На следующий день я снова пошел к мисс Баркли. Ее не было в саду, и я
свернул к боковому входу виллы, куда подъезжали санитарные машины. Войдя, я
увидел старшую сестру госпиталя, которая сказала мне, что мисс Баркли на
дежурстве.
- Война, знаете ли.
---------------------------------------
(1) Недурно (итал.).
(2) Еще нет (франц.).
Я сказал, что знаю.
- Вы тот самый американец, который служит в итальянской армии? -
спросила она.
- Да, мэм.
- Как это случилось? Почему вы не пошли к нам?
- Сам не знаю, - сказал я. - А можно мне теперь перейти к вам?
- Боюсь, что теперь нельзя. Скажите, почему вы пошли в итальянскую
армию?
- Я жил в Италии, - сказал я, - и я говорю по-итальянски.
- О! - сказала она. - Я изучаю итальянский. Очень красивый язык.
- Говорят, можно выучиться ему в две недели.
- Ну нет, я не выучусь в две недели. Я уже занимаюсь несколько месяцев.
Если хотите повидать ее, можете зайти после семи часов. Она сменится к этому
времени. Но не приводите с собой разных итальянцев.
- Несмотря на красивый язык?
- Да. Несмотря даже на красивые мундиры.
- До свидания, - сказал я.
- A rivederci, tenente (1).
- A rivederla. - Я отдал честь и вышел. Невозможно отдавать честь
иностранцам так, как это делают в Италии, и при этом не испытывать
замешательства. Итальянская манера отдавать честь, видимо, не рассчитана на
экспорт.
День был жаркий. Утром я ездил в верховья реки, к предмостному
укреплению у Плавы. Оттуда должно было начаться наступление. В прошлом году
продвигаться по тому берегу было невозможно, потому что лишь одна дорога
вела от перевала к понтонному мосту и она почти на протяжении мили была
открыта пулеметному и орудийному огню. Кроме того, она была недостаточно
широка, чтобы вместить весь необходимый для наступления транспорт, и
австрийцы могли устроить там настоящую бойню. Но итальянцы перешли реку и
продвинулись по берегу в обе стороны, так что теперь они удерживали на
австрийском берегу реки полосу мили в полторы. Это давало им опасное
преимущество, и австрийцам не следовало допускать, чтобы они закрепились
там. Я думаю, тут проявлялась взаимная терпимость, потому что другое.
предмостное укрепление, ниже по реке, все еще оставалось в руках австрийцев.
Австрийские окопы были ниже, на склоне горы, всего лишь в нескольких ярдах
от итальянских позиций. Раньше на берегу был городок, но его разнесли в
щепы. Немного дальше были развалины железнодорожной станции и разрушенный
мост, который нельзя было починить и использовать, потому что он
просматривался со всех сторон.
---------------------------------------
(1) До свидания, лейтенант (итал.).
Я проехал по узкой дороге вниз, к реке, оставил машину на перевязочном
пункте под выступом холма, переправился через понтонный мост, защищенный
отрогом горы, и обошел окопы на месте разрушенного городка и у подножия
склона. Все были в блиндажах. Я увидел сложенные наготове ракеты, которыми
пользовались для вызова огневой поддержки артиллерии или для сигнализации,
когда была перерезана связь. Было тихо, жарко и грязно. Я посмотрел через
проволочные заграждения на австрийские позиции. Никого не было видно. Я
выпил с знакомым капитаном в одном из блиндажей и через мост возвратился
назад.
Достраивалась новая широкая дорога, которая переваливала через гору и
зигзагами спускалась к мосту. Наступление должно было начаться, как только
эта дорога будет достроена. Она шла лесом, круто изгибаясь. План был такой:
все подвозить по новой дороге, пустые же грузовики и повозки, санитарные
машины с ранеными и весь обратный транспорт направлять по старой узкой
дороге. Перевязочный пункт находился на австрийском берегу под выступом
холма, и раненых должны были на носилках нести через понтонный мост.
Предполагалось сохранить этот порядок и после начала наступления. Как я себе
представлял, последняя миля с небольшим новой дороги, там, где кончался
уклон, должна была простреливаться австрийской артиллерией. Дело могло
обернуться скверно. Но я нашел место, где можно было укрыть машины после
того, как они пройдут этот последний опасный перегон, и где они могли
дожидаться, пока раненых перенесут через понтонный мост. Мне хотелось
проехать по новой дороге, но она не была еще закончена. Она была широкая, с
хорошо рассчитанным профилем, и ее изгибы выглядели очень живописно в
просветах на лесистом склоне горы. Для машин с их сильными тормозами спуск
будет нетруден, и, во всяком случае, вниз ведь они пойдут порожняком. Я
поехал по узкой дороге обратно.
Двое карабинеров задержали машину. Впереди на дороге разорвался снаряд,
и пока мы стояли, разорвалось еще три. Это были 77-миллиметровки, и когда
они летели, слышен был свистящий шелест, а потом резкий, короткий взрыв,
вспышка, и серый дым застилал дорогу. Карабинеры сделали нам знак ехать
дальше. Поравнявшись с местами взрывов, я объехал небольшие воронки и
почувствовал запах взрывчатки и запах развороченной глины, и камня, и
свежераздробленного кремня. Я вернулся в Горицию, на нашу виллу, и, как я
уже сказал, пошел к мисс Баркли, которая оказалась на дежурстве.
За обедом я ел очень быстро и сейчас же снова отправился на виллу, где
помещался английский госпиталь. Вилла была очень большая и красивая, и перед
домом росли прекрасные деревья. Мисс Баркли сидела на скамейке в саду. С ней
была мисс Фергюсон. Они, казалось, обрадовались мне, и спустя немного мисс
Фергюсон попросила извинения и встала.
- Я вас оставлю вдвоем, - сказала она. - Вы отлично обходитесь без
меня.
- Не уходите, Эллен, - сказала мисс Баркли.
- Нет, уж я пойду. Мне надо писать письма.
- Покойной ночи, - сказал я.
- Покойной ночи, мистер Генри.
- Не пишите ничего такого, что смутило бы цензора.
- Не беспокойтесь. Я пишу только про то, в каком красивом месте мы
живем и какие все итальянцы храбрые.
- Продолжайте в том же роде, и вы получите орден.
- Буду очень рада. Покойной ночи, Кэтрин.
- Я скоро зайду к вам, - сказала мисс Баркли.
Мисс Фергюсон скрылась в темноте.
- Она славная, - сказал я.
- О да. Она очень славная. Она сестра.
- А вы разве не сестра?
- О нет. Я то, что называется VAD (1). Мы работаем очень много, но нам
не доверяют.
- А почему?
- Не доверяют тогда, когда дела нет. Когда работы много, тогда
доверяют.
- В чем же разница?
- Сестра - это вроде доктора. Нужно долго учиться. А VAD кончают только
краткосрочные курсы.
- Понимаю.
- Итальянцы не хотели допускать женщин так близко к фронту. Так что у
нас тут особый режим. Мы никуда не выходим.
- Но я могу приходить сюда?
- Ну конечно. Здесь не монастырь.
- Давайте забудем про войну.
- Это не так просто. В таком месте трудно забыть про войну.
- А все-таки забудем.
- Хорошо.
Мы посмотрели друг на друга в темноте. Она мне показалась очень
красивой, и я взял ее за руку. Ока не отняла руки, и я потянулся и обнял ее
за талию.
- Не надо, - сказала она. Я не отпускал ее.
- Почему?
- Не надо.
- Надо, - сказал я. - Так хорошо.
Я наклонился в темноте, чтобы поцеловать ее, и что-то обожгло меня
коротко и остро. Она сильно ударила меня по лицу. Удар пришелся по глазам и
переносице, и на глазах у меня выступили слезы.
- Простите меня, - сказала она.
Я почувствовал за собой некоторое преимущество.
- Вы поступили правильно.
- Нет, вы меня, пожалуйста, простите, - сказала она, - Но это так
противно получилось - сестра с офицером в выходной вечер. Я не хотела
сделать вам больно. Вам больно?
---------------------------------------
(1) Voluntary Aid Department (англ.) - Женский добровольческий корпус
обслуживания действующей армии.
Она смотрела на меня в темноте. Я был зол и в то же время испытывал
уверенность, зная все наперед, точно ходы в шахматной партии.
- Вы поступили совершенно правильно, - сказал я. - Я ничуть не сержусь.
- Бедненький!
- Видите ли, я живу довольно нелепой жизнью. Мне даже не приходится
говорить по-английски. И потом, вы такая красивая.
Я смотрел на нее.
- Зачем вы все это говорите? Я ведь просила у вас прощения. Мы уже
помирились.
- Да, - сказал я. - И мы перестали говорить о войне.
Она засмеялась. Первый раз я услышал, как она смеется. Я следил за ее
лицом.
- Вы славный, - сказала она.
- Вовсе нет.
- Да. Вы добрый. Хотите, я сама вас поцелую?
Я посмотрел ей в глаза и снова обнял ее за талию и поцеловал. Я
поцеловал ее крепко, и сильно прижал к себе, и старался раскрыть ей губы;
они были крепко сжаты. Я все еще был зол, и когда я ее прижал к себе, она
вдруг вздрогнула. Я крепко прижимал ее и чувствовал, как бьется ее сердце, и
ее губы раскрылись и голова откинулась на мою руку, и я почувствовал, что
она плачет у меня на плече.
- Милый! - сказала она. - Вы всегда будете добры ко мне, правда?
"Кой черт", - подумал я. Я погладил ее волосы и потрепал ее по плечу.
Она плакала.
- Правда, будете? - Она подняла на меня глаза. - Потому что у нас будет
очень странная жизнь.
Немного погодя я проводил ее до дверей виллы, и она вошла, а я
отправился домой. Вернувшись домой, я поднялся к себе в комнату. Ринальди
лежал на постели. Он посмотрел на меня.
- Итак, ваши дела с мисс Баркли подвигаются?
- Мы с ней друзья.
- Вы сейчас похожи на пса в охоте.
Я не понял.
- На кого?
Он пояснил.
- Это вы, - сказал я, - похожи на пса, который...
- Стойте, - сказал он. - Еще немного, и мы наговорим друг другу обидных
вещей. - Он засмеялся.
- Покойной ночи, - сказал я.
- Покойной ночи, кутинька.
Я подушкой сшиб его свечу и улегся в темноте. Ринальди поднял свечу,
зажег и продолжал читать.
Достарыңызбен бөлісу: |