Курс лекций для преподавателей Свободной вальдорфской школы, прочитанный 21. VIII ix 1919 г в Штутгарте

Да, в наше время люди не склонны проявлять гибкость, когда под вопрос ставится то, что физиология и психология считают истиной. Говорят: «Ты весь мир переворачиваешь с ног на голову». Истиной же является то, что мир уже стоит на голове и что только с помощью духовной науки его можно поставить на ноги. Физиологи утверждают: орган мышления — это нервы, в особенности головной мозг. На самом же деле головной мозг, нервная система имеют к мыслительному познанию только то отношение, что они постоянно стремятся выделиться из организма (благодаря чему и может развернуться мыслительное познание).

Теперь нам предстоит рассмотреть нечто с максимальной точностью, и это потребует от нас известной сосредоточенности. На периферии человека, в сфере органов чувств, протекают реальные процессы, непосредственно включенные в то, что происходит в мире. Предположим, что благодаря глазу на нас действует свет. В глазу протекает реальный процесс, происходит нечто, представляющее собой физико-химический процесс. Он распространяется в глубь тела (на рисунке — заштрихованная область), где также протекают физико-химические процессы. Теперь представьте себе, что перед вами освещенная поверхность и исходящие от нее лучи света попадают в ваш глаз. Совершающиеся в глазу физико-химические процессы распространяются внутрь человека, в сферу мускулов и крови. В промежутке находится образованная нервной системой пустая зона. В ней не протекают самостоятельные процессы, подобные процессам в глазу или внутри человека, в нее входит то, что существует снаружи: существо света, существо цвета и тому подобное. Итак, на поверхности нашего тела, там, где расположены органы чувств, происходят реальные процессы, зависящие, например, от глаза, уха, органов восприятия тепла. Им подобны процессы, протекающие внутри человека. А в промежуточной зоне, там, где располагаются нервы, пространство поэтому свободно, и в нем мы можем жить вместе с тем, что находится снаружи. Свет и цвет изменяются в глазу. Но там, где проходят нервы, где жизнь уступает место пустоте, — там свет и цвет не изменяются, там вы живете вместе со светом и цветом. В сфере внешних чувств вы обособлены от мира, а внутри, как будто в чаше, вы живете с внешними процессами. Там вы сами становитесь светом, становитесь звуком, там разворачиваются эти процессы, ибо нервы, в отличие от крови и мускулатуры, не препятствуют им.

Таким образом, по отношению к находящейся в нас свободной от жизни области мы бодрствуем, а на поверхности и глубоко в недрах организма мы, когда спим, грезим и, когда грезим, спим. Полностью бодрствуем мы только в промежуточной зоне, между внешним и внутренним.

Однако, рассматривая человека с точки зрения духа, мы должны поставить в связь с бодрствованием, глубоким сном и грезящим состоянием не только пространственные, но и временные отношения.

Предположим, вы нечто изучаете. Это входит в ваше бодрственное сознание. Затем вы переходите к другим занятиям. Другое вызывает у вас интерес, занимает ваше внимание. Что же происходит с тем, что вы изучали, чем вы занимались до этого? Оно погружается в сон, а когда вы вспоминаете о нем снова, оно пробуждается. Вы только тогда разберетесь в этих вещах, когда все словесные ухищрения психологов относительно вспоминания и забывания замените реальными понятиями. Что такое вспоминание? Это пробуждение комплекса представлений. Что такое забывание? Это погружение в сон комплекса представлений. Здесь реальные вещи вы можете сопоставить с реальным опытом, здесь вы имеете дело не со словообъяснительством. Проведите наблюдение над бодрствованием и сном, проследите затем, как засыпаете вы сами или как засыпает другой человек; перед вами будет реальный процесс. Забывание, эту внутреннюю душевную деятельность, вы соотносите с этим реальным процессом (не с каким-нибудь словом!), сопоставляете и говорите себе: «Забывание — это просто засыпание, но в иной сфере, а вспоминание — это происходящее в иной сфере пробуждение».

Вы можете прийти к духовному постижению мира только путем сравнения реального с реальным. Как для того, чтобы действительно найти, хотя бы в зачаточной форме, соотношение между телом и духом, детство нужно сравнить со старостью, так можете вы сравнить и вспоминание с забыванием, сопоставляя их с реальными процессами — засыпанием и пробуждением.

Это крайне необходимо для будущности человечества: чтобы человек соблаговолил вступить в реальность, в действительность. Сегодня люди мыслят зачастую одни слова, они не мыслят действительности. Откуда современному человеку взять то реальное, которое мы имеем в виду, говоря о вспоминании в связи с пробуждением? В области слов можно услышать самые разные определения вспоминания, но нет и мысли о том, чтобы попытаться понять его, исходя из действительности, из самого предмета рассмотрения.

Поэтому вполне естественно, что, когда мы говорим о трехчленности, т.е. о том, что получено из действительности, а не из абстрактных понятий, люди вначале нас просто не понимают, ибо они не привыкли исходить из действительности. И менее всего склонны к тому, чтобы извлекать понятия из действительности, социалистические вожди в своих теориях; они достигают апофеоза словообъяснительства. Слушая их, люди надеются что-то понять о действительности, но, говоря о ней, они сыплют пустейшей словесной шелухой. Я позволил себе попутное замечание о характере нашего времени, потому что педагог должен знать черты своего времени и понимать детей, которые именно в это время отданы ему на воспитание.

ВОСЬМАЯ ЛЕКЦИЯ

Штутгарт, 29 августа 1919 г.

Вы можете возразить: однако сон и бодрствование ведь не менее темны для понимания, чем вспоминание и забывание, и поэтому немногого можно достичь с помощью такого сравнения. Тем не менее, наблюдая за тем, чего лишается человек вследствие нарушения сна, можно составить себе представление о нарушениях в душевной жизни, происходящих, когда забывание находится в неправильном отношении к вспоминанию. По опыту мы знаем, что человеку необходим достаточно продолжительный сон; иначе присущее «я» сознание будет постепенно ослабевать и он станет слишком сильно отдаваться впечатлениям внешнего мира, всему тому, что из внешнего мира приходит к «я». Уже при относительно небольших нарушениях сна вы можете наблюдать, как это происходит. Предположим, вы плохо спали ночью. Однако вы не потому плохо спали, что были особенно прилежны и использовали ночь для работы; в этом случае все выглядит несколько иначе. Но предположим, что нарушение сна вызвано чем-либо телесным, скажем, комарами — короче, какими-нибудь внешними для души обстоятельствами. Тогда, возможно, уже на следующий день вы заметите, что вас неприятным образом затрагивает то, что обычно не производит на вас никакого впечатления. Вы, в известном отношении, в вашем «я» стали гораздо чувствительнее.

То же самое происходит, когда процессы вспоминания и забывания нарушаются так, что мы не можем их регулировать. Есть много людей — задатки к этому проявляются уже в раннем детстве, — которые всю жизнь проводят в дремотном состоянии, в полудреме. Внешнее оказывает на них воздействие, они получают впечатления, но не вникают в них, замечая их лишь мельком; посредством своего «я» они, так сказать, не связывают себя как следует с впечатлениями. Они мечтательно погружаются в свободно возникающие представления, если не увлечены как следует внешней жизнью. Чтобы что-то понять, они не обращаются целенаправленно к накопленному ими запасу представлений, но позволяют представлениям как бы самим по себе восходить изнутри. Появление того или иного представления как бы от них и не зависит. Можно сказать, что в значительной мере такое состояние души знакомо многим людям, в особенности же проявляется оно в детском возрасте.

В подобных случаях мы сможем помочь все вспоминать и забывать в большей мере по своему усмотрению, если будем знать, что состояния сна и бодрствования в форме вспоминания и забывания свойственны также и дневному сознанию. Как же происходит вспоминание? Воля, в которой мы спим, в подсознании захватывает представление и переносит его в сознание. Подобно тому как «я» и астральное тело во время сна отделяются от физического и эфирного тел и собирают в духовном мире силу, чтобы освежить физическое и эфирное тела, так и сила спящей воли движет процессом вспоминания. Но именно потому, что воля спит, вы не имеете возможности непосредственно действовать на ребенка таким образом, чтобы он научился ее употреблять. Ибо побуждать ребенка употребить волю — все равно, что увещевать человека быть побойчее во сне, чтобы, проснувшись утром, он смог перенести эту бойкость в жизнь. Итак, то, что спит в воле, нельзя применить для непосредственного управления процессами памяти. Что же делать? Конечно, нельзя устроить так, чтобы с помощью каких-то конкретных действий человек управлял памятью, но его можно воспитать душевно, телесно и духовно так, чтобы он при случае мог соответствующим образом направить свою волю. Рассмотрим эту проблему более подробно.

Представим себе, что перед нами стоит задача пробудить в ребенке интерес к миру животных. Естественно, этот интерес к животным нельзя развить в один день; мы будем строить занятия так, чтобы пробуждение этого интереса происходило постепенно. И чем живее будет интерес, тем активнее он станет воздействовать на волю, которая тогда приобретет способность при необходимости извлекать из подсознательного, из забвения представления о животных. Только воздействуя на привычки человека, вы можете укрепить его волю и тем самым его способность вспоминать. Другими словами, все, что пробуждает в ребенке интерес, способствует также укреплению его памяти. Сила памяти развивается благодаря внутреннему чувству и воле, а не посредством умственной тренировки в запоминании.

Итак, вы видите, что в мире, а особенно в человеке, все, в известном смысле, разделено и, будучи разделенным, взаимодействует. Мы не сможем понять душевной организации человека, если не расчленим ее на мышление, или мыслительное познание, внутреннее чувство и волю. Но мыслительное познание, внутреннее чувство и воля нигде не присутствуют в чистом виде, они всегда воздействуют друг на друга, образуя единство, всегда сплетены друг с другом. Так же дело обстоит со всем в человеке, в том числе и с телом.

Я уже говорил, что головой человек является главным образом в области головы; но и весь в целом он — также голова. А как человек груди, человек грудной области он представлен прежде всего верхней частью торса; но весь в целом он также представляет собой, так сказать, грудь, ибо и голова причастна природе груди, и организм конечностей. Человек конечностей — это главным образом человек в области конечностей, однако и весь человек — это также человек конечностей; конечности также причастны природе головы и груди; они, например, участвуют также в кожном дыхании и т.д.

Поэтому, если мы хотим приблизиться к действительности, в особенности к действительности человеческой природы, нужно ясно представлять себе, что расчленяется всегда нечто единое; устанавливать абстрактное единство — значит обрекать себя на полное неведение. Если бы мы никогда не отделяли одно от другого, то мир оставался бы чем-то неопределенным, как в ночи все кошки серы. Тот, кто желает охватить мир в абстрактном единстве, видит все как серое на сером. Тот же, кто все стремится только расчленить, разделить, никогда не приходит к действительному познанию, ведь он видит только различия, а познания не происходит.

Все, что есть в человеке, имеет отчасти познающую, отчасти чувствующую, отчасти волевую природу. И то, что является познающим, является таковым по преимуществу, но при этом заключает в себе внутреннее чувство и волю; чувствующее является лишь по преимуществу чувствующим, то же и с волей. Все это вы можете теперь распространить на то, что мы вчера характеризовали как сферу внешних чувств. Если вы хотите понять такую главу, как эта, вы должны отставить в сторону всякий педантизм, иначе то, что говорится сегодня, может показаться вам явно противоречащим тому, что говорилось вчера. Но из противоречий складывается действительность. Мы не сможем понять мир, если не будем видеть в нем противоречий.

В целом человек имеет двенадцать чувств (восприятий. — Ред.). Внешней науке известны из них только пять, шесть или семь наиболее явно выраженных, другие выражены менее явно. Я уже говорил об этих двенадцати чувствах, сегодня мы снова обратимся к ним. Обычно говорят о слухе, чувстве тепла, зрении, вкусе, обонянии, осязании, причем чувство тепла и осязание подчас объединяют в одно, — как если бы кто-нибудь, рассматривая дым и пыль, объединял их в одно, потому что они выглядят похоже. (Нет надобности доказывать, что чувство тепла и осязание — это два совершенно различных вида отношений человека с внешней средой.) Эти чувства и, возможно, еще одно — чувство равновесия — выделяют современные психологи. Некоторые добавляют даже еще одно чувство, но полноты физиологии и психологии чувственного восприятия при этом не достигается; дело в том, что, воспринимая «я» другого человека, мы ставим себя в такое отношение к окружающему, которое подобно восприятию цвета посредством зрения.

Сегодня вообще люди склонны сваливать все в одну кучу. Когда дело касается «я», думают о своем собственном душевном существе, и этим по большей части удовлетворяются. Так же поступают и многие психологи. Они не замечают существенного различия между тем, что словом «я» может обозначаться совокупность нашего собственного опыта, и тем, что находящегося перед нами другого человека мы тоже можем обозначить как «я». Это — две совершенно разные духовно-душевные функции. Когда различные проявления нашей жизнедеятельности мы синтетически сводим к «я», речь идет о внутреннем; когда же я общаюсь с другим человеком и из этого явствует, что он тоже обладает подобным моему «я», тогда нечто происходит между мной и другим. Поэтому можно сказать: восприятие моего «я» внутри меня отличается от восприятия, посредством которого я познаю другого человека как «я». Восприятие другого «я» основано на чувствовании «я» так же, как восприятие цвета — на зрении, а восприятие звуков — на слухе. В человеческом существе орган восприятия «я» не так приметен, как орган зрения, но для обозначения восприятия другого «я» о «чувстве “я”» можно говорить с не меньшим основанием, чем о «зрении». Орган восприятия цвета расположен снаружи на теле человека, орган восприятия «я» распределен по всему человеку и состоит из чрезвычайно тонкой субстанции, поэтому обычно не говорят об органе восприятия «я». Этот орган восприятия «я» — нечто отличное от переживания своего собственного «я». Ибо восприятие другого «я» представляет собой познавательный акт, по крайней мере акт, родственный познанию, а переживание собственного «я» — волевой процесс.

Тут педант может подумать, что наступил благоприятный для него момент. Он может сказать: «В предыдущей лекции ты утверждал, что чувственное схватывание — это преимущественно волевая деятельность; теперь ты конструируешь чувство «я» и заявляешь, что это — преимущественно познавательное чувственное восприятие». Однако если вы ознакомитесь с тем, как охарактеризовано чувство «я» в новом издании моей «Философии свободы», то придете к тому, что чувство «я» функционирует действительно очень сложно. На чем же основано восприятие «я» другого человека? Современные абстрактные мыслители дают довольно нелепые объяснения. Говорят: «Мы видим внешность человека, слышим его голос и понимаем, что сами выглядим так же, как этот другой человек, что и внутри нас, и внутри его находится существо, которое мыслит, чувствует и волит, т.е. душевно-духовное существо». Заключение делается по аналогии. Однако это не более как глупость. Восприятие друг друга у людей представляет собой нечто совсем иное. Когда вы видите, что перед вами находится другой человек, происходит следующее. Человек производит на вас впечатление. Это впечатление вызывает у вас внутреннее неудобство. Вы чувствуете, что другой человек, подобное вам существо, воздействует на вас, как бы атакует вас. Соответственно вы защищаетесь, противитесь этой атаке, становитесь по отношению к нему внутренне агрессивным. Ваша агрессивность слабеет и прекращается — поэтому он снова может производить на вас впечатление. Ваша агрессивность снова усиливается, затем снова слабеет — другой снова производит на вас впечатление и так далее. Так один человек в общении с другим человеком воспринимает его «я»: вникание, обращенность к другому человеку — внутренняя защита, вникание — защита; симпатия — антипатия, симпатия — антипатия. Я говорю сейчас не о внутренних переживаниях, но только о том, как два человека воспринимают друг друга. Душа вибрирует: симпатия — антипатия, симпатия — антипатия... Вы сможете прочесть об этом в новом издании «Философии свободы».

Но имеет место и нечто другое. Развивая симпатию, вы засыпаете, погружаясь в другого человека; развивая антипатию, вы пробуждаетесь. Такая чрезвычайно быстрая смена состояний бодрствования и сна в своего рода вибрации происходит, когда перед нами находится другой человек. Этим мы обязаны органу чувства «я». Он устроен так, что схватывает, постигает «я» другого человека не в бодрственном, но в спящем состоянии; а это добытое в состоянии сна тотчас переводится в познание, т.е. в нервную систему. Таким образом, при правильном взгляде на вещи главным в восприятии другого человека является все же воля — воля не в бодрственном, а в спящем состоянии; ведь мы постоянно вплетаем мгновения сна в процесс восприятия другого «я». Между этими мгновениями действует познание, которое тотчас переносится в область нервной системы; так что восприятие другого человека действительно можно назвать познавательным процессом; нужно только знать, что этот познавательный процесс, представляет собой метаморфоз протекающего в состоянии сна волевого процесса. Данный процесс чувственного восприятия — это волевой процесс, но только мы не познаем его как таковой. Обычно мы не сознаем того, что испытываем во сне.

Другое чувство (восприятий. — Ред.), отличное от чувства «я» и от всех прочих чувств, я обозначаю как чувство мысли. Чувство мысли — это чувство не для восприятия соб­ственных мыслей, а для восприятия мыслей других людей. В этой связи психологи строят весьма гротескные теории. Вообще люди настолько приучены к сопринадлежности языка и мышления, что считают, что вместе с речью всегда воспринимаются и мысли. Но это вздор. Ибо посредством вашего чувства мысли вы можете воспринимать мысли в пространственных жестах так же, как через речь. Фонетическая речь только опосредует мысли. С помощью соответствующего чувства вы могли бы воспринимать мысли сами по себе. И поскольку для всех звуков речи существуют эвритмические жесты, постольку достаточно выразить нечто эвритмически, чтобы вы по эвритмическим движениям восприняли мысли так же, как вы воспринимаете их посредством звучащей речи. Короче говоря, чувство мысли — это нечто иное, нежели то, что действует в фонетическом чувстве, в чувстве звуковой речи. Как таковое чувство речи также стоит в ряду чувств.

Затем следуют слух, чувство тепла, зрение, чувство вкуса, обоняние. Затем чувство равновесия. Мы обладаем таким имеющим природу чувственного восприятия сознанием равновесия. Благодаря особому чувственному восприятию мы соотносим себя с направлениями: вправо, влево, вперед, назад — и поддерживаем равновесие. Если соответствующий орган у нас не в порядке, мы не можем сохранять равновесие точно так же, как не можем различать цвета, если у нас не в порядке глаза. И как для восприятия равновесия мы имеем особое чувство, так для восприятия движения мы имеем чувство, посредством которого мы различаем, находимся ли мы в покое или в движении, напряжены наши мускулы или нет. Наряду с чувством равновесия мы имеем чувство собственного движения. Кроме того, для восприятия общего состояния нашего тела мы имеем чувство жизни. Очень многие люди находятся в сильной зависимости от этого чувства жизни. Вы воспринимаете, насытились вы или недоели, устали или отдохнули, и испытываете поэтому чувство довольства или недовольства. Короче говоря, в чувстве жизни отражается состояние нашего собственного тела.

Итак, перед вами список из двенадцати чувств. В самом деле, человек имеет эти двенадцать чувств.

Устранив на примере одного из внешних чувств упреки со стороны педантов и показав, что познавательное в данном случае скрытым образом основано на воле, мы можем продолжить типологию чувств. Во-первых, мы имеем четыре чувства: осязание, чувство жизни, чувство движения, чувство равновесия. Они пронизаны по преимуществу деятельной волей, и в спектре этих чувств воля активно живет в восприятии. Постарайтесь почувствовать, как в восприятие движения, даже когда вы выполняете движения стоя на месте, вливается воля! Покоящаяся воля действует даже в восприятии равновесия. Она очень сильна в чувстве жизни и в осязании, ведь, когда вы к чему-нибудь прикасаетесь, происходит взаимодействие между вашей волей и окружающим. Чувство равновесия, чувство движения, чувство жизни и осязание — это собственно волящие восприятия. Осязая, человек внешним образом видит свое собственное движение: например, прикасаясь к чему-нибудь, он производит движение рукой — и так ему открывается, что он обладает этим чувством. Наличие у нас чувства жизни, чувства движения и равновесия не столь очевидно, но они волящие восприятия, и человек спит в них, как он спит в своей воле. В большинстве психологий эти чувства вовсе не рассматриваются, ибо вместе с периферией нашего организма наука погружена в сон и слишком многое уютно просыпает.

Далее следуют: обоняние, чувство вкуса, зрение и чувство тепла — внешние чувства, которые суть переживающее восприятия. Для наивного сознания наиболее очевидна род­ственность внутреннему переживанию вкусовых и обонятельных восприятий. То, что эта родственность не столь заметна при зрительных и тепловых восприятиях, имеет свои причины. В отношении восприятия тепла не замечают, что оно весьма родственно внутреннему чувству, и сме­ши­вают его с осязанием. Неправильно сопоставляют — и непра­виль­но различают. Осязание гораздо более сродни воле, а чувственное восприятие тепла ближе внутреннему переживанию. Природа переживающего восприятия зрения остается незамеченной, если не проводить наблюдений, подобных тем, что содержатся в гетевском учении о цвете. Там все родственное цвету пронизано внутренним чувством, выливающимся даже в импульсы воли. Но почему же не замечают наличия внутреннего чувства при зрительном восприятии?

В сущности мы почти всегда видим предметы так, что вместе с их цветом видим и границы цвета: линии, формы. Но обычно мы, воспринимая одновременно цвет и форму, не обращаем внимания на то, как именно мы воспринимаем. О красном круге мы можем сказать: «Я вижу красный цвет, и еще я вижу форму круга». Но тут смешаны две совершенно разные деятельности. Вследствие собственно деятельности глаза воспринимается вначале только цвет. Форму круга вы увидите, если в своем подсознании воспользуетесь чувством движения и бессознательно произведете в эфирном и астральном телах круговое движение, которое затем поднимается в сознание. И когда то, что воспринято посредством чувства движения, будет познано как круг, оно соединится с воспринятым цветом. Форму круга вы черпаете из вашего тела, призывая на помощь распределенное по всему телу чувство движения. Это выражается в процессе, о котором раньше я уже говорил так: «Человек производит в космосе геометрические формы и затем поднимает их к познанию».

Современная официальная наука не поднимается до наблюдений столь тонких, чтобы быть в состоянии провести подобное различие между зрением и дающим восприятие формы чувством движения, — она все сваливает в кучу. В будущем, однако, с таким подходом воспитывать будет невозможно. Ибо как можно, воспитывая, обращаться к способности видеть, не зная, что в процессе зрения окольным путем, через чувство движения, в него изливается весь человек? Но здесь мы должны обратить внимание еще и на нечто другое. Что же происходит, когда мы воспринимаем залитые цветом формы? Это чрезвычайно сложный процесс. Вы, как человек, представляете собой единое целое, и благодаря этому то, что воспринимается вами по двум совершенно различным путям — посредством чувства зрения и посредством чувства движения, — вы снова можете объединить в себе. Чтобы продвинуться дальше тупого глядения на красный круг, вы должны с двух различных сторон получить как восприятие красного, так и форму круга. Но вы уже не просто тупо глядите, если воспринимаете в двух аспектах: цвет — зрением, а форму — чувством движения — и, следуя внутренним требованиям жизни, то и другое объединяете в одно. Так возникает суждение. Теперь вы понимаете, что суждение — это живой процесс в вашем собственном теле, протекающий благодаря тому, что чувства представляют вам мир аналитически, расчлененным на части. Расчлененным на двенадцать частей представляет нам наше чувственное восприятие мир, и в своих суждениях вы все связываете воедино, ибо отдельное не желает оставаться обособленным. Форме круга вовсе не нравится оставаться только формой круга, какой она предстала чувству движения, цвету не нравится оставаться лишь таким цветом, каким его воспринял глаз. Вещи подталкивают вас соединить их, и вы внутренне готовы к этому. Таким образом, суждение, как деятельность, является выражением всего человека.