Книга о помощи СССР египту в военном противостоянии с Израилем Москва 2001 ббк 66. 4(0) В49 Тогда в Египте

зом, потому что он не может сдвинуть процесс урегулирования, поскольку за Израилем стоят США. Выход в том, что либо нужно искать «новых», сговорчивых с американцами руководителей, либо соглашаться с условиями Израиля. Все это, конечно, нервировало народы арабских стран, руководство, политические движения. Бездействие томило нетерпеливых египтян. На неоднократных переговорах на высшем уровне, на которых мне довелось присут­ствовать, египетские руководители говорили, что у них нет иного выхода, как начать военные действия против Израиля. Когда их спрашивали о том, какого рода действия они имеют в виду, какие ставят военные цели, какова боеготовность египетских вооружен­ных сил, ответы были расплывчатые; типа начать, а там видно бу­дет, - хотя бы отвоевать лишь один квадратный километр.

Советские руководители, не отрицая права египетского руко­водства самому принимать любые решения, терпеливо давали разъяснения о целесообразности тщательного продумывания, точного расчета, подготовки проведения такого самого сложного внешнеполитического мероприятия, как начало военных действий. Ведь каждый полководец, начиная военные действия, верит в свою победу, но в конце концов один из них проигрывает.

Зимой 1969 года Египет начал «войну на истощение» - артил­лерийский обстрел израильских позиций на Синае. В ответ израиль­ская авиация начала наносить чувствительные удары с воздуха по египетским военным и гражданским объектам - заводам, городам, жилым домам, школам, больницам - без разбора. Египетское небо было плохо защищено от вражеской авиации. Президент Насер принял решение «секретно» посетить Москву для переговоров с ру­ководителями нашей страны. На переговорах на самом высоком уровне он обрисовал трудности Египта, находящегося как бы в по­ложении «ни войны, ни мира», признал, что египетские вооружен­ные силы, видимо, еще не готовы для крупных наступательных опе­раций, им еще предстоит хорошо овладеть сложной современной военной техникой. Но налеты авиации Израиля становятся все бо­лее разрушительными. Для населения страны, и для экономики, и для подготовки вооруженных сил нужна надежная противовоздуш­ная оборона. Он обратился с просьбой срочно прислать из Совет­ского Союза современные ракетно-зенитные установки ПВО, а на время подготовки в Советском Союзе египетских расчетов (на это требуется не менее двух лет) направить в Египет советский воен­ный персонал. Таким образом, речь шла теперь не о советниках-учителях, а об армейских расчетах для ведения боевых действий.

Просьба была неожиданная и сложная для принятия по ней решения. Я помню, как советские руководители много говорили Насеру о возможности отрицательного международного резонан­са, о трудности объяснения всему миру, в том числе советскому народу, почему советская боевая часть в мирное время находится в другой стране и т.д. Однако Насер парировал эти заявления мно­гими доводами, один из которых политически был вполне логич­ным: поражение Египта и других государств арабского мира вновь приведет к колониальному закабалению Ближнего Востока, хотя и не в прежних формах, нанесет удар по интересам безопасности и международному престижу Советского Союза.

Два дня шло сложное и многоплановое обсуждение просьбы Насера. Наконец, решение положительное для Египта, было при­нято. В нашей стране была специально создана дивизия ПВО под командованием генерал-майора А.Г. Смирнова (сейчас он генерал-полковник в отставке). Ее задача состояла в надежном прикрытии главных центров Египта - Каира, Александрии, Асуана.

Египетская сторона должна была обеспечить строительство соору­жений для размещения зенитно-ракетных комплексов, укрытий и жилья для персонала, охрану боевых позиций и обеспечение безопасности советского персонала и т.п. Дивизия должна была по возможности скрытно прибыть в Египет и занять боевые позиции. Обо всей подгото­вительной и боевой работе рассказывают непосредственные участники событий - авторы воспоминаний, публикуемых в настоящем сборнике.

В начале 1970 года советское руководство направило меня с особым поручением к Насеру. Ожесточенная «война на истоще­ние», конечно, сильно мешала политическим переговорам об уре­гулировании, могла привести к нападению на нашу дивизию на марше, до того, как она развернется на своих боевых позициях.

Мне была поручена деликатная миссия: убедить Насера в це­лесообразности прекращения «войны на истощение», не дававшей, по нашему мнению, никаких преимуществ Египту. Кстати замечу, что на заседании Политбюро ЦК КПСС ехать к Насеру для переговоров было предложено министру иностранных дел А.А.Громыко, но тот, к моему удивлению, сразу же наотрез отказался, считая разговор на эту тему с Насером бесперспективным, но тут же предложил мою кандидатуру, которая и была принята. Давая мне напутствие перед отъездом, А.А. Громыко сказал как бы в утешение, что будет уже хорошо, если поручение будет выполнено, хотя бы на 10%.

...Насер принял меня весьма радушно, и мне удалось, ис­пользуя различные аргументы, получить от него согласие на пре-

кращение «войны на истощение», если, разумеется, Израиль пой­дет на это. Рассказывая Насеру о трудностях в переговорах с аме­риканцами, для большей уверенности в будущих переговорах, я задал ему выходящий за рамки моего поручения «нескромный» вопрос - о конечной цели политики Египта в отношении Израиля: прекращение огня, или перемирие, или мир и сосуществование. На этот счет ясности ни у кого нет. Насер попытался было отшутить­ся, ссылаясь на то, что арабо-израильский конфликт - это факти­чески советско-американский конфликт. Я категорически отверг эту идею, сказал, что, даже посылая в Египет дивизию ПВО, мы лишь помогаем Египту защитить свою независимость, свои права, а вое­вать с США или Израилем не собираемся. Насер засмеялся, заме­тив, что никто ему еще так не возражал, и уже серьезным тоном заявил: «Вы можете исходить из того, что Египет хочет жить в ми­ре с Израилем, если, конечно, Израиль будет уважать законные права арабов. Я человек мира, хотя временами приходится очень много заниматься военными делами». Он выразил большое удов­летворение деятельностью советских военных советников, вновь благодарил нашу страну за смелый и решительный шаг в деле защиты египетского неба. Так что поручение было «перевыполне­но». «Война на истощение» вскоре прекратилась.

Прибытие дивизии ПВО вместе с бомбардировщиками-ракетоносцами и самолетами МИГ-25 (они назывались для маски­ровки М-500) с советскими экипажами отрезвляюще подействова­ло не только на израильтян, но и на американцев. На первых порах со стороны израильских военно-воздушных сил, а фактически США, были попытки «проверки» боеспособности советских зенит-но-ракетных установок, но результаты были для агрессоров пла­чевными. Ни один самолет Израиля, а точнее американские «Фан­томы», не прорвался сквозь завесу, поставленную советскими воинами, хотя и применялись различные тактические приемы. Но об этом лучше расскажут в этой книге сами участники боев.

Для нас, дипломатов, появилась возможность вести в более спокойной обстановке политический диалог с США о ближнево­сточном урегулировании, но и не только о нем. Нахождение совет­ского военного персонала в Египте было сильным средством у Египта и других арабских стран. Израилю, США и их союзникам было дано ясно понять: будет достигнута ближневосточное урегу­лирование, уйдет и советский военный персонал. Был и другой смысл: предупреждение США о том, чтобы они не пытались созда­вать опорные пункты против нашей страны на Ближнем Востоке.

В конце сентября 1970 г. внезапно скончался Насер. Это была тяжелая потеря для арабского народа, особенно Египта. Куда пой­дет страна? На похороны Насера вылетела советская правитель­ственная делегация во главе с Председателем Совета министров А.Н.Косыгиным. В состав делегации был включен и я, уже назна­ченный в тот же день новым послом нашей страны в Египте. Со смертью Насера начался сложный период в истории наших отно­шений с Египтом. Он требует отдельного, серьезного описания.

Разумеется, у меня установились теплые отношения с совет­скими военными. Я посещал позиции зенитно-ракетных комплек­сов, выступал с лекциями и докладами, беседовал с солдатами и офицерами. Им приходилось нелегко. Бетонные казематы, врытые в голой пустыне, с низкими потолкам и, койки в три яруса, какой-то искусственный воздух, создаваемый кондиционерами, - обстанов­ка хуже, чем спартанская. Но... ни одной жалобы, просьбы об от­командировании. Долг есть долг, его нужно выполнить. Конечно, сложно было объяснять солдатам, почему египетские города по ночам сверкают неоновой рекламой, люди сидят в кафе, тысячи молодых египтян фланируют по улицам в то время, как их сверст­ники из далекой России несут круглосуточные дежурства у пультов управления зенитными ракетами.

Должен сказать, что в отличие от таких советских военачаль­ников, как маршала Захарова, генералов Лащенко, Катышкина, Гареева и многих других, хорошо понимавших политическую об­становку, временный характер пребывания советского военного персонала в Египте, в более позднее время были и военачальники другого рода. У них не было ощущения остроты обстановки и по­нимания того, что наши военные были за границей в другой суве­ренной стране с конкретной целью - защитить наши интересы в стратегически важной зоне земного шара.

Особенно непросто стали складываться отношения после прихода к власти президента Садата. Ему, разумеется, египетские контрразведчики докладывали обо всех фактах непродуманных высказываний части наших военных относительно низкой боеспо­собности египетских вооруженных сил, нелестных суждений об образе жизни египтян, о самом Садате. Я это чувствовал из бесед с Садатом, которые в первые годы были регулярными - не менее одного раза в неделю. Все эти донесения о наших военных ложи­лись на хорошо подготовленную окружением Садата почву, тем более, что он отличался к тому же крайней подозрительностью, даже мнительностью. Президенту в то же время регулярно по ус-

тановленным с ним каналам связи через ЦРУ руководством США внушалась мысль: освободитесь от советского военного персонала и США сделают «невозможное» для Египта. Начались и провока­ции против наших военных: то обвиняли их, что они «шпионят» в пользу Израиля (?!), то в том, что вывозят много золота из Египта (!?). Все эти провокации быстро разоблачались нами, о чем я ин­формировал Садата, но что-то, видимо откладывалось у него в голове.

Египетские вооруженные силы к 1972 году были уже достаточно хорошо подготовлены, прибыло много египетских офицеров после учебы в советских военных учебных заведениях - академиях и учи­лищах. Часто получалось так, что командиром, скажем, египетской бригады был египетский офицер, окончивший советскую военную академию, а его советником - опытный, бывалый советский офицер, но имевший за плечами только военное училище. Советских воен­ных на улицах Египта было мало видно (зенитчики были на позици­ях, советники в войсках), да и все они носили египетскую форму без знаков отличия. Только жены советников («обоз», как мы говорили) заполняли египетские рынки. Тайные контакты Садата с США, тот факт, что египетские войска были неплохо подготовлены, и египет­ским командирам уже настала пора быть более самостоятельными, наличие на улицах большого «русского обоза» подталкивали по­сольство к мысли о том насколько целесообразно дальнейшее пре­бывание такого числа военных с женами в Египте. В этом мнении мы укрепились, когда узнали об указании советского министра обо­роны: в случае начала военных действий, о необходимости которых так часто стал говорить Садат, советским военным советникам «в поход не ходить»! Нам представлялись крайне неблагоприятными для нас политические последствия такого шага.

Тщательно и всесторонне взвесив обстановку, посольство пришло к выводу о том, что целесообразно самой советской сто­роне предложить Садату сократить число советских военных спе­циалистов ввиду достаточной боеспособности египетских воору­женных сил. Если же Садат выскажется за сохранение их числа -согласиться с ним. Лучше будет, думали мы, если наши военные по нашей инициативе начнут постепенный «исход из Египта», чем то положение, которое может создаться, если Садат сам поставит вопрос об их выводе.

Все эти соображения посольство доложило высшему руково­дству нашей страны. Меня вызвали в Москву для участия в заседа­нии Политбюро ЦК КПСС. Перед началом меня принял

Л.И.Брежнев, он сказал, что полностью разделяет наши хорошо ар­гументированные и дальновидные предложения. На заседании По­литбюро первым взял слово министр обороны. Он резко и категори­чески отверг предложения посольства, никак, однако, не аргументи­руя свою позицию кроме заявления, что в случае принятия предло­жения посольства он «снимает с себя всякую ответственность за состояние вооруженных сил Египта!». Обсуждения фактически не произошло. Наступило неловкое молчание, поскольку, естественно, мнение министра обороны по такому вопросу было весьма весо­мым. После паузы Брежнев переспросил Гречко, не поспешны ли его суждения. Тот вновь резко ответил отрицательно. С тем, чтобы сгладить ситуацию, Брежнев предложил составить небольшую ко­миссию, которая вновь рассмотрит предложения посольства, кото­рые ему, Брежневу, представляются интересными.

На сем все и кончилось. Я улетел в Каир. Оказалось, что по­сольство, действительно, «как в воду смотрело». В июне 1972 года Садат внезапно без всякой мотивировки с большим раздражением объявил мне, что совсем отказывается от услуг советского военно­го персонала. Это также интересная и драматическая история, ключ к которой лежит в контактах Садата с США, но она не для данной статьи. Скажу лишь, что это решение вызвало ликование руководства США и Израиля.

Советское руководство, разумеется, приняло как должное ре­шение Садата, хотя в Египте было очень много противников такого своенравного поведения президента, лишавшего страну важного преимущества для внешней политики и обороны.

Все советские военные в организованном порядке в недель­ный срок покинули Египет. Были трогательные сцены, когда многие египетские офицеры и солдаты, не стесняясь, плакали, расстава­ясь со своими советскими учителями-друзьями.

Меня посетил английский посол, чтобы удостовериться, дей­ствительно ли советские военные покидают Египет. Услышав мое подтверждение, он сказал: «Раньше мы проявляли активность в том, чтобы поскорее разрешить арабо-израильский конфликт, ибо тогда советские военные покинули бы Ближний Восток. Теперь нам торопиться не нужно». На этом, пожалуй, и заканчивается основ­ная часть истории, связанной с пребыванием в Египте советских военных специалистов.

Но для полноты картины следует кое-что добавить. 6 октября 1973 года Египет и Сирия начали военные действия против Израи­ля для возврата своих оккупированных территорий. Сложная заку-

лисная история этого важного события международной жизни и его неожиданные результаты требуют особого освещения. Мне же хо­чется отметить одно. В эти дни приходилось ежедневно встре­чаться с президентом Садатом, иногда по нескольку раз. Садат был явно озадачен высоким уровнем подготовки вооруженных сил Египта, его поразило качество советского вооружения, превосхо­дящее американское, находившееся у израильтян. Эта была такая неожиданность, которая явно не вписывалась в планы самого Са-дата, которые он держал в секрете от нас. Все же однажды он не удержался и воскликнул: «Придет день, и я расскажу всем о том, что сделал Советский Союз, его военные специалисты и советские вооружения для победы Египта - всем мы обязаны им!». Почему-то этот день так и не наступил...

Действительно, своей высокой боевой подготовкой египетские офицеры и солдаты были обязаны неутомимой деятельности со­ветских военных советников, а умением владеть самым современ­ным оружием - советским военным специалистам. Небо Египта было прикрыто зенитно-ракетными комплексами, которые уже об­служивались египетскими офицерами и солдатами, подготовлен­ными нашими специалистами. Эти неожиданные для Садата ре­зультаты работы в Египте советских военных сорвали какие-то его расчеты в отношениях с США, которые открыто выступили со сво­им оружием и персоналом на стороне Израиля.

Подводя итоги, можно с уверенностью сказать: - советские военные специалисты появились в Египте в нужное для нашей страны и Египта время с тем, чтобы противодействовать военным планам политических противников нашей страны. В трудных усло­виях они восстановили и хорошо подготовили египетские воору­женные силы. В самое сложное время зенитно-ракетные дивизио­ны с советскими боевыми расчетами надежно прикрыли египет­ское небо, впервые соединение советских вооруженных сил вы­полняло боевую задачу в мирное для нашей страны время, этот опыт оказался весьма полезным для наших вооруженных сил. Пребывание советских военных в Египте явилось интересным и успешным опытом взаимодействия вооруженных сил и диплома­тии в решении внешнеполитических задач. Оно стало не только яркой страницей в истории Египта, но и в истории вооруженных сил нашей страны.

ОПЕРАЦИЯ «КАВКАЗ»: В ГУЩЕ СОБЫТИЙ

Декабрь 1969 года. Комсомольская конференция в одном из авиационных гарнизонов. В президиуме конференции находился командующий объединением ПВО, прославленный летчик, дважды Герой Советского Союза генерал-полковник авиации Лавриненко Владимир Дмитриевич. Неожиданно его вызвали к телефону.

Возвратившись в президиум, командующий передал мне при­каз немедленно вылетать в Москву и прибыть к Главнокомандую­щему войсками ПВО страны Маршалу Советского Союза Павлу Федоровичу Батицкому.

Разрешение делегатов уйти с конференции было получено, и я поехал за билетом на самолет. Ни командующий, ни я не знали о причине вызова.

На следующий день, утром, меня принял П.Ф.Батицкий Начал так: «Я вас, т. Смирнов не знаю, нам вместе не приходилось рабо­тать». Однако потом стало ясно, что его заместители генерал-полковники Щеглов А.Ф., Созинов В.Д., Подгорный И.Д. и член Во­енного Совета войск ПВО генерал-полковник Халипов И.Ф. хорошо обо мне отзывались и рекомендовали мою кандидатуру. Поэтому Батицкий решил познакомиться со мной лично. Какую мне пред­стояло выполнять задачу, сказано не было.

Я подробно доложил, где, на каких должностях проходил службу, какое получил военное образование, пришлось ответить на ряд других вопросов. На меня произвело большое впечатление то, что он интересовался подробностями моей биографии, соста­вом семьи. Раньше мне не приходилось встречаться с П.Ф.Батицким, однако я был наслышан о его строгости и даже же­сткости и поневоле готовился именно к такой встрече. Поэтому был приятно удивлен, убедившись в его душевности и человечно­сти.

Внимательно меня выслушав и, как мне показалось, остав­шись довольным моим докладом, Батицкий вызвал генерал-полковника Созинова и в его присутствии сообщил мне, как он ска-

зал, совершенно секретные сведения о подготовке операции «Кав­каз», кратко ввел меня в курс дела и приказал В.Д. Созинову под­робнее ознакомить меня с планом операции. В.Д. Созинов преду­предил меня, что никто об этом знать не должен. Я расписался на документе, не успев осмыслить по-настоящему, что мне предстоит выполнять вместе с подчиненным мне личным составом.

Надо было продумать вопросы о моих заместителях и офице­рах штаба. На должность начальника политического отдела - за­местителя по политической части генерал-полковник Халипов П.Ф. предложил мне кандидатуру офицера-политработника, которого в то время я практически не знал. Моим заместителем по политчас­ти - начальником политотдела в то время был подполковник Ми­хайлов В.Г., который имел авиационно-техническую специаль­ность. Дивизия же, которой мне предстояло командовать при вы­полнении спецзадания, была ракетно-артиллерийской. Так как я знал Михайлова очень хорошо - он был сначала начальником по­литотдела истребительного авиационного полка в дивизии, кото­рой я командовал, затем стал у меня же начальником политотдела дивизии, то попросил назначить его начальником политотдела формируемой дивизии. Мою просьбу удовлетворили. Михайлова вызвали в Москву на беседу и утвердили в новой должности.

В беседе с генерал-полковником Созиновым мне было сказано, что с командирами частей и подразделений, офицерами и всем лич­ным составом мне предстоит познакомиться непосредственно в ходе подготовки и на полигоне, где будут проводиться боевые стрельбы. На практике получилось все иначе. Знакомство с ними состоялось несколько позже - в порту Александрии и на стартовых позициях в Египте, в то время - Объединенной Арабской Республике.

А пока с группой генералов во главе с маршалом Батицким мне предстояло вылететь в Египет для проведения рекогносци­ровки и выбора элементов боевых порядков частей и подразделе­ний дивизии.

Это была тяжелая работа, требовавшая большого физическо­го напряжения. Работа велась с раннего утра и до вечера, т.е. до темноты, которая в этих широтах Африки наступает неожиданно, практически сразу. Меня удивляла огромная энергия Батицкого, которому в то время было уже 60 лет. Он побывал практически на всех местах выбранных огневых позиций каждого зенитно-ракетного дивизиона, утверждая или отвергая их выбор.

Результаты этой работы доложили Президенту ОАР Насеру Г.А., встреча с которым состоялась 2-3 января (точно сказать не

могу) 1970 года. Кроме Насера на встрече присутствовал вице-президент А.Садат. Весь состав нашей группы Батицкий предста­вил Насеру персонально (нас было около 10 человек), называя звание и должность. Когда он характеризовал И.Ф.Халипова, На­сер не понял, что это за должность, и тогда Батицкий перевел зна­чение его должности как духовный отец, по-нашему поп, а по их понятиям - мулла. Мы не смогли удержаться от улыбок. Насер то­же улыбнулся и остался доволен разъяснением. А.Садат за время встречи, довольно продолжительной, не произнес ни одного слова, только слушал.

Меня Батицкий представил примерно так: «Этот молодой гене­рал будет непосредственно решать задачи с войсками по отраже­нию налетов авиации Израиля на объекты Вашей страны и не до­пустит ее ударов по Вашим объектам». После такого заявления я по настоящему понял, какие сложные задачи придется здесь решать.

По завершении беседы, когда мы стали собираться уходить, Насер взял мою руку обеими руками и через переводчика попро­сил быстрее приезжать. (Я обратил внимание на то, что моя рука была, по крайней мере, в полтора-два раза меньше его. Он выгля­дел мощным, физически развитым человеком. Нельзя было даже предположить, что через несколько месяцев его не станет).

На следующий день мы должны были вылетать в Москву. При­мерно в 9 часов утра, И.Ф.Халипов собрал нас и просил быть всем в самолете в 8.30, т.к. знал, что Батицкий приезжает раньше наме­ченного срока и ждать никого не будет. Мы все были на аэродроме в 8.00. От имени Г.А.Насера нам вручили сувениры. В коробке, кото­рую вручили мне, когда ее вскрыл в Москве, оказалась инкрустиро­ванная деревянная тарелка и отрез материала на костюм. Тарелка сейчас висит на стене в моей квартире, а костюм, который мне сши­ли на 50-летие, я и сейчас иногда одеваю. Эти вещи - память о тех важных событиях в моей (и не только моей) жизни.

На аэродром Батицкий прибыл в 8.30. К этому времени в са­лоне не оказалось двух полковников из ГКЭС, накануне попросив­ших разрешения лететь с нами. Когда Батицкому доложили об этом, он дал команду лететь. Машина с опоздавшими полковника­ми подъехала, когда двери уже были закрыты и включены двига­тели. Батицкий все равно приказал взлетать: «Как сумели опо­здать, так сумеют и прилететь». Он всегда любил четкость и не любил опозданий. Так он приучал нас к порядку. Лично я считал это правильным и в своей практике сам старался не опаздывать и требовал того же от подчиненных.

По возвращении из ОАР группа генералов обобщила резуль­таты рекогносцировки, подготовила схемы и материалы для док­лада Министру обороны Маршалу Советского Союза Гречко А.А.

На совещание к Министру обороны, которое состоялось 5-7 ян­варя, я не был приглашен. Однако Батицкий приказал мне ехать на совещание с напутствием: «Посидишь в задних рядах, послушаешь. Это будет полезно». Кроме Батицкого на совещание прибыли от войск ПВО генерал-полковники Щеглов, Созинов, Халипов. Здесь же я увидел представителей от ВМФ, ВВС во главе с Главкомами и стало ясно, что совещание касается не только войск ПВО.

Первым докладывал Главком ВМФ адмирал флота Горш­ков С.Г., затем от ПВО генерал-полковник Щеглов А.Ф. Оба докла­да прошли без существенных замечаний со стороны Министра обороны. От ВВС докладывал первый заместитель Главкома мар­шал авиации Ефимов А.Н. Все шло нормально, но когда Ефимов А.Н. попросил увеличить количество авиации для направления в АРЕ, Гречко прервал его и высказал свою неудовлетворенность докладам, указав, что нужно решать задачи не числом, а умением, и надо думать не только о себе, но и о нашей стране, об ее оборо­не. Далее он сказал примерно следующее: «А Вы, товарищ Ефи­мов, рассуждаете, как плохой купец, - все готовы продать». После чего не дал ему больше говорить и приказал сесть.

В зале наступила тишина. Все чего-то ждали. И тут Гречко спросил: «Есть здесь командир дивизии ПВО?». Не только я, но и Главком войск ПВО и его заместители не ждали такого оборота событий, так как командир дивизии, т.е. я, на совещание не при­глашался и, конечно, не готовился к докладу.

Я находился в заднем ряду. После вопроса Гречко встал и до­ложил: «Командир дивизии генерал Смирнов». «Доложите, това­рищ Смирнов, как будете выполнять поставленные задачи».

Выйдя к схемам, я доложил о боевых порядках, о боевых воз­можностях, о подготовке личного состава, о возможных действиях авиации противника. Отвечал на вопросы министра. После этого Министр Обороны объявил перерыв.

П.Ф.Батицкий подошел ко мне и сказал: «Ну что, рыжий, на обед заработал». Было ясно, что он остался доволен моим докладом. Это был мой первый, но не последний, доклад министру обороны.

Получив указание о формировании оперативной группы в коли­честве 20 человек, я отбыл к месту службы в город Днепропетровск.

В середине января 1970 года во главе оперативной группы я вылетел в ОАР, чтобы оказать помощь арабской стороне в строи-

тельстве инженерных сооружений, оборудовании боевых порядков для размещения частей и подразделений дивизии.

В составе группы не было ни одного переводчика (что совер­шенно недопустимо при формировании групп для работы за рубе­жом). Понятно, как трудно пришлось решать поставленные задачи без знания арабского или другого иностранного языка. Подавляющее большинство арабских офицеров старшего и высшего звена хорошо знали английский, а некоторые из них немного знали русский.

В 1965 году я закончил академию Генерального штаба, в кото­рой неплохо было поставлено изучение иностранных языков. Я сдал кандидатский минимум по английскому и в то время мог сво­бодно без словаря читать газету на английском языке. К 1970 году я успел все основательно подзабыть, и поэтому пришлось зани­маться языком вплотную.

Вылет оперативной группы заблаговременно имел целью не только ускорение строительства боевых объектов, но и контроль за качеством строительства, выполнение договорных обяза­тельств по созданию сооружений командных пунктов частей и зе-нитно-ракетных дивизионов (ЗРДН), которые способны выдержать удары прямого попадания 500 килограммовой авиационной бомбы. Толщина железобетона центра стартовой позиции с песчаной про­слойкой составляла до 4,5 метров.

Для того, чтобы успешно выполнять боевые задачи и не иметь потерь личного состава, наше правительство и Министр обороны впервые в практике действий войск ПВО выделило для каждого ЗРДН взвод непосредственного прикрытия. В состав этого взвода входило четыре «Шилки» (радиолокационный боевой комплекс, состоящий из радиолокатора и счетверенной огневой установки скорострельностью 1000 выстрелов в минуту на один ствол) и от­деления ПЗРК - «Стрела-2» (переносной зенитно-ракетный ком­плекс). Эти взводы сыграли свою положительную роль во время ведения боевых действий. На совещании у Министра обороны, о котором говорилось выше, мне было приказано докладывать Глав­кому войск ПВО о ходе строительства объектов, и только по моему докладу о завершении строительства Министром обороны будет дан приказ о прибытии войск в ОАР.

На строительстве объектов работали десятки тысяч египтян. Строительство шло довольно успешно, но до завершения всех объектов было еще далеко. Строящиеся объекты, на каждом из которых были задействованы сотни людей, подвергались бомбар­дировкам израильской авиации. Имелись человеческие жертвы.

Несмотря на неготовность КП и стартовых позиций (СП) мы получили сообщение, что войска вышли и прибудут в Александ­рию. Было приказано принять войска, поставить на боевые по­зиции и приступить к выполнению боевой задачи. Помня указа­ние Министра Обороны о том, что войска будут прибывать в ОАР только после моего доклада о готовности к их приему, я возмутился и отправился в резиденцию Главного военного со­ветника, чтобы немедленно доложить Министру (по ЗАС) о него­товности к приему войск и, следовательно, просить задержать их прибытие.

Я встретил генерал-полковника А.Ф.Щеглова и с возмущением доложил ему обо всем. Щеглов улыбнулся, взял меня за плечо и наставительно сказал: «Алексей, (он так дружески меня называл) ты же большой начальник, и должен соображать». Несмотря на мои доводы, он продолжал спокойно разъяснять мне несерьез­ность моих возражений. «Если пошли войска без твоего доклада, значит, есть на то причины, значит, принято такое решение, и нам с тобой надо сделать все, чтобы в этих условиях успешно выпол­нить боевую задачу». «Поостыв», я все понял, и мне стало стыдно за свой дилетантизм в военно-политических делах, хотя и был, как заметил А.Ф. Щеглов, «большим начальником». Это было для ме­ня хорошим уроком, и позже я нередко его вспоминал и учил на этом примере подчиненных мне офицеров.

Операция по переброске войск морем была проведена с со­блюдением большой секретности и успешно завершена. Как она осуществлялась - тема для отдельного разговора. Она требовала от личного состава огромной морально-психологической выдержки и большого напряжения сил. Выгрузка техники в порту, марши по незнакомой местности, в кромешной темноте, прошли в целом ус­пешно. Были, конечно, и неприятности. Так командир взвода при­крытия старший лейтенант Андреев получил тяжелую травму и, несмотря на все принятые меры, через пять дней скончался. Это была первая потеря среди личного состава.

Имели место и другие инциденты. Упомяну только об одном: совершенно секретная, впервые вывезенная за рубеж «Шилка», свалилась в канал. Потребовались огромные усилия для того, что­бы ее вытащить. Но все завершилось успешно.

Несмотря на то, что личный состав готовился к серьезным ис­пытаниям и понимал, что война есть война, и без потерь при вы­полнении боевых задач не обойтись, не все оказались подготов­ленными к таким испытаниям.

Часто, во время ночных маршей, водитель и старший машины просто засыпали за рулем во время движения. Для разминки при­ходилось через один-два часа движения останавливать колонну и всех старших по машинам вместе с водителями вызывать бегом то в голову, то в хвост колонны и напоминать о возможных ударах противника.

В ходе боевых действий при смене огневых позиций, которые проходили только ночью, ни одного случая засыпания водителей за рулем уже не было. Каждый понимал, если ЗРДН не будет под­готовлен к рассвету к бою на новой позиции, то это вызовет тяже­лые последствия, потому что противник наносил удары по оборо­няемым объектам и по стартовым позициям ЗРДН на рассвете.

При развертывании частей и подразделений личный состав дивизии показал высокие морально-боевые качества, проявил самоотверженность, находчивость и смекалку. Приведу один пример. Проведя марш ЗРДН на огневую позицию и возвращаясь за следующим дивизионом, я увидел на шоссе АТС (автомобиль­ный тягач средний) с прицепом, взятый на буксир огромной гру­зовой автомашины.

Я решил, что подобных машин на гусеничном ходу, кроме на­ших, здесь быть не должно. Остановив машину, я окликнул: «Кто здесь водитель?». На мой вызов быстро подошли два солдата с автоматами и доложили, что это их АТС. Они отстали от колонны и поэтому остановили грузовик и приказали арабскому водителю взять АТС на буксир и отвести в расположение ближайшего аэро­дрома, где я их и встретил. А на аэродром они приказали везти, потому что надеялись, что его должны прикрывать наши ЗРДН и они здесь найдут своих.

Одним из солдат был украинец с запоминающейся фамилией Непейвода, фамилию ефрейтора я, к сожалению, позабыл. Было им по 19 лет. Впервые оказавшись на другом континенте, не рас­терялись, проявили находчивость и продолжали выполнять по­ставленную перед ними задачу. Водитель моего газика разложил перед ними консервы, хлеб и прочие «деликатесы», которые он всегда возил с собой, и с удовольствием угостил своих товарищей. А я поблагодарил этих молодцев и подумал, что с такими солда­тами стоящие перед нами боевые задачи мы непременно выпол­ним успешно. Таких примеров можно привести много.

Правда, хочется отметить один, существенный недостаток, о котором я неоднократно упоминал в докладах руководству. Это касается личного оружия солдата. При отправке выдавались авто-

маты новых образцов, тогда как личный состав имел на вооруже­нии карабины и, конечно, не знал нового оружия. К чему это при­водило, объяснять излишне.

Несмотря на значительные трудности, развертывание частей и подразделений было завершено успешно. Первыми были раз­вернуты и поставлены на боевое дежурство ЗРДН, которыми ко­мандовали подполковники Н.М.Кутынцев и Кириченко. Это про­изошло в ночь с 14 на 15 марта 1970 года. Я поздравил личный состав с заступлением на боевое дежурство для выполнения бое­вой задачи, в отличном настроении, выехал к Главному военному советнику генерал-полковнику Катышкину И.С. для доклада мини­стру обороны о готовности к выполнению боевой задачи.

При въезде в городок, увидел бегущего мне навстречу на­чальника политотдела подполковника Михайлова В.Г. на котором, как говорится, лица не было. Он доложил, что Кутынцев сбил свой (арабский) самолет. Я ему говорю, что такого не может быть. Это какая-то ошибка. Всего полчаса, как я от него, там все в порядке, о чем мы сейчас и доложим Министру обороны.

Но, как оказалось, ошибки не было. Первой ракетой, пущенной ЗРДН Кутынцева, был сбит самолет ИЛ-28 с арабским экипажем, летевший на высоте 150-200 метров. Конечно, это было ЧП. Вот так мы начали выполнять боевые задачи.

Главный военный советник Катышкин И.С. решил откоманди­ровать подполковников Кутынцева и Ржеусского, в течение 24 ча­сов, как неподготовленных к выполнению боевой задачи. Несмотря на мой доклад о том, что оба эти офицера подготовлены хорошо и что необходимо разобраться, и только потом принимать решение, мне было приказано написать на них характеристики, как на неспо­собных к выполнению поставленных задач. В это время по прямо­му проводу доложили о случившемся Министру обороны. Сначала я отказывался писать подобные характеристики, но, в конце кон­цов, был вынужден подчиниться приказу. В моих выводах было указано, что эти офицеры подготовлены хорошо и готовы выпол­нить боевую задачу.

Оставив характеристики, я выехал на КП бригады к Ржеусско-му, где убедился, что офицер сделал все от него зависящее по опознаванию принадлежности неизвестного самолета, получил всю информацию от арабских офицеров, находившихся на КП. Только после подтверждения, что в воздухе своих (арабских) са­молетов нет, принял решение на его уничтожение. Подполковник Кутынцев выполнил приказ.

После этого я поехал к командиру арабской дивизии ПВО ге­нерал-майору Мухаммеду Саиду Басьюни и доложил ему о неви­новности наших офицеров. Басьюни встретил меня радостно и заявил, что, действительно, советские офицеры не виноваты. А то, что сбили самолет, то это даже очень хорошо.

Все арабские офицеры и солдаты, а их были сотни, которые видели, как был сбит самолет, кричали: «Лучше Хока! Лучше Хо-ка!» Так была оценена наша боевая техника, которая встала на оборону объектов АРЕ.

Я вернулся к генерал-полковнику Катышкину И.С. - у него уже находился старший по зенитно-ракетным войскам генерал-майор Л.А.Громов, который приказал мне изменить вывод в характери­стиках и дописать, что этих офицеров необходимо отправить в Союз, как неподготовленных к выполнению боевой задачи. Харак­теристики, по приказу, я переписывал три раза, но вывод, все-таки, оставил прежним. Тогда Громов сам поставил резолюцию об от­правке этих офицеров в Союз, а Катышкин И.С. ее утвердил.

В это время меня вызвали к телефону для разговора с Москвой. Вызывал Главком войск ПВО Батицкий П.Ф. Я доложил о случившем­ся. Получил указание посетить военное руководство ОАР и принести им извинения. О результатах встречи доложить Батицкому.

Я выразил соболезнование, рассказал о действиях наших офицеров начальнику Генерального штаба АРЕ генералу Садеку. Садек от имени министра обороны генерала Фаузи извинений не принял, а сказал, что офицеры сделали все верно, и подтвердил, что поражение самолета произвело хорошее впечатление на офи­церов и весь личный состав арабской армии, которые все это ви­дели и высоко оценили возможности наших частей, прибывших для оказания помощи. Садек поблагодарил меня и весь личный состав за умелые действия и высокую боевую выучку.

О результатах посещения начальника Генерального штаба АРЕ доложил по телефону Батицкому, который передал указание Министра обороны Советского Союза маршала Гречко подполков­ников Ржеусского и Кутынцева наказать своей властью и оставить на месте, инцидент разобрать со всем офицерским составом, что я и сделал. Одновременно он приказал мне передать генералу Гро­мову немедленно вылететь в Москву.

Так закончилась эта неприятная история. В связи с упомина­нием фамилии Громова хотелось бы высказать мнение о нецеле­сообразности недоверия вышестоящего командования команди­рам соединений, не говоря уже о командирах частей. Над ними,

как правило, создаются всевозможные наблюдатели, опекуны и т.д. Так было и на этот раз.

Большая группа высококвалифицированных офицеров, которая должна была оказывать помощь командиру дивизии по поддержа­нию высокой боевой готовности частей и подразделений, служила связующим звеном между командиром дивизии и старшим военным советником. Однако, не имея у себя технических средств, эта группа не могла оказать серьезного воздействия на поддержание техники в боевом состоянии. Офицеры группы стремились помочь устранять технические неисправности, обобщали результаты боевых дейст­вий. Но часто эта работа планировалась без учета проводимых ме­роприятий по планам командира дивизии, что сковывало инициати­ву командира. Значительно полезней было бы отдать этих, как пра­вило, очень толковых офицеров в непосредственное распоряжение командиру, которому поставлена боевая задача.

Развертывание частей и подразделений проходило в сложной, напряженной обстановке. Противник совершал ежедневные налеты на объекты ОАР. Именно в этот период были нанесены удары по заводу в Абу-Заабале, где погибло более 80 рабочих. Подвергся бомбардировке Хелуанский металлургический комбинат, располо­женный в непосредственной близости от Каира. От взрывов бомб погибли десятки школьников в небольшом поселке Бах-Эль-Бахр.

Вся эта информация доводилось до личного состава, который самоотверженно трудился и делал все для того, чтобы встать на защиту ОАР. Все части успешно заняли свои боевые позиции и приступили к выполнению боевой задачи.

Противник вел активную воздушную разведку, но, как правило, в зоны огня наших ЗРДН самолеты израильтян не входили. Под­верглись ударам несколько арабских ЗРДН. Проведенные пуски ракет по самолетам на дальней границе зоны поражения успеха не имели. «Фантомы» успевали сделать разворот и выходили из зоны поражения. Необходимо было менять тактику действий. Были да­ны конкретные указания. Теперь командир дивизиона должен был дать команду на пуск ракеты в глубине зоны поражения, причем была указана конкретная дальность самолета противника. Это требовало от всего личного состава, особенно от командиров ЗРДН и офицеров наведения, исключительной выдержки, высо­чайшей морально-психологической подготовки. Командир должен был быть уверен в том, что личный состав и техника сработают, иначе противник нанесет удар по дивизиону, что означало бы ги­бель людей и уничтожение техники.

Новая тактика ведения боевых действий себя оправдала. Первый «Фантом» был сбит первой ракетой, пущенной дивизионом под командованием капитана Маляуки Валерианоса Прано. Пер­вый израильский «Фантом» - один из тех суперсамолетов амери­канского производства, о неуязвимости которых существовали мифы, - рухнул на землю Египта. Случилось это 30 июня 1970 го­да. Для изучения опыта первого успешного боя в ту же ночь на ди­визионе Маляуки собрали всех командиров дивизионов, офицеров наведения и командиров отделений операторов РЛС.

Здесь уместно рассказать о том, что при получении боевой за­дачи по операции «Кавказ» Батицкий сообщил мне, что командир ЗРДН, первый сбивший «Фантом» будет представлен к присвоению звания «Герой Советского Союза». Это, сказал он, согласовано с Министром обороны. Разумеется, об этом я ни с кем не поделился, но, как только сбили первый «Фантом», было оформлено представ­ление на капитана Маляуку о награждении его орденом Ленина и присвоении звания «Герой Советского Союза». Капитан Маляука был награжден орденом «Боевого Красного Знамени».

Позднее появились у нас и Герои. Но об этом позже. Вслед за первым сбитым «Фантомом» 5 июля 1970 года, пылающим факелом врезался в Египетскую землю второй «Фантом», сбитый дивизионом майора С.К.Завесницкого. «Повезло» в тот же день третьему «Фан­тому», которому удалось, оставляя за собой след дыма и огня, до­тянуть до территории за Суэцким каналом, захваченной у ОАР в ре­зультате израильской агрессии в 1967 г. 18 июля еще четыре «Фан­тома» нашли свою гибель от наших зенитных ракет. А 3 августа 1970 г. сбили еще три и подбили четвертый самолет ВВС Израиля.

Всего за период с 30 июня по 3 августа частями дивизии было сбито 9 и подбито 3 израильских самолета. Эти три самолета упа­ли за каналом на территории противника, и мы не могли подтвер­дить, что мы их сбили. Никогда ранее, начиная с 1967 года - года агрессии, израильтяне не несли таких ощутимых потерь в воздухе.

В воспоминаниях некоторых моих товарищей появились дру­гие цифры потерь Израиля. Назывался 21 сбитый самолет. Были и другие цифры. Откуда они взяты, не знаю, пусть они останутся на совести тех, кто писал подобные воспоминания.

Хочется указать на поведение наших офицеров, сержантов, солдат в бою. Не было ни одного случая паники, трусости. Они ве­ли себя мужественно, как и подобает профессионалам. Можно много приводить примеров, но я не ставлю себе задачу рассказать обо всех и обо всем. Приведу наиболее запомнившиеся.

Противник предпринял попытку ликвидировать зенитно-ракетную группировку, прикрывающую объекты и расположение войск. В налете на группу из пяти ЗРДН участвовало 24 «Фантома» (шесть групп по четыре самолета в каждой). Ракетчики вступили в неравный бой. На ЗРДН, которым командовал подполковник Толо-конников Василий Матвеевич, налет осуществлялся с разных на­правлений. Меткими пусками дивизион уничтожил один, затем вто­рой самолет противника. Та же участь ждала и третий самолет, но, в это время, ракеты, пущенные с самолетов, наносивших удар с другого направления, взорвались на огневой позиции дивизиона. Весь расчет кабины управления (КП ЗРДН) вместе с командиром дивизиона, взрывной волной выбросило из кабины. Все оказались контуженными. На СП рвались бомбы, горела боевая техника. Личный состав, зная, что часть упавших бомб замедленного дей­ствия не разорвалась, самоотверженно тушил боевую технику, эвакуировал убитых и раненых. Руководил всеми действиями за­меститель командира дивизиона майор Червинский К.Б. Смелость и решительность проявил сержант О.В.Гущенков. Никто не расте­рялся в столь сложной обстановке.

Высокое боевое мастерство, стойкость и мужество проявил личный состав дивизионов подполковника Н.М.Кутынцева (того самого, чей дивизион в день развертывания на боевой позиции, сбил свой, арабский, ИЛ-28) и подполковника Попова К.И. Эти ди­визионы совместно с арабскими дивизионами были выделены для прикрытия войск в районе Суэцкого канала. 3 августа 1970 года противник решил уничтожить эту группу зенитно-ракетных диви­зионов, осуществив налет группами с различных направлений. В результате боя эти два ЗРДН сбили три и подбили один израиль­ский самолет, сами не понеся никаких потерь. Активно действова­ли и арабские дивизионы, сбив несколько самолетов противника. Противник понес значительные потери. Постоянные налеты на территорию ОАР прекратились, а 5 августа Израиль вышел с предложениями начать переговоры, чтобы заключить перемирие с ОАР. Весомый вклад в перемирие (точнее в начало переговоров) внес и личный состав нашей дивизии, что подтвердила встреча с Н.В.Подгорным.

Высокая выучка личного состава, его морально-психологичес­кая подготовка, высокие тактико-технические характеристики боевой техники способствовали успешному выполнению боевых задач.

Важнейшим фактором успеха в боях была тактическая маски­ровка боевых позиций, которую очень сложно осуществлять на от-

крытой пустынной местности. Мы нашли выход в создании ложных позиций дивизионов. Мы строили аналогичные боевые инженер­ные сооружения и устанавливали на них макеты боевой техники из дерева и фанеры. От настоящей боевой техники их было трудно отличить, особенно с воздуха, т.к. они, как и боевые позиции мас­кировались сетями.

Хочу привести только один пример. Вместе с генерал-полковником Щегловым мы ехали в одну из частей. По дороге я указал ему на стартовые позиции и спросил, какая из просматри­ваемых позиций (до них было от 1,5 до 3 км) является боевой, а какая ложной. Щеглов посмотрел на меня и серьезно спросил: «Ты что меня разыграть хочешь?» и, показав на одну из СП, сказал, что это боевая. Когда мы подъехали к указанной позиции, то, к боль­шому удивлению Афанасия Федоровича, она оказалась ложной.

Вопросам маскировки необходимо придавать серьезное зна­чение. Так, в ходе налетов авиации противника на боевые пози­ции, противник нанес удары по девяти ЗРДН. Шесть ударов были нанесены по ложным позициям.

После успешных боевых действий 1-5 августа нами был под­готовлен и направлен материал на большую группу офицеров и солдат о награждении орденами и медалями СССР. На подпол­ковников Кутынцева и Попова был представлен материал на на­граждение орденами Ленина.

За успешные боевые действия 166 офицеров, сержантов и солдат были награждены правительственными наградами. Под­полковникам Н.М.Кутынцеву и К.И.Попову присвоили высокое зва­ние Героев Советского Союза с вручением орденов Ленина и ме­далей «Золотая Звезда».

После возвращения на Родину я докладывал Министру оборо­ны, маршалу Советского Союза А.А.Гречко о выполнении боевой задачи. Встреча происходила у него в кабинете в присутствии Мар­шала Советского Союза П.Ф.Батицкого. Подошел и начальник Гене­рального штаба маршал Советского Союза М.В.Захаров. Беседа длилась около двух часов. Выслушав мой доклад, Министр обороны вышел из-за стола, подошел ко мне с такими словами: «Здравствуй сынок. Поздравляю с успешным выполнением боевой задачи». Крепко меня обнял и пригласил за длинный стол. Интересовался, как вели в столь сложной обстановке офицеры и весь личный со­став, как работала боевая техника. Просил рассказать о действиях авиации противника, о наиболее характерных боях, как принимало нас местное население. Много внимания уделил вопросам обеспе-

чения личного состава всем необходимым. Когда наша беседа под­ходила к концу, маршал Гречко А.А. спросил меня, как отмечен лич­ный состав. Я доложил, что 166 офицеров, сержантов и солдат на­граждены орденами и медалями, и на большую группу личного со­става направлены представления к награждению.

Министр обороны спросил, также о моей награде. Я ответил: орденом «Боевого Красного Знамени». Он поздравил меня с награ­дой и сказал, что для нас, военных, это самая почетная награда.

Я поблагодарил Министра обороны за большую заботу, про­явленную к нашему личному составу и, одновременно доложил, что двум командирам дивизионов присвоено звание «Герой Совет­ского Союза».

Вот здесь Гречко и рассказал, как это произошло.

Проходила встреча Л.И.Брежнева с Г.А.Насером. Насер выра­зил сомнение в высоких возможностях зенитно-ракетного прикры­тия. Он заявил, что «Фантомы» ракетами не сбиваются, а налеты и бомбардировки объектов и войск продолжаются. В это время Ми­нистр обороны получил доклад о том, что 3 августа было сбито семь «Фантомов», о чем не замедлил доложить Брежневу во вре­мя беседы с Насером.

Брежнев передал это Насеру. Тот сначала не поверил, а по­просил связаться с Каиром, что и было сделано. Насер был прият­но удивлен и выразил признательность Брежневу.

Брежнев сказал Министру обороны, что неплохо бы отметить отличившихся высокими правительственными наградами, вплоть до присвоения звания «Герой Советского Союза».

В дальнейшем произошло следующее. К нам пришел запрос о возможности присвоения звания «Герой Советского Союза» Ку-тынцеву Н.М. и Попову К.И., представленным к награждению орде­ном Ленина. Весь личный состав принял это сообщение с огром­ным воодушевлением.

В конце нашей беседы министр обороны сказал Батицкому, что офицерский состав дивизии получил огромный боевой опыт и таких офицеров надо использовать на более высоких должностях - это они заслужили. И тут же задал вопрос Батицкому: «Куда Вы назначаете т. Смирнова?». На что был дан ответ: «Он назначен первым заместителем командующего отдельной армии ПВО». Ми­нистр обороны молчал и смотрел то на меня, то на него. Тогда Ба-тицкий заявил: «Тов. Министр, он будет назначен на первую же освободившуюся должность командующего Отдельной Армии ПВО». «Правильно»-сказал министр.

Через 2,5 года я действительно был назначен на эту высокую должность.

За время выполнения дивизией боевой задачи к нам приезжа­ли Председатель Совета Министров СССР А.Н.Косыгин, Предсе­датель Президиума Верховного Совета СССР Н.В.Подгорный, сек­ретарь ЦК КПСС Б.Н.Пономарев, заместители Министра обороны - начальник Генерального штаба маршал Советского Союза М.В.Захаров и С.Л.Соколов.

Наш личный состав стойко переносил трудности не только в бою, но и все лишения, связанные с тяжелыми климатическими условиями. Чего стоит только один «Хамсин». Его можно оценить, лишь когда сам его перенесешь. «Хамсин» в переводе означает пятьдесят. Это значит, что в течение 50 дней дуют ветры, которые поднимают песчаную пыль, а вместе с ней мелкие камешки. Это напоминает нашу снежную пургу. Но у нас это снег, а там - неиз­вестно что. В двух шагах ничего не видно, дышать нечем. Песча­ная пыль забивает нос, уши, глаза. И так - 50 дней.

Нельзя не сказать и о комарах, мухах, тарантулах, скорпионах. В первых числах июля я выехал с небольшой группой офицеров на рекогносцировку для выбора стартовых позиций ЗРДН в районе Исмаилии. В группу входили подполковник Пономарев В.А. и май­ор Полушин, которых я знал очень хорошо по совместной службе. Василий Андреевич уже не первый раз выполнял вместе со мной интернациональный долг. Несмотря на свою скромность, это был исключительно инициативный офицер. Он спокойно и без лишней суеты выполнял любое задание. Не имея переводчиков, он в ко­роткий срок освоил арабский язык на таком уровне, что мог изъяс­няться с местными товарищами. После возвращения на Родину, Пономарев продолжал службу в должности заместителя начальни­ка академии по материально-техническому обеспечению. С этой должности уволен на заслуженный отдых в звании полковника.

А теперь о вышеуказанном эпизоде. Выехав в район Исмаи­лии и выбрав несколько стартовых площадок, мы остановились на берегу Суэцкого канала, замаскировали машину и решили поесть. Не успели мы расположиться, как налетели желто-коричневые ко­мары по размерам раз в пять больше «наших». Пришлось прекра­тить обед и выехать на продолжение рекогносцировки. Однако проехать к предполагаемому месту СП не смогли - машина за­стряла в песке, и мы пошли пешком. Через 100-150 метров я ус­лышал крик. Обернувшись, увидел падающего майора Полушина, которого поддерживал Пономарев. Я быстро подбежал к ним. Вме-

сте с Пономаревым отнесли Полушина к машине, где он пришел в себя. Я дал ему две таблетки седалгина.

Прибыли в арабский госпиталь, располагавшийся в 30 км от места происшествия. В арабском госпитале мест не было, поэто­му, не получив никакой помощи, мы выехали в свой госпиталь. Это еще 50-60 км пути.

При въезде в госпиталь майор Полушин опять потерял созна­ние, и в таком состоянии мы передали его в руки наших врачей.

Позднее начальник госпиталя позвонил мне и передал, что если бы мы опоздали минут на пять, все могло бы кончиться пло­хо. Что же произошло, ведь комары кусали нас всех, а плохо стало лишь одному. Оказывается, пятью днями раньше Полушина ужа­лил скорпион (в Асуане). Врачи приняли меры, и все обошлось благополучно. Но достаточно было после этого укуса комара, что­бы организм не выдержал. Начало отказывать сердце.

Впоследствии майор Полушин неоднократно вспоминал об этом. Говорил, что мы спасли ему жизнь, не оставив в арабском госпитале. Возможно, в этом есть доля истины...

Наш советский человек действительно может перенести неверо­ятные трудности и лишения. Однако ностальгия оказывается, все-таки, сильнее всего. Она наступает уже через полгода нахождения за пре­делами Родины, вдали от друзей и родных. «Болезнь» эта протекает у каждого по-разному: один начинает писать стихи, другой - берется иг­рать на музыкальных инструментах, особенно на гитаре. И лечить ее надо, как можно большим общением в коллективе, например, органи­зовывая те же концерты художественной самодеятельности.

После подписания перемирия наши люди, продолжительное время оторванные от цивилизованных мест, стали просить разре­шения выезжать в Каир и другие города на экскурсию. Обычно, после знакомства с городом, посещали рынок. Если кого-нибудь задерживали, Начальник полиции сообщал в управление Главного военного советника (была такая договоренность). Задержанные были редким явлением, но, тем не менее, меня вместе с началь­ником политотдела за каждый такой случай вызывал «на ковер» Главный военный советник.

Надо сказать, что с Начальником военной полиции республики у меня установились хорошие, можно сказать, дружеские отноше­ния. Ему поручалось помогать нам в строительстве объектов для боевых порядков частей дивизии и сопровождать колонны ЗРДН при занятии СП. К поручению он отнесся с большой ответственно­стью, его подчиненные справились со своими задачами успешно.

Мы с начальником политотдела поехали к своему другу на­чальнику полиции и попросили, чтобы о каждом случае нарушений он сообщал непосредственно нам во избежание неприятных разго­воров с Главным военным советником. После этой беседы количе­ство докладов Главному военному советнику возросло в несколько раз, а мы стали иметь значительно больше неприятностей.

Тогда мы вновь поехали к начальнику полиции и объяснили, как обстоят дела. Он очень удивился, напомнив, что мы сами про­сили докладывать о каждом случае Главному. Так он нас понял.

После нашей второй беседы он стал сообщать о каждом слу­чае задержания непосредственно нам, а мы уже принимали меры. О задержанных Главный военный советник больше докладов не получал. Жить нам стало легче, а Главный военный советник даже приводил нас в пример, как надо работать.

В ноябре, возможно, в декабре, 1970 года в Египет прибыл Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.В.Подгор­ный. Цель его приезда мне неизвестна. Перемирие с Израилем продолжалось.

Подгорный пожелал встретиться с командованием и личным со­ставом нашей дивизии. Встреча состоялась. На нее прибыли пред­ставители всех наших частей. Подгорный прибыл вместе с Президен­том АРЕ Садатом, министром обороны генералом Фаузи и другими военными руководителями. На встрече говорили о нерушимой друж­бе между нашими народами. Состоялся обмен мнениями. Подгорный, Садат и Фаузи оказались в центре окруживших их людей.

Подгорный спросил, где же здесь командиры дивизии. Когда мы ему представились, он очень тепло поздравил нас с успешным выполнением задач, заявив, что ГЛАВНЫЙ вклад (так именно он и сказал) в перемирие между Израилем и ОАР внес личный состав дивизии. Осмотрев мой внешний вид он спросил: «Тов. генерал, а где же ваши знаки отличия?». Я ответил, что здесь мне носить их не положено, а все, кому положено, меня и без них признают».

Министр обороны Фаузи доложил Садату и Подгорному, что ряд советских офицеров представлены к египетским наградам. Генерал Смирнов награжден орденом (не помню, как называется).

Садат и Подгорный поздравили меня с высокой наградой. Правда, награду мне так и не вручили. Причиной тому послужила, видимо, моя последняя встреча с командованием вооруженных сил ОАР.

За время пребывания в АРЕ мне неоднократно приходилось встречаться с министром обороны генералом Фаузи, начальником

Генерального штаба генералом Садеком и другими государствен­ными и военными деятелями. Не буду описывать все эти встречи.

Во время боевых действий я неоднократно бывал в Генеральном штабе по приглашению Фаузи или Садека. Встречались мы и непо­средственно на КП, стартовых позициях ЗРДН (наши фотографы не раз снимали приезд начальников, есть такие фото и у меня).

Обычно, когда меня приглашал генерал Садек в Генеральный штаб, он всегда выходил к подъезду, тепло встречал, обнимал и вел к себе в кабинет. Здесь, как правило, решались необходимые вопросы. Между нами было полное взаимопонимание.

Закончились боевые действия. Шло перемирие. На замену нам прибыли войска. Прибыла замена и мне.

Узнав об этом генерал Садек позвонил мне и убедительно просил, не уезжать на Родину, остаться, на 2-3 месяца, т.к. обста­новка остается напряженной и мне, как знакомому с ней, необхо­димо повременить с отъездом.

Я объяснил, что сделать это не могу. Мне пришла замена, и я должен сдать личный состав, технику, документы и уехать. Для убедительности, разъяснил, что в противном случае мне не будут платить. На это Садек заверил, что платить они будут сами и зна­чительно больше того, что я получаю сейчас. Он также сообщил, что я награжден, правда, каким орденом, сказано не было.

Я поблагодарил за внимание и высокую оценку моей деятель­ности, попросил разрешения лично прибыть к нему, чтобы сказать доброе слово по случаю отъезда на Родину. Он просил подумать и положил трубку.

На следующий день (это было в середине февраля 1971 года) мне передали приглашение к генералу Садеку. Подъехав к зда­нию, где размещался Генеральный штаб, я не увидел встречающе­го Садека (как это было раньше). Прошел в приемную его кабине­та. Офицер доложил о моем прибытии и передал, что генерал Са­дек просил подождать.

Через минут двадцать я попросил доложить о себе еще раз. Но принят опять не был. Минут через пять я, без вызова, зашел в каби­нет, извинился за вторжение и доложил, что пришел проститься.

Генерал Садек предложил сесть за стол, на котором стоял японский магнитофон, второй, такой же, находился на его столе. Извинившись, за то, что был очень занят и поэтому не мог принять меня сразу, попросил остаться хотя бы на один месяц.

Я ответил отказом и доложил, что сегодня уезжаю эшелоном вместе с войсками в Александрию.

Выразив сожаление, генерал Садек вышел из-за стола и хо­лодно попрощался.

Так дружно мы работали, и так холодно закончилась наша дружба.

28 сентября 1970 г. скончался Гамаль Абдель Насер. Во вре­мя похорон Г.А. Насера имело место паломничество, рассказать о котором очень трудно. Каждый стремился прикоснуться к гробу Насера и оторвать кусок материи, покрывающей гроб.

На похороны президента Египта прибыла советская правитель­ственная делегация во главе с А.Н.Косыгиным. Когда возникла не­обходимость прямого разговора с Л.И.Брежневым, который в то время был в Баку, он воспользовался пунктом связи Главного воен­ного советника. Разговор состоялся. Косыгин поблагодарил связи­стов за обеспечение хорошей связи. Увидев наших офицеров -В.Г.Михайлова и других - в арабской военной форме, он подошел и высказал недовольство этой формой. Когда ему объяснили, что эта форма предусмотрена межгосударственным соглашением, Косыгин подошел к одному из офицеров, потрогал материал и отойдя на не­сколько шагов, сказал: «А что, форма и материал неплохие».

... Когда закончились официальные проводы нашего эшелона, после построения войск, ко мне подошел генерал-майор М.А.Гареев (ныне генерал армии) тепло меня обнял. Мы расцело­вались, и он меня попросил: «Алексей! Как только ступишь на на­шу родную землю, поймай нашу родную муху и расцелуй ее. Она же в тысячу ... раз лучше здешней». Все, кто слышал эту просьбу, дружно рассмеялись. Смысл этих слов был всем понятен.

Успешно выполнив задачи, многие наши товарищи получили богатый опыт по организации и управлению своими коллективами как во время ведения боевых действий, так и в повседневной жизни.

Стали генерал-лейтенантами: Н.С. Зайцев, А. И. Бочков и другие.

Ушли на заслуженный отдых генерал-лейтенанты Михайлов В.Г., Белоусов В.А., Костин А.Я., генерал-майоры: Стрелецкий Н.А., Субботин В.Ф., Коваленко И.К., Руденко Н.А., Карасев А.С., полковники Жайворонок, Пробылов, Толоконников, Попов, Кутын-цев. Да разве всех перечислишь, Весь личный состав вел себя достойно, никто не посрамил высокого звания советского воина.

Не всем суждено было вернуться на Родину. Геройски погиб­ли в бою лейтенант Сумин Сергей, секретарь комсомольской организации, ефрейтор Забуга, рядовые Алшат Мамедов, братья-близнецы Иван и Николай Довчанюк и другие.

По возвращении на Родину ушли из жизни полковник Назаре-тян, подполковник Антоненко. Отдадим им должное, помянем их добрым словом. Они это заслужили.

В выступлениях наших товарищей сейчас слышна обида. Мол, плохо нас встретили. Мне эти высказывания совершенно не по­нятны. Ибо в то время, когда операция проводилась в строгой сек­ретности, о каких-то пышных встречах не могло быть и речи. Но даже и в тех условиях нам было уделено достаточно внимания. Нас встречали командующий объединением дважды Герой Совет­ского Союза В.Д.Лавриненко, Член военного Совета генерал -майор Стопников И.Д. и другие.

Был организован прием в ЦК ВЛКСМ, на котором присутство­вали Начальник Главного Политуправления СА и ВМФ генерал армии Епишев А.А., все члены Военного Совета Войск ПВО во главе с Батицким П.Ф. На этот прием были приглашены многие наши товарищи, наиболее отличившиеся при выполнении боевой задачи. Были вручены награды ЦК ВЛКСМ - нагрудные знаки «За воинскую доблесть», а помощник начальника политотдела дивизии ст. лейтенант Виталий Киричек получил высшую награду комсомо­ла - «Знак почета» с занесением в книгу Почета ЦК ВЛКСМ. Прием прошел в торжественной обстановке. Наши товарищи выступили, рассказали о прошедших боях, о трудностях и лишениях, с кото­рыми пришлось столкнуться вдали от Родины.

Выступил на том приеме и я. Из всех моих выступлений перед личным составом за всю мою длительную службу это я запомнил на всю жизнь.

Дело было так. Меня предупредили, что буду выступать на приеме в ЦК ВЛКСМ. Выступление особой подготовки не требова­ло, так как все события с первого дня и до возвращения на Родину я пережил всей душой. Знал всех командиров частей, дивизионов и батарей не только по фамилии, но и по имени и отчеству. Знал и многих сержантов и солдат. Я помнил все более или менее значи­тельные события, не говоря уже о боях, каждый из которых был у меня в памяти. Одним словом, к выступлению я был готов.

Дня за 2-3 до приема меня пригласил Халипов И.Ф. и попросил показать текст выступления. У меня был только план выступления. Ему это не понравилось и, несмотря на все мои возражения, он при­казал мне написать текст выступления. Текст был представлен. Я твердо знал, что читать его не буду, а просто расскажу о том, что пе­режил вместе со всем личным составом. Однако перед самым высту­плением Иван Федорович Халипов предупредил меня о том, чтобы я

выступал строго по тексту. Когда я вышел к микрофону, который сто­ял в зале перед президиумом (если так можно назвать сидящих за столами наших начальников), где не было даже подобия трибуны или подставки, то я уже думал только о том, что на меня все смотрят и не столько на меня, сколько на бумаги, которые я держал перед собой. Вот мол, и пяти слов без бумажки связать не может.

Текст, конечно, я прочитал и более того, в перерыве Халипов сказал, что выступил я хорошо, но у меня на душе «кошки скреб­ли». Мне было обидно за себя, ну зачем я, как несмышленыш, держал эту бумагу.

Как уже говорилось выше, 166 человек получили государст­венные награды. Значительно большее количество офицеров, сержантов и солдат было представлено к награждению. По неиз­вестной мне причине наград они не получили. Сейчас многие то­варищи спрашивают меня об этом. Как восстановить справедли­вость? Ответа я пока не нашел.

Те, кто продолжает службу в Вооруженных силах, получили Грамоты Верховного Совета СССР, им вручены нагрудные знаки «Воину-интернационалисту». Значительно труднее обстоят дела с получением этих наград тем, кто ушел из ВС в запас или в отстав­ку. Военкоматы не спешат, более того, отказываются этим зани­маться по самым разным причинам. Хотелось бы, чтобы все наши боевые товарищи как можно быстрее получили заслуженную ими награду Родины. Надеемся, что так оно и будет.

Создана секция ветеранов-интернационалистов, принимавших участие в оказании помощи народу Египта. Она входит в Московскую секцию ветеранов войны и вооруженных сил. По инициативе руково­дителей нашей секции Попова К.И., Белоусова В.А., Костина А.Я., Михайлова В.Г., при активной помощи Командования Московского округа ПВО в январе 1990 года была впервые организована встреча участников событий в Египте. Был дан концерт ансамбля песни и пляски МО ПВО.

Трудно описать, как проходила эта встреча. Как ярко горели глаза старых друзей, которые не встречались 20 лет. На встрече были вручены значки, посвященные этому событию. Выступил ко­мандующий Московским округом ПВО генерал-полковник авиации Прудников В.А. Он поблагодарил ветеранов, пожелал здоровья и успехов во всех делах. Затем вручил грамоты Верховного Совета СССР и Знаки «Воину-интернационалисту» участникам событий ге­нерал-лейтенанту Костину А.Я. и генерал-лейтенанту Бочкову А.И. Ежегодные встречи ветеранов войны в Египте стали традиционны-

ми. Проводятся они во вторую субботу января, т.к. в январе 1970 г. была сформирована наша дивизия воинов-интернационалистов.

Прежде чем сесть за письменный стол и взяться за перо, многое пришлось передумать. А нужно ли это кому? какую принесет пользу? Такие мысли возникали, потому что в свое время, когда закончились боевые действия, в ходе которых был накоплен значительный боевой опыт, который надо было обобщить, мною, с привлечением большого количества личного состава, был собран уникальный для того времени материал по итогам боевых действий. Этот материал был отпечатан более чем на трехстах стандартных листах под грифом «секретно».

Товарищи, которым довелось ознакомиться с этим материа­лом, настоятельно рекомендовали мне оформить его как канди­датскую диссертацию, что я и попытался сделать. Но дела по службе так и не дали мне возможность подготовиться к защите диссертации. Более того, я и сейчас считаю и твердо убежден в том, что строевому офицеру, добросовестно выполняющему свои служебные обязанности, не до диссертаций.

Случилось так, что во время моего отпуска было получено ука­зание из Генерального штаба отправить подготовленный материал в указанный адрес, что и было сделано. Опыт боевых действий был обобщен группой офицеров войск ПВО, принимавших участие в бое­вых действиях, и распространен для изучения и практического освое­ния в войсках. По опыту боевых действий частей войск ПВО позднее было защищено несколько диссертаций на соискание ученой степени кандидата и доктора военных наук. Из меня же ученый не получился.

Нужно ли, спустя столько лет, писать о тех, кто принимал уча­стие в боевых действиях за пределами нашей Родины? После дол­гих колебаний, учитывая просьбу сослуживцев, принимавших уча­стие в тех событиях, а главное, руководствуясь тем, что наши лю­ди должны знать правду о происшедшем, знать тех, кто честно вы­полнял присягу, данную Родине, тех, кому не суждено было вер­нуться домой, мною было принято решение рассказать о давно прошедших событиях.

Заканчивая свои записи, хочется сказать, что, встречаясь с офи­церами, сержантами и солдатами, я всегда говорил, что мы должны гордиться тем, что наша дивизия впервые за всю историю нашей Ро­дины вышла на Африканский континент с благородной миссией по­мочь египетскому народу отстоять свою независимость и свободу.