20
– Внутри или на террасе?
– Внутри…
Он был раздосадован;
– Откармливал я тебя, откармливал, а ты раз – и потеряла набранные килограммы…
– Почему ты уезжаешь?
– Ну я же сказал… Это суперпредложение, и потом… Ты скажешь, что я могу продать дом Полетты, но в том-то и дело, что не могу…
– Понимаю…
– Да нет, дело не в этом… Конечно, там столько воспоминаний… Понимаешь… На самом деле не моя эта хибарка.
– Дом принадлежит твоей матери?
– Нет. Тебе.
–…
– Последняя воля Полетты… – пояснил он, доставая из бумажника письмо. – Держи… Можешь прочесть…
Маленький мой Франк.
Не обращай внимания на почерк, я почти ослепла.
Но я прекрасно вижу, что эта девочка, Камилла, очень полюбила мой сад, потому-то и хочу оставить его ей – конечно, если ты не возражаешь…
Позаботься о себе и о ней.
Крепко тебя обнимаю,
твоя бабуля.
– Когда ты его получил?
– За несколько дней до… до ее… ухода… В тот день, когда Филу сообщил о продаже квартиры… Она… Она поняла, что… Что мы в полной заднице, чего уж там…
Уфф… Так и задохнуться недолго… Положение спас официант:
– Мсье?
– «Перье» с лимоном, пожалуйста…
– А для мадемуазель?
– Коньяк… Двойной…
– Она пишет о саде – не о доме…
– Ну… Не станем же мы торговаться из-за таких мелочей…
– Ты все-таки уедешь?
– Уеду. Я уже взял билет…
– Когда?
– Завтра вечером…
– Ты что-то сказала?
– Я думала, тебе надоело ишачить на других…
– Конечно, надоело, но что еще я могу?
Камилла порылась в сумке и достала блокнот.
– Нет, нет, хватит… – он закрыл лицо ладонями. Меня здесь уже нет…
Она переворачивала страницы.
– Смотри… – она повернула блокнот к нему.
– Что еще за список?
– Это места, которые нашли мы с Полеттой, когда гуляли…
– Места для чего?
– Пустующие помещения, где ты мог бы открыть свое дело… Мы все обдумали… Спорили каждый раз до хрипоты, прежде чем внести адрес в список! Лучшие подчеркнуты… Особенно вот этот… Маленькая площадь за Пантеоном… Очень старое и очень классное кафе, я уверена, тебе понравится…
Она допила коньяк.
– Ты бредишь… Знаешь, сколько стоит открыть ресторан?
– Нет.
– Ну я же говорю – совсем у тебя чердак отъехал! Ладно… Я должен закончить сборы… Вечером ужинаю у Филу и Сюзи, ты придешь?
Она схватила его за руку и не дала подняться.
– У меня есть деньги…
– У тебя? Да ты же всегда жила как побирушка!
– Да, потому что не хотела к ним прикасаться… Не люблю эти бабки, но тебе хочу их дать…
–…
– Помнишь, я рассказывала, что мой отец был страховщиком и погиб… от несчастного случая на работе?
– Да.
– Ну вот, он все очень хорошо организовал… Он знал, что покинет меня, вот и решил защитить…
– Не врубаюсь.
– Страховка… На мое имя…
– А почему ты… Почему ни разу даже пары туфель приличных себе не купила?
– Потому что… Не хочу я этих денег. От них воняет мертвечиной. Мне был нужен мой папа – живой. А не это.
– Сколько?
– Достаточно, чтобы банкиры широко тебе улыбались, предлагая роскошные условия предоставления кредита…
Она снова взялась за блокнот.
– Подожди, по-моему, я его где-то нарисовала… Он вырвал у нее блокнот.
– Прекрати, Камилла… Хватит уже. Перестань прятаться за этим чертовым блокнотом. Кончай… Хоть раз, умоляю тебя…
Она разглядывала барную стойку.
– Эй, я к тебе обращаюсь!
Она перевела взгляд на его майку.
– На меня. Посмотри на меня. Она подняла глаза.
– Почему ты просто не скажешь: «Не хочу, чтобы ты уезжал»? Я ведь такой же, как ты. Плевать я хотел на деньги, если придется тратить их в одиночку… Я… Я не знаю, черт… «Не хочу, чтобы ты уезжал» – не так уж трудно это выговорить, по-моему?
– Я тебе это уже сказала.
– Что?
– Я тебе это уже сказала…
– Когда?
– Вечером, 31 декабря…
– Ну-у, это не считается… Это из-за Филу… Она молчала.
– Камилла…
Он произнес – почти по слогам:
– Я… не… хочу… чтобы… ты… уезжал…
– Я…
– Хорошо, продолжай… Не…
– Я боюсь.
– Чего боишься?
– Тебя, себя, всего.
Он вздохнул.
И снова вздохнул.
– Смотри сюда. Повторяй за мной.
И он начал изображать выступление бодибилдера на конкурсе «Мисс Вселенная».
– Сожми кулаки, округли спину, согни руки, скрести их и заведи под подбородок… Вот так…
– Зачем? – изумилась она.
– А затем… Затем, чтобы треснула наконец эта проклятая кожа – она тебе мала… Ты же в ней задыхаешься… Немедленно вылезай… Вперед… Хочу услышать, как треснет шов на спине…
Она улыбалась.
– Черт, нет, не так… Завязывай с этой дурацкой улыбочкой… Мне совсем другое от тебя нужно! Пусть улыбаются метеодамочки… Так, я пошел, иначе совсем заведусь… Пока, до вечера…
21
Камилла устроила себе норку среди миллиона пестрых подушечек Сюзи, не прикоснулась к еде и выпила достаточно, чтобы смеяться в нужных местах.
Даже без диапроектора им был устроен сеанс «Знакомства с миром» …
– Арагон или Кастилия, – говорил Филибер…
– … – это сосцы судьбы! – повторяла она в качестве комментария к каждой фотографии.
Она была веселенькая. Грустная, но веселенькая.
Франк рано их покинул – ему предстояла «отходная» с коллегами, прощание с родиной…
Когда Камилле удалось наконец подняться, Филибер проводил ее на улицу.
– Все будет в порядке?
– Да.
– Вызвать тебе такси?
– Спасибо, не стоит. Я хочу пройтись.
– Ладно… Тогда приятной прогулки…
– Камилла…
– Да?
Она обернулась.
– Завтра… 17.15, Северный вокзал…
– Ты придешь?
Он покачал головой.
– Увы, нет… Я работаю…
– Камилла…
Она снова обернулась.
– Ты… Сходи туда вместо меня… Пожалуйста…
22
– Пришла помахать платком?
– Да.
– Мило с твоей стороны…
– Сколько нас?
– Кого?
– Девушек, явившихся помахать платочками и перепачкать тебя с головы до ног помадой?
– Смотри сама…
– Неужто я одна?
– Что поделаешь… – Он скорчил ей рожу. – Тяжелые времена… Хорошо еще, что англичанки такие пылкие… Во всяком случае, так мне сказали!
– Собираешься обучать их французскому поцелую?
– В том числе… Проводишь меня?
– Да.
Он взглянул на часы.
– Ну вот. У тебя всего пять минут, чтобы попытаться выговорить фразу из шести слов, сумеешь? Ладно, если шесть слишком много, я удовлетворюсь тремя… – пошутил он. – Но правильными, заветными, договорились? Черт! Я забыл прокомпостировать билет… Итак?
Тишина.
– Тем хуже… Останусь одиноким волком…
Он повесил свою огромную сумку на плечо и повернулся к ней спиной.
Кинулся на поиски контролера.
Она видела, как он убрал билет в бумажник и помахал ей рукой…
И «Евростар» побежал от нее прочь.
И она заплакала, глупая гусыня.
А он маячил вдали крошечной серой точкой…
У нее зазвонил мобильник.
– Это я.
– Знаю, номер высветился…
– Уверен, ты там сейчас изображаешь романтическую героиню, разнюнилась, захлебываешься слезами и соплями… Уверен, стоишь одна в конце платформы, как в кино, и оплакиваешь любовь, исчезнувшую с облачком белого дыма…
Она улыбнулась сквозь слезы.
– Вовсе… Вовсе нет, – наконец выговорила она, – я… Я как раз выхожу с вокзала…
– Врушка, – произнес голос у нее за спиной.
Она упала в его объятия и прижалась к нему крепко-крепко-крепко-крепко. До хруста в костях.
Она плакала.
Говорила не умолкая, сморкалась в его рубашку, снова лила слезы, выплакивая двадцать семь лет одиночества, тоски, подлых ударов по башке, она рыдала о недоданных ласках, горевала о безумии матери, о рассеянности отца, пустых хлопотах и своей вековой усталости, признавалась, как часто ей бывало холодно и голодно, и как много ошибок она сделала, и как предавала и ее предавали, и как у нее вечно кружилась голова, словно она стояла на краю пропасти. Она поведала ему о своих сомнениях насчет собственного тела, и о привкусе эфира во рту, и о постоянном страхе оказаться не на высоте. И о Полетте. О доброте и нежности Полетты, за пять с половиной секунд обратившейся в серый тлен…
Он прикрыл ее полами своей куртки и уперся подбородком ей в макушку.
– Ну ладно… Ладно… – тихонько шептал он, сам не зная, что хочет этим сказать: «Ладно, поплачь еще, выплачь все слезы» или «Ладно, все в порядке, довольно лить слезы».
Пусть сама решает.
Ее волосы щекотали ему лицо, он чувствовал себя очень молодым и счастливым.
Очень счастливым.
Он улыбался. Впервые в жизни он оказался в нужном месте в нужное время.
Он потерся подбородком о ее темечко.
– Успокойся, малышка… Не бери в голову, у нас все получится… Может, не лучше, чем у других, но и не хуже… Все получится, обещаю тебе… Получится… Мы ничего не потеряли – ведь у нас ничего нет… Ну же… Пошли.
Достарыңызбен бөлісу: |