Контексте западной историографии
жүктеу/скачать 3.7 Mb. Pdf көрінісі
|
|
60 Заключение Рассмотренные в работе интерпретационные модели не являются применимыми исключительно к Винсенту Ван Гогу, и в некотором смысле искусство Ван Гога для изученных авторов оказалось лишь удачным примером. Однако сам факт того, что именно Ван Гог вновь и вновь оказывается тем художником, к которому обращаются различные искусствоведческие, герменевтические и философские традиции, уникален. Именно в лице Ван Гога история искусства создала новый тип — модель — художника, который стал каноническим. К этой модели применимы категории непризнанности, одарённости, жертвенности, сумасшествия, святости, проклятого, болезни, одиночества, исключительности, мифа. Миф о Ван Гоге породил огромное количество исследований, в которых личность художника превалирует над его искусством. Главной задачей для подобных работ, кратко рассмотренных в историографии, является поиск изначального замысла художника и тех реалий, которые он выражает с помощью своего искусства. Мифом же обусловлен и интерес к безумию Ван Гога, появление широкого спектра диагнозов, а также точки зрения, что именно болезнь художника стала движущей силой его искусства. Первым исследователем, разграничивающим болезнь Ван Гога и его искусство, стал философ и психиатр Карл Ясперс. В своей работе «Стриндберг и Ван Гог. Опыт сравнительного патографического анализа с привлечением случаев Сведенборга и Гельдерлина» Ясперс последовательно изучает биографию художника, его письма и время появления живописных работ и проводит сравнительный анализ периодов обострения болезни и ремиссии. Ясперс доказывает, что шизофрения Ван Гога не только не мотивировала к созданию искусству, но предотвращала всяческую возможность его создания: живопись и графика Ван Гога появлялись только между припадками. Французский философ и историк Мишель Фуко синтезирует две стороны спора о безумии Ван Гога. Во-первых, безумие для Фуко не является 61 болезнью. Во-вторых, безумие, не рождая искусство, тем не менее оказывает на него прямое влияние: страх безумия всегда запечатлён в работе того, кто стоит у пропасти безумия, а творчество, являясь попыткой упорядочения мира, который по сути своей безумен, становится средством борьбы с самим безумием. В противовес субъектному подходу к интерпретации вслед за появлением психоанализа З. Фрейда появились новые критические модели в истории искусства, включающие в себя, помимо фрейдистских желаний и других психоаналитических и психических категорий, всевозможные бессознательные структуры в рамках марксизма, феминизма, империализма и иных масштабных идеологических (а также экономических, сексуальных, культурных и т. д.) течений. Зарождается социальная история искусства, ключевое место в которой занимает классовый вопрос. Американский искусствовед Мейер Шапиро считает, что искусство Ван Гога, как и любого другого автора, неотделимо от мировоззренческой системы, в рамках которой он существовал. Однако именно Ван Гог, по мнению Шапиро, является первым художником, разорвавшим чистый классовый подход, поскольку он смог выразить не только сознание крестьянства, к которому себя относил, но и личную историю в своих произведениях. Представительница феминистской истории искусства Гризельда Поллок, напротив, стирает личность Ван Гога, следуя тезису о смерти автора. Она выступает за демифологизацию образа художника, в целом, и Ван Гога, в частности, для пересмотра фаллоцентричной истории искусства. Демифологизация художника-мужчины является одной из основных проблем, к которым обращается история искусства после введения в неё гендерного дискурса, потому Поллок разрушает образ святости, десексуализированность Ван Гога, а также указывает на его репрезентацию маскулинности и патриархальной системы в рисунках крестьянок за работой в поле. Проводя их анализ, Поллок доказывает, что неестественные позы и диспропорциональные фигуры призваны отразить униженное положение женщины перед мужчиной и 62 фетишизировать женское тело, приравнивая крестьянок к животным, подчиняя их так же, как природу в пейзажах. Совершенно иной подход у французского философа и интерпретатора искусства Жоржа Батая. Для него искусство Ван Гога также является симптомом, но не внешней системы, а существующей в каждом человеке жажды жертвоприношения как возвращения долга природе. Обращаясь к пейзажам Ван Гога, Батай пишет о том, что, достигая края возможного, с помощью принесения жертв, в особенности жертвенного самоувечья, Ван Гог отдавался во власть «богу солнца» и запечатлевал своё преклонение перед ним. Слияние Ван Гога с богом-солнцем позволяло в полной мере восполнить свою недостаточность, означало становление Ван Гогом всем и ничем, а значит, достижение края возможного. Возможно, описываемые Ван Гогом в письмах (и его врачами в медицинских заметках) припадки и были моментами достижения внутреннего опыта, испытания величайшего атеологического экстаза. Для немецкого философа Мартина Хайдеггера произведение искусства также не является заслугой отдельно взятого человеческого гения, ибо творение есть черпание из мира. Хайдеггер приходит к тому, что все появившиеся коннотации искусства Ван Гога необходимо не просто оспаривать или отрицать, а отбросить, прийти к первоначальному значению — в этом заключается метод деструкции. На примере «Башмаков» Ван Гога Хайдеггер показывает, что произведение искусства есть, прежде всего, спор мира и земли, в котором раскрывается истина, то есть творение, раскрывая суть сущего, являет истину. Хайдеггер осуществляет переворот, переход от субъекта автора к субъекту зрителя, провозглашая, что истина, в конечном счёте, исторична и находится в глазах смотрящего. Наконец, из хайдеггерианской деструкции рождается деконструкция французского философа и лингвиста Жака Деррида, которая объявляет интертекстуальность, бесконечность контекстов и смерть метафизики. Для Деррида правы все и никто, а живопись способна стирать бинарные 63 оппозиции, становясь означаемым и означающим одновременно и не имея конечной интерпретации. Таким образом, на сегодняшний день существует масса коннотаций искусства Ван Гога. Ни одна из них не может считаться абсолютно верной, многие из них взаимоисключают друг друга. Единственно точным представляется только тот факт, что искусство Ван Гога на протяжении столетия становится источником всё новых и новых интерпретаций и исследований, которые в некотором смысле рождают произведения художника заново. |