Ларисе Григорьевне, толкнувшей меня на грешный путь графомана

Зимние игры

А в этот вечер снег падал тихо и быстро – на узконосые Пашины ботинки, на темно-серые твидовые плечи (пальто он хотел другое, завораживающе-лиловое... полчаса сглатывал слюну, пялясь на витрину, но выбрал нейтральное, неброское: в школу носить). Снежинки садились на колкие от холода ресницы, на чуть схмуренные, по-цыгански черные брови. Таяли над чувственной, нежной верхней губой. Чуть заметный парок дыхания на фоне пальто, черная кожа перчаток, ненавистные разводы соли на ботинках – зима...

Город принарядился к праздникам. Огоньки гирлянд, елочки, шарики, снежинки... Кое-где, в дорогих бутиках – стильно, но в большинстве витрин – пошло, безвкусно и банально. Деятельный народец шнырял по магазинам, суетился, скупал тостеры и туалетную воду. Было тридцатое декабря. На Пашу с удовольствием косились женщины, выходившие из салона красоты. Снег все падал и падал, становилось более чем прохладно, и Паша все чаще поглядывал на часы. Ольга не отличалась пунктуальностью: трупы никогда не обижались на ее опоздания. И уж конечно никуда не исчезали, как ученики после звонка.

Наконец к тротуару лихо подрулил морговский микроавтобус. Паша закатил глаза.

- Я бы троллейбуса быстрее дождался, чем вас! – бросил он, стряхивая снег с ботинок, - Да и лучше уж на нем, чем на этом чудовище...

- Петрович, не ворчи, - невозмутимо отрезала Ольга, - А то вообще пешком пойдешь. Твои прокуренные легкие давно пора проветрить. Знаешь, каково вас таких вскрывать?

Алечка поцеловала его в холодную щеку.

- Но согласись, в этом есть своя прелесть – делать праздничный рейд по магазинам на труповозе!

Паша пожал плечами и потянулся здороваться к Ольге.

- Научи Альку так бриться, у нее ноги колючие! – Ольга рассмеялась и резко стартанула. Даже за рулем этой развалюхи она держалась так, будто вела Феррари.

Паша тяжело вздохнул.

- Холод собачий, на дорогах пробки, в магазинах очереди... Мы же все равно в новогоднюю ночь будем в клубе, зачем столько еды? Ну почему я вам позволяю собой помыкать? Пил бы сейчас мартини в тепле и уюте, под боком у какого-нибудь знойного мачо...

- ...или школьника... – промурлыкала Ольга себе под нос. Паша предпочел пропустить это мимо ушей.

- Хочешь мнение психолога? – Алечка доверительно заглянула ему в глаза, - У тебя вообще проблема со словом "нет". Тебе проще позволить кому-то принимать за тебя решения, даже если они тебя не слишком устраивают, чем отказать.

- Иными словами, тебе проще дать, чем объяснить, что ты не хочешь! – хохотнула Ольга. Паша немедленно возразил:

- Только не в этом плане. Я слишком одинокий, чтобы не хотеть!

- Тебе это не надоело? - у Алечки, по-видимому, был внеочередной рождественский припадок синдрома доброй самаритянки. С периодичностью где-то раз в два месяца она загоралась стремлением устраивать чужие судьбы.

- Я хочу покоя, комфорта и тепла... ну и регулярного секса, понятно.

Ольга фыркнула:

- Хм, кошка отпадает...

- ...Для этого существует постоянный любовник, но у него жена стерва, поэтому каждая встреча – как в шпионском боевике. При всей этой конспирации о каком покое можно говорить... И о какой регулярности.

Паша возвел глаза к небесам. Поначалу его это даже веселило – явки, пароли, съемные квартиры... Но очень скоро стало угнетать. Он прекрасно понимал, что Лукасу есть что терять: семья, работа, репутация, - но черт возьми, как восхитительно было бы просто проснуться утром вместе!

Да только не с ним... Все чаще и чаще Пашины мысли возвращались к ночи после конкурса.

Ольга раздраженно стукнула кулаком в крышу.

- Ты все еще спишь с этим лабасом*?!

- Оля! – Алечка всплеснула руками, но пожалуй, проще было остановить цунами, чем Ольгины словесные потоки.

- А когда он тебя в коленно-локтевую ставит, он случайно не шлепает тебя по заднице со словами "вот тебе, гад, за пятьдесят лет оккупации"?! Паша, где твоя гордость? Ты же русский человек! Да лучше б ты со своим школьником зажигал... Который, правда, в твоем лице поимел всю Систему образования...

- Начинается! – вздохнул Паша, но к счастью за окном мелькнула вывеска "Akropolis", а Ольга предпочитала парковаться молча.

Она отвлеклась, и Алечка тихо сказала ему:

- Любовь нельзя искать. Ее можно только найти.

- Это что, совет психолога?

- Нет. Наблюдение друга.

***

Валера похлопал себя по щекам, поморщился: щипало. Сполоснул бритву, придирчиво осмотрел себя в зеркале и остался вполне доволен. Воровато покосившись на дверь, взял с полки пенку для волос. Зачесал все наверх, короткие прядки спереди торчали стильным ежиком; Валера улыбнулся своему отражению.

Блеснула, обнимая шею, серебряная цепочка – бабушка подарила на семнадцатилетие. Он тогда подумал, что ей стоит смотреть меньше сериалов.

В коридоре ждало стильное черное пальто, всеми правдами и неправдами выбитое у Никиша. Паша носил похожее – узкое, чуть выше колен. Правда, зимнее... Валера с беспокойством глянул из-за занавески: двор утонул в снегу. Днем был морозец, к вечеру наверняка еще похолодало... Почему именно сегодня, ведь за весь декабрь и снег-то всего пару раз выпадал!

Сегодня все должно быть идеально. Будет идеально. Он придет к Паше с бутылкой вина и букетом роз, красавчик с горящим взором, и Паша просто растает и отдастся ему прямо на полу в прихожей... Они будут целоваться как сумасшедшие, торопливо высвобождаясь из одежды, потом сольются в едином экстазе...

...Нет, ну конечно, Паша сначала будет ломаться для виду. "Нет, не надо, не здесь, не сейчас, не сюда"... Но он ведь его, Валерку, тоже хочет. Мужественного, стильного, такого мачо с соблазном в глазах... А розы, а вино... Нет, не устоять.

Валера усыпет постель лепестками роз, как в кино, на руках донесет до нее Пашу – обнаженного, прильнувшего к груди... Паша призывно улыбнется, потом, зажмурясь, будет пить с его губ вино... красное, сладкое... Кагор. Потом перевернется, подставит поцелуям спину, игриво поведет плечом...

Валера перевел дух.

Сегодня все будет идеально. Это должно, наконец, случиться. Иначе кто-то сойдет с ума.

...В троллейбусе он немного согрелся, но ненадолго. Настроение упало примерно в соответствии со шкалой термометра. Цветочный базар оказался закрыт, но это был далеко не самый страшный удар. После десятиминутных препирательств в алкогольном отделе он понял, что вина ему тоже не видать. В Пашиных окнах не горел свет, дверь подъезда надежно охранял кодовый замок.

Валера в бессилии опустился на ступеньки.

***

Четверть зарплаты и три часа спустя Паша снова ехал в морговском микроавтобусе, проклиная Ольгин стиль вождения. Весело позвякивали друг о друга бутылки глинтвейна, на весь салон пахло мандаринами. Коленями Паша придерживал внушительного вида ведерко с майонезом; он категорически не понимал, кто будет есть все те салаты, которые девочки собрались делать. Всю обратную дорогу Ольга с Алечкой наперебой рассказывали рецепты, один другого аппетитнее, но он не слишком внимательно слушал: смотрел, как за окном мелькают рыжие фонари, светофоры, занесенные снегом рекламные щиты.

Человек бомжом не был. Те – умные, в такую погоду прячутся по подвалам. Этот кого-то ждал, сгорбившись и съежившись в комок. Свет вывел его из забытья; он поднял голову... и Паша выронил сумки с продуктами.

Дальше все скомкалось в безумный марафон, и ощущение реальности происходящего вернулось к Паше только через полчаса, когда за девочками захлопнулась дверь, а в душе стих шум воды.

Из кухни пахло гвоздикой: Валеру напоили горячим вином. Его одежда была беспорядочно свалена на табуретки. Возбуждение струной дрогнуло внутри, отдалось резонансом в кончиках пальцев, менее получаса назад растиравших холодную кожу... Стройная фигура, обманчивая своей юностью, упругие мышцы, пьянящий аромат чистого мужского тела с легкой нотой одеколона...

И глаза побитой собаки. На него невозможно было сердиться – достаточно уже того, что Ольга и Алечка на два голоса выговаривали за поведение, достойное начальной школы. Паша покачал головой: нет, все-таки мужчины и женщины – понятия несовместимые. Только женщина могла так жестоко унизить – назвать ребенком в присутствии человека, ради которого совершались все эти глупости...

Наконец Валеру затолкали в душ, и тогда буйство Ольги переметнулось на хозяина квартиры.

- Паша, ты не обижайся, но ты придурок. Будить нас в субботу утром... Да я ж думала, ты там совратил какого-нибудь белокурого ангела в пионерском галстуке! Вот что, Аля, давай-ка мы сматываемся и не будем мешать.

- Да не будет ничего, - твердо сказал Паша.

- Ага, три раза не будет. Вы к утру всю мебель в доме переломаете, ты и твой Тарзан. Ммм, аааа, да милый дааа!.. Нет уж, я здесь не останусь. Да ты бы видел себя, какими глазами ты на него смотришь!..

И так далее в том же духе, пока Паша не начал осознавать, что жизнь значительно упростится, если пустить в висок пулю. Себе либо Ольге, на выбор. Заперев за ними дверь, он еще несколько секунд радовался покою, но тишина как-то неправдоподобно повисла в воздухе. Паша обернулся и замер.

Валера стоял в коридоре, опустив глаза, в одном лишь полотенце на бедрах. Взмолившись всем богам, посылающим терпение и смиряющим плоть, Паша заставил себя отвести взгляд. Сорвался с места, судорожно застелил диван; вздохнул спокойнее, когда укрыл Валеру одеялом до подбородка. Порывшись в шкафу, нашел теплые носки. Валера смотрел жалобно, мечтая о легализации эвтаназии. Присев на край дивана, Паша мягко обнял его сквозь одеяло, прижался щекой к груди и замер, медленно успокаиваясь.

- Ты сегодня спишь здесь. Позвони домой. Я сделаю чай.

***

Спал он урывками: на полу, постелив одеяло. То и дело вскакивал, трогал Валеркин лоб. Ближе к утру, отчаявшись уснуть, курил на кухне, потом варил бульон. Куриный. Не факт, что поможет, но точно не повредит.

Практически весь день он проспал. Паша строгал овощи на салат и время от времени приходил в комнату посмотреть на своего гостя, по самые уши накрытого одеялом. Во сне он казался взрослее. Обычно бывает наоборот... хотя много ли Паша видел в этой жизни спящих парней? Просто спокойно спящих, а не впавших в полудрему после выматывающего бурного секса?

Паше было хорошо. Просто – хорошо. Чистить вареную в мундире картошку, тупой открывашкой колупать банку с зеленым горошком, мыть мандарины – и сознавать, что все это нужно кому-то кроме него... Смотреть, теряя счет минутам, как ровно подымается и опускается под одеялом Валеркина грудь, как от дыхания чуть вздрагивают золотистые волоски на его руке. И отпихивать все ненужные, лишние мысли, мешавшие наслаждаться этим счастьем. Сейчас, когда Валера спал, уютно свернувшись в его постели, не было ученика и учителя, не было даже двух парней с десятилетней разницей в возрасте: было просто хорошо.

Паша впустил его в свою жизнь, окончательно и бесповоротно. Это случилось вчера. Той жаркой ночью после "Мисс Школы" они были чужими – истосковавшимися по ласке пьяными подростками... Здесь, сегодня, Паша отдавал себе отчет в том, что, возможно, не может без Валерки жить.

Окончательно Паша разбудил его в одиннадцать сорок вечера, и они встретили Новый год тихо и по-семейному: в постели, перед телевизором. Слушая речь президента, пили чай с медом и лимоном и прижимались друг к другу, мысленно благодаря диван за его узость.

- У меня нет для тебя подарка, - сказал Валера, позволив услышать гораздо больше - Паша, сделай первый шаг, забудь все, хотя бы на этот вечер, нет сейчас ни прошлого, ни будущего, сегодня ночью можно все...

Валера... Как же так тебя в детстве недолюбили, что ты теперь готов кинуться в объятия первого же, кто дал тебе немного тепла и заботы?

Паша поцеловал его губы, горько-кислые от лимонной корки, и Валера с готовностью подался навстречу. Звякнула о блюдце чашка. Паша заставил себя отстраниться, и в ответ удивленно и как-то обиженно распахнулись Валеркины глаза, по-детски спрашивая – я что-то сделал не так?.. Было странно видеть эту детскость в человеке, который всеми силами пытался казаться мужчиной не только телом, но и словами, взглядами, движениями...

- Мне нужно время, пойми, - сказал Паша и улыбнулся как умел нежно.

Валера откинулся на подушку.

- Говорят, как Новый год встретишь, так его и проведешь...

- Ужас. Это что же, ты теперь весь год проболеешь?

- А знаешь, я совсем не против. Лежать себе в тепле и уюте, смотреть телик... И чтобы ты спал у меня на плече.

Нет, не жалел Валера пашино измучанное сердце...

- Ты же знаешь, не все так просто, - вздохнул Паша.

- Я знаю... Но пусть все будет как есть, хоть еще немножко. Пусть это будет такая игра.

И эти детские слова прозвучали удивительно по-взрослому. Это... просто такая игра. Где можно спать в обнимку, болтать о пустяках, есть салат из кастрюли и ни о чем не думать. Где по телевизору показывают обычную праздничную чушь, за окном тихо падает снег, а в холодильнике не переводятся продукты.

Так пришла последняя ночь – они лежали, согревая друг друга, и любимый человек гладил пашины волосы.

Второго января утром, обуваясь, Валера сказал:

- Знаешь, это был лучший Новый год в моей жизни.

Паша обнял его, вжавшись губами в колючий свитер – свой, одолженный до дома доехать. Услышал тихое "Спасибо..."

Он провожал Валеру до остановки. Хрустел под ногами снег, ветер задувал под шарф, а они шли рядом и молчали, боясь нарушить невольную торжественность последних минут своей новогодней идилии. Они и без слов в этот момент были вместе, и лишь когда закрылись двери троллейбуса и Валеркино лицо скрылось за обледеневшим стеклом, Паша вдруг понял, что это все.

Игра окончена.