Пироман, две фифы и женщина под гордым лысым кленом

Пироман, две фифы и женщина под гордым лысым кленом

- Оля, ну скажи ему! – в бессилии Алечка обращалась к секретному оружию, но оружие было себе на уме и только буркнуло "Настоящие мужики не едят тортов", выхватывая из-под носа последний кусок. Паша вздохнул:

- Ольга, ты ничего не понимаешь в мужчинах. Именно поэтому ты лесбиянка. Древняя мудрость гласит, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок!

Она ухмыльнулась.

- Да, именно так. И твои дружки все время пытаются туда пробиться, то через задницу, то через рот.

- Оля! – Алечка всплеснула руками в непритворном ужасе. Ольга фыркнула, дернула плечом: мол, ну правда ведь...

Паша погрозил ей пальцем:

- Дамы, смените тему. Неужели нам нечего больше обсудить, кроме как мою интимную жизнь?

Алечка, внезапно вспомнив что-то важное, заглянула в сумку и заулыбалась, победоносно взмахнув исписанным листком. Паше уже давно был знаком блокнот с инфантильными зайчатами пастельных тонов – черновик Сказочника. Форма и содержание столь разительно отличались, что на зайчат давно не обращали внимания.

Я видел город мой в руинах,

Я пироман, я зачинатель,

Я видел Вильнюс в недрах Ада,

Ее подняли, раскачали,

Я закричал – остановитесь!!!

И стук копыт звучит укором,

Отвечу: не пойми превратно -

Над головой ее желтеет

Вознаграждает Ад бесстыжий

Она измучится, и ноги

Ее глаза – в янтарь заплавлен

Судьба в моих руках утонет

Мой город в ужасе проснулся

- Ничего необычного не замечаешь? – спросила Алечка.

Паша вопросительно посмотрел на нее.

- Женский образ. У него никогда еще не встречался образ "прекрасной дамы".

- А Смерть? – Ольга склонила голову набок, пытаясь вспомнить в стихах Макса женщин.

- Это не в счет, она мифологический символ, старуха в кандалах... Да и вообще, Сказочник, говорящий о Судьбе? Подчиняющийся ей? Вам не кажется, что это больше в духе Ирмы Мерконис?

Паша выгнул бровь. Влюбленный в Судьбу Сказочник? Это ново... Ирма – пожалуй. Она казалась фаталисткой, хотя неизбежность звала своей клеткой. Макс... Свободолюбивый, бунтующий, пусть лишь на словах, против всего – власти, устоев, даже смерти, - он никогда не верил в предопределенность.

Пришла девушка, видимо, не так давно, и изменила его сущность.

Ирма?..

***

У прилавка вертелись две фифы в одинаково брендовых шмотках. Светло-голубые джинсики с заниженой до лобковых волос талией - от Vero Moda, короткие полушубки искусственного меха – от Miss Sixty. И конечно, сапожки Danija.

Соляриумная рыжеватость кожи. Много-много жирного блеска на губах. Похожие, как клоны, пероксидные блондинки, только одна с химией, а вторая – зализаная, с хвостиком на затылке. Можно было с уверенностью сказать, что именно они первыми наденут ультрамодные в новом сезоне белые сапоги с закругленным, а не острым носком и без каблуков, и именно у них появится последняя модель телефона, с раздвижным корпусом или фотоаппаратом. Фифы – это класс. Очевидный в Каунасе, в столице он слегка нивелирован, однако общие признаки всегда налицо.

Фифы выбирали подарок. У нового аленкиного бойфренда наметился день рождения. Тайком морщась от модных ароматов, шарили взглядом по стенам. На полках пестрел и таинственно поблескивал сувенирный хлам. Подсвечники, пепельницы, статуэтки явно африканских мотивов...

Фифы разговаривали. Строили коварные планы.

Кто бы мог подумать, говорила Алена, доставая из сумочки от S.Olivier кошелек, - кто бы мог подумать, что он на самом деле не зануда... Ага, вторила Катя, кто бы мог подумать, что он такой милый... А в школу так ужасно одевается. И в очках этих своих кажется таким неприступным...

- Ну, это мы еще посмотрим, - фыркнула Алена, мельком глядясь в зеркальце возле полки с дешевой бижутерией.

Выбрав что-то бесформенное, но несомненно восточное, фифы отправились дефилировать по "Акрополису". За стеклом "аквариума" народец катался на коньках в свете прожекторов. Вокруг за столиками сидели другие – жевали и глазели. На втором этаже призывно горели афиша кинозалов и вывеска боулинга.

- Спорим, он будет мой? – лениво крутя на мизинце модное колечко-пружинку от Cartier, сказала Алена.

- Спорим! – по привычке отозвалась Катя. - Я его соблазню первая...

И тут же немножко пожалела об этих словах, но было поздно.

***

Примерно такой и угодил Валере в плечо, смачно хлюпнув и оставив влажное пятно на ветровке.

Спасибо хоть не в голову. Валера недоуменно огляделся: все свои были рядом, а малышня на грозных старшеклассников покушаться бы не стала... Невдалеке, под гордым лысым кленом, стояла женщина. Смотрела. Поманила пальцем. Смутно знакомая – лицо почти без макияжа, изучающий взгляд, короткие, под мальчика, каштановые волосы. Имя не приклеивалось к образу. Одета она была как пацанка: кожанка-косуха, тяжелые ботинки, закатаные джинсы, - но казалось женственней, чем Валеркины одноклассницы в юбках и помаде. Казалась – старше.

Он подошел, и только в трех шагах вспомнил: у Паши. Он видел ее перед Новым годом, вернее, она видела его голым. Растирала и отпаивала горячим вином.

- Скажи мне, юноша, чего тебе надо от жизни? – спросила она, грея руки в карманах.

- Чего и всем, наверное, - осторожно ответил он. Женщина переспросила, конечно:

- А это что?

- Не знаю. Любви, - пожал плечами Валера.

- Резонно... Ну а от него ты что хочешь?

Он чуть не вздрогнул, хотя этого стоило ожидать... Сделав невинные глаза, удивленно спросил:

- От кого?

Женщина достала что-то из кармана – он был уверен, что сигаретную пачку, он уже нашарил было зажигалку, но тут же на мгновение замер: в ее руках была маленькая пачка сока, такие продавались в столовке по лит двадцать.

Отмахнулась:

- Ой, ну не надо только. Знаешь, о ком я.

Она тянула через трубочку сок... как шпана курит папироски, стрельнутые у старших товарищей. Захотелось тряхнуть головой, будто сгоняя морок. Валера зажмурился, но это все-таки была пачка сока.

- Ну допустим.

- Короче, Склифасовский. Если ты хочешь его отыметь, это просто: пара бокалов вина, немного настойчивости – и он твой. Глубоких философских концепций ему для этого не надо. Тебе понравится, ему понравится, все будут счастливы. Так что лезть к нему в душу не нужно. Если ты будешь пудрить ему мозги, он поверит в то, чего нет... а если ты разобьешь его сердце, я разобью твое лицо. Уяснил, блондинчик?

Ткнула ему чуть ли не в нос трубочку от сока, развернулась и пошуровала, деловая. И хотел бы взорваться – откуда взялась такая крутая, пять минут покипевши – но как-то вдруг стало кристально ясно, что она действительно желает Паше добра... Что она – друг, что с ней можно говорить о том, что ни минуты не дает покоя...

- Слушайте, дамочка! Вам-то откуда знать, что есть, чего нет? Может, будет! Может, уже..! – она остановилась, обернулась. С мрачной заинтересованностью сделала пару шагов к нему. - Может, мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день...

- Я тебе не дамочка, - начала она угрожающе спокойно... и вдруг протянула руку: Ольга.

- Валера, - оторопело отозвался он, отвечая рукопожатием.

- Да уж знаю, что Валэра, - усмехнулась, хлопнула по плечу: Увидимся! – и ушла, прицельно метнув пустую пачку в контейнер с мусором.

***

Эдик долго не мог вымолвить ни слова. Друзья лениво и незло подшучивали над Валерой, потом нашли другую тему... Эдик молчал. Только когда подходили к остановке, потянул за рукав, заставил чуть отстать от остальных. Заглянув в глаза, спросил:

- Ольга, - исчерпывающе ответил Валера.

Это было все, что удалось из него вытянуть, но и этого было достаточно. Оленька, Оля, Олечка, Олюсик, Ольгунчик – это все не могло быть ею, она была просто - Ольга... Величественная, гордая и решительная. Уверенная в себе. Ольга, чеканный шаг. Ольга, небрежный кивок на прощание. Ольга, точеный силуэт, исчезающий за углом. Пронзительные глаза.

Как Ирма.

Только Ирма была... свой пацанчик. Не сестренка даже, а просто друг, с которым прошли огонь, воду и медные трубы. Никогда никому из них не приходило в голову видеть в Ирме девушку. Целовались, да, просто по приколу... они и друг с другом могли так целоваться. Равная среди равных, а что в юбке – так это само собой, привыкли. И в то же время одной ей не давали прозвищ, не приделывали к имени суффиксов, она была просто Ирма.

Как Ольга была – просто Ольга.

Женщина.

Перед ней хотелось падать на колени, устилать цветами ее путь. Бежать на край света по одному только слову...

И как-то нежданно-негаданно Эдик, всю жизнь смеявшийся над рассказами о любви с первого взгляда, потерял покой.