Книга третья гибель айдахара

Глава шестая 
Кипчакский воин, уронив повод на шею своего копя и подняв над головой черное 
траурное знамя, срывающимся голосом крикнул: 
– 
Эмир Едиге! Твоя Золотая Орда осталась без хозяина! Сегодня ночью хан Темир-
Кутлук покинул этот бренный мир! 
Едиге покоробили слова гонца. Он смотрел, как падали с конских боков грязные 
клочья пены, смотрел на бледное лицо всадника, и ему хотелось ударить его, 
принесшего эту черную весть. Как он смел сказать, что Орда осталась без хозяина! 
После победы над литовским князем Витовтом на Ворскле, настоящим хозяином Орды 
был не Темир-Кутлук. а он, эмир Едиге. И все это знали. 
Едиге сдержал себя и как можно спокойнее спросил: 
– 
Отчего умер хан? 
– 
Никто не знает этого. Он не проснулся. Жена хотела разбудить его, когда пришло 
время утреннего намаза, но Темир-Кутлук уже был мертв. 
Эмир покачал головой. Он знал то, о чем не знал воин. Хан, как и его отец, Темир-
Малик, любил вино. Он пил все: виноградное вино из Крыма, монгольский тарасун, 
вино, приготовленное из пшеницы, которое привозили ему купцы из русских земель. 
Хан не следовал завету Чингиз-хана употреблять вино изредка, а пил подолгу и 
помногу. 
Безвольный хан устраивал Едиге, но пьянство Темир-Кутлука переходило всякие 
границы, и потому он не раз выговаривал ему за это: 
– 
Ты однажды потерпишь поражение не от войска врага, а от вина. Ты уверен, что 
пьешь для удовольствия, на самом же деле твои враги спаивают тебя, чтобы лишить 
силы. 
Слова мало действовали на хана, и вот теперь наступила расплата... 
Заставляя Темир-Кутлука выполнять свою волю, Едиге, тем не менее, любил его и 
потому поехал в Орду совершить обряд, завещанный предками. 
Бросив повод коня подбежавшему нукеру, Едиге неторопливо вошел в огромную 
ханскую юрту. Он некоторое время постоял у входа, давая глазам привыкнуть к 
полумраку. 
В правой стороне юрты, на красном ковре, укрытый до пояса зеленым шелковым 
покрывалом, лежал Темир-Кутлук, Лицо его было багровым. 
Приглядевшись, Едиге увидел, что в юрте полно народу. Здесь была почти вся 
золотоордынская знать. Эмиры, беки, бии, батыры сидели каждый там, где кому 
полагалось, в зависимости от знатности, силы и богатства. 
Увидев вошедшего, они беспокойно задвигались, зашевелились, освобождая 
6
Шангитара – Тюмень. 

почетное место – тор. 
Окинув собравшихся быстрым, оценивающим взглядом, Едиге заметил, что меньше 
всего беспокойства проявил смуглолицый высокий джигит с красивыми пышными 
усами. Это был потомок Токай-Темира – сына Джучи. За высокий рост его звали 
Большим Мухаммедом. Он был еще молод, но имя его называли с уважением. Ёще 
Едиге знал, что он является дальним родственником Тохтамыша. 
Стараясь меньше шуметь, присутствующие вставали со своих мест, чтобы 
приветствовать эмира. Подошел и Большой Мухаммед. Едиге почувствовал себя 
годовалым верблюжонком рядом со старым могучим наром. 
В тихие голоса мужчин вплелся вдруг протяжный, полный тоски и Печали голос 
молодой женщины: 
Высохла водная гладь... 
Упал остов юрты... 
Льву подобного, 
Солнечному лику подобного, 
Потерял народ хана!.. 
Пришло время 
Лить слезы кровавые... 
Это оплакивала Темир-Кутлука его младшая жена. Совсем недавно взял он ее, 
чтобы обновить постель. Даже в горе женщина была красивой – черные длинные 
волосы ее падали на колени, в больших карих глазах дрожали слёзы. 
Взгляд Едиге встретился со взглядом женщины, и он вдруг ощутил непонятную, 
идущую от нее притягательную силу. На миг ему показалось, что у женщины даже 
изменился голос... 
Эмир прогнал наваждение и, вспомнив, где он находится, прошел на почетное 
место. Мелькнула мысль, что до отъезда из Орды с этой женщиной надо было бы 
встретиться. 
И уже более спокойно подумал Едиге, что жизнь устроена очень Странно – рядом 
ходят и горе, и радость. Кто-то умирает, а кто-то рождается... Бывает, что в 
страдающей душе вдруг просыпается радость, а торжествующую душу неожиданно 
начинает терзать горе... 
Чей-то заунывный, надтреснутый голос начал читать молитву по усопшему, и эмир 
сразу же забыл о молодой женщине. На смену пришли другие мысли. 
Шел год дракона (1400). Прошедшая зима выдалась особенно суровой, и аулы, 
разбросанные по землям Золотой Орды, едва дождались теплых дней. По всей степи, 
Омываемые дождями и обдуваемые ветрами, валялись белые кости погибшего от 
бескормицы скота. Но внешне Золотая Орда казалась сильной. У нее было большое, не 
потерявшее боеспособности войско, готовое всегда встретить врага или, если прикажет 
Едиге, двинуться в поход на чужие земли. 
Но эмир знал, что не все так просто, как кажется. 
Уже нельзя было, как прежде, задумав поход, без страха и сомнения двинуться на 
Русь, или Литву, или в Мавераннахр. Повсюду можно было получить не только отпор, 

но и потерять все. Другими стали соседние государства, и сила их росла не по дням, а 
по часам. 
Самую большую опасность представляла Русь. С каждым годом все теснее 
сплачивались вокруг Москвы княжества, росло единство, когда дело касалось общих 
целей. По всей великой земле русской строились новые города, возводились храмы, 
процветало ремесло и торговля. Русские купцы стали хозяевами на Итиле, и все чаще 
даже другие народы стали называть эту великую реку русским именем Волга. 
Налаживалась торговля и с другими далекими и близкими государствами. Русь Не 
предпринимала походов против соседних народов, но при необходимости могла дать 
отпор любому врагу. Для этого у нее теперь было все: и пушки, и пищали, и 
самострелы. 
Русь незаметно стала опережать восточные государства в культуре, Золотая же 
Орда, находясь в пограничье между ними, привыкла не перенимать, а отнимать. Но у 
сильного отнять невозможно. После похода Хромого Тимура хозяйство Орды пришло 
в запустенье, заглохла торговля и в развалинах лежали когда-то богатые города, 
ханская казна, истощилась. Для того, чтобы как-то поддерживать видимость силы, 
приходилось грабить свой же собственный народ налогами и поборами, прекращались 
и междоусобные смуты. 
Часто задумываясь о судьбе Золотой Орды, Едиге видел, что, несмотря на все его 
усилия, он ничего не может сделать, чтобы вернуть Орде прежнее величие. Словно 
непреодолимый порог вставал на его пути. И порой Едиге начинало казаться, что 
нынешнее, внешне благополучное существование Золотой Орды похоже на 
последнюю вспышку догорающего костра. Но эмир не хотел верить своим 
предчувствиям. В отчаянии, скрытом от посторонних глаз, он начинал делать все, 
чтобы вновь поссорить русских князей, чтобы вернуть прежние времена. Но реки не 
текут вспять. 
Едиге знал, что тверской князь Иван Михайлович, как и прежде, не ладит с Москвой 
и мечтает отнять у нее власть и влияние на другие княжества. С этого, казалось бы, и 
следовало начинать. Но эмиру вдруг стало страшно. А что если после того, как 
поможет он тверчанам в борьбе с Москвой, те, окрепнув, точно так же изъявят 
непокорность? Да и как отнесутся к ссоре остальные русские князья, чью примут сто-
рону? 
После долгих раздумий Едиге решил начать с другого конца. Надо было во что бы 
то ни стало рассорить главных врагов Орды – Русь и Литву. Как раз накануне смерти 
Темир-Кутлука Едиге отправил посланником на Москву его сына Булата и эмира 
Еркимберди. Те должны были узнать обстановку и найти способ поссорить давних 
соперников... 
Едиге невидящими глазами следил за всем, что происходило в юрте, а сам не мог 
отделаться от тяжелых мыслей. 
Не вовремя умер Темир-Кутлук. Он всегда был покорен и беспрекословно выполнял 
волю эмира. Теперь же предстояло думать о новом хане. Дело это было не из легких. 
Надо угадать среди льстецов такого, чтобы не посмел, сделавшись повелителем Орды, 

противиться воле Едиге. Сколько случаев знал эмир, когда даже такие прозорливые 
люди, как Хромой Тимур, ошибались в выборе. Те, кого они возносили к власти, став 
ханами, делались самыми яростными врагами своего благодетеля. Взять хотя бы того 
же Тохтамыша. 
Взгляд Едиге остановился на лице эмира Алибека. Он чингизид. Быть может, стоит 
осчастливить его... Но кто он и знает ли его народ? Нет, на роль хана он не подходит. 
Новый повелитель Золотой Орды должен сочетать в себе два качества – слушаться во 
всем его, Едиге, и пользоваться доброй славой в народе. 
А может быть, Большой Мухаммед сможет сочетать в себе то, что нужно эмиру? И 
этот не годится. Он родственник Тохтамыша, и кто знает, как поведет себя, когда 
получит власть. 
Медленно обводил пристальным взглядом Едиге собравшихся. Вот сыновья 
покойного Темир-Кутлука: Темир, Насыр, Жадигер... Они чин- гизиды, но ни один из 
них не имеет достоинств, нужных хану. 
Вход в юрту заслонило чье-то большое тело. Едиге узнал в вошедшем родственника 
Темир-Кутлука Шадибека. 
Только на мгновение замешкался у входа голубоглазый джигит и сейчас же шагнул 
к Едиге. Первым среди собравшихся он приветствовал эмира. Приложив руку к груди, 
Шадибек почтительно сказал: 
– 
Хан Золотой Орды был нашим отцом. Он был вашим товарищем, помогавшим вам 
поднять остов Орды, и всегда был готов отдать жизнь за вашу честь. Весь народ, 
населяющий земли Золотой Орды, склонялся перед Темир-Кутлуком, он же преклонял 
свои колени перед великим Едиге. Я знаю, что горе ваше огромно, и потому мы хотели 
бы облегчить его, взять часть тяжести на свои плечи. Темир-Кутлук умер, но живы мы, 
его родственники. Пусть же утешится ваша душа, потому что мы всегда будем с вами 
рядом и разделим выпавшие на вашу долю невзгоды и печали. 
В юрте послышались негромкие возгласы одобрения. 
«А почему бы ему не стать ханом? – подумал Едиге. – Шадибек единственный из 
присутствующих нашел самые нужные, западающие в душу слова». 
В этот миг, усыпленный колдовством льстивой -речи, эмир не знал, что в словах 
Шадибека был яд. Пройдет совсем немного времени, и этот человек станет самым 
заклятым его врагом. 
Скупо поблагодарив Шадибека, Едиге сделал вид, что потерял к нему интерес. 
Снова вернулись тяжелые и тревожные мысли. 
Не только набирающая силы Русь была опасна Золотой Орде. С тревогой обращал 
свой взор Едиге в сторону Хромого Тимура. Эмир после своего похода в Дешт-и-
Кипчак словно забыл о существовании Орды. Занятый своими походами, он теперь не 
боялся удара в спину, потому что понимал – ни один хан, находясь в здравом разуме, 
не осмелится, после разгрома Тохтамыша, посягнуть на подвластный ему Маверан-
нахр. Но долго ли так будет продолжаться? Не придет ли Тимуру однажды мысль 
вновь повернуть своего коня в сторону золотоордынских земель? Что тогда делать и 
как поступить? Хромой Тимур, бесспорно, сейчас сильнее. И если он все-таки сделает 

это, то Золотой Орде больше никогда не возродиться. 
До Едиге доходили слухи, что Хромой Тимур собирается воевать с османскими 
тюрками. Хорошо, если случится так! Лишь бы его не обра- зумил аллах! Только 
османские тюрки могут сломать ему хребет, потому что во главе их стоит сейчас 
смелый и умный воитель Ильдирим Баязит
7
. 
Конечно, может получиться так, что, победив Тимура, тюрки захотят отнять у Орды 
Крым, но все это вряд ли скоро будет, и не стоит об этом пока думать. Сейчас главную 
опасность представлял именно Хромой Тимур, под рукой которого находилось 
шестьсот тысяч пеших воинов и четыреста тысяч конницы. 
Купцы рассказывали, что Молниеносный Баязит якобы заявил: «Мир не стоит того, 
чтобы им правили двое». Ясно, Тимуру не понравятся слова предводителя тюрок, 
потому что единственным, кто призван править миром, он считает себя. Значит, 
столкновение произойдет непременно. Главное, чтобы оно случилось скорее. 
Молниеносный Баязит стал султаном османских тюрок в год змеи (1389), в тот год, 
когда Хромой Тимур совершил свой первый поход на Золотую Орду. Путь его к власти 
был кровав. Он убил родного брата Якупа. 
Аллах не наказал его за пролитую кровь, и ему во всех делах стала сопутствовать 
удача. За короткий срок подчинил себе Баязит большие и малые города и народы, 
живущие по берегам Черного и Средиземного морей. Действия его были дерзки и 
стремительны, и никто не мог противостоять его знаменитой коннице. Он взял себе в 
жены одну из дочерей побежденного им сербского короля Лазаря, красавицу Оливер. 
Год от года крепли силы Баязита. За одиннадцать лет своего правления султан не 
знал ни одного поражения. Полмиллиона всадников было теперь в его войске. 
Страстно желал Едиге, чтобы скрестили поскорее сабли Хромой Тимур и Баязит. В 
этом виделось ему счастливое будущее Золотой Орды. Едиге не знал, что желанное 
случится через два года, но оно не принесет ему того, на что он так рассчитывал – 
Баязит потерпит поражение и закончит свою жизнь в железной клетке, отравленный 
сердобольным тюрком, а Хромой Тимур выйдет из этой борьбы не только 
неослабевшим, но еще более сильным, чем прежде. 
Так уж устроен мир – то, чего мы желаем более всего, обязательно ускользает от 
нас. 
Думая о будущем, Едиге размышлял и о дне сегодняшнем, о делах близких и не 
терпящих отлагательства. Он хорошо понимал, что в нынешнем положении, чтобы 
сделать Орду сильной, надо вновь строить разрушенные города и привлекать купцов. 
Шелковый путь больше не существовал. Города Орды в Крыму и по низовьям 
Итиля ничего не стоили в сравнении даже с одним Хорезмом, которым правил Хромой 
Тимур. Едиге казалось: овладей он богатым Хорезмом и Золотая Орда вновь начнет 
крепнуть, а казна ее расти. 
Но время для борьбы с Тимуром еще не пришло. Надо выждать несколько лет. 
7
Ильдирим Баязит – Молниеносный Баязит.

На второй день после приезда Едиге в ставку покойного Темир-Кутлука состоялись 
похороны хана. Его положили в белый мазар, увенчанный золотым полумесяцем. 
Мазар построили за два дня и две ночи рабы на высокой излучине Итиля. 
Едиге велел установить рядом с мазаром каменное изваяние человека. Его привезли 
давно, еще во времена правления Узбек-хана из Египта. Но поскольку Узбек был 
мусульманином, а религия эта запрещает изображать людей и животных, изваяние 
хранилось в подземелье ханского дворца. О каменном человеке со временем забыли, и 
вот только совсем недавно кто-то отыскал его в развалинах Сарай-Берке. Неведомый 
великий мастер сотворил каменного чудо-человека. Утром, на восходе солнца, 
каменное изваяние принимало облик юноши, в полдень, когда золотой диск 
поднимался высоко в небо, становилось похожим на мужа зрелого, сурового и 
способного совершать великие дела; вечером же, когда солнце делалось красным и 
готово было скрыться за краем земли, каменный человек превращался в старца – 
мудрого и немощного. 
Кто-то из приближенных Едиге попытался робко возразить ему, но эмир 
нахмурился: 
– 
А разве Темир-Кутлук умер смертью, достойной мусульманина? Пусть этот 
волшебный камень у его могилы напоминает всем, что здесь лежит хан, не похожий ни 
на одного из тех, которые жили и правили Ордой до него. 
И еще одно отступление от обычая совершил Едиге. Когда тело Темир-Кутлука 
было уже предано земле и муллы закончили читать молит, вы, эмир сказал 
назидательное слово: ничто не должно измениться после смерти хана, по-прежнему 
Золотая Орда должна оставаться сильной и могучей, эмиры – преданными тому, кто 
придет завтра на смену Темир- Кутлуку, а народ – послушен своим повелителям. И 
еще Едиге сказал: 
– 
Если бы жизнь человека никогда не прерывалась, она бы потеряла смысл. Жизнь 
оценивается не прожитыми годами, а делами, которые успел совершить человек. Хан 
Темир-Кутлук прожил недолгую, но славную жизнь. Он ушел туда, куда не доехать 
даже на самом сильном и быстром коне и откуда не возвращаются люди, как бы ни 
тосковали о них близкие и друзья. Пусть мягкой будет для тебя земля, славный Темир-
Кутлук! Прощай! 
Недолго пустовал ханский трон. После семидневных поминок Едиге поднял новым 
ханом Золотой Орды мирзу Шадибека. 
Едиге не спешил уезжать из ханской ставки. Подолгу сидел он в юрте Шадибека, 
беседуя о делах Золотой Орды. 
Его тревожили замыслы Хромого Тимура. Как правило, Тимур говорил одно, а 
делал другое. Могло случиться, что он направит своя полки не на османских тюрок, а 
совсем в другую сторону, то есть в степи Дешт-и-Кипчак. 
Однажды Едиге сказал: 
– 
Надо отправить послов к Хромому Тимуру и выразить ему наши дружеские 
чувства. 
Шадибек согласился. 

– 
Хорошо придумано, – сказал он. – Мы отправим послов ог твоего и моего имени. 
Надо сообщить Тимуру, что ханом Золотой Орды являюсь теперь я... 
Едиге от последних слов Шадибека передернуло. Не слишком ли рано почувствовал 
этот человек себя ханом? Как и прежде, эмир не собирался выпускать власть над 
Ордой из своих рук, но он решил пока не показывать своего недовольства. 
– 
Пусть будет так, - сказал Едыге сухо. 
Так! Но чтобы Шадибек все же почувствовал, кто настоящий хозяин, на до нанести 
ему сильный удар. 
– 
Пусть сегодня ночью, - буднично и просто сказал эмир, – в мою постель приведут 
младшую жену Темир-Кутлука... 
Удар был рассчитан точно. По старомонгольским законам эта женщина 
принадлежала теперь Шадибеку и после сорокадневных поминок по покойному Темир-
Кутлуку должна была стать его женой. 
Хан побледнел. Это было страшное унижение. 
– 
О ком вы говорите? – хрипло сказал он. 
Не отводя от Шадибека холодного, пронзительного взгляда, Едиге повторил: 
– 
Младшую... Самую младшую... Красивую... 
Хан опустил глаза. 
– 
Хорошо. 
Разговор больше не получался, и Шадибек, поднявшись, вышел из юрты. 
Едиге с усмешкой посмотрел ему вслед. 
– 
Ох, как трудно быть ханом Золотой Орды... – сказал он вслух. Когда воин 
втолкнул к нему в юрту женщину, эмир сначала не узнал ее. Лицо женщины было 
суровым, глаза гневными, брови нахмурены. 
– 
Постели постель, – приказал Едиге. 
Женщина прямо и твердо посмотрела ему в лицо. 
– 
Зачем? Разве ты не знаешь, что я шиитка и не могу лечь в одну постель с 
мужчиной, если он мне не муж? 
Эмир рассмеялся: 
– 
По-твоему не будет!.. 
Женщина отступила на шаг. 
– 
Не подходи! – в руке ее сверкнул широкий узбекский нож. Едиге нахмурился. Он 
не привык, чтобы ему отказывали, когда он чего-то хочет. 
– 
Ты хорошенько подумай. 
– 
Мне не о чем думать! Так велит поступать бог! 
Эмир вдруг стремительно бросился к женщине, вывернул ей руку, и нож отлетел 
далеко в сторону. Он повалил ее на кошму и прямо у входа взял ее. 
Шадибек не находил себе места. Едиге опозорил его своим требованием, по и 
отказать, не подчиниться эмиру не мог. Минуло всего несколько дней, как Едиге 
сделал его ханом. Все войско, вся сила в руках Едиге: захочет – другого поставит 
ханом. Поэтому надо пережить этот позор, сделать вид, что ничего не произошло. 

Шадибек позвал к себе начальника стражи – молчаливого, преданного джигита. 
– 
С наступлением ночи, – сказал он, – отведешь младшую жену Темир-Кутлука в 
юрту эмира, – и, подумав немного, добавил угрюмо: – Дождешься, когда она выйдет 
оттуда и... привяжешь ее к хвосту не объезженного коня. Я не хочу, чтобы мои глаза 
когда-нибудь увидели вновь эту женщину... 
Воин поклонился и молча исчез из юрты. 
Обида, ярость не покидали Шадибека, не утихали, и оттого не было сна. Он 
ворочался на своем ложе, старался не думать о происходящем. Только перед рассветом 
услышал он, как промчался где-то за аулом испуганный конь, выбивая копытами 
бешеную дробь. 
И сразу на душе стало легко. Больше не было свидетельницы его позора. 
По усталому виду хана Едиге понял, что тот провел эту ночь без сна. Мелькнула 
мысль, не слишком ли он быстро и грубо решил подчинить себе Шадибека, смять его 
волю? Не обернется ли это затаенной злобой, не помешает ли в будущем править 
Ордой? Но разум подсказывал, что новоиспеченный хан не настолько глуп, чтобы из-за 
женщины стать врагом ему, своему покровителю. 
Весть о том, что новым ханом Золотой Орды по воле Едиге стал Шадибек, вызвала у 
Хромого Тимура приступ ярости. Правитель Мавераннахра в это время находился в 
Герате, но и сюда доходили вести, что Орда вновь начинает крепнуть, собирать войско. 
Тимуру не нужны были пустынные степи Дешт-и-Кипчак, но и не хотел он иметь 
рядом с собой соседа, который всегда отличался вероломством и только выжидал 
удачного момента, чтобы вцепиться зубами в полу халата. Эмир решил, что настало 
время вновь двинуть свои полки на Золотую Орду, чтобы не дать ей возможности 
превратиться вновь в серьезного соперника и врага. Мысль эта с каждым днем все 
больше занимала Тимура. 
Но в это время в Герат неожиданно прибыли золотоордынские послы. Они привезли 
эмиру в подарок прекрасных кречетов и ласковые слова от нового своего повелителя 
хана Шадибека и Едиге. 
Тимуру это польстило, но ни одному слову послов он не поверил. Было ясно только 
одно, что Орда еще слаба, если решилась на такой поступок. Как было заведено по 
Обычаю, эмир одарил гостей ответными щедрыми подарками. 
С походом в Дешт-и-Кипчак можно было пока не спешить, тем более что Тимура 
все больше беспокоили османские тюрки во главе с их султаном Баязитом 
Молниеносным. Вот кого в первую очередь следовало убрать с дороги. 
На этот раз поистине молниеносным оказался не Баязит, а Тимур. Он не дал 
возможности своему противнику собрать большое войско и потому легко разбил его 
под Анкарой, пленив самого султана. Так же стремительно, отягощенный большой 
добычей, эмир вернулся в Самарканд. 
И здесь снова ожила давняя мечта . Хромого Тимура – покорить Китай. Враг, 
который мог бы ударить ему в спину, был обескровлен; путь же в Китай лежал через 
золотоордынские степи и Семиречье. Таким образом, была возможность по пути к 

большой цели вновь разгромить оживающую Орду. 
Ни с кем не делясь, по обыкновению, своими замыслами, Хромой Тимур перебрался 
в Отрар и велел постепенно подтягивать к берегам Сейхундарьи свое огромное и 
грозное войско. Вскоре долина реки в среднем течении, вплоть до города Туркестана, 
стала похожа на огромный военный лагерь. Беспрестанно проводились учения, тысячи 
арб везли продовольствие, из степи пригоняли табуны лошадей. 
Здесь и нашел Хромого Тимура посол от Тохтамыша. Бывший хан, спрятавшийся от 
мести Едиге в окрестностях города Шангитара, прислал к эмиру своего самого верного 
человека – Караходжу. Эмир знал этого человека лично и потому согласился 
выслушать то, с чем он приехал. 
Караходжа вошел в походную юрту Тимура и, опустившись на одно колено, низко 
склонив голову, сказал: 
– 
Великий Тимур, я, несчастный, не решаюсь поведать о горечи моего господина и 
хозяина Тохтамыша. Его слова, его боль в этом послании, – и Караходжа протянул 
свиток в сторону эмира. 
Тимур грозно нахмурил брови, и ноздри его большого орлиного носа затрепетали. 
– 
Я посмотрю, что пишет Тохтамыш. 
Опустившись уже на оба колена, Караходжа пополз к возвышению, на котором 
сидел эмир, держа послание на вытянутых руках. 
Тимур небрежно взял свиток и протянул его стоящему рядом визирю в голубой 
чалме. 
– 
Читай громко, – сказал он. – Послушаем, что пишет человек, потерявший трон, 
силу и власть. 
Догадаться, о чем пишет Тохтамыш, было нетрудно. О чем может писать 
униженный, ищущий участия и защиты у своего бывшего врага человек? 
Визирь глубоким, бархатным голосом, словно стихи, нараспев, стал читать послание 
бывшего хана. Видно было, что чтение доставляет ему удовольствие, особенно то 
место, где говорилось о величии, силе и мудрости Тимура. 
Эмир рассмеялся. 
– 
Зачем Тохтамыш пишет об этом мне? Разве другие уже не говорили о моем 
величии? Прочти, чего он хочет. 
Визирь кивнул головой. 
– 
За все хорошее, что сделали мне вы, я отплатил дурным поступком и черной 
неблагодарностью. Теперь же аллах наказал меня, и я расплачиваюсь за это. Если бы 
вы, великий эмир Тимур, простили мне ошибки и оказали царскую свою милость, то до 
самых последних дней моих не было бы у вас более преданного человека, готового 
выполнить любой приказ, любое желание... 
Усмешка тронула губы Тимура, и он перебил визиря: 
– 
Все это надо понимать так, что Тохтамыш просит, чтобы я вновь посадил его на 
трон Золотой Орды? 
Караходжа еще ниже склонил голову. 
– 
Да, – сказал он. – Самому ему этого не добиться. Младший брат, покорный вашей 

воле, надеется на вашу щедрость, великий эмир! 
Тимур громко захохотал. 
– 
Чему только не научит судьба! – сказал он сквозь смех. – Нукер Караходжа, 
оказывается, и ты уже научился говорить, как бии – льстиво и со слезой в голосе?! 
– 
Да, великий эмир! Когда у тебя великое горе, то слеза потечет даже из незрячего 
ока. 
– 
Хорошо, – сказал эмир. – Ты придешь ко мне вечером. Нам будет о чем 
поговорить. 
Караходжа пришел к Тимуру после вечернего намаза, и они проговорили до 
глубокой ночи. Эмир расспрашивал старого нукера о том, что делается в Золотой Орде 
и каким войском может располагать Едиге, если дело дойдет до битвы. 
– 
Я верну трон Тохтамышу... – задумчиво сказал Тимур. – Но он сам должен помочь 
мне в этом. 
– 
Как? – Караходжа выжидательно смотрел на эмира. 
– 
Очень просто. Главная сила Дешт-и-Кипчак не столько в ее джигитах, сколько в 
конях. Без них воин-кочевник ничто. Если Тохтамыш хочет приблизить день своего 
торжества, то пусть лишит подвластные Едиге роды коней. Это можно делать по-
всякому: угонять, травить источники и колодцы, наконец, просто убивать... 
Хромой Тимур знал, что говорил. В свое время великий Искандер Двурогий, прежде 
чем отправиться войной на сакские племена, обитавшие тогда в Дешт-и-Кипчак, 
послал туда своих людей и те скупили у саков двести тысяч коней. Степные лошади 
были превосходными. Они могли подолгу обходиться без воды, одинаково хорошо 
были приспособлены к степи и горам. Именно на этих коней посадил Александр своих 
воинов, отправляясь против саков. 
Кочевник, лишенный коня, перестает быть воином. Он становится легкой добычей 
каждого, кто этого пожелает. На коне легко гнаться за врагом, конь же и выручит из 
беды, если случится такое, что придется спасать свою жизнь. 
И сейчас, разговаривая с Караходжой, Хромой Тимур понимал, что если войско 
Золотой Орды будет чувствовать недостаток в конях, то станет беспомощным, подобно 
птице, лишенной крыльев. 
Тохтамыша обрадовало обещание Тимура помочь ему вновь стать ханом. Он знал, 
что эмир всегда держит слово. Но его огорчило и расстроило повеление Тимура 
уничтожить лошадей. 
– 
Ты же знаешь, Караходжа, эмир хочет, чтобы мы сделали невозможное. У 
кочевника, после жены, конь является первым другом, и потому табуны охраняют 
самые смелые и отчаянные джигиты. У нас же слишком мало сил, чтобы совершить 
задуманное Тимуром. 
– 
Разве трон Золотой Орды не стоит того, чтобы рискнуть?! – упрямо и с вызовом 
возразил нукер. – Сколько лет ты ждал, пока снова на небосклоне появится твоя звезда. 
Не начав дело, не сделав попытку, ты выражаешь сомнения и тем самым лишаешь себя 
силы. 

– 
Хорошо, – сказал Тохтамыш. – Золотая Орда стоит того, чтобы еще раз испытать 
судьбу. 
Тохтамыш не успел выполнить наказ Хромого Тимура. Вьюжной мартовской ночью 
аула бывшего хана достигла страшная для него весть - неожиданно умер Тимур. Если 
бы среди зимы ударили раскаты грома и засверкали ослепительные молнии, это бы 
меньше поразило и напугало Тохтамыша. Потухла, задутая ветром страшного 
известия, последняя искра надежды вновь возродиться. 
Хромой Тимур умер в год курицы (1405), на восемнадцатый день месяца февраля в 
городе Отраре. Смерть его была легка – он опустился на колени, чтобы совершить 
намаз, и вдруг упал лицом вниз, головой в сторону священной Каабы. Подбежавшие к 
нему визири и нукеры увидели, что их повелитель мертв. 
Люди знали, каждый из живущих на земле смертен, и все равно известие о том, что 
не стало Хромого Тимура, потрясло всех. Человека, перед которым трепетали десятки 
стран, для которого жизнь другого человека была дешевле жизни овцы, больше не 
было. 
Тимур мечтал, подобно Чингиз-хану, завоевать мир, и многое успел сделать, идя к 
своей цели, но уже на второй день после его смерти, сыновья начали борьбу за его 
трон. Не прошло и года, как покоренные эмиром государства перестали признавать 
власть Мавераннахра. Подобно лоскутному одеялу, сшитому неумелой рукой, 
распалось то, что Тимур создавал десятилетиями. 
Начав борьбу за власть, потомки эмира, тем не менее, поступили так, как велел им 
обычай. Для Хромого Тимура была воздвигнута величественная и прекрасная 
усыпальница с голубыми куполами – «Гур Эмир». Так потомки хотели не только 
почтить память эмира, но и показать народу, что деяние покойного одобряются ими и 
во всем служат примером. 
Смерть такого человека, как Хромой Тимур, не могла оставить никого 
равнодушным. Сотни тысяч людей радовались, что всевышний наконец-то прибрал 
кровожадного и жестокого правителя, но больше всех радовался сын эмира – Шахрух, 
потому что теперь трон Тимура принадлежал ему. Были и такие, кого печалила 
кончина эмира, но самым безутешным среди них был Тохтамыш... 
Смерть Хромого Тимура, одно имя которого заставляло трепетать правителей, 
многое изменила на Востоке и породила немало надежд. Больше некого было бояться. 
Едва в степях Дешт-и-Кипчак сошел снег и появилась первая трава, Едиге во главе 
пятидесятитысячного отряда конницы выступил в сторону Хорезма. Пора было 
осуществлять давнюю мечту – вернуть некогда принадлежавший Орде цветущий и 
богатый оазис. 
Двигался Едиге вперед поспешно, зная, что потомки Тимура, занятые борьбой за 
власть, не осмелятся ему помешать. По пути эмир пополнял свое войско кочевниками. 
В начале осени он остановил свои тумены на берегах Джейхундарьи. 
Эмиром Ургенча – главного города Хорезма – в это время был Муса из рода 

карататар. И здесь после смерти Хромого Тимура развернулась борьба за власть. Всего 
месяц потребовался Едиге, чтобы сломить волю защитников Ургенча. В январе года 
курицы (1406) Муса бросил свое войско и бежал в Мавераннахр. 
До наступления весны Едиге оставался в Хорезме, затем, посадив здесь своего 
даргуши-управителя, неожиданно повел тумены в сторону Шангитара, в земли, где 
кочевал со своими людьми Тохтамыш. Сейчас, когда удача посмотрела ему в лицо, 
эмир решил навсегда покончить со своим давним врагом, бывшим ханом Орды. 
Казалось, трудно понять, для чего это надо Едиге? Тохтамыш постарел и сам уже не 
мог угрожать ни эмиру, ни тем ханам, которых он возводил на трон. Но Едиге знал, что 
делал. Все больше его беспокоили сыновья старого хана. Давно из волчат о
НИ 
превратились в матерых волков, и от них могла идти опасность. Эмир решил, что пора 
покончить с ними и приторочить их головы к своему седлу. 
Тумены Едиге и Тохтамыша сошлись у реки Тара близ ее впадения в великий 
Иртыш. Погода не благоприятствовала битве – вся степь была закована в ледяной 
панцырь и кони не могли скакать, но многочисленное войско эмира уже к вечеру 
определило исход сражения: Тохтамышу придется спасаться бегством. 
Бывший хан внимательно следил за битвой. Недоброе предчувствие вдруг сжало его 
сердце – почему-то подумалось, что на этот раз его едва ли выручит даже самый 
быстрый конь. Не перст ли это судьбы, не предупреждение ли ее, что пришло время 
расстаться с этим бренным, беспокойным и таким неудачливым для него миром? 
Тохтамыш подумал вдруг, что если это так, то он постарается дорого продать свою 
жизнь. 
В течение всей битвы бывший хан видел, как охотились воины Едиге за его 
сыновьями Жалелэддином и Кадырберди. И сейчас сыновья были окружены плотным 
кольцом врагов. Что бы ни случилось, они не должны были погибнуть. Тохтамыш 
считал, что он виноват перед ними, потому что в свое время потерял Золотую Орду, 
сделав себя и их скитальцами. 
Сильно забилось старое, одряхлевшее сердце, и бывший хан тронул повод своего 
коня. Спокойный и величественный, выехал он на поле битвы и, остановившись от 
сражающихся на расстоянии полета стрелы, хриплым старым голосом крикнул: 
– 
Эй, Едиге, если ты не трусливая баба, то выходи на поединок! 
Тохтамыша услышали и увидели. 
Неожиданно от группы воинов отделился Едиге. Бывший хан сразу же узнал его по 
блестящим в заходящем солнце доспехам. 
– 
Ты хорошо подумал, на что решился, старый волк?! – крикнул он. 
Тохтамыш не ответил. Он ждал. И тогда Едиге бросил своего коня навстречу 
бывшему хану. Конь мчался, распластавшись над землей, подобно птице, и Тохтамыш 
хорошо знал, что будет дальше. Через несколько мгновений Едиге окажется рядом и 
коротко взмахнет соилом. Удар эмира неотразим. Если человек не из камня, он 
обязательно вылетит из седла. Бывший хан знал, что ему не устоять, потому что время 
его удали и время поединков давно прошло. 
Оружием Тохтамыша всегда была хитрость, и теперь, быть может, последний раз в 

жизни, он решил им воспользоваться. 
Резко развернув коня, он вдруг погнал его в сторону от поля битвы. Воины с обеих 
сторон перестали сражаться, и теперь все смотрели, как мчались по открытому 
пространству два великолепных скакуна. 
Конь Тохтамыша оказался быстрее, и вскоре он оторвался от преследователя на 
значительное расстояние. И тогда кто-то из воинов Едиге, желая помочь своему 
предводителю, увлек за собой несколько сот всадников и поскакал наперерез 
Тохтамышу. 
Кольцо вокруг Жалелэддина и Кадырберди распалось. Они поняли замысел отца, 
поняли, что он пошел на эту жертву только ради них. Сминая на своем пути 
поредевшие отряды Едиге, они вместе со своими воинами помчались в 
противоположную сторону, к чернеющему вдали лесу. 
А погоня продолжалась. На огромное расстояние растянулись всадники – гололед 
мешал скакать, и многие начали отставать. Вскоре в степи остались только Тохтамыш 
и преследующий его Едиге. Теперь и эмиру было понятно, что это бегство старый хан 
устроил неспроста, но отступать уже было нельзя. Сыновья Тохтамыша наверняка 
успели уже скрыться, и поэтому надо было разделаться хотя бы с самим старым 
волком. 
Расстояние между всадниками сокращалось, и вскоре Тохтамыш понял, что развязка 
близка. Он остановил коня, слез с седла и, подняв над головой кривую саблю, стал 
ждать приближения Едиге. 
Эмир налетел подобно буре и, не останавливая коня, на всем скаку ударил соилом 
по размытой вечерними сумерками фигуре. Тохтамыш упал. В полусознании он 
слышал, как вернулся к нему Едиге, как, мягко ступая по обледенелой земле, подошел 
совсем близко и сел ему на грудь. Стало трудно дышать. Эмир долго и молча сидел на 
теле поверженного врага, потом вдруг выхватил из-за пояса нож и полоснул 
Тохтамыша по горлу. 
О том, что Едиге убил Тохтамыша, утром уже знала вся степь. И когда эта весть 
дошла до любимой жены эмира, дочери Тохтамыша Жанике, она не заплакала. Только 
губы стали бледными, и она прошептала: 
– 
Ты нарушил клятву, мирза Едиге, и за это будешь проклят. Тебе недолго осталось 
ходить по земле... 
После смерти Тохтамыша сыновья его – Жалелэддин и Керимберди ушли на Русь и 
попросили покровительства у московского князя. Кун- чек-султан, Жапарберди и 
Кадырберди с остатками своего войска откочевали в сторону Сыгнака, в места, где 
когда-то отец их стал ханом. 
Вернув Золотой Орде Хорезм, убив Тохтамыша, довольный Едиге возвращался в 
междуречье Итиля и Яика. Он был уверен, что именно теперь наступило то время, о 
котором он мечтал всю жизнь – Орда набирала силу и возвращала себе былое величие. 
Впереди были дальние и удачные походы, бесчисленные стада скота и несметная 
добыча, отнятая у покоренных народов. 

Для исполнения желаний необходимо было большое и хорошо вооруженное войско, 
беспрекословное подчинение эмиров, биев, батыров, старейшин родов. Безжалостной 
рукой приводил эмир к смирению всех недовольных или несогласных с ним. Со всех 
родов, кочующих в пределах ордынских земель, Едиге повелел взять большие подати, 
не считаясь с тем, что, разоренные предыдущими междоусобицами, многие из них едва 
сводили концы с концами. В улусах и аймаках начался ропот. Все меньше оставалось у 
эмира приверженцев, и все чаще стали слышны голоса, что он забрал в свои руки 
слишком большую власть в Орде, что ему пора бы вернуться в свой ногайлинский 
улус. Особенно недовольны Едиге были те, кто вел свою родословную от великого 
Чингиз-хана. 
Год свиньи (1407) эмир действительно провел в своем улусе. С наступлением весны 
он собирался заняться подготовкой похода на Русь. Зная, что у него много врагов, 
Едиге пристально следил за тем, что происходило в Орде, в окружении хана Шадибека. 
И когда тот, объединив вокруг себя чингизидов, попытался освободиться от влияния 
эмира, Едиге неожиданно напал на войско хана и разбил его. Шадибек вместе с семьей 
бежал к эмиру Дербента Шейх-Ибрагиму – своему зятю. Еще некоторое время он 
продолжал чеканить здесь свои деньги, считая по-прежнему себя властителем Золотой 
Орды, но Едиге, придя в ханскую ставку, уже посадил здесь нового, угодного ему хана. 
Им стал Булат – сын покойного Темир-Кутлука. 
Всю жизнь ненавидя Тохтамыша, Едиге тем не менее многое делал так же, как он. 
Главным его оружием всегда были хитрость и коварство. Едиге не оставил мысли о 
походе на Русь. Через верных людей эмир хорошо знал, что делалось на Москве и в 
великом княжестве Литовском. 
К счастью, между Литвой и Русью не было мира, и это устраивало Едиге. По его 
наущению Булат-хан, сев на трон Золотой Орды, отправил на Русь посольство с 
требованием подчиниться ему, платить, как и прежде, подати и налоги, а спорные 
вопросы между княжествами решать только в ханской ставке. Ни один русский князь 
не пожелал выразить покорность Орде и, не показал испуга, кроме князя тверского. Но 
на то были свои основания – там спорили, не могли поделить княжеский престол Иван 
Михайлович и Юрий Всеволодович. 
И, желая обезопасить себя от неожиданности или случайностей, Едиге стал делать 
то же самое, что делал до него Тохтамыш. Одно за другим отправлял он посольства то 
в Москву, то в Литву, и каждому князю эмир предлагал помощь в борьбе с его врагом. 
Когда же войско его было готово к походу на Русь, Едиге послал к московскому 
князю своего человека со словами: «Булат-хан намерен с большою силою двинуться на 
Витовта. Хан хочет отомстить ему за насилия, которые он совершил на твоей земле. 
Надеюсь, ты не забудешь наш добрый поступок?» 
Василий Дмитриевич, несмотря на то, что был заранее предупрежден о тайных 
замыслах Едиге, поверил, что татары идут на Литву, и не проявил беспокойства... 
В конце декабря года коровы (1409) огромное войско, ведомое Едиге, вторглось в 

русские земли. Подражая основателю Золотой Орды Бату-хану, эмир приказал никого 
не щадить. Великий страх должна была нагнать татарская рать на Русь, оставив после 
себя пожарища и горы трупов. 
Дорого обошлась русским землям доверчивость князя Василия Дмитриевича. 
Татары жгли, грабили и убивали с особой жестокостью. Двухсоттысячное войско 
Едиге подошло к Москве и остановилось у ее стен. Никто не спешил открывать перед 
эмиром ворота города, не вышли и встречать его хлебом-солью. На тучи стрел 
ответили горожане пушечным громом и тяжелыми ядрами. 
Ослушался эмира еще недавно выражавший ему покорность тверской князь Иван 
Михайлович. Не пришел он под стены Москвы со своими ратными людьми и пушками. 
Среди защитников города были и сыновья Тохтамыша – Жалелэддин и Керимберди. 
Тяжким выдался минувший год для московского княжества, – за все лето над ним не 
прошумело ни одного дождя, и потому земля не родила хлеб. Голод и болезни, больше 
чем вражеские стрелы, наносили урон защитникам города, но русские не хотели 
сдаваться на милость победителя. 
Едиге забеспокоился. Он надеялся на легкую победу, на быстрый успех. Надо было 
искать какой-то выход. 
Словно спеша помочь эмиру разрубить так некстати завязавшийся узел, прибыл 
гонец из Орды с посланием от Булат-хана. Тот писал, чтобы Едиге скорее возвращался 
в Орду, так как над нею нависла серьезная опасность. 
Скрывая от всех до поры, что обстоятельства заставляют его снять с Москвы осаду, 
Едиге потребовал от горожан выкуп в три тысячи рублей. Измученные болезнями и 
голодом, защитники Москвы согласились на это. 
Едиге снял тотчас осаду и, не давая своим туменам отдыха, несмотря на трескучие 
морозы и частые вьюги, быстрым маршем пошел в родные степи. Из послания Булат-
хана он знал, что произошло в Орде. 
У покойного хана Тохтамыша осталось тринадцать сыновей и семь дочерей. Все они 
были связаны родственными узами со многими знатными людьми Орды: с эмирами, 
беками, биями, батырами. Пользуясь отсутствием Едиге, сторонники Тохтамыша 
объединили свои силы и двинулись против Булат-хана, желая посадить на его место 
своего человека. 
Стремительное появление Едиге в Орде было для них неожиданностью. Понимая, 
что с имеющимися в их распоряжении пятидесятью тысячами воинов им не одолеть 
двухсоттысячное войско эмира, сторонники Тохтамыша разбежались по своим улусам 
и аймакам. 
Расправившись с каждым из мятежников поодиночке, Едиге снова удалился в свой 
улус. Казалось бы, мир и покой прочно установились в Орде, но в год зайца (1411) 
неожиданно умер Булат-хан. Ордынская знать самовольно объявила новым ханом 
среднего сына Темир-Кутлука – Тимура. 
Едиге был взбешен. Снова закончилась для него мирная жизнь, и надо было 
готовиться к борьбе, потому что он чувствовал, что новый хан, поднятый не им, а 
другими, не захочет одеть на себя ярмо беспрекословного подчинения. 

Бесконечная борьба составляла суть жизни Едиге, и потому он без страха и 
сомнений выступил с пятидесятитысячным войском против нового врага, хана Тимура. 
Но на этот раз обстановка сложилась не в его пользу, и, желая избежать осложнений 
и выиграть время, эмир спешно повернул свое войско в сторону Хорезма, где его 
положение все еще оставалось прочным. 
Но хан, охваченный желанием поскорее избавиться от коварного и хитрого эмира, 
бросился вслед за Едиге. Битва состоялась в десяти днях пути от Хорезма, и впервые 
Едиге, уже много лет не знавший поражений, был 'разбит. С остатками войска, с 
женами и детьми эмир укрылся за стенами главного города Хорезма – Ургенча. 
Полгода держал его в осаде Тимур-хан и, быть может, сумел бы покончить с Едиге, 
но в это время, пользуясь его отсутствием, власть в Орде неожиданно захватил 
Жалелэддин. 
И, как велось испокон веков в степи, те, кто еще вчера, казалось, верно служили 
Едиге и Тимуру, сразу же переметнулись на сторону более сильного. Теперь у эмира 
было два врага. Они находились в состоянии войны друг с другом, но оба страстно 
желали гибели Едиге. 
Сын Тохтамыша, Жалелэддин, переметнувшийся в литовский стан, послал к эмирам 
Тимур-хана своего человека со словами: «Пока ханом Орды был Тимур, вы сражались 
на его стороне, Сейчас же ханом стал я, и потому вы должны служить мне. Но прежде 
поймайте нашего общего врага Едиге». 
Три человека продолжали упорно считать себя повелителями Золотой Орды, ее 
земель и ее народов. Так долго продолжаться не могло. И тогда один из эмиров Тимура 
– 
Газан – приказал своему нукеру убить не ожидающего измены хана, сам же 
переметнулся к более сильному Жалелэддину. 
Усилившись за счет перешедшего на его сторону войска Тимура, новый хан 
приказал Каджулай-бахадуру с большим отрядом выступить против Едиге и 
непременно привезти его голову. 
Золото развязывает языки быстрее, чем пытки. Вскоре эмир уже все знал об отряде 
Каджулай-бахадура. Понимая, что враг превосходит его числом, Едиге решил пойти на 
хитрость. Выйдя навстречу Каджулай- бахадуру, он разделил свое войско на две части. 
Первая должна была вступить в битву с врагом, другая же укрылась в засаде. Древний, 
как мир, прием использовал эмир. Подобно монголам во времена Чингиз-хана, воины 
его, начавшие битву, вскоре обратились в бегство, бросая конские попоны и 
переметные сумы. Каджулай поверил, что победа близка, и начал преследовать врага, 
забыв об осторожности. Когда же его войско потеряло боевое построение и 
рассыпалось по степи, вышли из засады полки Едиге. Это решило исход битвы, 
Каджулай-бахадур погиб. 
Захватив большое количество пленных и богатую добычу, эмир вернулся в Хорезм. 
Голова незадачливого Каджулая была надета на острие копья и выставлена на главной 
площади Ургенча. 
Это была победа, но она не веселила сердце Едиге, потому что он хорошо понимал – 
нынешняя выигранная битва ничего не решала. Мысль о том, что враги его сильны, 

ожесточала эмира с каждым днем все сильнее и сильнее. Он все больше проливал 
крови, и приказы его перестали быть разумными. Едиге повелел заковать пленников в 
железо и обязал жителей города охранять их. За каждого убежавшего жизнью своей 
обязан был отвечать не только стерегущий, но и все, кто жил о ним в одном квартале. 
Желая как можно сильнее укрепиться в Хорезме, Едиге назначил эмиром его своего 
сына Мубарекшаха, правителем Ургенча – Бикешек-бия, судьей – Садыршейха. 
Измученные поборами и грабежами, пребывая в постоянном страхе за свою жизнь, 
люди начали роптать. 
В год, когда Едиге предпринял поход на Москву, закончился спор между сыновьями 
Хромого Тимура, и в Самарканд въехал его старший сын Шахрух. Он привез с собой 
своего старшего сына Улугбека и вручил ему власть над Мавераннахром. 
Когда же к Шахруху прибыли послы из Золотой Орды, зная, что Едиге находится в. 
зените славы, он с подобающими почестями принял гостей. Одарив друг друга 
подарками, обе стороны остались довольны друг другом. 
Но сейчас, когда положение Едиге уже не было таким прочным, как раньше, 
Шахрух решил отобрать у него Хорезм и вернуть его под власть Мавераннахра. 
Первый поход не принес успеха. Ургенч устоял. Тогда Шахрух отправил новое 
войско во главе с Шах-Меликом. Это был воин смелый, умный и хитрый. Он не погнал 
своих воинов на глинобитные стены Ургенча, а, воспользовавшись недовольством 
горожан, уговорил знатных людей города открыть ворота. 
Хлебом, водою и кораном встретили Шах-Мелика сейиды, ученые, купцы и простой 
народ. 
Вместе с сыном бежал Едиге из Хорезма, мечтая о скорой мести для предавших его 
ургенчских жителей. Откуда было ему знать, что больше никогда жадная рука Орды не 
дотянется до этих благодатных земель и что следы его коня, оставленные на пыльной 
дороге, будут последними следами кочевника? 
Весть об изгнании из Хорезма Едиге обрадовала Жалелэддина, потому что неудача 
соперника помогала ему еще больше укрепиться. Желая показать свою преданность 
великому литовскому князю Витовту и отблагодарить его за оказанную помощь, хан 
Орды решил предпринять поход на Русь. Взяв несколько приграничных крепостей и 
пограбив их окрестности, Жалелэддин, однако, не решился идти вглубь русских 
земель, помня, что даже Едиге с гораздо большими силами не смог причинить русским 
князьям большого урона. 
Становясь ханом, каждый считал: ему предначертано судьбой возродить былое 
могущество Орды; но проходило время, и они начинали понимать, что смогли лишь 
продлить агонию, отодвинуть час гибели государства, созданного Бату-ханом. 
Пока Жалелэддин тешил себя надеждами, ханом захотел стать его брат Керимберди. 
В коротком сражении, удачно пустив стрелу с каленым наконечником, Керимберди 
убил брата и добился желаемого – объявил себя ханом. 
Люди всегда соперничали со временем, и то, что не всегда могло разрушить время, 
разрушали люди. Чингизиды, эмиры, бии рвали земли Золотой Орды на части с 

яростью голодных волков, которым досталась баранья шкура, пахнущая свежей 
кровью. 
Надвигалась старость. И вместо неукротимой жажды деятельности Едиге все чаще 
хотелось просто мстить своим врагам за то, что так бесславно заканчивалась жизнь. 
После долгих раздумий Едиге вместе с женами и детьми в сопровождении большого 
отряда воинов-ногайлинцев, оставив Крым, который дал убежище после Хорезма, 
двинулся в Дешт-и-Кипчак. Он рассчитывал добраться до ее восточных пределов, до 
небольшого городка Кумкента, где когда-то впервые увидел солнце, и здесь, в тишине 
и покое, не ввязываясь ни в какую борьбу, прожить оставшиеся дни, отпущенные ему 
аллахом. 
Но едва Едиге достиг берегов Сейхундарьи, как кочевавший в окрестностях. 
Сыгнака младший сын Тохтамыша Кадырберди заступил ему дорогу. 
Битва была короткой, но жаркой и беспощадной. Весь израненный, с небольшим 
отрядом самых близких ему людей, эмир с трудом ушел от погони. 
Начались дни скитаний. И однажды, лежа на обрывке старой кошмы и глядя на ярко 
мерцающие в вышине звезды, Едиге понял, что умирает. Не боль и раны были тому 
причиной, он просто почувствовал, что оставшаяся жизнь не имеет никакого смысла. 
Хриплым, слабым голосом он позвал: 
– 
Окас... 
Чья-то тень зашевелилась во тьме, и к изголовью эмира подошел его внук, 
наклонился, стараясь рассмотреть лицо деда. 
– 
Послушай меня, Окас... Хорошая собака никогда не умирает у порога своего 
дома... Она уходит, чтобы никто не увидел ее трупа... Завтра ты возьмешь десять самых 
верных воинов и увезешь меня к горам Улутау. Я хочу умереть там... 
Окас ничего не ответил. 
Долгой была дорога. Едиге везли на носилках, сплетенных из ивовых прутьев и 
выстланных кусками старой кощмы. В нищете, тайно отправлялся к месту, где он 
решил умереть, человек, который еще недавно повелевал огромной Золотой Ордой. 
Возвышал и смещал ханов. 
Раны на теле Едиге гноились, и, казалось бы, смерть должна была давно забрать его, 
но эмир не умирал. 
Не ради прихоти или каприза попросил он внука увезти его к подножью Улутау. 
Здесь, в самой середине великой степи Дешт-и-Кипчак, рождалась более двух с 
половиной веков назад великая Золотая Орда. Здесь поднял свое знамя ее создатель, 
внук потрясателя Вселенной, бесстрашный Бату-хан, здесь собирал он свое доблестное 
войско, с которым покорил десятки государств и множество народов. После многих 
дней пути небольшой отряд достиг цели. 
– 
Я хочу, чтобы вы подняли меня на вершину Улутау, – сказал внуку Едиге. – Это 
моя последняя просьба. 
– 
Люди устали... – робко возразил Окас. 
– 
Я хочу, я приказываю! – жестко сказал эмир. 

Воины подняли носилки и молча двинулись в путь. 
Упираясь в синий купол неба, скалистая и неприступная, возвышалась перед ними 
вершина Улутау – Великая гора. Воины знали, что им, измотанным долгой дорогой, не 
одолеть ее крутые склоны, и потому, не сговариваясь, повернули к другой, стоящей 
неподалеку горе. Народ называл ее Кшитау – Маленькая гора. 
С трудом, после долгого подъема, поднялись они на ее вершину и опустили носилки 
на землю. 
Жестом руки подозвал к себе Едиге внука. 
– 
Отпусти воинов, пусть они возвращаются в свои аулы. С тобой пусть останутся 
только двое, чтобы, когда я умру, было кому предать мое тело земле... 
В знак согласия Окас наклонил голову. 
– 
Я сделаю так, как ты велишь. Разреши нам, тем, кто остается с тобой, пока еще 
стоит день, поохотиться на архаров... Запасы еды в наших переметных сумах 
закончились... 
Едиге прикрыл глаза. 
Воины ушли. Где-то далеко, у подножья, прозвенели под их ногами на осыпи камни, 
и наступила тишина. 
Собрав последние силы, Едиге приподнялся на носилках и оглянулся вокруг. 
Необъятный простор открывался с вершины. В сизом степном мареве тонула даль, но в 
этот миг ему показалось, что он видит все, что скрыто за окоемом. На западе катил 
свои волны могучий Итиль, а за ним синими жилами пересекали землю Дон и Днепр, а 
еще дальше был Крым с голубым ласковым морем. Мысленным взором увидел Едиге 
степи у подножья седого Кавказа и богатый Хорезм, весь в цветущих весенних садах. 
Все это когда-то принадлежало Золотой Орде, задуманной монголом Бату в центре 
бескрайней степи Дешт-и-Кипчак. здесь, у подножья Улутау. 
Порыв холодного жесткого ветра налетел вдруг с севера-востока, и Едиге сделалось 
зябко. В той стороне лежала земля русских – суровая и загадочная. Бату-хан покорил 
ее, но почему-то побоялся остаться в ней, не решился сделать ее своим улусом. Что 
заставило его так поступить? Ведь и он, Едиге, стоял у стен Москвы и взял там 
большой выкуп, но вынужден был уйти... 
Эмир на миг прикрыл глаза. Тело упрямо тянуло к земле, но прежде чем снова лечь, 
он в последний раз посмотрел на восток. Там лежали монгольские степи, Каракорум – 
родина предков, которую он так ни разу и не увидел. Солнце клонилось к закату, и на 
востоке тяжелело, опускалось к земле небо – там уже рождалась ночь. 
Едиге откинулся на носилки. Снова поплыли перед его глазами земли, реки, города, 
где доводилось ему бывать. Лица людей' теснились перед его мысленным взором, и 
вставали картины битв. Но все это было в прошлом и почти не волновало эмира. 
Золотая Орда. Еще недавно он был ее повелителем, и не каждый человек 
осмеливался даже глянуть в его лицо. Почему же так несправедлива судьба?! Он, 
Едиге, делал все, чтобы она стояла вечно, и, казалось, вернул ей былое величие. А, 
может быть, это действительно только казалось? После того как князь московский – 
Дмитрий – разбил на Куликовом поле Мамая, произошло непонятное – Золотая Орда 

стала спотыкаться и падать, словно конь, которому подрезали жилы. Ни один хан 
после этого не смог долго усидеть в седле, и ни один не умер своей смертью. Будто 
проклятие за всю пролитую ранее ее воинами кровь тяготело над Ордой. Она еще 
побеждала, она еще была опасной, а порой и страшной для других народов, но ей уже 
сопротивлялись, ей не желали покоряться. А потом Тимур! Великий и страшный 
воитель! Он словно перст судьбы довершил то, что началось на Куликовом поле. 
Золотая Орда увиделась вдруг Едиге старым, огромным воином, стоящим на 
коленях и не имеющим сил подняться. Обнищавший, уставший от междоусобиц народ, 
разрушенные города, заросшие полынью караванные тропы когда-то великого 
Шелкового пути... Вот все, что осталось от прежнего блеска и славы... Разве можно с 
этим подняться, разве найдется такой человек, которому это под силу? Орда была 
сильна, пока могла брать, а когда ей это стало недоступно, кончилось и могущество. 
Другие народы научились защищаться. В развалинах лежат ордынские города, и 
ремесленники покинули их, став вновь кочевниками и забыв то, что умели. 
Едиге, рожденный в степи и выросший в седле, не мог понять и смириться с тем, что 
имя Золотой Орды больше ни у кого не вызывает трепета и никому не внушает страха. 
Не знал он в этот миг и того, что был последним правителем, при котором, на короткий 
миг, подобно степному миражу, возродилось и сейчас же истаяло былое величие Орды. 
Эмир смотрел в вечернее, наливающееся синевой небо, на белые облака, 
обрызганные розовым светом закатного солнца, и чувствовал, как уходят, покидают 
его последние силы. Еще он подумал – с безразличием человека, который устал от 
жизни, – что лучше бы умереть, как подобает воину, в битве, а не вдали от людей. Но 
сейчас же эта мысль забылась. 
Едиге вдруг послышался тихий шорох. Он с трудом повернул голову, думая, что это 
возвращается внук Окас, но вместо этого увидел торчащие из-за большого камня 
острия копий, лотом появилось плоское желтое лицо со злыми глазами. Эмир узнал в 
человеке одного из сыновей Тохтамыша Жагала, рожденного девушкой, привезенной в 
свое время из Ирана. 
Едиге понял, что в образе Жагала пришла за ним смерть, и не испугался близкого 
конца. 
– 
Выходит, вы следили за мной? – тихо спросил он. 
– 
Да. 
– 
Ты должен меня убить? 
Сын Тохтамыша засмеялся. 
– 
Тот, кто стоит на пути Золотой Орды, должен умереть. Разве не так же поступал 
ты? 
Глаза эмира расширились. 
– 
Да, я поступал именно так, потому что думал так же, как ты... 
Жагал сказал хрипло и отрывисто: 
– 
Тебе не придется увидеть, как знамя Орды вновь поднимется над миром и народы 
десятков государств вновь упадут перед ним на колени! 
– 
Этого не будет... – печально возразил Едиге. 

– 
Почему? 
– 
Потому что уже давно нет Золотой Орды... – голос эмира слабел. – Есть улусы, 
татары и правители чингизиды, которые правят ими... 
– 
Он слишком много говорит! – крикнул Жагал и посмотрел на пришедших с ним 
воинов. – Делайте свое дело! 
И сразу же несколько копий воткнулись в Едиге. Дружно, легко подняли воины в 
воздух мертвое тело последнего правителя Золотой Орды и бросили его с вершины 
горы. 
– 
Быть может, его надо предать земле?.. – неуверенно предложил кто-то из воинов. 
– 
Зачем? – презрительно посмотрел Жагал на распростертого среди камней эмира. – 
Пусть станет он добычей хищных зверей и птиц... Мы сделали свое дело, и нам пора 
уходить... 
Воины начали поспешно спускаться с горы. У края земли, похожее на большое 
сердце, висело красное солнце. Оставались мгновения до той поры, когда оно потухнет 
и на безбрежные земли Золотой Орды опустится ночь. 
Журнал «Простор», №№ 1-3, 1984 г.