Начнем с техники опроса в самом широком смысле — опрос-анамнез, опрос-признание и т. д. На что нацелен этот опрос? Как именно его осуществляют? Я уже отмечал его дисциплинарную сторону, когда говорил о том, что с помощью опроса индивида привязывают к его личности, принуждают узнать себя в своем прошлом, в ряде событий своей жизни.4 Но это лишь второстепенная поверхностная функция опроса. Он имеет также целый ряд других функций представляющих собой процедуры реализации безумия. Как мне кажется опрос реализует безумие четыг)ьмя приемами или способами.
Во-первых, классический психиатрический опрос, каким он применялся в 1820—1830-е годы, всегда включает в себя так называемый поиск предзнаменований. Что значит искать предзнаменования? Это значит спрашивать у больного о том, какие болезни поражали его предков по прямой или боковой линиям. Вопрос этот парадоксален — и потому, что до конца XIX века он носил всецело анархический характер, учитывал без разбора все заболевания всех родственников и потому, особенно, что в эпоху, о которой мы говорим сейчас, в 1830—1840-е годы, он был более чем неопределенным ибо тогда не существовало ни понятия патологической
П(^гр1л£»т"*ягТ'14КНОГ*Т1"Т введеннОГО ТО П К КО в
Нельзя не удивиться как размаху этого поиска, видевшего предрасположенности во всех без исключения болезнях, ког-
наследственности ни даже понятия 1855-1860 годах.6
317
*
да-либо поражавших сколь угодно далеких предков, так и его до странности раннему распространению, притом что его настойчиво практикуют и в наши дни. О чем, собственно, идет речь, когда у душевнобольного спрашивают, чем болели его родственники, и педантично регистрируют апоплексический удар, приведший к смерти его отца, ревматизм его матери, слабоумного ребенка, родившегося у его дяди и т. д.? К чему тем самым стремятся? Разумеется, к перенесению всего этого поиска признаков, предзнаменований на полииндивидуальный уровень, но также, и это, как мне кажется, главное, — к замене недостающей патологической анатомии, отсутствующего у психиатрии или неприступного для нее — о чем мы с вами говорили — тела. Поскольку невозможно, никому не под силу, найти у больного органический субстрат его недуга, что ж, будем искать в его семье патологические происшествия, которые вне зависимости от их собственной сути могут передаваться и, следовательно, также образуют своего рода материальный патологический субстрат. Наследственность — помимо прочего, способ материализовать болезнь, если ее невозможно локализовать на уровне индивидуального тела: в этом случае измышляют, вычерчивают своего рода большое фантазматическое тело семьи, пораженное множеством всевозможных недугов — органическими и неорганическими, конституциональными и приобретенными, неважно, ибо коль скоро они передаются значит у них есть материальная основа а если у них есть материала ная основа то почему бы ей не быть органическим субстратом безумия-иным, нежели индивидуальный субстрат патологи-ческой анйтомии Это своего роди метаорганический субстрат образующий впрочем самое настоящее тело болезни Тело больного в рамках психиатрического опроса тело котппое пальпируют ощупывают гтростукиняют и просnvn ипякггТ,
таясь отыскать в нем патологические ппизня™, „Ггям^Лпё
пчс1,кис признаки, на самом деле
явЛЯетСЯ теЛОМ всей его семьи' что тепп гпгтякпярмпр грмкри
семейной н^ледст^ня^^АппиЛн^^п^п^ — ^ замена тела патопогиче^ой яыятпГ™™™!,
матепияпьньтм ZZ Г!!! I
m JnZpn,Tn^uZlк^Z Bbipa0°TKf метаиВДИвидуально-ТяыъымЛ^,^^ занимаются ооычные врачи. иаков, на мои взгляд, первый аспект медицинского опроса: по-
318
Во-вторых, имел место и поиск признаков предрасположенности, индивидуальных предвестий: не предвещало ли что-либо безумие, когда оно еще не было в полном смысле слова безумием? Таков второй постоянный аспект психиатрического опроса: расскажите о своем детстве; вспомните, что тогда происходило; перескажите свою жизнь; когда вы болели, как болезни проявлялись у вас и т. д. Этими вопросами подразумевается, что безумие как болезнь всегда опережает само себя, даже в тех случаях, когда оно начинается внезапно, — даже тогда следует искать предвестия.
Если в общей медицине такого рода индивидуальные предвестия, тревожные обстоятельства позволяют определить тот или иной тип заболевания, решить, какое оно именно — прогрессирующее или нет, хроническое или нет, и т. д., то в психиатрической области его цель иная. Поиск индивидуальных предвестий здесь — это, по сути, попытка доказать, что безумие уже имело место прежде, чем сформировалось как болезнь, и вместе с тем что эти его признаки были еще не безумием как таковым но условиями возможности безумия. Иными словами надо найти такие признаки, которые не были бы собственно патологическими — ибо иначе они окажутся признаками болезни ее действительными элементами, а вовсе не
предвестиями —не были бы внутренними признаками болез-
ни но соотносились бы с нею так чтобы их можно было бы представить как предвестия кзде рэ.нние признаки как свиде-тельства предрасположенности - и внутренние, и внешние бо-лезни огтновременно7 Надо включить безумие в индивидуаль-ный контекст того, что можно назвать аномалией.8
Аномалия — это условие индивидуальной возможности безумия, и установить его необходимо, чтобы убедительно доказать, что то, что вы беретесь лечить, с чем вы имеете дело и что хотите представить именно как симптомы безумия, действительно имеет патологический характер. Условием превращения различных элементов, составляющих предмет, основание запроса о принудительном лечении в патологические симптомы является включение этих элементов в общую ткань аномалии.
Чтобы представить этот феномен более полно, приведу в качестве примера досье Пьера Ривьера.9 Когда врачи пытались установить, душевнобольной Пьер Ривьер или нет, в самом ли
319
деле он поражен тем, что они не слишком уверенно называли «мономанией» (вспомним, что мономания в эту эпоху, согласно определению Эскироля, считалась болезнью взрывного характера и характеризовалась именно своей внезапностью, а ее основным симптомом был соответственно внезапный переход к криминальному поведению10), как могли они доказать, что его криминальное поведение безумно? Им надо было перенести его в поле аномалий. И они выстроили это поле аномалий из ряда элементов. То, что Ривьер, будучи ребенком, рубил капустные кочаны, воображая, что это головы военачальников, то, что он распял лягушку в качестве плененного врага, и подобные этим факты" образовали горизонт аномалий, внутри которого затем удалось реализовать предмет названного вопроса в качестве безумия. Итак, вторым аспектом опроса является образование горизонта аномалий.
Третий же его аспект заключается в организации того, что можно было бы назвать скрещением или переплетением ответственности и субъективности. Во всяком психиатрическом опросе присутствует, как мне кажется, своего рода торговля, и происходит она следующим образом. Психиатр говорит сидящему перед ним индивиду: ну что ж, ты теперь здесь, по доброй воле или вопреки ей, но здесь, потому что на тебя жалуются, ты причиняешь хлопоты; ты говоришь то, делаешь это, ведешь себя так. Я не намерен спрашивать тебя о том, правда ли все это, мне не нужны твои утверждения, что обвинения в твой адрес обоснованны или нет что ты причинял или вовсе не причинял кому-либо хлопоты — я не следователь — но я могу снять с тебя юридическую или моральную ответственность за то что ты сделал за то что с тобой произошло или за побуждения которые ты испытываешь только при одном условии если ты субъективно признаешь реальность всего этого представишь мне все эти факты как субъективные симптомы твоей жизни твоего сознания Мне нужно обнаружить все эти элементы' пусть и с некоторыми большими или меньшими изменениями' это для меня неважно в твоем рассказе в твоих признаниях' как элементы твоего нёлугя как л™™.,.™ силу чудпвишных жепяний ^гвГлетеиГ^ ГпнппЛ'яГ™^
торым' ты находишься здесь более неГудут обременять тебя
юридической или моральной ответственностью, но, чтобы осуществить это освобождение, чтобы снять с тебя обвинения, мне нужно получить их от тебя самого в виде симптомов того или иного рода. Дай мне симптом, и я сниму с тебя вину.
Такая торговля разыгрывается, как мне кажется, в рамках психиатрического опроса и неизменно сосредоточивает его прежде всего на тех основаниях, по которым индивид оказался здесь, перед психиатром. Пересмотр причин, вследствие которых человек попал к психиатру, — связаны ли они с его сознательным решением, или наоборот, исходят со стороны, от других, — превращение этих оснований для лечения в симптомы как раз и должен осуществить психиатрический опрос.
Наконец, четвертой функцией психиатрического опроса является то, что я назову подготовкой ключевого признания. Дело в том, что психиатрический опрос по самой сути своей имеет некоторую цель и действительно всегда прекращается в определенном пункте. Цель, точка схода психиатрического признания — это как раз то, что оказывается и сердцевиной безумия, его ядром, некий очаг, соответствующий в случае безумия очагу патологического процесса.* И этот очаг безумия, который опрос всячески стремится реализовать осуществить, есть сумасшествие в предельной, неопровержимой форме. От
индИВИ ЛЭ. нЭ.ЛО добиться, чтобы он не прОСТО признЗ-л НЙЛичие ТГоГО бредовОГО очЗ.ГЗ. но и на ЛСЛС сИСТУЗ-ЛИЗИРОВЯЛ еГО в ПТ)о-
цессе опроса.
Такая актуализация может быть получена двумя способами— либо в виде собственно признания, ритуально произнесенного во время опроса: «Да, я слышу голоса! Да-да, у меня галлюцинации»,12 «Да, я считаю себя Наполеоном!»,13 «Да, я брежу!» (именно такого признания добивается психиатрический опрос), либо, если актуализация путем присвоения симптома в первом лице не удается, в процессе опроса должен актуализироваться кризис — у пациента должна случиться галлюцинация, истерический припадок и т. д. Так или иначе — посредством признания или актуализации основного симптома — субъекта
* В подготовительной рукописи М. Фуко добавляет: «Это немного похоже на выполнение семьей функции соматического субстрата безумия».
320
21 Мишель Фуко
321
ставят в положение крайнего стеснения, загоняют в угол, так что он оказывается вынужден сказать «я безумен» или разыграть свое безумие наяву. В такой момент, будучи доведен до кульминационной точки опроса, он более не может уклоняться от собственных симптомов, проскальзывать между ними. Он вынужден сказать: я действительно тот человек, для которого придумана психиатрическая больница, мне нужен врач; я болен, и, поскольку я болен, вы, чья первостепенная функция заключается в моей госпитализации, — не кто иной, как врач. Таков решающий момент двойного провозглашения госпитализированного индивида больным, а индивида, который его госпитализирует, — врачом и психиатром.
Когда у опрашиваемого вырывают это отчаянное признание в безумии, прямое или косвенное, наступает некоторое облегчение. И в связи с этим в технике психиатрического опроса обнаруживается двойная аналогия с религиозным признанием и медицинским кризисом: религиозное признание способствует прощению, а выделения, исторгаемые во время кризиса, выводят из организма болезнетворную субстанцию. В точке совпадения или, если угодно, в своеобразном колебании между признанием, дарующим прощение, и выделениями, изгоняющими болезнь, отчаянное признание в безумии является — как утверждают психиатры XIX века и несомненно многие наши современники — тем с помощью чего индивид сможет затем освободиться от своего безумия. «Я избавлю тебя от твоего бе-зумия если ты признаешься в нем» — или другими словами: «Предоставь мне те причины по которым я помещаю тебя в лечебницу, открой мне то, из-за чего я лишаю тебя свободы и тогда я избавлю тебя от безумия Путь к твоему исцелению—это
тот самый путь который может дать мне гарантию что мои действия суть м'едицинские действия» Эта взаимозависимость
между впястью впача и вымогательством ппизнания больного между BJidoibiu ерача и вымикислк. bum пим-зиаппи
т6ическогоаоКпМосаКаЖеТСЯ' ^^ СеРДЦСВИНУ Т£ХНИКИ ПСИХиаЭтот опрос, основные элементы которого я попытался вам представить, может быть прочитан сразу на трех уровнях. Первый из них — дисциплинарный уровень, о котором мы уже говорили,14 оставим сейчас в стороне. Главными, думаю, являются два других. В рамках психиатрического опроса формируется
322
прежде всего медицинский мимесис, или аналогом схемы, предоставляемой медицине патологической анатомией: во-первых, опрос выстраивает из наследственных предрасположен ностей тело, дает это тело не имевшей его болезни; во-вторых, вокруг этой болезни, чтобы определить ее как болезнь, он образует поле аномалий; в-третьих, из оснований запроса он создает симптомы; и, в-четвертых, он изолирует, очерчивает, локализует патологический очаг, указываемый и актуализируемый им в признании или в реализации главного, центрального симптома.
Следовательно, опрос выступает в психиатрии XIX века средством точной реконструкции элементов, характеризующих практику дифференциальной диагностики в органической медицине. Он позволяет воссоздать рядом с органической медициной, без пересечений с нею, нечто функционирующее таким же образом, как и она, но в качестве мимесиса, аналогона. Кроме того, в рамках опроса на деле осуществляется — путем уловок, замен, обещаний, игры взаимных подарков между врачом и больным — тройная реализация: реализация некоторого поведения как безумия, реализация безумия как болезни и, наконец, реализация сторожа при безумце как врача.
Разумеется, выполняя такие функции, психиатрический опрос оказывается всецело обновленным ритуалом абсолютной диагностики. Что представляла собой деятельность психиатра в типичной больнице XIX века? Как вы помните, у него было два и только два дела: обход и опрос. Совершая обход, врач инспектировал все службы своей больницы, ежеутренне производя превращение дисциплины в терапевтику: обходя и осматривая все уголки больницы, обследуя все детали дисциплинарной системы он одним своим присутствием превращал их в терапев-тический аппарат.15
Вторым же делом психиатра был опрос, заключавшийся в следующем: дайте мне ваши симптомы, представьте мне как симптомы свою жизнь, и тем самым вы сделаете меня врачом.
Два этих обряда, обход и опрос — суть элементы, за счет которых работает дисциплинарное поле, о котором я вам говорил. Понятно, кстати, и почему обряд опроса нуждался в периодическом усиленном повторении. Подобно, если хотите, ежедневным и торжественным богослужениям, клиническая презентация перед студенческой аудиторией была по отношению к закры-
323
тому опросу больного врачом тем же, чем праздничная месса с песнопениями по отношению к обычной. А почему клиническая презентация, этот почти публичный обряд, эта Messa solemnis* психиатрии, так рано, так быстро распространилась в новой науке? Несколько слов об этом я уже сказал,16 но сейчас, я думаю, нам открывается иной уровень функционирования клинической презентации.
Каким образом при отсутствии тела и исцеления, характеризующем психиатрическую практику, врач может быть действительно провозглашен врачом? Как можно было бы в полной мере осуществлять эти операции, о которых мы говорили, — это превращение запроса в симптомы, событий жизни в аномалии, наследственности в тело и т. д., — не будь, помимо постоянного функционирования лечебницы, еще и некоего обряда, который торжественно повторял бы то, что происходит во время опроса? И вот организуется пространство, в котором алиенист получает статус врача в силу одного того, что его окружают в качестве слушателей и зрителей студенты. Медицинский характер его действий обретает актуализацию вовсе не благодаря успешному лечению или тому, что он создал некую истинную этиологию, поскольку как раз об этиологии-то здесь речь не заходит; его действия превращения, о которых я вам говорил становятся медицинскими именно потому что вокруг врача собирается хор корпус студентов Поскольку тела больного у психиатра нет,
ей и НУЖНЗ. эТЗ. инстиTVLIHOH3.JIbH3H кОГ)порЭ.11ИЯ CTVJ3енческOC
окружение, внимающее ответам больного на вопросы профессо-ра Как только эти слушания кодифицируются и институциали-зипуются как восприятие студентами того что психиатр гово рит в качестве ученого специалиста в медицинском знании все те опера.ши о которых я говппил до этого с удвоенной силой и эГлективностмо принимаются замедиттинское претворение безумия запроса сГпринудителГном лечении в сим-
Иными словами, мне кажется, что статусный характер речи врача, которая сама по себе не более чем дополнительна, ее способность увеличивать престиж говорящего и придавать его словам большую истинность гораздо важнее, значительнее содер-
Торжественная месса (лат.. — Примеч. пер.
жания этих слов: статусный характер речи психиатра ложится в основание его медицинской власти. Чтобы его речь на деле осуществляла описанные мною ранее медицинские превращения, она должна, по крайней мере периодически, ритуально, институционально маркироваться посредством обряда клинической презентации больного студенческой аудитории.
Вот что я хотел сказать вам о психиатрическом опросе. Разумеется, стоило бы внести некоторые уточнения в соответствии с различными его формами. У Лере, скажем, опрос принимал весьма изощренные формы: так, Лере разработал бессловесный опрос: врач ничего не говорит больному, ожидая, пока тот заговорит сам, позволяя ему сказать то, что он хочет, — таков, согласно Лере, единственный, или во всяком случае наилучший путь к получению полного признания в безумии.17 Тот же Лере применял своеобразную игру, в рамках которой за неким симптомом обнаруживался новый вопрос, который-то и следовало изучить в ходе опроса. Впрочем, все это лишь второстепенные особенности описанного мною обряда опроса.
Наряду с опросом, опять-таки в качестве дополнения к нему, но исторически куда более важного, нежели упомянутые техники Лере, практиковались также два других оператора меди-кализации безумия, его реализации как болезни: наркотики и гипноз.
В связи с наркотиками я уже говорил ранее об их дисциплинарном применении с XVIII века: тогда использовали опиаты,18 шафранно-опийную настойку и т.д.14 В конце же XVIII века возникает новый феномен — судебно-медицинское применение наркотиков, и приблизительно в это же время один итальянский врач предлагает использовать их в больших дозах для выяснения, является ли индивид душевнобольным или нет, — как раз-личитель безумия и его симуляции.20
Это было только начало, и в первые восемьдесят лет XIX века мы обнаруживаем широчайшую практику применения наркотиков в психиатрических больницах — прежде всего, опия, амилнитрита,21 хлороформа22 и эфира:23 в 1864 году в «Общих архивах медицины» выходит важный текст Мореля об использовании эфира в психиатрической больнице.24 Но, как мне кажется, наиболее значительный эпизод этой истории связан с практикой Моро де Тура и его книгой «О гашише и душевной болезни»,
324
325
опубликованной в 1845 году." Автор этого труда, оказавшего, судя по всему, серьезное историческое влияние, рассказывает о том, как он «сам» — нам еще предстоит оценить важность этого «сам», — попробовал гашиш и, приняв достаточно большую его дозу, сумел выделить в наступившей интоксикации следующие фазы: во-первых, «ощущение счастья»; затем «возбуждение, путаницу мыслей»; в-третьих, «нарушение ориентации во времени и пространстве»; в-четвертых, «усиление зрительной и слуховой чувствительности: обострение ощущений при прослушивании музыки и т. д.»; в-пятых, «навязчивые идеи и бредовые суждения»; в-шестых, расстройство или, как говорит он сам, «повреждение эмоций» — обостренный страх, повышенная возбудимость, усиление любовных переживаний и т. п.; в-седьмых, «непреодолимые влечения»; и, наконец, в-восьмых — это последняя стадия, — «иллюзии и галлюцинации».26 На мой взгляд, этот опыт Моро де Тура и то, как он затем использовал его, очень важны по целому ряду причин.
Прежде всего, — и этот факт я не могу объяснить и даже проанализировать, — Моро де Тур уже в первом своем опыте, моментально, с самого начала, связал наркотические эффекты с ходом душевной болезни * В описании стадий, которые я только что перечислил, мы очень быстро, уже со второго пункта, сразу после ощущения счастья — и оно, как выяснится далее, также будет переосмыслено, — узнаем приметы душевной болезни: путаются мысли, нарушается ориентация во времени и пространстве и т. д. Мне кажется что эта психиатрическая конфискация наркотических эффектов в пользу душевной болезни поднимает важную проблему которая впрочем подлежит анализу скорее в рамках истории наркотиков, чем душевных болезней. Но так или инз.че в истории беч\/мия это гтримснёнис нягжотиков и уrrо добление наркотических эбЛектов симптомам душевной болез ни предоставляют врачу согласно Моро де Тупу возможность воссоздания безумия одновременно искусственного так как чтобы все описанное произошло, нужна интоксикация, и есте-ни из приведенных Моро де Тупом
* В подготовительной рукописи последующее рассуждение предваряется подзаголовком: «Идея о том, что феномены, порождаемые употреблением гашиша, идентичны феноменам безумия».
326
симптомов не чужд как по своему содержанию, так даже и по своему месту в общем ряду развитию безумия как спонтанной и естественной болезни. Речь, таким образом, идет о вызываемом и вместе с тем аутентичном воспроизводстве безумия. Дело происходит в 1845 году, когда ведется целый ряд исследований по экспериментальной физиологии. Моро де Тур-это Клод Бернар безумия: он открывает в своей области нечто подобное гликогенной функции печени.27
Другой важный пункт заключается в том, что наряду с идеей и орудием этого сознательного, рассчитанного экспериментирования над безумием возникает нечто большее — идея о том, что различные феномены, характеризующие интоксикацию гашишем, образуют некую естественную, необходимую последовательность, спонтанную цепь, гомогенную серию. Иными словами, поскольку эти феномены гомогенны феноменам безумия, то, возможно, отдельные симптомы безумия, относимые нозографами к тем или иным регистрам, к той или иной форме заболевания, то есть в конечном счете все симптомы безумия входят в единую серию. Если психиатры круга Пине-ля, и особенно Эскироля, стремились выяснить, какую именно способность поражает та или иная душевная болезнь,28 то теперь распространяется мнение, что существует одно-единственное безумие, развивающееся на протяжении всей жизни индивида, которое может, конечно, замирать, блокироваться, останавливаться на какой-либо стадии так же как и интоксикация гашишем но которое остается одним и тем же которое едино как таковое на всех стадиях своего развития. Таким образом гашиш позволяет психиатрам обрести то что они так
долго искали —общий фон на котором могут проявляться все
известные симптомы безумия. Этот фон, этот пресловутый очаг,
ТС оТОТ11-ЛИ JTOf*f* ТТР ЛЯ Т-ТО
было той или иной точке тела
ПИ HIT-» пЯТоТТОТТЪЯНЯТОМЯЛЛ ТРГТРПК в рf*зу ГТКХЯТР эТС("*ТТ£*П1ТМ£*НТОК с
гашишем предоставляется и психиатрам — как ядро исходя из
которого развивается всякое безумие Этим (Ьундаментальным
яттпом оказывается для Mono ne Tvna который счел что открыл
его то что он нязиятт * 1845 ram, «пепионячяпьным,изменением ciu, iu, -iiu ин нсиьал a iotj 1иду «псрвиначальпым изменением
пягт/шгя» 29 я ппчпнрр r тексте 186Ргогтя —«пегтичным изме
Достарыңызбен бөлісу: |