Действие второе
Девятнадцатая сцена
На сцене все действующие персонажи. Но чувствуется, что это не конец, что их гораздо больше. Где-то вдалеке стоят сотни, а то и тысячи обитателей подвала. Все взволнованы. Перед людьми, возле двери, стоит Мужик из ящика.
Мужик: Дорогие мои соотечественники! Мы прожили с вами еще один исторический отрезок времени. За этот год многие из нас значительно изменились. Поэтому многое сегодня видится в совершенно ином свете.
Главное - власть в лице меня тоже сильно поменялась. То есть лицо власти осталось прежним, но я поменялся внутренне, преобразившись духовно. Поэтому я сегодня решил протянуть вам свою руку, совершив беспрецедентный жест единения власти и народа. Я готов простить всех вас и жду аналогичных действий от каждого из здесь сидящих.
В знак примирения между нами власть объявляет: комендантский час отменен!
В толпе волнение, перешептывание.
Теперь хочу передать слово человеку, который был с вами все это время и делил все трудности вашего пребывания в подвале.
Выходит Пятый.
Пятый: Братья и сестры! Комендантский час, длившийся столько много лет, наконец-то отменен. Ожидая этого момента, мы провели многие годы в лишениях. Но это не сломило наш свободолюбивый дух. За что и благодарю нашу власть в лице этого человека, который долгое время был для нас просто Мужиком из телевизора. Сегодня, осознав свои ошибки, он вышел к нам и стал настоящим любимым лидером. В связи с чем прошу всех в организованном порядке покинуть цокольное помещение и сплотиться вокруг него на воле, о которой мы так долго мечтали. Аплодисменты!
Народ безмолвствует.
Двадцатая сцена
Подвал. Свет выхватывает из темноты Первого. Он широко улыбается.
Первый: Привет! А я влюбился! Влюбился в весну! Мне очень нравится, как цветет картофель. Нежный такой цвет получается. Я вижу поля с картофелем и жучки колорадские. А вон, смотрите, взметнулся красавец-тополь. И там две штуки! Но вы не залазьте на них, они еще молодые, пусть вырастут.
Пауза
Только вот кто-то у меня по голове на тележке ездит. На такой коляске инвалидной, знаете, ездит и ездит. Вот как ищет как будто кого-то. Кричит: «Сынок! Первый!» Я засыпаю, и он останавливается, засыпает. И хлюпает, хлюпает! А я просыпаюсь от этого хлюпанья и кричу: «Забери меня!»
Первый хватается за голову, падает.
Двадцать первая сцена
Третий и Четвертая.
Третий: Иди ко мне любимая.
Четвертая: Да, любимый.
Третий: Какой-то дядька хотел лишить нас всего.
Четвертая: Да пошел он.
Третий: Точно. Я все принес, дорогая.
Четвертая: Давай скорей, любимый.
Третий: Да, да. Все здесь, все здесь.
Смотрят на белый порошок, принесенный Третьим.
Четвертая: Как думаешь, он правду говорил про стиральный порошок?
Третий: Что ты, любимая! Это полный бред. Вот ты видишь это пятно на джинсах. Видишь, какое огромное?
Четвертая: Да, большое. Где это ты так?
Третий: Я его пытался отстирать этим порошком.
Четвертая: Что, правда?
Третий: Да. И ничего у меня не вышло. Вообще, только грязнее стало.
Четвертая: Что, серьезно? Ну, так давай тогда.
Третий: Давай. За нас с тобой.
Третий берет порошок, нюхает. Она повторяет за ним.
Четвертая: За тебя!
Пауза. Третий и Четвертая прислушиваются к собственным ощущениям.
Третий: Йе! Работает! Супер! Ты чувствуешь, любимая! Это же еще круче, чем было раньше!
Четвертая: Ха-ха-ха! Вот она, свобода! Да я никуда отсюда не пойду!
Третий: Мощь!!!
Четвертая чихает.
Третий: Ты что, дорогая?
Четвертая: Ничего, любимый! Простудилась немного! (Снова чихает). Все хорошо, хорошо! (Смеется.)
Третий: Мы снова свободны! Я – Френк Заппа!
Четвертая: Кто?
Третий: Френк Заппа!
Четвертая: А кто это?
Третий: Не знаю!
Четвертая: Тогда я любимая женщина Френка Заппы!
Третий: Супер!
Четвертая: Я счастлива!
Двадцать вторая сцена
Пятый пишет в книге.
«Но если вы ее добьетесь внутренней свободы, то из вашей жизни уйдут ситуации, связанные с вашим ограничением извне. То есть, если вдруг заключенный действительно достигает высшей степени независимости, то он получает амнистию, в буквальном смысле слова…слова… слова…»
Пятый украдкой достает из-за пазухи какую-то книгу, читает:
Читает: «А если ты все еще сидишь в тюрьме, то внутренне ты полный раб, холоп и трупный червь, как бы ни убеждал себя в обратном. На этом я хочу закончить свой трактат «Узы свободы».
Вот те на. (Оглядывается). «…раб, холоп и трупный червь…» Нет, надо что-то другое написать. (Пишет) «Если ты сидишь в тюрьме, то внутренне ты еще полный раб, холоп и трупный червь, как бы ни убеждал себя в обратном. Но великие учителя намеренно спускаются в подземелья, приходя к узникам. Они несут свет свободы тем, кто ее лишен. В этом и заключается наша…пардон, их великая миссия. Конец».
Кричит всем остальным: Последняя глава! Пробило! Пробило!
Пятый уходит.
Двадцать третья сцена
Выходит Второй. Он осматривается.
Второй: Проклятый режим.
За его спиной слышен голос: Что вы сказали?
Выходит обладатель голоса - Мужик из телевизора. Он немного растерян и не такой бодрый, как был раньше.
Второй: Режим, говорю, проклятый.
Мужик: Точно. Отвратительный, мерзкий режим. Он изъедает всю душу изнутри.
Второй: Ну, как вам у нас, уже адаптировались?
Мужик: В смысле?
Второй: Вы тут уже недавно.
Мужик: У меня такое ощущение, что я здесь всю жизнь… Только не могу вспомнить... Как же все было…
Второй: Ничего, ничего, сначала все так.
Мужик. Режим! Надо бороться с режимом!
Второй: Точно. У вас есть план действий?
Мужик: А что, нужен план действий?
Второй: Конечно. Без плановых тираноборческих мероприятий люди расслабятся, и мы им станем не нужны. Народ нужно постоянно держать в тонусе.
Мужик: Надо же, а думал, это стихийно.
Второй: Никаких стихий. Стихии - это любительщина. Короче, какие у вас предложения?
Мужик: Ну, не знаю, может, попикетируем дверь.
Второй (Записывает): «Пикет двери». Запишу, но слабовато.
Мужик: Голодовка.
Второй: Голодовка? Может быть. Хотя кого сейчас этим проймешь.
Мужик: Может, самосожжение?
Второй: Отлично! Самосожжение против режима. Человек в знак протеста вспыхивает факелом! Нам нужен герой! Не очень живой герой.
Мужик: А, кстати, против кого мы выступаем?
Второй: Против режима.
Мужик: А кто стоит в его главе?
Второй: Как кто?.. Кто-то стоит, наверное. Да какая разница. Кто бы он ни был, он все равно марионетка в руках своих антинародных хозяев.
Мужик: Точно.
Второй: Словом, самосожжение – это хорошо.
Мужик: Только я пас.
Второй: Так я это понятно. Я тоже пас. Тут надо обработку провести, чтобы какой-то человек сам захотел это сделать.
Мужик: А кого же нам обработать?
Второй: Будем обрабатывать всех, а там кто-нибудь да клюнет. Наша задача – вести народ за собой.
Мужик: Хорошо. Только я что-то не помню, кто из нас двоих главный.
Второй: Время покажет. Хотя, может, и в паре сработаемся. Но ваш профессионализм и моя энергия – то, что нужно для победы над нашим общим врагом…
Мужик: Кстати, а кто у нас враг?
Второй: Да что вы все время какие-то вопросы странные задаете. Скоро вы все сами вспомните.
Мужик: Хорошо.
Двадцать четвертая сцена
Выходят Первый, Второй, Третий, Четвертая, Пятый, Мужик из телевизора. Все встают в ряд перед окошком, берутся за руки.
Второй (Мужику): Каждый день мы все, взявшись за руки, молимся солнцу свободы, которое, надеемся, когда-нибудь осветит наш подвал.
Мужик: Замечательный ритуал.
Второй: Главное, что иногда лучики солнца появляются и здесь. Несмотря ни на что.
Все закрывают глаза, начинают шептать. Мужик растеряно смотрит на них.
Первый (Мужику): Надо просить, чтобы солнце свободы появилось на обратной стороне наших век.
Продолжают шептать.
Второй (внезапно): Стойте! Кого-то не хватает!
Все открывают глаза.
Второй: Кого нет?
Первый: Я здесь.
Третий (показывая на Четвертую): Мы – тоже!
Пятый: Девочка!
Второй: Точно. Шестая. Где она?
Первый: На обеде я ее точно не видел.
Второй: Ох, Шестая! Куда ж она делась. Вот как чувствовал, что пропадет! Срочно, лестницу!
Второй и Пятый выносят из-за кулис лестницу, приставляют ее к стене с единственным окошком. Второй взбирается, смотрит в окно.
Второй: Она – там! Человек за бортом! (кричит в окно): Шестая, вернись! Вернись, говорю, там опасно!
Третий: Это безумие!
Пятый: Ох, не внутреннюю свободу она выбрала, внешними формами прельстилась.
Четвертая: Они же схватят ее и… (пауза) к нам!
Второй: Они убьют ее. Шестая, вернись!.. Она уходит.
Первый (взбирается на лестницу, пытается оттеснить Второго и перекричать его): Шестая, если увидишь моего отца, скажи, что я все время был здесь!
Второй (глядя на Первого): Кстати, нам нужен человек, который вернет нам Шестую.
Второй подает знак Третьему. Тот понимает его. Вдвоем они хватают Первого, заламывают ему руки.
Второй (Первому): Верни ее нам!
Первый: Отпустите меня.
Второй: Нет-нет, ты должен помочь нам в борьбе с режимом.
Первый: С каким еще режимом?
Второй: Догонишь ее и обратно! Без нее не пущу.
Третий: Давай, Первый, будь мужиком.
Второй: Я верю, у тебя получится.
Второй и Третий заталкивают Первого в окно.
Первый: Зачем вы это делаете! Мне больно!
Третья, чтобы не видеть этой сцены, прижимается к Пятому, Пятый заботливо прижимает ее к груди.
Третья: Не могу это видеть. Он должен был это сделать добровольно.
Пятый: Но ты же видишь, он оказался трусом.
Первый: Тут есть ход! Дайте я выйду сам!
Первый: О ходе вспомнил! Ну, уж нет, мы не ищем простых решений. Хватай Шестую, говорю, и обратно!
Первый застревает в окне по пояс. Второй и Третий пытаются вытолкнуть его на улицу, но у них ничего не получается.
Третий: Разъелся ты тут на ГОСТовской кашке.
Второй: Выходи давай, рожlайся!
Первый: Не могу! Заберите меня обратно!
Пятый (философски): Куда катится этот мир. Человеку предлагают выйти из тюрьмы – он не хочет.
Мужик: Постойте! Как вы смеете так обращаться с человеком?
Первый: А это еще что за новости?
Мужик: Отпустите его, я сказал!
Первый: А то что?
Мужик: Ничего. Он мой.
Второй: На каком это основании?
Мужик: Я все вспомнил: я – Мужик из ящика. Мне здесь принадлежит все.
Второй: Поздравляю. Только здесь вам ничего не принадлежит. Сейчас мы вытолкаем Первого – он станет вашим. А пока он мой.
Мужик: Ну, уж нет.
Мужик расталкивает Второго и Третьего. Третий падает с лестницы. Мужик хватает Первого, тянет на себя, обратно в подвал.
Третий: Сильный, падла.
Первый: Пустите меня!
Третий поднимается на лестницу, помогает Второму вытолкать Первого, Мужик тянет его на себя, борясь со своими оппонентами. Еще одно мощное движение, и Первый разрывается. Его нижняя часть – от пояса - оказывается в руках у Мужика. Немая сцена, все в шоке.
Второй: Что это?!?
Мужик: Он порвался.
Четвертая рыдает на груди у Пятого.
Пятый (успокаивая Четвертую): Тихо-тихо. Так бывает.
Третий (берет нижнюю часть Первого, смотрит на окно): Мы порвали беднягу Первого, как червяка.
Второй: Нет, нет, нет, не мы. Это сделал режим.
Третий: Они не Первого нам порвали, они душу нам порвали.
Второй: Первый – наш герой, порванный в борьбе за…
Голос Первого (с той стороны стены): Ха-ха! Поцелуйте меня в зад!
Мужик: Он жив!
Пятый: Боюсь, это уже не совсем он.
Второй: Первый нас обманул. Мерзавец, возвращайся в подвал!
Первый: Ну, уж нет, я – к отцу. На руках доползу, попрошу прощения, а там – будь что будет.
Второй: Да нужен ты ему, такой обрубок.
Первый: Нужен, нужен. И он мне тоже.
Второй: Долго же ты это понимал.
Первый: Неважно. Главное, что я теперь не с вами.
Мужик: Ну, почему так?!? Я же говорил: пойдем по-хорошему. Нет, надо все порвать, поломать себя. Ну, почему, почему всем другим Мужикам из ящика достаются нормальные народы, а мне – вы?
Пятый: А это уже судьба, дорогой Мужик. Тут мы все друг с другом связаны, в том числе и с вами.
Мужик забирает нижнюю часть Первого, пытается унести ее. Это замечает Второй.
Второй: Куда это вы уносите фрагменты Первого?
Мужик: Хочу предать их земле, согласно обычаю.
Второй: Не сочиняйте. Отдайте это мне.
Мужик: Оно никогда вашим не было.
Второй: Здрааасьте! Да мы с беднягой Первым двадцать лет в этом подвале вместе баланду хлебали. Он мне это завещал.
Мужик: Врете! Вы его только использовали.
Второй пытается отобрать нижнюю часть Первого у Мужика, тот не отдает.
Пятый: Тихо! Хватит, я сказал! Что вы делаете, лидеры, на вас же народ смотрит. Становитесь, продолжим молитву за наше священное дело.
Спорящие бросают остатки тела. Все снова выстраиваются в ряд, берутся за руки, поворачиваются к окошку, закрывают глаза, начинают шептать, молятся в полной благости.
Второй открывает глаза, разговаривает сам с собой.
Второй: Полтора человека за день потерял. На ровном месте, даже Шестая упорхнула. Ух, орлица! Если так пойдет… Может, мне нужно что-то менять? А может, самому хоть раз помолиться?.. Да не верю я в это все…
Тем не менее закрывает глаза, молится, открывает, моргает.
Что это сейчас было?
Двадцать пятая сцена
Шестая идет по улице с одуванчиком. Здесь весна, а может, лето. Пусто, тихо. Шестая дует на цветок. Маленькие парашютики разлетаются по сцене.
Конец
Октябрь 2011 – февраль 2012. Одесса-Катманду-Улан-Удэ-Киев.
Достарыңызбен бөлісу: |