково уго­варивает директор, — а остальное, дорогой, завтра.

Салями, шоколад и дефицитные баночки мы в конце концов все же получили. И не потому, скорее всего, что торговые работники преисполнились глубоким со­чувствием к альпинизму. В нашей торговле работают умные люди, а последние, как известно по популярной поговорке, «в гору не пойдут». Просто их, очевидно, доконало ежед­невное присутствие Елагина, подпиравшего своей почти двухметровой фигурой стены директорских приемных.

Везли мы в Непал не только всякие редкости. Но и макароны, крупы и даже рис, сахар и соль, цена которых в результате данной операции возросла раз в сто. Ведь, как известно, за морем телушка полушка, да рубль перевоз. Но что делать, коли такие правила пребывания советского человека за границей утверждены Министерством финан­сов СССР. Из них следует, например, что суточная норма валюты в Непале составляет чуть больше 14 долларов в день. Это на все про все. Валюту, как известно, следует экономить. Поэтому экспедиция была вынуждена везти продукты с собой.

***

Нельзя сказать, что альпинисты такие уж нахлебники на шее государственного ведомства. Еще в начале 70-х, когда в очередной раз разгорелись дебаты о том, что стыд и позор для отечественной школы альпинизма не испытать себя в Гималаях, родилась идея заработать валюту само­стоятельно, организовав международные альпинистские лагеря.

Сказано — сделано. Валюта начала поначалу капать, а затем и потекла в бюджет Госкомспорта. И альпинисты по своей наивности считали, что часть должна на законных основаниях пойти на финансирование экспедиций за рубе­жом- Тем более что заработки в МАЛе небольшие — про­водник получает около 200 рублей в месяц за ненормированную и, скажем откровенно, опасную работу. В то время как клиенты платят за месячное пребывание на Памире или Тянь-Шане более тысячи долларов.

Ледовый мостик на Южном Иныльчеке

Все участники тянь-шаньского сбора 1988 года

прошли 18-километровый траверс Пика Победы
Но особенность финансовой системы Госкомспорта, как, впрочем, и массы других советских ведомств, в том, что все деньги, независимо от их происхождения, стекают­ся на один счет. Узнать, что принес теннис, что футбол, что альпинизм, становится невозможно. Тем же, кто распреде­ляет деньги, эта обезличка выгодна: во-первых, так легче финансировать некоммерческие виды спорта, во-вторых, планировать собственные бесконечные выезды за рубеж, а в-третьих, все — и те управления, которые валюту только тратят, и те, которые ее зарабатывают, оказываются в одинаково бесправном положении. Все — с протянутой рукой. А не это ли лучший способ держать тренеров и специалистов в смирении и послушании?

Ликвидировать эту феодальную систему просто — федерации по видам спорта должны получить статус юридических лиц и право самим зарабатывать и тратить деньги. Но именно их самостоятельность не устраивает бюрократов, поскольку делает ненужными не только ме­ханизмы распределения, но и людей, состоящих при них.

Конечно, новое мышление пробивает себе дорогу во всех сферах жизни. Спорт в этом смысле — не исключение. Та же альпинистская экспедиция может окупить себя на рекламной основе. Но тогда организацию ее надо начинать с другого конца: не с включения в план мероприятий, а с поиска спонсоров. Причем поручать это дело будущим участникам, а не равнодушному клерку из «Совинтерспорта». И начинать заниматься этим не за пять месяцев до выезда, а года за два.

Высота более 6700 м. Остатки палатки казахской экспедиции 1956 года

Заместитель председателя Госкомспорта СССР Вячес­лав Михайлович Гаврилин требовал, чтобы мы достали валюту хоть из-под земли. Утопающий хватается за со­ломинку. Мы стали встречаться с фирмачами. Но слишком мало времени оставалось до выезда. Переговоры с неко­торыми американскими компаниями, которые я провел в ноябре 1988 года в Нью-Йорке, оказавшись в командиров­ке совсем по другому поводу, результата не дали. Финан­совый план на рекламу следующего года закрылся в США 15 октября.

У нас оставался единственный способ отстоять экс­педицию — получить поддержку общественного мнения.

Собственно говоря, информация о ходе подготовки до­вольно регулярно появлялась в газетах. Так что мое интер­вью с Мысловским в «Правде» легло на подготовленную почву.

И не замедлило отозваться вызовом к начальству. Гаврилин был в гневе. Фраза «советские альпинисты по праву считают, что валюту на вторую гималайскую экс­педицию они заработали сполна» взбесила его.

Пик Победы считается самым коварным из всех советских «семитысячников». В случае непогоды его вершина превращается в западню

— Я не понимаю, зачем нужно ехать на четыре месяца вместе с экспедицией, — убеждал меня экс-журналист. — Ну съезди на недельку-другую, и хватит. Я так все свои книжки писал.

Уговоры не помогли, и он перешел к угрозам

— Что ж, если так упорствуешь, увольняйся, — отрезал Гаврилин, курировавший в то время и журнал «Олимпийская панорама», в котором я работал редактором международного отдела. Хотя прекрасно знал, что в этом

Тест на переносимость гипоксии проходит в барокамере Василий Елагин

Базовый лагерь: торжества после восхождения

Не знаю, подействовали ли на Гаврилина эти слова, или он уже сознавал, что дни его в комитете сочтены, но нападки на меня и на экспедицию он прекратил. Хотя сопротивление этого могущественного в то время человека я чувствовал до последней минуты. Еще пронесется по Госкомспорту слух, что у Сенаторова «замечания по выездам». И мне придется требовать от людей, отвечающих в спортивном ведомстве за оформление выездных документов, сделать официальный запрос в компетентные органы, которые, ко­нечно, сплетни эти не подтвердят. Потом чуть не до пос­ледней минуты не будет готов мой паспорт. На руки я получу его лишь 1 февраля в аэропорту Шереметьево.

Автобус в Непале – не роскошь, а средство передвижения. Последний шлагбаум перед Гималаями

Улетать надо уметь. Наука эта дается годами тренировки, хотя есть люди, владеющие ею от природы, Суть в том, чтобы потратить минимум времени на сборы и одновременно не забыть ничего необходимого.

Два года шла подготовка к экспедиции, всю осень и январь напролет готовили мы грузы к отправлению. На личные сборы мне остался один час.

...Морозное серое утро 1 февраля началось Кондрать­евском переулке. Из зева подвала поползли сотни синих баулов, напоминающих те, в которых обычно возят бай­дарки, и белых пластиковых бочек. Экспедиционное иму­щество. Оно улетало в сопровождении Сергея Ефимова транспортным самолетом в Калькутту.