Кодекс Фэнтэзи-роман Но мой удел могу ль не звать ужасным?

Готовых заклятий для дальнейшего у Акселя, увы, не имелось: тут уже нужен был не сфинксозавр, а старый дружок Смертёнок. И юноша прибег к стихотворной магии:

Ты погрузишься в Галерею Снов!

Лифт с единственной сиротливой мухой на краю пополз в адскую черноту провала.

— Это напоминает мне... — всё ещё сумрачно начал пудель.

— Знаю, знаю: первую лунную дыру, в которой мы погостили! Нет уж, давай не будем вспоминать холмы Мариуса. К тому же нам и тут скучать не придётся...

Воспоминания о будущем длились, увы, недолго: лифт с каждой секундой двигался всё быстрее, почти падал! И хотя в стенах шахты зияли осыпавшиеся «дупла» боковых штреков, в которых, как уже знали путники, таились «медвежьи крысы», при подобной скорости их нечего было опасаться.

— Что за спешка? — бормотнул пёс. — Может, он сломался?

— А воздух какой тяжёлый! — вздохнула Дженни. — Чувствуешь, Акси?

— Д-да... — можно сказать, соврал Аксель. Дженни «зарядила» его настолько, что ему сейчас любое волшебное поле нипочём! Но он понимал происходящее.

— Это всё камень, — сказал он. — Помните, там, внизу, склеп с камнем, который заманивает прохожих и обещает открыть все тайны мира? В прошлый раз мы здесь поднимались, и его поле нас тормозило. А теперь оно нас притягивает!

Не успел он закончить, как лифт врезался в дно шахты. Всех здорово подкинуло кверху. Непроглядный мрак... Отсюда неба вверху не различишь даже в ясный день. Дженни чуть ли не задыхалась.

— Заколдуй её, — посоветовал пудель юноше. — Она-то не зелёная муха, что ей мучиться...

— Нет, — твёрдо сказала Дженни. — Мне кажется, я давно зелёная... Но лучше пока без волшебства. Чтобы знать, что вокруг творится!

— Да ты не волнуйся, — погладил ей руку Аксель. — В Галерее Снов нас никто не встретит, кроме всяких страшилищ. А поскольку они нам не помеха, мы безопасно и легко проникнем на нужный Ярус. Вперёд!

И Шворк взял среднюю скорость слегка любопытствующей мухи, которая сама не знает, зачем летит: на экскурсию или за едой.

— Вообще-то я был бы готов к жертве, — рассуждал он, следуя тёмным, узким туннелем, грубо высеченным в скале. — Вы меня слышите? Заманили сюда, так слушайте! Здесь, что ли, склеп с камнем? — и он сел на грязную стену.

— Здесь, здесь! — вздохнул Аксель. — Сам же чуешь... Мотай отсюда! Нашёл, где делать привал.

— Но я предлагаю жертву, — серьёзно и укоризненно сказал Шворк, складывая крылья. — Нам всем предстоит борьба. И, надо думать, не без погибших... Кто знает, может, вы все умрёте, а духи восторжествуют! Что тогда будет с человечеством?

— Ну, допустим... — ответил Аксель, начиная догадываться.

— Нельзя допустить этого, Акси! Даже и в мыслях... А на другой чаше весов лежит жизнь пса. Пускай особенного, но всё же пса. И вот, я мог бы сесть на тот камень — не из пустого любопытства, как ваш Смертёнок, а из гораздо более высоких соображений! Понимаете, к чему я клоню?

— Ты сразу откроешь все тайны Чёрного Кодекса и много других, и спасёшь нас всех ценой своей жизни, — угадал Аксель. — Не пойдёт!

— Почему? Тебе так важна моя жизнь? — не без удовольствия спросил Шворк.

Аксель открыл рот, но вмешалась Дженни.

— Очень важна! — сказала она, делая юноше гримасу. — Мы ни за что не пожертвуем тобой ради тысячи Чёрных Кодексов, наш пёсик. Сколько раз ты спасал нас всех... и ещё спасёшь! Да никому бы из нас не стать волшебником, если бы не ты. Ты утащил Кри в Альпы...

— Ну, вообще-то я плохо поступил...

— ... и, значит, дал возможность дедушке Акселя научить своих внуков колдовству. А Семь Смертей? Разве Акси и Кри ушли бы от них, если бы не ты?

— И Отто. Отто там тоже был, — вставил Шворк.

— Ну конечно! А когда началась лунная истерика...

— Не истерика, а тревога за друзей, — буркнул Аксель.

— Короче говоря, лунатизм... Кто забыл о своей семье и помчался в космос, хотя не верил, что всё это так уж нужно? Мы помним и ценим, не волнуйся! (Шворк затих и слушал очень внимательно, в самом деле напоминая муху). И потом, пёсик, если ты сядешь на тот камень, твоя жертва наверняка будет напрасной...

— Да? Почему же?

— Камень, я думаю, не лжёт, — ответила Дженни. — Кто на него сядет — узнает всё обо всём! Мне кажется, такой груз невыносим не то, что для нас, а и для Смертей... а может, кого повыше! И ты потеряешь речь, и память, и жизнь... ничего не рассказав нам.

— Но это не главная причина? — уточнил Шворк.

— Нет! Главная, я уже сказала — мы все тебя очень любим. И лети дальше...

— Ну хорошо, — согласился он. — Спасибо на добром слове, Дженни.

— Я тоже так думаю, — вставил Аксель, глядя на Дженни с изумлением. Та улыбнулась.

— Спасибо и тебе, Акси! — И полетел.

— Не такая уж я змея, выходит? — шепнула Дженни на ухо Акселю. Тот только вздохнул, чувствуя, как по этому уху бегут мурашки.

Шворк бодро проследовал туннелем и очутился наконец в галерее. Статуи дремали на пьедесталах — но, к немалой досаде пассажиров зелёной мухи, первый же дух-горбун очнулся, как только насекомое его миновало. И буркалы его, похожие на белых, подвижных кобр, услышавших флейту заклинателя, выглянули из глубоких глазниц в сторону пса. Так же встрепенулась следующая статуя, напоминавшая скорее не духа, а его древние развалины. Морда чудища провалилась куда-то в грудь; через трещину в ней, словно червяк, высунулся один-единственный глазной стебелёк. Глаза на нём давно уже не было, однако он чувствовал пролетавших и слепо зашевелился вслед.

— Фу! — вырвалось у Дженни. — Поглядите, да они все не спят! В прошлый раз не было такого... Просыпались лишь те, мимо которых мы в ту минуту шли.

— Мне кажется, мы «подзарядились» у камня, — уверенно сказал Аксель. — Да и наше волшебное поле уже помощней, чем прежде! Вот нас и чуют... Но если они только кривляются, то пусть. Или, знаешь, — нашло вдруг на него озарение, — давай-ка притормозим...

Зелёная муха послушно зависла в воздухе. Статуи тоже ждали.

Аксель точно знал, для чего он теряет время. Он был уверен: здесь, в Галерее Снов, их никто не тронет, а ежели тронет — отобьются. Его наполняла нежность к Дженни, и, кроме того, он хотел попробовать силы. Не Байрона! Свои собственные.

— Лети, когда я начну читать, — сказал он псу. — Только медленно...

И начал:
Мелкий и свежий дождь, Рыцарь Сырой Травы...

Когда-то Аксель стеснялся насмешек Дженни, слушавшей его перевод: ведь он уверил Кри, будто это совсем не перевод, а «чистый» акселев стих, посвящённый ей. Но где ему было обмануть Дженни Винтер! Теперь он стеснялся девушки по иной причине. И отвёл от неё глаза, читая:

Чтобы ты Дженни спас.

Не унимая дрожь, глупо — нет головы,

Слепо — значит, и глаз...

— Да.

— Ну, Дженни...

— Великого для меня, — закончила Дженни. — Устроит?

Трудно сказать, что было бы дальше, но положение спас голос Шворка.

— Меня радует царящее на борту согласие, однако я вынужден напомнить о цели нашего путешествия, требующей необходимой... э-э... Короче, давайте после!

— Извини, пёсик! — сказал багровый Аксель. — Мы не будем...

— Да нет, давно пора, только не сейчас! И ещё: хотя я и муха, мне кажется, пора стать невидимой. Судя по вашей памяти, так оно будет безопасней! Глядишь, примут меня за мутирующее заклятие...

Молча они летели мимо проломов, за которыми жили таинственной и постыдной жизнью тихие дворики, купавшиеся в вечернем свете. Вновь ползали и притворялись друг другом странные существа, одно из которых Акселю удалось разглядеть вблизи. Оно напоминало кающийся в грехах кирпич: сморщенное, плаксивое личико на торце (точней говоря — тычке), прижатые к груди передние лапки, похожие на мушиные личинки и кончавшиеся крохотными копытцами. Задние лапки у кирпича отсутствовали — он попросту скользил по земле под углом сорок пять градусов. Но, чувствуя, что на него смотрят, опрокинулся на землю навзничь, копытца у него отвалились, за ними — и все конечности, по телу же побежали трещины. Юноша брезгливо отвёл глаза, может быть, спасая кирпич от окончательной гибели во имя какой-то тайны.

— Занятные твари! — сказал Шворк, снова притормозив. — Неплохо бы ознакомиться поближе...

— Мы обошлись без этого в прошлый раз, и обойдёмся сегодня! — бросил Аксель. — Тебе что, делать нечего? Вперёд!

— А ты погляди туда... вперёд.

Аксель и Дженни устремили глаза в полумрак заброшенной галереи — и дружно вдохнули воздух. На расколотых плитах коридора, сквозь которые пробивались чахлые кусты подземной травы, сидел, подпирая стену, чудовищный и на первый взгляд дохлый богомол. Метров в двадцать ростом. Задние шипастые ноги, подобные замшелым ветвям (их было четыре) он вытянул поперёк галереи так, что они упирались в противоположную стену, а передние скрестил на груди. Если эту полосатую палку можно назвать грудью... Овальная голова с поникшими перистыми усиками, увенчанная коническим отростком, напомнила Акселю берет Мефистофеля с пером. Правда, на вершине отростка что-то блестело. Юноша сфокусировал волшебное зрение и с изумлением увидел... горизонтальную серебряную восьмёрку! Едва ли он различил бы её обычным взглядом: контуры богомола искривлял странный оптический эффект. Невидимое кривое зеркало?

— Видали? Знак бесконечности! — сказал Аксель, кивая на берет.

— В таком случае — бесконечный нищий! — заявил пудель. — Вы на ноги его посмотрите... Нижние... вон, правей!

Действительно, между парами нижних лап богомола стояла скромная глиняная чашка. Да, кажется, ещё с трещиной...

— Он тут что, побирается? — вырвалось у Дженни.

— Я думаю, дорожный налог, — хмыкнул Аксель. — Вопрос в том, сколько уплатить?

— И, главное, чем? — добавил пёс. — Чашка пуста, а разговаривать с ним неосторожно... Может, он поднимет тревогу!

— Как же нам быть?

— Я с этого начал. Но получил в ответ только ругань!

— Ты о чём? — запутался Аксель.

— Я сказал: «Занятные твари! Неплохо бы ознакомиться поближе». Они тут плодятся рядом с ним, с богомолом. И, наверно, что-то знают о нём! Проникну к ним, прикинусь своим и расспрошу...

— А если они ещё опасней его? Ударь по нему молнией, и пройдём!

— Голубь ты эльфический, — вздохнул Шворк. — Летаешь, летаешь, и пса за собой таскаешь, а заметить хоть что-нибудь ни в атмосфере, ни на земле не можешь... Ты видишь, какой он весь искривленный? Я такого волшебного поля, как у него, на нашей планете вообще никогда не видел! Лучше уже палить в Большую Линзу: та хоть не взорвётся, в отличие от этой глисты...

Аксель и точно позабыл. Сколько раз, будучи голубем, видел искривление пространства, глядя на землю сбоку — но с большой высоты, конечно! А вот на таком небольшом участке, в самом деле, ни разу. Шворк прав, не стоит палить.

Тем временем пёс выплюнул хозяев, попросив их стать невидимками, не увеличиваться в размерах и ничего без него не предпринимать. Затем на его месте возник кающийся кирпич, ещё более мерзкий, чем покончивший с собой «образец». И заскользил во дворик, махнув на прощание лапкой. Акселю решение пуделя казалось весьма рискованным: мало ли, какие там твари? Но лучшего варианта не было, и молодые люди смолчали. Они старались не смотреть вслед ушедшему: вдруг их любопытство вызовет эпидемию, и Шворку некого будет расспросить? А то и сам заразится...

Шворк отсутствовал минут двадцать. Вернувшись (всё в том же гадостном виде) он с наслаждением превратился в муху и доложил:

— Ну и дела! Слыхал я бред в своей жизни, но такого...

— А конкретнее? — спросил Аксель, косясь на труп богомола.

— Там общаются мысленно, — сказал Шворк. — И хорошо! Словами я бы не понял... Они приняли меня за новичка и наслали на мой компьютер целую информационную чуму! Точнее, собачью чумку...

— А ещё конкретней нельзя?

— Каждый из двориков замышлялся как часть Галереи Снов, но воплощал отдельную тему. Или проблему. В данном случае духов терзал вопрос, можно ли воскреснуть, прежде того не умерев ...

— Ты хочешь сказать: «умереть, чтобы после не воскреснуть»? — уточнила Дженни.

— Нет, это они знают. Зачем такое умение нужно, Третий Ярус решил обдумать по достижении цели. И в конце концов обитающим во дворике существам удалось добиться успеха...

— Правда? А мне показалось — кирпичи... — хмыкнул Аксель.

— Да нет, не совсем. У них тут, Акси, три стадии бытия: квапт, полуквапт, бесстыдка. Последний статус, если я верно понял, не имеет отрицательного значения. Наоборот! Но всё по порядку. Сперва...

— Минуточку! У меня другие заботы, — напомнил Аксель. — Ты зачем ходил?

— Ну пусть, пусть расскажет! Интересно же... — попросила Дженни. И юноша немедленно уступил.

— Дворик, где я побывал, — начал Шворк, — возник как моральное осознание вечной проблемы, на которую духов натолкнуло начальство. Проще говоря, Смерти... В мире духов мёртвые, конечно же, воскресают: просто они уже не вместе с живыми. Но одна из Матерей Вечности в частной беседе заметила Великому Звёздному, что стыдно воскресать тем, кто и умереть-то толком не в состоянии... И Великий Звёздный решил отстоять честь своего мира, то есть, как-нибудь вышеназванную проблему разрешить. А если и не получится — не страшно! Он вообще считает неразрешимые проблемы полезными с любой точки зрения...

— Ах, вот как, — сказала Дженни.

— Исходной фигурой Дворика является существо, которое духи на своём языке называют «квапт» — «воскресший, не умерев». В живой природе что-то обязательно умирает, чтоб потом появилась жизнь. Квапта же вывели колдовством из вакуума, он не подчинялся этому правилу и не имел сперва разновидностей. Но затем учёным Подземного Мира стало ясно: ведь квапт, строго говоря, всё же не воскрес! Ибо не умирал вообще.

— Наверное, — согласился Аксель.

— Да. Ну, короче, квапты должны были научиться умирать задним числом и начали перевоплощаться. Для этого нужен чей-нибудь взгляд извне — иначе говоря, первовзгляд, — а, значит, пролом. Кто-нибудь заглядывает в него, видит квапта и первовзглядом отчуждает его в начальную смертоформу — полуквапта. Чтобы достичь её, квапт отбрасывает копыта, далее — лапки, разлагается до стадии полуквапта, а затем уже — до конечной смертоформы. То есть до абсолютной идеи собственной гибели, которая может не стыдится будущего своего воскрешения. Иначе говоря, до бесстыдки! Понимаете?

— Кажется... — неуверенно ответила Дженни. — А ты, Акси, понимаешь?

— Я бы попил воды, — ушёл от ответа Аксель. И, наколдовав себе шпруделя, сказал: — Заканчивай, но попроще, ладно?

— И вот тут есть одна бытовая тонкость, — продолжал Шворк, — которую не каждый поймёт! Прикиньте-ка сами: кто мог бы бросить во Дворик первовзгляд? Кто здесь шляется, грубо говоря?

— Богомол, — сказал Аксель. — Заклятия-мутанты...

— Смерти! — страдальчески вздохнул пёс. — Точнее, их шалуны-Смертята! Дворик основан уже после того, как они повадились лазить в Галерею. И они когда-нибудь заинтересуются им — вот как мы! — и расскажут своим родителям, а те спросят духов, что же всё это значит. И духи откроют Смертям научные изыскания Дворика. Ответ на критику свыше...

— Хитро, — признал Аксель. — А как же выглядит абсолютная идея собственной гибели такого вот квапта?

— Никак. Её просто нет. Иначе какая же она абсолютная?

— Ну, и какой в ней после этого прок? Что с ней дальше делать?

— Как что? Отчуждать назад, второвзглядом! Через стадию возвратного полуквапта в конечную жизнеформу — квапта!

— Я думал, бывает только возвратный тиф, — сказал Аксель. — Взглядом? Из ничего? Хотел бы я знать, как у них получится...

— Ты, может, и хотел бы, — заключил Шворк, — а вот сами они знать не хотят. Второвзгляд бросить уже некому...

— Некому? А Смертята?

— Не будут же они торчать у пролома и прочёсывать взглядом Дворик, чтоб абсолютную идею увидеть! Она может спрятаться где угодно: под обломком колонны, на дне пересохшего фонтана... А главное, это должна быть абсолютная идея того же самого квапта, которому достался первовзгляд именно данного Смертёнка. Иначе на неё упадёт не второй взгляд, а только первый, от кого-то чужого! То есть, ничего не сработает...

— Неплохо придумано, неплохо... — вздохнул Аксель. — Но как же всё-таки богомол?

— Квапты говорят, он тут побирается примерно полгода. В Галерее Снов, или Забытой Галерее, когда-то расплодили любые возможные заклятия, чтобы посмотреть, не образуются ли в итоге новые, неведомые мутанты. И вот результат... Тот «воздушный кисель» пожирающих друг друга личинок, который вы здесь видели в прошлый раз, уже исчез...

— Плакать не станем! — бросила Дженни.

— Но и радоваться особо нечему. Итоговое заклятие-мутант действительно появилось, сожрав их всех!

— Всех? — поёжился Аксель.

— Всех! — гордо сказал Шворк. — И теперь сидит перед нами с глиняной чашкой. Получился магический, стремящийся к бесконечности желудок, а искривление пространства позволяет ему заглатывать что угодно. Он съел и фантомов в сундуках, и крыс в заброшенной шахте, и новую охрану из духов, которой поручили обеспечить его питанием. Пытался сожрать и Дворики, но что-то его остановило... Не захотел.

— Ну, я его, в общем, понимаю, — заметил Аксель.

— И только статуи сожрать не пытался, ведь они — символы проклятий. А если бы получилось, мог выйти такой мутант, ТАКОЙ... Который мог бы слопать и дальний космос!

— Откуда же они столько знают, твои квапты? Наверно, слоняются без дела...

— Именно, Акси, именно! Я ещё по собачьему быту понял. Чем более бредовые функции выполняет, допустим, мопс фрау Фильчиковой... доберман... эрдель-терьер... кто угодно!... тем более он осведомлён о вещах, которые его абсолютно не касаются. Он начинает жить двойной жизнью. Уважение к хозяину, желание заслужить мясную кость, морально-гигиенические нормы — всё, всё бледнеет перед потребностью сунуть нос в тайны своих ближних! И чем энтузиаста остановить? Помоями? Кипятком? В цивилизованной стране так бы всё и было, но у нас же столько законов о защите животных... Смех и грех! Вот занялся бы я политикой...

— Ты личность, в том спору нет, — признал Аксель. — А теперь, как бы тут пройти? Мимо богомола?

— Богомола? — очнулся Шворк. — Нет, этого квапты не сказали. Да им никуда из Дворика и не нужно... А у меня, пожалуй, есть пара мыслей. Одобренная компьютером...

— Давай же их сюда наконец!! — возопил Аксель.

— Я, по-моему, битый час ими занимаюсь... Хорошо, хорошо, ты не волнуйся! Что подают заклятию-попрошайке — мы не знаем. Возможно, не знает и оно... Паразиты всегда склонны к символике. Если же исходить из прошлого Галереи Снов, стоит подать какое-то мелкое заклятие, чтобы богомол мог его сожрать. Правда, покончив с ним, он способен кинуться и на нас, и лично я бы на его месте так и сделал...

— Но ты не на его месте! А потому скажи, куда деться НАМ!

— Нам? Ну, отдайте ему меня... конечно, не в виде мухи, а в нормальном.

— Тебя? Никогда!

— Не волнуйтесь, я вовсе не собираюсь умирать. Что за люди... Вы же хотели слушать, ну и слушайте! Наколдуй, Акси, мою копию. И чтобы внутри меня сидел ещё Шворк, а в том — ещё, в количестве, стремящемся к бесконечности. Стремящемся со скоростью одного заглота...

— Заглота?

— Да, богомола. Когда он заглатывает очередного Шворка, в том тут же образуется новый, и, таким образом, богомол будет пожирать меня бесконечно. По формуле «минус Шворк плюс»! Ну и, пока он кушает, мы уйдём... А если всё-таки нападёт, тогда уже я бью пушкой, а вы поддержите с флангов.

Аксель и Дженни переглянулись. Пудель истолковал их взгляд неверно.

— Не знаешь таких заклятий? А стихи дедушки на что?

— Да нет, можно, конечно... Но, пёсик, почему ты? Совестно как-то... — пробормотал Аксель.

— Странная у вас совесть, — сказал Шворк. — Когда вам захотелось превратить меня в навозную муху, она молчала! Ладно, не будем... Я тоже мог бы спросить: почему вы? Хватит дебатов, я глотаю вас, колдуй — и вперёд, вольным насекомым!

Юноша охотно обнял бы пуделя, но обнимать муху, пускай даже не навозную... И он разрешил Шворку принять свой истинный, невидимо-микроскопический облик. К тому же, коль вся Забытая Галерея сожрана, то впереди пусто, а на Ярусах прежним маскарадом едва ли кого обманешь. Там нету мух.

И Аксель стал сочинять заклятие. Как ни поднаторел он в стихотворстве, столь сложный замысел потребовал известного времени. Наконец заклятие было готово, молодые люди замерли по бокам изготовившегося Шворка, и тот, нацелясь лазерной пушкой в скромную глиняную чашечку, прочёл формулу. Казалось, Забытая Галерея сознаёт всю торжественность и значение поединка: ползучая жизнь в проломах стихла и затаилась, слабый и затхлый ветер повеял со стороны туннеля.

Эхо от волшебной формулы стихло... Чашка богомола вспыхнула голубым мерцанием — довольно мощным! — и, окружённый призрачным ореолом, в ней появился «минус Шворк плюс». Размером он был не более зажигалки, но огромное корявое «дерево», поваленное поперёк Галереи, тут же взметнуло крону. Выпуклые глаза чудовища вспыхнули оранжево-красным светом. Вместо того, чтоб сразу же ухватить добычу, как сделал бы простой богомол, этот сначала окружил чашку частоколом передних и задних ног, ощетиненных страшными шипами. Затем голова с «беретом» нырнула вниз, в эпицентр собственных конечностей, и мутант накрыл челюстями жертву. Дженни невольно охнула...

А дальше свершилось то, чего не видала и Галерея Снов! Голова живой «хворостины» клонилась всё ниже, ниже, пригвоздив к плитам пола чашку — однако покончить с добычей не могла. Немая борьба меняла на глазах облик богомола: голубое сияние тускнело не только вокруг самой чашки, но и хищника. И вид его становился всё отчётливей, словно бы кривизна пространства уменьшилась. Наконец, когда она окончательно исчезла, раздался лёгкий хлопок. Зрители разинули рты...

И было от чего! Богомол вдруг усох, втянулся в чашку: мешанина ног мерзко торчала из неё, дёргаясь, как издыхающий паук. А чашка завалилась на бок и замерла, светясь ровным пламенем. Следом — новый хлопок, чуть громче прежнего. Галерею мягко тряхнуло, Аксель и Дженни рухнули тряпичными куклами, да и Шворка мотнуло в сторону.

Наверное, случись это в Верхнем Мире, грохот был бы достоин землетрясения, но для Галереи даже подобный шум много значил. Когда трое пришли в себя, они обнаружили, что стоят перед проклятыми статуями! Теперь в конце ряда, ближнего к Галерее Снов, возник новый, прозрачный пьедестал. Секунду он пустовал, а затем, не успела Дженни открыть рот и задать вопрос — на пьедестале возникла прозрачная глиняная чашка, лежащая на боку. Из неё торчал неподвижный, стеклянный кустик... Наконец сооружение помутнело и обрело реальную плотность. Миг — и зрители вновь очутились у Дворика Всезнающих Кваптов. Да ещё с интересным изменением: богомол исчез, путь свободен!

— Ты гений! — воскликнул Аксель, на сей раз обнимая Шворка. Не отстала от юноши и Дженни, а затем они обнялись и сами — на радостях, безусловно. Но быстро отпустили друг друга, так что им не пришлось делать замечаний.

— Ну, я или мой компьютер — сложно сказать... — пробормотал Шворк. — Ладно, пора лететь!

Проглотил их и снялся с места.

Путь до главной шахты не содержал для трёх невидимок каких-либо опасных сюрпризов. Исчезли ниши с решётками, трусящие поперёк вашего пути сундуки с «приданым», наконец, живой воздушный «кисель» терзающих друг друга гусениц и личинок. Правда, на полу там и сям блестели разноцветные масляные лужи, при взгляде на которые не хотелось жить. Чувствовалось, что лужи эти не высыхают, знают друг друга лично и ждут своего часа. А главное, он их тоже ждёт!

Но вот полоса недолгой тьмы, и потом пещера, за ней — вход в главную шахту. Где возможны любые встречи...

— Может, позовём Духа-Выпрямителя? — поёжилась Дженни, глядя из штрека на чёрную бездонную пропасть, раскинувшуюся перед путниками. А затем нервно оглянулась.

— Не стоит! — твёрдо ответил Аксель. — Он нам не нянька. Только в безвыходном случае, я считаю... Чего ты боишься позади? Там никого нет!

— Знаю. Но мне всё кажется, какая-нибудь из этих луж ползёт за нами...

— А здесь сейчас будет пусто. Пёсик, вверх!

Шворк повиновался со вздохом. Он понимал, что в случае боя его лазерная пушка — не выход из положения. Последнее понимал и Аксель. Однако переноситься вслепую в Подземном Мире было безумием, поэтому опаснейшего из всех возможных мест — Главной Диспетчерской — им не миновать. И юноша вспомнил, в какой слепой и животный ужас поверг его некогда вот этот самый полёт, но не вверх, а вниз. Со Смертёнком. Ах, если бы скелетик опять очутился здесь! Леденящий душу маршрут стал бы прогулкой...

Конечно, и пудель стоил многого. Спокойно летел в кромешной тьме мимо гладких стен, готовый к любому нападению, покуда его компьютер неустанно ловил сигналы радара. Пусто... пусто... впереди пусто... Вот на стенах начали мелькать тёмные пятна штреков с мерцающими в них зелёными и синими, а порою — красными звёздами, не менее отвратительными, чем лужи Забытой Галереи.

Пусто... пусто... пусто...

И наконец впереди забрезжил знакомый до тошноты рубиновый свет, превративший чёрные сумерки большой шахты в синеву. Блеснула стеклянная стена, вспыхнули вспомогательные пульты, забормотали угрюмый, хриплый бред, внятный им одним... «Хрррммммгльмль... — зловеще предупреждал один. — Слышите? Слышите гостей?» — «Пльп, — отвечал другой. — Слышим, не беспокойся...» Вот показались три тёмных спинки кресел, где должны были сидеть Диспетчеры, и Шворк замер, весь превратившись в зрение. Люди затаили дыхание...

Левое крайнее кресло с серебряными наушниками — ПУСТО! О, счастье! Главного Диспетчера, главной помехи — нет!!!

Среднее кресло — неужели же пусто тоже? Счастливый, счастливый день!

В правом кто-то шевелится. Вот они, рожки, торчат... А вы как хотели?

— Один есть, — с досадой сказала Дженни.

— Не бойся, — ответил Аксель.

— Я не боюсь. Мы знали, что хоть один да будет...

— А вот мы его сейчас развлечём, — утешил пёс. — Так, фокусирую... ага! Вижу цель. Начнём?

— Давай! — дрогнувшим голосом сказал Аксель.

В лазерной наводке пса он не сомневался. Но что будет потом? Ведь они всё-таки не Смерти... И Дженни рядом...

Мысль оборвалась. Крошечная, беспощадно точная молния, пущенная Шворком, пронеслась по залу и ударила в раздвижную панель у кресла Главного Диспетчера. Панель, обнаруженная когда-то Кри, бесшумно открылась, явив инфракрасному взору Шворка три главных тумблера. (Слева направо: «Смерти», «Штрой», «Франадем»). А слева от кнопки, вызывающей дежурную Смерть, по-прежнему, как и три года назад, торчала алая кнопочка, в центре которой светилась золотистая «молния в гробу». И тут же в неё ударила настоящая молния, посланная псом.

На Главную Диспетчерскую упала тьма. Погасли все огни на всех пультах, смолкли кровожадные «Хрррммммгльмль...» и «Пльп...». Но Аксель, Дженни и Шворк продолжали видеть волшебным зрением. Новое попадание закрыло тумблеры, и пудель на бреющем полёте ворвался в подземный зал! Пересёк его за спиной Диспетчера, недоумённо глядящего на пульт, нырнул в колодец, из которого проникли сюда когда-то Аксель, Кри и Дженни. И всё в той же кромешной тьме подхватил путников недремлющий ветер...

— Прорвались! — ликовал Аксель.

— Вы оба — гении! Оба! — вторила Дженни.

— Спасибо, но минутку внимания, — сказал Шворк. — Мы пересекаем верхний рубеж Четвёртого Яруса и, стало быть, теряем невидимость. Ты не изменил своего решения, Акси?

— Ни за что! — твёрдо ответил тот. — На это время найдётся!

Свет резнул по глазам, расставшимся с бесконечным мраком. И сразу — ощущение тоски, вечной и безысходной... Необъятная сверкающая равнина, а вместо неба кружится под сводом пещеры серый пар.

Но на сей раз Аксель и Дженни стряхнули тоску быстрее, чем три года назад. Ведь они только что одержали две победы и прибыли сюда с доброй вестью! С надеждой в сердце. И они были вместе наконец... Их зрение уже искало, и потому сразу различило в алмазном мареве льдистые обелиски, разбросанные по гигантскому кладбищу там и сям. Ни один из них не светился белым огнём — знаком чьих-то мучений. Скоро засветится, конечно...

— Здешний ад, — пробормотал Шворк. Крошечный чёрный комок шерсти на бескрайнем блестящем зеркале... — Поганое зрелище, согласен! Но больше всего меня раздражают огни у нас под ногами. Интересно, если проделать скважину, хоть один погаснет?

— Забудь про свою пушку! — отрезал Аксель. — Она себя показала, и спасибо. Мы же договорились: никаких трупов и катастроф, никаких погонь на хвосте... Тишина — вот главная цель. Скорей, ищи обелиск!

— Двести метров влево, судя по твоей памяти, — буркнул пёс и, не успев договорить, покрыл нужную дистанцию. — Так... Ну, вижу, вон он!

Аксель и Дженни огляделись.

— А я не вижу пока, — неуверенно сказал юноша. — Подайся влево ещё немного, пёсик...

— Да вот же, вот! — Дженни кивнула на ледяной брикет невдалеке. — Шворк и по чужой памяти не ошибётся. И я узнаю антенну!

— Не светится... — пробормотал юноша. Он и сам узнал обелиск, только очень уж не хотелось обнаружить его пустым и мёртвым!

— А ты погляди вокруг! Нигде ни огня, — бросила она.

Аксель огляделся и с недобрым предчувствием убедился в правоте Дженни. Никто не мучился на равнине, поросшей страшным ледяным лесом, но и жизни, похоже, больше на ней не оставалось... Мерцал лишь её застывший панцирь.

Пёс выплюнул их, и все трое — в натуральную на время величину — приблизились к обелиску. Аксель осторожно наклонился, пробуя разглядеть что-то в глубине. Ему и звать не хотелось. Отключили антенну — значит, мёртв...

— Кто здесь? — раздался вдруг еле слышный шёпот. Голос прерывался от слабости, но Аксель его узнал!

— Доктор... доктор Штресснер! — позвал он, дрожа от волнения. — Это мы, внуки Гуго Реннера... Вы живы? А я боялся...

— Боялся? — в голосе, явно отвыкшем от собственного звучания, было лишь усталое сожаление. — Пожалуй, я жив. Но уже, надеюсь, недолго...

— Они вас больше не мучают? — робко спросила Дженни.

— Нет. Не мучают. Видите, обелиск погас...

— А как вы живёте без энергии?

— Ещё осталось немного. Они не сразу решили, брать ли меня с собой. И чуть-чуть питали антенну... Но сейчас её отключили. Надеюсь, недели хватит...

— Брать с собой? — тупо повторил Аксель. («Ещё неделя, и мы не застали бы его!»).

— Вы разве не знаете? Ярус пуст. Его теперь поместили в Пятом... Хранители Страха, жертвы... все там. А меня им надоело терзать. Не взяли с собой... спасибо.

— И вы... голодаете?

— Я не могу голодать, у меня нет тела. Мозг просто погаснет, как свеча... — Штресснер сделал паузу, пытаясь найти в себе силы для разговора. — Но как вы здесь очутились?

— Вы сможете принять заклятие-рассказ? Чтоб не утомлять вас?

— Наверное, да... Попробуй.

Аксель попробовал, и пару минут спустя (видно, умирающий мозг с трудом постигал даже и волшебную информацию) голос зазвучал вновь:

— Я... очень рад. Рад, что сумел помочь. МакДафф — неплохой парень. Только слабый... И я уверен был... он одумается. Но какой молодец ваш Хоф! И ты... Все вы!

— Нет, главный молодец — вы! Мы уже вам сказали в день знакомства. Если бы вы не выстояли, мы бы ничего не узнали... И, доктор... я уже неплохой волшебник, — продолжал Аксель. — Благодаря дедушке, конечно. Я мог бы вернуть вам силы! И новое тело тоже. Вы помогли бы нам искать Чёрный Кодекс, а потом мы вместе вернулись бы на Землю! Хорошо? Я могу начать?

Новая пауза. И опять слабый голос:

— Нет.

— Нет. Не хочу. Довольно... Идите. Ищите Кодекс. Желаю вам всем удачи! А я останусь...

— Эх, надо было тогда! Три года назад, — с болью шепнула Дженни. И Штресснер, видно, услышал.

— И тогда отказался бы, спасибо, — ответил он чуть более сильным голосом. Весть о гибели проекта «Луна», кажется, взбодрила его немного. — Я слишком многое понял, чтоб хотеть жить. Но вы — молодые... Забудьте мои слова, и будьте счастливы!

Дженни отвернулась, опершись ладонью на бок понурившегося Шворка. У Акселя в глазах защипало.

— Нет ли у вас родных? — тихо спросил он. — Мы бы им передали...

— Мать в Берлине, наверно, ещё жива. Но я не хочу, чтоб она знала... Ничего не надо. Спасибо...

— Позвольте ещё спросить! А почему Четвёртый Ярус перевели?

— Не знаю, дружище. Я просто слышал разговор духов. Но если на одном Ярусе перемены, они могут быть и на других...

Аксель в тревоге закусил губу. Ещё не хватало!

— Что ж... Мы пойдём, — пробормотал он. — Жаль... Наверное, мы вернёмся назад той же дорогой! И если вы всё-таки решитесь...

— Не ищите меня. Не тратьте время! — твёрдо ответил Штресснер. — У меня его было много... и даже слишком. Прощайте!

— Прощайте... — повторил Аксель.

И трое друзей уныло пошли от обелиска в глубь ледяной пустыни.

— Да что ж мы, отупели совсем-то! — вплыл в его уши голос Шворка. — Пешком-то для чего силы тратить? Глотаю вас, и выпейте кофе...

Аксель перевёл взгляд на Дженни. Та кивнула. Он обнял её, и они постояли так, а Шворк ждал.

В салоне, за чашкой кофе, немного ожили. Тем временем пёс нашёл колодец — бесшумный смерч, уходящий в серые тучи. Шворк ориентировался в памяти Акселя так же уверенно, как в собственной. Да и сам бы небось не оплошал...

— Ну что, вперёд? Или отдохнёте? — спросил он.

— Вперёд! — сказал Аксель.

— Вперёд! — подтвердила Дженни. — Дома будем отдыхать, пёсик! Я хочу скорей вырваться отсюда...

И Шворк, снова превратившись в крохотный клочок шерсти, закружился над ледяной равниной, как сухой лист. Поскольку он не просто дал смерчу унести себя, но и летел сам, то достиг цели молниеносно. На его обзорной панели, к которой были прикованы напряжённые взгляды Акселя и Дженни, возник знакомый разлаписто-коричневый силуэт...

— Папоротник! Гобелен с доисторическим папоротником! Помнишь, Акси?

— Ещё бы! — возбуждённо ответил он, хотя было бы даже странно, если бы от Третьего Яруса совсем уж ничего не осталось.

Да, всё оказалось как прежде в подземном зале: зеленовато-золотистая гладь воды, неясные тени рыб, айсберги книжных стеллажей, уходящие в далёкую даль, и мягкие, голландские краски дня, озарявшего «книжную Венецию». Аксель невольно улыбнулся...

— Рад? — спросила Дженни, глядя ему в лицо. — Когда покончим с духами, уйдёшь сюда на работу?

— Ага... И вечером — дайвинг, — вздохнул он. — А тебе, пёсик, нравится пейзаж?

— Непривычно видеть книги в воде, — заметил Шворк. — Это задевает чувства библиофила! Но, безусловно, настраивает на мирный лад, и так как я разделяю твою страсть к чтению — страсть, которой я полностью обязан тебе же, Акси, — то я бы не расстался с тобой и в новой должности...

— Ну, спасибо, — ответил Аксель. —Значит, решили: когда-нибудь поселимся здесь все трое! Мне нравится, что под водой там и сям не горят глаза шпионов. Стало быть, нас не ждут.

— Или, скорей всего, не хотят спугнуть, — закончил пёс. — Ладно, летим!

— Летим? «Плывём», ты хочешь сказать?

— Я не Дух-Выпрямитель, и не заставлю вас подражать катерам на подводных крыльях. И если нас ждёт ловушка, легче всего заметить её над стеллажами! А не под...

Давнее приключение с одурачившей Титира химерой говорило в пользу пуделя. Поэтому Аксель снова положился на Шворка — и не раскаялся. Тот мягко понёс их над стеллажами, взмыв под самый купол, в голубовато светящееся марево. И лишь сейчас даже тем, кто здесь побывал когда-то, стало ясно, как велика «книжная Венеция» со своей безупречной мозаикой заводей и каналов. Вон блестит огромный скрипичный ключ Центральной Спирали, нижний завиток которого — лагуна с заветным островком, где дети искали по книгам Белую Маску. Если приглядеться, можно различить и гигантский том с аркой, ставший убежищем беглецам после смерти Титира... А каким чудесным узором калейдоскопа обступили Центральную Спираль водяные многоугольники, звёздочки, виньетки! Неужто же это всё погибнет?

У Акселя защемило сердце... сладкой болью. В сознании его всплыли строчки Байрона:

Где супротив дворца стоит тюрьма,

Где — зрелище единственное в мире! —

Из волн встают и храмы и дома...*

(* Паломничество Чайльд Гарольда, Песнь IV, 1. Пер. В. Левика. — Л.С.).
Что сказал бы ещё один великий Учитель, если бы видел ЭТО? Померкла бы в его памяти настоящая Венеция? Кто знает... Но, в любом случае, он почтил бы открывшуюся ему красоту новыми и прекрасными стихами — в том нет сомнений!

— Акси... очнись, — ласково окликнула Дженни. — Пора решать, где садиться!

— Да-да... А ты как думаешь, пёсик?

— Нужно бросить взгляд на парадный вход, — разумно предложил Шворк. — И повидать здешнего хозяина! А потом, уже оттуда, выйдем на цель — на бреющем полёте, конечно, так как сверху я ничего криминального не заметил. К тому же соглядатаи не поймут, откуда мы появились, и нам, если что, легче будет унести лапы...

Аксель и Дженни тут же с ним согласились.

— Что б мы только делали без тебя! — сказал юноша, когда пудель устремился вперёд.

— Не скромничай, ты тоже не промах... Справились же вы без меня, попав сюда в первый раз!

Ещё не закончив фразу, пёс достиг цели. Перед путниками открылся берег, где когда-то состоялось их знакомство с Титиром, дружеские застолья и ночлеги. И снова Акселю показалось, что всё как прежде, Плоский Библиотекарь здесь! Сейчас окликнет его, пристыдит за тупость, взмахнёт мушкетёрской бородкой и поможет с новой задачей, которую сам же и поставил...

Хвала новому хозяину! Он не тронул красивых гобеленов с доисторическими животными — быть может, в память о старике? Вот бредут среди колеблемых ветром папоротников диплодоки, вот топчут тростник дикие свиньи, а вот удав на суку переливает кольца одно в другое, и блестит под ним древняя река...

Да нет, не всё здесь как прежде. Не видно стола и стульев на берегу, и новый хранитель заводи не торопится показаться людям. Печать запустения чудится на всём, хотя волшебство помогает избежать пыли, плесени, сора... Сам воздух книжного лабиринта пахнет одиночеством!

— А есть ли хозяин-то? — словно прочитал печальные мысли Акселя Шворк. — Сиротливое, признаться, местечко...

— Ладно, летим отсюда, — сказал юноша. — Есть тут кто или нет, но могилу Титира мы увидим... Не против, Дженни?

— Что ты! Я ведь с ним так и не простилась.

И Шворк, описав дугу, незримо заскользил над поверхностью Центральной Спирали. Путь, по которому дети плыли в гондоле вместе с Титиром... Могли ли они подумать, что повторят его добровольно, когда их друг и наставник давно уже будет мёртв? Невозмутимая зелень стеклянных волн и немые громады стеллажей казались выше времени, потерь и любых печалей. «Тот страждет высшей мукой, кто радостные помнит времена в несчастии... А ты? Разве ты несчастен? — спрашивали они у Акселя. — Мы отдали тебе Белую Маску, теперь у тебя есть брат. Но тебе мало, и ты пришёл отнять у нас всё? Ну что ж, может быть, снова повезёт, только не забудь, Аксель Реннер, нашу сказку об Орфее и Эвридике...»

Потому-то, когда скрылась из виду книга с пустым бронзовым балконом, где прежде жила химера (куда ты исчезла, тварь?), юноша почувствовал, что желание увидеть подводную могилу Титира стало навязчивой идеей. Не оскорбится ли тень Библиотекаря, узнав о замысле, который изгонит его народ из Лотортона? Жестокий и кровавый народ... но разве у людей нет таких же? «Я прилечу и пойму, что бы он сказал...», — ни минуты не сомневался Аксель. И вот, повинуясь его памяти, Шворк замер над боковой протокой, чуть-чуть не долетев до лагуны, а затем спустил на воду небольшой резиновый плот. Стоящие на нём Аксель и Дженни молча глядели на спокойную поверхность воды, на несокрушимые ряды книжных полок. Одобрит Титир гостей или осудит, он наверняка доволен своим приютом...

Юноша опустил в воду кисть руки, и кончики его пальцев тут же упёрлись в затопленный стеллаж. Здешние осьминоги, утащившие труп, всё равно остались ни с чем: тело растаяло в воде, ибо Титир был природным волшебником. Но Аксель до боли в глазах смотрел и смотрел на тёмную воду, пытаясь разглядеть невозможное.

— Ответь, — шептал он. — Правы мы или нет, что пришли сюда?

И невозможное совершилось! Слабое золотистое сияние начало разгораться из-под воды, бросая отблески на три живых существа. Слова проступали ярче и чётче, пока не сложились в надпись, которую сделал Аксель, переиначил Титир, а сочинила... неведомая Смерть?

Минуту спустя слова погасли. Аксель вздохнул, очнулся.

— Это я написал когда-то, — пояснил он. — Его любимое изречение... И, видишь, светит!

— Летим дальше? — напомнил Шворк.

— Да, летим! — твёрдо ответил Аксель. — Совсем немного осталось...

Действительно, не успел пёс вымахнуть на простор Спирали, как перед ними воздвигся гигантский тёмный том с утопающей в воде аркой. Он превосходил высотой любой стеллаж, любую книгу безмолвного лабиринта! И тот, кто проплыл бы под его сводами, очутился бы в знакомой лагуне с островком, которые тоже столько помнили...

Но Акселю не нужна была лагуна — по крайней мере, сейчас. Он уже достиг своей цели.

— Вот оригинал! — сказал он.