Курс лекций «Психиатрическая власть»

Во-первых, в школах, основанных Братством общежития сначала в Девентере, затем в Льеже и Страсбурге, впервые появляется деление учеников по возрастам и уровням со все усложняющимися программами занятий. Во-вторых, в этой педагогике заявляет о себе нечто совершенно новое по сравнению с обычаями средневекового студенчества, а именно правило уединения. В замкнутом пространстве, в изолированной среде, почти оторванной от внешнего мира, — вот где должна осуществляться педагогическая практика, так же как и аскетический опыт. Аскетизм требовал особого места, и педагогической практике теперь тоже нужно особое место. Но вот что здесь ново вот что здесь особенно важно: все то смешение, все то взаимопроникновение университетской среды и окружающих, в часТНОСТИ Т£ ВЭ.ЖНСЙ-шИС УЗЫ чТО связывЭ.ЛИ нЭ. всем протяжении Средневековья сту-

86

денческую молодежь и простонародье, как раз и прекращаются этим принципом уединенной жизни — аскетическим принципом, перенесенным в педагогику.

И наконец, в-четвертых, в школах Братства общежития, хотя я и не совсем уверен, что по образцу аскетизма, вводится очень любопытная паралимитарная организация. Вполне возможно, что эта схема имеет монастырское происхождение, во всяком случае в монастырях, особенно в раннехристианскую эпоху, имело место деление на группы по труду, молитве и интеллектуально-духовному уровню одновременно. Такими группами по десять человек — «декуриями»10 — руководил попечитель, принимавший на себя и ответственность за их членов. Вдохновленная несомненно римской армией эта система могла быть перенесена в монастырскую жизнь уже в первые христианские столетия, и именно ее мы обнаруживаем в школах Братства общежития тоже делившихся по армейской схеме декурий. Впрочем образцом для них могли послужить и милицейские под-разделения горожан распространенные во Фландрии Так или иначе, эта необычная военно-монастырская схема оказывается

гогических форм.

87

Таков, как мне кажется, один из первых этапов тотальной колонизации общества посредством дисциплинарных депозитивов.

В самом деле, именно иезуиты, противники рабства по теологическим, религиозным, но и по экономическим соображениям, противопоставляли в Южной Америке откровенно прямому, грубому и потребительскому использованию человеческих жизней, каким была дорогостоящая и к тому же плохо организованная практика рабства, другой тип распределения, контроля и эксплуатации [...*]—дисциплинарную систему. Знаменитые «коммунистические» республики в Парагвае были в действительности дисциплинарными микрокосмами имевшими иерархическую систему ключи к которой находились в руках иезуитов. Населению гваранийских общин предписывалась очень жесткая система поведения: устанавливался распорядок дня с указанием времени отдыха приема пищи и отхода ко

снV с ТСМ

чтобы в опрСДСЛСННЫЙ ЧЗ.С люди любовью

ребенка." Имел место полный

V4f*T RnflVyfенll

И постоянное наблюдение: в поселениях этих гваранийских республик у каждой семьи был свой дом, а вдоль домов шел своеобразный тротуар, позволявший заглядывать в окна, которые, разумеется, не имели ставень, и ночью следить за тем, чем занимаются жители. Помимо прочего и прежде всего это была своеобразная индивидуализация, по крайней мере на уровне

В магнитной записи лекции: людей.

88

семейной микроклетки, поскольку каждый, пусть и из тех, кто порывал с традиционной гваранийской общиной, получал свое жилье, и жилье это оказывалось под наблюдением.

Наконец, наряду со студенчеством и колониальными народами колонизации подверглись также бродяги, скитальцы, бездомные, преступники, проститутки и т. д. — и на этой внутренней колонизации, вкупе с шедшим в классическую эпоху ограждением, я останавливаться не буду, поскольку она прекрасно изучена. Во всех трех случаях задействованы дисциплинарные диспозитивы причем очевидно, что они непосредственно вытекают из религиозных институтов. Ведь это религиозные институты —«Братство христианской доктрины»12 и пришедшие ему

на смену педагогические ордена во главе с иезуитами — перенесли путем своеобразной прививки свою собственную дисци-

ГТ лину

V4ftIIIVIOCfl молодежь.

И опять-таки религиозные ордена, те же иезуиты, экспортировали, внеся в нее изменения, свою дисциплину в колониальные страны. Что же касается системы ограждения, процедур колонизации бродяг, бездомных и т. д., то она тоже осуществлялась в формах, очень близких к религиозным, ибо в большинстве случаев именно религиозные ордена брали под свою опеку соответствующие учреждения, а подчас и стояли у их основания Таким образом светская версия религиозных дисциплин постепенно распространяется на всё менее маргинальные, всё более и более центральные участки социальной системы.

Наконец, затем, в конце XVII и в XVIII веке возникают и приживаются дисциплинарные диспозитивы, уже не имеющие религиозной опоры, но являющиеся, так сказать, ее трансформа-

89

*

*

Вслед за армией адресатом дисциплинарных диспозитивов становится рабочий класс. В XVIII веке возникают большие мастерские, в шахтерских городах и крупных металлургических центрах, куда приходится перемещать сельское население, чтобы впервые приучить его к совершенно новой для него технике, — на всех металлургических фабриках бассейна Луары, во всех угольных разрезах Центрального массива и Северной Франции, в первых рабочих городах, как, например, Крезо, — заявляют о себе дисциплинарные формы, предписываемые рабочим. В это же время важнейшим орудием трудовой дисциплины становится обязательная для всех рабочих трудовая книжка. Рабочий не может, не имеет права переезжать без этой книжки в которой указывается кто был его предшествующим нанимателем и в какой ситуации по каким причинам он ушел с прошлого места работы. Когда же он решит устроиться на новое место или переехать в другой горол ему придется предоставить своему новому начальнику, чиновникам муниципала

тетя местным в_гтяетям tv уке трvjiorvio книжку—в некотором

смысле, клеймо всех этих обременяющих его дисциплинарных

Итак, в самом схематичном виде заключим, что сложившиеся в Средние века изолированные, местные, второстепенные дисциплинарные системы в описываемую эпоху постепенно пронизывают все общество своеобразным процессом, который можно назвать внешней и внутренней колонизацией, подразумевающей все без исключения элементы дисциплинарных систем, перечисленные мной ранее. А именно: пространственное прикрепление, оптимальное удержание времени, применение и эксплуатацию телесной силы путем регламентации жестов поз и внимания введение постоянного надзора и прямой карательной

90

власти и, наконец, организацию уставной власти, которая сама по себе, в своем действии, анонимна, неиндивидуальна, но неизменно влечет за собой учет подчиненных индивидуальностей. Иными словами, идет освоение единичного индивида властью, которая очерчивает его и конституирует как индивида, то есть как подчиненное тело. Вот в чем суть очень поверхностно обрисованной мною истории дисциплинарных диспозитивов. Но какому запросу отвечает эта история? Что стоит за этой экспансией, столь явно прослеживающейся на уровне событий и институтов?

Во-первых, они заключались в максимизации возможного использования индивидов: их нужно было сделать пригодными к применению, причем не для того, чтобы всех их без исключения использовать, но именно чтобы использовать не всех, — нужно было насытить рынок труда до предела, чтобы затем, с помощью рычага безработицы, играть на снижение жалованья. Итак — привести всех к трудоспособности.

Во-вторых, индивиды должны были стать пригодными к использованию в самой своей многочисленности — так, чтобы сила, образованная множеством этих индивидуальных рабочих сил как минимум равнялась сумме единичных сил, а желательно и превосходила ее. Как распределить индивидов так, чтобы вместе они делали больше, чем просто соседствуя друг с другом?

Наконец, в-третьих, шло накопление не только этих сил, но также и времени — времени труда, времени обучения, совершенствования, приобретения знаний и навыков. Таков третий аспект проблемы, поднимаемой накоплением людей.

Эта тройная функция техник накопления людей и рабочих сил, это триединство и является, по-моему, причиной, по которой вводились, апробировались, разрабатывались и совершенство-

91

вались различные дисциплинарные диспозитивы. Распространение дисциплин, их движение, их миграция от вспомогательной функции к функции центральной и общей, которую они начинают выполнять с XVIII века, связаны с этим накоплением людей и с ролью накопления людей в капиталистическом обществе.

а именно тактику дисциплина—это тактика то есть особый

способ распределят? единицы не по классификационной схеме,

но распреГГеПЯТЬ их в просТПЭНСТВС созЛЭ.ВЭ.Я В136МСННЫС наКО-

пления которые обладали бы на уровне производства действительно максимальной эффективностью.

И, я думаю, вновь с известной схематичностью можно сказать, что к рождению наук о человеке привело именно вторжение, наличие или же настоятельность этих тактических проблем, поднятых необходимостью распределить рабочие силы в соответствии с требованиями развивавшейся по-новому экономики. Распределение людей в ответ этим требованиям означало уже не таксономию, но тактику, и этой тактике принадлежит имя «дисциплина». Дисциплины — это техники распределения тел индивидов времени и рабочих сил. Эти-то дисциплины вместе с тактиками вместе с предполагаемым ими временным вектором и вторглись в XVIII веке в западноевропейское знз.ние,

92

отправив старые таксономии, бывшие моделями всех эмпирических наук, в некую устаревшую и даже, может быть, частично или полностью упраздненную область науки. Тактика сменила таксономию, и вместе с нею человек сменил проблему тела, проблему времени и т. д.

Существует, собственно, вполне отчетливая и очень примечательная формализация этой микрофизики дисциплинарной власти. Формализацию эту предоставляет нам «Паноптикум» Бентама. Что это такое — Паноптикум?16

Обычно говорится, что это изобретенная Бентамом в 1787 году модель тюрьмы, которая была воспроизведена с рядом модификаций во многих европейских исправительных домах — в английском Пентонвилле,17 с изменениями во французском Петит-Рокет и т. д.18 Вообще-то Паноптикум Бентама — это не модель тюрьмы, или не только модель тюрьмы; это, как недвусмысленно говорит сам Бентам, модель для тюрьмы, но также и для больницы, школы, мастерской, сиротского приюта и т. д. Это, я бы

сказал форма для всякого института —или чтобы соблюсти

осторожность для целого ряда институтов. И даже когда я говорю что это схема для целого ряда институтов это кажется мне не вполне точным

Бентам не говорит, что Паноптикум — это схема для институтов, он говорит, что это механизм, схема, которые усиливают всякий институт, механизм, позволяющий власти, которая действует или должна действовать в том или ином институте, добиться максимальной силы. Паноптикум — это умножитель, усилитель власти в рамках целого ряда институтов. Он макси-

93

*

мально интенсифицирует силу власти, делает наилучшим ее распределение, предельно точно определяет ее цель. Таковы, по сути, три задачи Паноптикума, и Бентам говорит: «его преимущество заключается в силе, которую он способен придать всякому учреждению, где он будет внедрен».19 А в другом месте он называет чудесной способностью Паноптикума то, что он «сообщает тем, кто руководит учреждением, исполинскую силу».20 Он сообщает исполинскую силу власти, которая циркулирует в институте, и индивиду, который обладает или руководит этой властью. И кроме того, говорит Бентам, Паноптикум хорош тем, что он дает «разуму новое средство властвовать над другим разумом».21 Мне кажется, два эти положения, — то, что Паноптикум придает исполинскую силу и позволяет одному разуму властвовать над другим, — заключают в себе суть описываемого механизма и, если угодно, вообще дисциплинарной формы. «Исполинская сила» —это сила физическая, направленная на тело, но вместе с тем, хотя она и давит на тело, довлеет над ним, никогда, по сути, не применяемая и наделенная своеобразной имматериальностью, вследствие которой-то дело и касается двух разумов, тогда как на самом деле воздействию в системе Паноптикума подвергается именно тело. Этой игры между «исполинской силой» и чистой идеальностью разума Бентам по-моему и доискивался создавая Паноптикум И как же он ее добивается?

Каково содержание этой схемы? И почему она столь долгое время воспринималась как нечто умозрительное и даже считалась — на мой взгляд, ошибочно — примером утопий XVIII века? Во-первых, в каждой камере может быть помещен только один индивид, то есть в этой системе, подходящей для

94

больницы, тюрьмы, мастерской, школы и т. д., все помещения рассчитаны на одного человека; каждое тело имеет в ней свое место. Налицо пространственная изоляция. И какое бы направление ни принял взгляд наблюдателя, в конечной точке он обязательно встретит тело. Таким образом, пространственные параметры Паноптикума имеют ярко выраженную индивидуализирующую функцию.

Как видите, эта сеть группового общения — коллективные феномены, рассматриваемые в рамках некой единообразной схемы и в медицинском смысле, как заражение, и в смысле моральном, как распространение зла, — искореняется панопти-ческой системой. И в итоге мы имеем дело с властью особого рода — с властью над всеми сразу, но направленной всегда на серии изолированных друг от друга индивидов. Эта власть коллективна в своем центре но в точке приложения всегда индивидуальна. Такова особенность феномена дисциплинарной индивидуализации о котором я говорил вам в прошлый раз: дисциплина индивидуализирует СНИЗУ ОНЗ. ИНДИВИДУЗ-ЛИЗиОУбТ тех над кем довлеет

Что же касается центральной камеры, то я вам сказал, что этот своеобразный маяк со всех сторон остеклен. Бентам, впрочем, оговаривается, что застеклять его нежелательно, а если он все же застеклен, то его необходимо снабдить системой поднимающихся и опускающихся жалюзи, а внутри установить передвижные скрещивающиеся перегородки. Дело в том, что на-

95

блюдение должно осуществляться таким образом, чтобы те, кто ему подвергается, не знали, наблюдают за ними или нет; иными словами, они не должны видеть, есть ли кто-то в центральной камере.26 Поэтому, во-первых, ее окна должны быть затемнены или почти полностью закрыты, и, во-вторых, следует исключить возможность разглядеть снаружи тени в камере и понять таким образом, что там кто-то есть, — именно для этого нужны передвижные внутренние перегородки и система жалюзи.

Такова деиндивидуализация, развоплощение власти, у которой больше нет тела, нет индивидуальности, которая может быть кем угодно. Причем одной из важных особенностей Паноптикума является то, что в центральной башне не просто может находиться кто угодно, — наблюдение может вести директор, его жена, его дети, его слуги и т. д., — но она также имеет выход в подземный тоннель, ведущий из центра здания за его пределы и позволяющий кому угодно войти в центральную камеру и если он того пожелает наблюдать. Иначе говоря любой человек должен иметь возможность наблюдать за тем, ЧТО происходит в больнице школе мастерской или тюрьме Зз. тем что там происходит зэ. тем все ли там в порядке должным ли образом осуществляется руковолство —наблюдать за тем кто наблюдает. '

Своего рода лента власти — непрерывная, мобильная, анонимная лента — без конца раскручивается в центральной башне Паноптикума. Есть у нее тело или нет, есть у нее имя, индивидуальность или нет, так или иначе анонимная лента власти раскручивается и действует за счет самой игры невидимости. И это, кстати, Бентам называет «демократией», так как занимать место власти может кто угодно, так как власть не является чьей-то

96

собственностью — ведь войти в башню и наблюдать за тем, как исполняется власть, может любой, и она, таким образом, всегда находится под контролем. В конечном счете власть столь же видима в своем невидимом центре, сколь и люди в своих камерах; власть оказывается под надзором кого угодно — вот что такое демократизация исполнения власти.

Слово «паноптикум» означает две вещи: оно означает, что всё всегда видно, но также и что вся действующая власть — всегда не более чем оптический эффект. Власть лишена материальности, она уже не нуждается во всем этом символическом и вместе с тем реальном каркасе власти-господства; ей не нужно держать в руке скипетр или, чтобы наказывать, — размахивать мечом; ей нет необходимости метать громы и молнии на манер суверена. Эта власть ближе к солнцу к вечному свету она — невещественное свечение затрагивающее всех на кого направлено ее действие, в равной степени.