Книга за год покорила сердца миллионов читателей, собрала огромное количество литературных премий, переводится на 36 языков и по ней уже снимается фильм
жүктеу/скачать 1.65 Mb.
|
8Ничего другого он им так и не сказал. – Я вас предупрежу, когда сам буду знать больше… – А? Но… Успокой нас… У тебя хоть подружка-то есть? – Подружка?! – возмутился он. – Да никогда в жизни! Подружка… Какое мерзкое слово… Невеста, дорогой мой… – Но ведь… Ей об этом известно? – О чем об этом? – Что вы помолвлены? – Пока нет… – признался он, дернув носом. Франк вздохнул. – Узнаю Филу… Ладно, проехали… Только не присылай нам приглашение накануне свадьбы, идет? Чтобы я успел купить хороший костюм… – А я – платье! – добавила Камилла. – А я – шляпу… – подала голос Полетта.
9Как-то вечером Кесслеры пришли на ужин. Они молча обошли квартиру. Два старых «бобо»119 были в отпаде… Сильное зрелище, что и говорить. Франк отсутствовал, Филибер был безупречен. Камилла показала им свою мастерскую. Здесь повсюду красовались изображения Полетты – в разных позах, в разных ракурсах, в разных техниках. Настоящий мемориал ее веселости, нежности, угрызениям совести и воспоминаниям, избороздившим морщинами ее лицо… Матильда была растрогана, Пьер – воодушевлен. – Очень хорошо! Замечательно! После прошлогодней летней жары старость вошла в моду, ты знала? Это будет иметь успех… Я уверен. Камилла была подавлена. По-дав-ле-на. – Не обращай внимания, – бросила его жена, – это провокация… Мсье растроган… – Черт, а это! Вы только посмотрите! Высший класс! – Она не закончена… – Оставь ее для меня. Обещаешь? Камилла кивнула. Нет. Эту она ему никогда не отдаст, потому что она никогда не будет закончена, а закончена она не будет потому, что ее модель никогда не вернется… Она это знала… Тем хуже. И тем лучше. Она не расстанется с этим наброском… Он не окончен… Он зависнет в пустоте… Как и их странная, немыслимая дружба… Как все, что разделяло их на этой земле. Как-то в субботу утром, несколько недель назад, Камилла работала и не услышала звонка. Филибер постучал ей в дверь. – Камилла… – Да? – Ца… Пришла царица Савская… Она… ззздесь, в моей гостиной… Мамаду была просто великолепна. Она надела самое красивое бубу и все свои драгоценности. Волосы на голове были выщипаны на две трети, тюрбан гармонировал с платьем. – Я же обещала, что приду, но тебе лучше поторопиться, в четыре я приглашена на свадьбу к родственникам… Здесь ты живешь? И работаешь тоже здесь? – Как же я рада снова тебя видеть! – Эй! Не трать время попусту… Камилла устроила ее поудобнее. – Вот так. Сиди прямо. – А я всегда держусь прямо! Сделав несколько набросков, она положила карандаш. – Я не могу рисовать тебя, не зная твоего имени… Ответом ей стал взгляд, полный величественного презрения: – Меня зовут Мари-Анастасия Бамундела М'Байе. Мари-Анастасия Бамундела М'Байе никогда не вернется в этот квартал в одеянии королевы Дьюлулу – деревни, где она родилась, Камилла была в этом уверена. Ее портрет никогда не будет закончен, и Пьер Кесслер никогда его не получит, ведь он не способен увидеть малышку Були, притаившуюся в руках этой «прекрасной негритянки»… Если не считать этих двух визитов и вечеринки по случаю тридцатилетия коллеги Франка, где Камилла, совершенно распоясавшись, кричала «У меня аппетит как у барра-куды, ба-ра-ку-дыыы», не произошло ничего из ряда вон выходящего. Дни становились длиннее, Филибер репетировал, Камилла работала, а Франк каждый день терял капельку веры в себя. Она его очень любила – и не любила, готова была отдаться – и не давалась, она пыталась – и сама не верила. Однажды вечером он не пришел ночевать. Решил посмотреть, что будет. Она ничего не сказала. Он повторил опыт – раз, другой, третий. Напивался. Спал у Кермадека. В основном один, в день внезапной смерти Полетты – с какой-то девкой. Довел ее до оргазма и отвернулся. – И все?
– Отстань. 10Полетта теперь почти не вставала, и Камилла перестала задавать вопросы, но постоянно, днем и ночью, держала ее в поле зрения. Порой старушка пребывала в нетях, но в другие дни находилась в отличной форме. Камиллу это изматывало. Где проходит граница между уважением к правам другого и неоказанием помощи человеку, которому угрожает опасность? Этот вопрос постоянно терзал Камиллу, но всякий раз, когда она, лежа среди ночи без сна, принимала твердое решение пригласить врача, старая дама просыпалась веселенькая и свежая, как утренняя роза… Уже много недель она не принимала никаких лекарств, потому что бывшая пассия Франка – лаборантка из больницы – отказывалась давать ему препараты без рецепта… В вечер премьеры Филибера Полетта чувствовала себя не слишком хорошо, и им пришлось попросить госпожу Перейру посидеть с ней… – Да сколько угодно! Я двенадцать лет прожила со свекровью, так что сами понимаете… Я умею обращаться со стариками! Представление должно было состояться в одном из молодежных клубов на окраине Парижа – им предстояло ехать по линии RER А. Поезд отошел в 19.34. Они сидели друг напротив друга, мысленно разговаривая. Камилла смотрела на Франка и улыбалась. Убери эту чертову улыбочку, мне она не нужна. Только улыбаться и умеешь… Завлекаешь людей, путаешь их… Да прекрати же ты лыбиться! Помрешь одна в своей башне в компании цветных карандашей – ничего другого ты не заслуживаешь. Как же я устал… Земляной червяк, полюбивший звезду, как вам это понравится… Франк смотрел на Камиллу, сцепив от злости зубы. Какой ты милый, когда бесишься… До чего же ты хорош в гневе… Почему я не могу довериться тебе? Почему заставляю тебя страдать? Зачем ношу кольчугу под латами и портупею через плечо? Какого черта зацикливаюсь на идиотских мелочах? Да возьми же ты открывашку, черт бы тебя побрал! Поищи в чемоданчике, там наверняка найдется инструмент, чтобы проделать дыру в броне и дать мне дышать… – О чем ты думаешь? – спросил он. – О твоей фамилии. Я недавно прочла в одном старом словаре, что «эстафье» – это выездной лакей, человек, бежавший за всадником и державший стремя… – Да ну?
– Угу. – Ясное дело – слуга, холуй… – Франк Лестафье? – Здесь.
– С кем ты спишь, когда не спишь со мной? – …
– Ты делаешь с ними то же, что со мной? – продолжила она, кусая губу. – Нет.
Они взялись за руки, выныривая на поверхность. Хорошая вещь – рука друга. Ни к чему не обязывает того, кто ее протягивает, и очень утешает того, кто ее пожимает… Место было унылое. Пахло клеем, теплой «Фантой» и нереализованными мечтами о славе. Ядовито-желтые афиши сообщали о триумфальном турне Района Риобамбо с оркестром – музыканты были в безрукавках из меха ламы. Франк и Камилла купили билеты и вошли в зал, где было полно свободных мест, выбирай не хочу… Зал постепенно заполнялся. Обстановка благотворительного праздника. Мамочки навели красоту, папаши проверяли видеокамеры. Франк нервничал и, как это всегда бывало в подобных ситуациях, тряс ногой. Камилла положила руку ему на колено. – Филу сейчас окажется один на один со всеми этими людьми, с ума можно сойти… Боюсь, я этого не переживу… А что, если у него случится провал в памяти? Или он начнет заикаться… Чччерт… Да его придется ложкой собирать… – Шшш… Все будет хорошо… – Если хоть один из этих придурков хихикнет, клянусь, я его придавлю голыми руками… – Спокойно… – Ну что спокойно, что спокойно?! Посмотрел бы я на тебя на этой сцене! Ты бы согласилась выступать перед толпой незнакомых людей? Первыми вышли дети. Вы хотели увидеть Скапена, Кено, Маленького Принца, героев с улицы Брока? Извольте! Зрелище было таким забавным, что Камилле никак не удавалось их нарисовать. Потом на сцену высыпала группка угловатых подростков, проходящих курс реадаптации. Они дергались, звеня тяжелыми золотыми цепочками. – Ну ни фига себе! Они что, колготки на головы натянули или как? – заволновался Франк. Антракт.
Черт, черт, черт… Теплая «Фанта» и никакого Филибера на горизонте… Когда свет снова погас, на сцену выскочила совершенно немыслимая девица. Крошечная, как Дюймовочка, она была одета в полосатые многоцветные колготки, тюлевую мини-юбку зеленого цвета и летную куртку, расшитую жемчугом. На ногах у нее были ядовито-розовые кроссовки в стиле «new look». Цвет волос гармонировал с обувью. Эльф. Горсть конфетти… Трогательная безумная клоунесса, в которую либо влюбишься с первого взгляда, либо так никогда и не поймешь. Камилла наклонилась к Франку и увидела на его лице глуповатую улыбку. – Добрый вечер… Ну… э… Да… Так вот… Я… Я очень долго думала, как представлю вам… Следующий номер… И в конце концов решила… Что лучше всего получится, если я расскажу о том, как мы встретились… – Ух ты, оно заикается. А рассказ-то нам адресован… – прошептал Франк. – Так вот… Ээ… Это случилось в прошлом году… Рассказывая, она отчаянно жестикулировала. – Вам известно, что я занимаюсь детскими студиями в Бобуре, и… Я его заметила, потому что он вечно крутился у турникетов, считал и пересчитывал свои открытки… Каждый раз когда я проходила мимо, я поглядывала на него, и он всегда был занят одним и тем же: пересчитывал открытки и постанывал. Как… Как Чаплин, понимаете? С тем благородным изяществом, от которого перехватывает горло… Когда вы не знаете, плакать вам или смеяться… Когда вы уже вообще ничего не понимаете… Стоите, как дурак, и на душе у вас кисло-сладко… Однажды я ему помогла и… Ну и влюбилась, чего уж там… Вы тоже влюбитесь, сами увидите… Его нельзя не полюбить… Этот парень, он… Он один может осветить весь этот город… Камилла сжала руку Франка. – Ой, вот еще что! Когда он мне впервые представился, он сказал: «Филибер де ла Дурбельер», а я – ну я же вежливая девушка – ответила по географическому принципу: «Сюзи… э… Бельвильская…» «О! – воскликнул он. – Вы из рода Жоффруа де Лажема Бельвильского, который сражался с Габсбургами в 1672 году?» Ну ничего себе… «Нет, – пролепетала я, – просто из Бельвиля… который в Париже…» Знаете, что самое прикольное? Он даже не расстроился. Она подпрыгивала. – Ну вот, все сказано. И я прошу вас встретить его бурными аплодисментами… Франк свистнул в два пальца. Тяжело ступая, появился Филибер. В доспехах. В кольчуге, с плюмажем, шпагой, щитом и всем прочим металлоломом. По рядам пробежала дрожь. Он заговорил, но никто ничего не мог разобрать. Через несколько минут появился мальчик с табуреткой и поднял ему забрало. И зал наконец услышал голос невозмутимого оратора. Люди заулыбались. Никто пока не понимал, в чем дело. И тут Филибер начал исполнять свой гениальный стриптиз. Каждый раз, когда он снимал очередной кусок железа, маленький паж громким голосом называл его: – Шлем… Подшлемник… Латный ошейник… Нагрудник… Перевязь… Налокотники… Наручь… Набедренники… Наколенники… Поножи… Окончательно разобрав себя на части, наш рыцарь лег на спину, и мальчик снял с него «обувку». – Наножные латы, – объявил он, поднимая их над головой и ухитрившись дать себе по носу. На сей раз смех прозвучал искренне. Ничто не разогревает зал лучше доброй грубой шутки… А в это время Филибер Жеан Луи-Мари Жорж Марке де ла Дурбельер монотонным и неспешным голосом называл ветви своего генеалогического древа, перечисляя доблестные подвиги славного рода. Его отдаленный дедуля Карл воевал против турок вместе с Людовиком Святым120 в 1271 году, другой, не менее отдаленный, дедушка Бертран, был при Азенкуре121 в 1415-м, дядюшка Бидюль участвовал в битве при Фонтенуа122, дед по имени Людовик бился на берегах Муаны при Шоле123, двоюродный дед Максимилиан был соратником Наполеона, а прадед по материнской линии попал в плен к бошам в Померании124. Филибер рассказывал все очень подробно. Дети не понимали ни слова. Уроки истории Франции в 3D. Высший класс. – И вот перед вами последний листок с этого генеалогического древа, – заключил он. И поднялся. Смертельно белый и ужасно худой, в одних кальсонах с королевскими лилиями. – Это ведь я, знаете? Тот самый, который пересчитывает открытки. Паж принес ему солдатскую шинель. – Почему? – спросил он их. – Почему, черт побери, отпрыск столь славного рода считает и пересчитывает кусочки бумаги в самом непотребном месте? Что ж, я вам объясню… И тут ветер переменился. Он рассказал им о своем «нежеланном» рождении – я с самого начала все время попадал впросак, матушка не желала делать аборт в больнице . Поведал о своем оторванном от внешнего мира детстве, когда его учили «держать дистанцию» с простолюдинами. О годах в пансионе, где его постоянно донимали и он не мог за себя постоять, потому что об этой стороне жизни знал только по сражениям своих оловянных солдатиков, и тогда он сделал своим оружием словарь Гафьо… А люди смеялись. Они смеялись потому, что это и правда было забавно. Смеялись над выходкой со стаканом мочи, смеялись над издевками, над очками, выброшенными в унитаз, над жестокостью маленьких вандейских крестьян и сомнительными утешениями наставника. Их смешило смирение голубя, который каждый вечер молился за тех, кто его оскорбил, и просил Господа не ввести его во искушение, и отвечал на вопросы отца, который каждую субботу спрашивал сына, не уронил ли тот фамильной чести, а у него все чесалось, потому что ему снова натерли член хозяйственным мылом. Да, люди смеялись. Он ведь тоже смеялся, а они, эти люди, уже были на его стороне. Каждый из них чувствовал себя принцем крови… Каждому казалось, что он рыцарь в сверкающих доспехах… Все были взволнованы. Он рассказал им о своих неврозах, навязчивых состояниях, о лекарствах, которые принимал, о заиканиях и запинаниях, когда язык переставал его слушаться, о приступах паники в общественных местах, о плохих зубах, о лысеющей голове, о сутулой спине и обо всем, что потерял на жизненном пути, потому что его угораздило родиться не в том веке. Он вырос без телевизора и без газет, лишенный общения, юмора и, главное, во враждебной по отношению к окружающему миру обстановке. Он дал им несколько практических советов, напомнил о правилах хорошего тона и других светских обычаях, цитируя по памяти учебник своей бабушки: Благородные и тонкие особы никогда не употребят в разговоре сравнения, которое может оскорбить слух кого-либо из слуг. Например: «Такой-то ведет себя как лакей». Знатные дамы былых времен так не деликатничали, и я точно знаю, что одна герцогиня, жившая вXVIII веке, имела обыкновение посылать свою прислугу на каждую казнь на Гревской площади. Она прямо так и говорила: «Это для вас хорошая школа». Мы теперь гораздо больше уважаем чувства и человеческое достоинство тех, кто ниже нас по положению, и это делает честь нашему времени… .И тем не менее! – Филибер неожиданно повысил голос, – Тем не менее вежливость хозяев не должна превращаться в фамильярность. Нет ничего вульгарнее, чем слушать сплетни прислуги… И зал снова улыбался, Хотя это уже было не смешно. Потом он заговорил на древнегреческом, прочел несколько молитв на латыни и признался, что не видел «Большую прогулку» 125, потому что в этом фильме смеются над монахинями… – Думаю, я единственный француз, не видевший «Большую прогулку» , не так ли? Кое-кто из зрителей попытался его успокоить: – Да нет, конечно нет, ты не единственный… – К счастью, я… Мне лучше. Полагаю, я сумел перейти через подъемный мост… И я… Я покинул свои владения, чтобы просто любить жизнь… Встретил людей куда благороднее себя и… Некоторые из них сидят сегодня в зале, и я не хотел бы смущать их, но… Филибер смотрел на них, и все повернулись к Франку и Камилле, а они безуспешно пытались… пытались проглотить комок в горле. Потому что человек, вещавший со сцены, этот верзила, смешивший их рассказами о своих несчастьях, был Филу, их ангел-хранитель, их СуперНесквик, спустившийся к ним с неба. Тот, кто спас их, обняв худыми ручищами за поникшие плечи… Люди аплодировали, а он заканчивал переодеваться, облачаясь во фрак и котелок. – Ну так вот… Думаю, я все сказал… Надеюсь, я не слишком утомил вас своими воспоминаниями… Если же я все-таки утомил вас, прошу меня извинить и посочувствовать сей благородной даме с розовыми волосами, ибо это она заставила меня выйти к вам сегодня вечером… Обещаю больше так не поступать, но… Он махнул тростью в сторону кулис, и паж принес ему пару перчаток и букет цветов. – Обратите внимание на цвет… – добавил он, надевая перчатки… – Кремовые… Бог мой… Я неисправимый поклонник классицизма… Так на чем я остановился? Ах да! Розовые волосы… Я… Я… знаю, что мадам и мсье Мартен, родители мадемуазель де Бельвиль, сегодня в зале, и я… я… я… я… Он опустился на одно колено. – Я… я заикаюсь, не так ли? Смех в зале. – Я заикаюсь, и на сей раз в этом нет ничего удивительного, потому что я прошу у вас руки вашей до… В это мгновение над сценой пронеслось пушечное ядро, и Филибер упал на спину. Его лицо исчезло под тюлевой оборкой, а над залом разнесся истошный крик: – Йииииииииии, я буду маркииизой!!!! Он кое-как поднялся на ноги, держа ее на руках. Сбитые с носа очки висели на ухе. – Славная победа, вы не находите? Он улыбался. – Предки могут мною гордиться…
жүктеу/скачать 1.65 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|