Конец формы Эрнест Хемингуэй. Прощай, оружие!

Глава восьмая

На другой день мы узнали, что ночью в верховьях реки будет атака и мы

должны выехать туда с четырьмя машинами. Никто ничего не знал толком, хотя

все говорили с большим апломбом, выказывая свои стратегические познания. Я

сидел в первой машине, и когда мы проезжали мимо ворот английского

госпиталя, я велел шоферу остановиться. Остальные машины затормозили. Я

вышел и велел шоферам ехать дальше и ждать нас на перекрестке у Кормонской

дороги, если мы их не нагоним раньше. Я торопливым шагом прошел по аллее и,

войдя в приемную, попросил вызвать мисс Баркли.

- Она на дежурстве.

- Нельзя ли мне повидать ее на одну минуту?

Послали санитара узнать, и он вернулся с ней вместе.

- Я зашел узнать о вашем здоровье. Мне сказали, что вы на дежурстве, и

я попросил вас вызвать.

- Я вполне здорова, - сказала она. - Вероятно, это от жары меня вчера

разморило.

- Мне надо идти.

- Я на минутку выйду с вами.

- Вы себя совсем хорошо чувствуете? - спросил я, когда мы вышли.

- Да, милый. Вы сегодня придете?

- Нет. Я сейчас еду - сегодня потеха на Плаве.

- Потеха?

- Едва ли будет что-нибудь серьезное.

- А когда вы вернетесь?

- Завтра.

Она что-то расстегнула и сняла с шеи. Она вложила это мне в руку.

- Это святой Антоний, - сказала она. - А завтра вечером приходите.

- Разве вы католичка?

- Нет. Но святой Антоний, говорят, очень помогает.

- Буду беречь его ради вас. Прощайте.

- Нет, - сказала она. - Не прощайте.

- Слушаюсь.

- Будьте умницей и берегите себя. Нет, здесь нельзя целоваться. Нельзя.

- Слушаюсь.

Я оглянулся и увидел, что она стоит на ступенях. Она помахала мне

рукой, и я послал ей воздушный поцелуй. Она еще помахала рукой, и потом

аллея кончилась, и я уже усаживался в машину, и мы тронулись. Святой Антоний

был в маленьком медальоне из белого металла. Я открыл медальон и вытряхнул

его на ладонь.

- Святой Антоний? - спросил шофер.

- Да.

- У меня тоже есть. - Его правая рука отпустила руль, отстегнула

Я положил святого Антония обратно в медальон, собрал в комок тоненькую

золотую цепочку и все вместе спрятал в боковой карман.

- Вы его не наденете на шею?

- Нет.

- Лучше надеть. А иначе зачем он?

шею и снова застегнул замок. Святой повис на моем форменном френче, и я

раскрыл ворот, отстегнул воротник рубашки и опустил святого Антония под

рубашку. Сидя в машине, я чувствовал на груди его металлический футляр.

Скоро я позабыл о нем. После своего ранения я его больше не видел. Вероятно,

его снял кто-нибудь на перевязочном пункте.

Переправившись через мост, мы поехали быстрее, и скоро впереди на

дороге мы увидели пыль от остальных машин. Дорога сделала петлю, и мы

увидели все три машины; они казались совсем маленькими, пыль вставала из-под

колес и уходила за деревья. Мы поравнялись с ними, обогнали их и свернули на

другую дорогу, которая шла в гору. Ехать в колонне совсем не плохо, если

находишься в головной машине, и я уселся поудобнее и стал смотреть по

сторонам. Мы ехали по предгорью со стороны реки, и когда дорога забралась

выше, на севере показались высокие вершины, на которых уже лежал снег. Я

оглянулся и увидел, как остальные три машины поднимаются в гору, отделенные

друг от друга облаками пыли. Мы миновали длинный караван навьюченных мулов;

рядом с мулами шли погонщики в красных фесках. Это были берсальеры.

После каравана мулов нам уже больше ничего не попадалось навстречу, и

мы взбирались с холма на холм и потом длинным отлогим склоном спустились в

речную долину. Здесь дорога была обсажена деревьями, и за правой шпалерой

деревьев я увидел реку, неглубокую, прозрачную и быструю. Река обмелела и

текла узкими протоками среди полос песка и гальки, а иногда, как сияние,

разливалась по устланному галькой дну. У самого берега я видел глубокие ямы,

вода в них была голубая, как небо. Я видел каменные мостики, дугой

перекинутые через реку, к которым вели тропинки, ответвлявшиеся от дороги, и

каменные крестьянские дома с канделябрами грушевых деревьев вдоль южной

стены, и низкие каменные ограды в полях. Дорога долго шла по долине, а потом

мы свернули и снова стали подниматься в гору. Дорога круто поднималась

вверх, вилась и кружила в каштановой роще и наконец пошла вдоль кряжа горы.

В просветах между деревьями видна была долина, и там, далеко внизу, блестела

на солнце извилина реки, разделявшей две армии. Мы поехали по новой

каменистой военной дороге, проложенной по самому гребню кряжа, и я смотрел

на север, где тянулись две цепи гор, зеленые и темные до линии вечных

снегов, а выше белые и яркие в лучах солнца. Потом, когда опять начался

подъем, я увидел третью цепь гор, высокие снеговые горы, белые, как мел, и

изрезанные причудливыми складками, а за ними вдалеке вставали еще горы, и

нельзя было сказать, видишь ли их или это только кажется. Это все были

австрийские горы, а у нас таких не было. Впереди был закругленный поворот

направо, и в просвет между деревьями я увидел, как дорога дальше круто

спускается вниз. По этой дороге двигались войска, и грузовики, и мулы с

горными орудиями, и когда мы ехали по ней вниз, держась у самого края, мне

была видна река далеко внизу, шпалы и рельсы, бегущие рядом, старый

железнодорожный мост, а за рекой, у подножья горы, разрушенные дома городка,

который мы должны были взять.

Уже почти стемнело, когда мы спустились вниз и выехали на главную

дорогу, проложенную вдоль берега реки.