Лео Таксиль Священный вертеп

Григорий восьмой

Климент третий, сменивший Григория на престоле, вернулся в Рим, но вынужден был принять условия римского сената; хотя коммуна и присягнула на верность папе, она все-таки сохранила свою автономию.

Климент третий продолжал осуществлять затею своего предшественника. Ему удалось убедить трех государей — Франции, Англии и Германии — двинуться в Палестину. Первым отправился в путь Фридрих Барбаросса, но вместо победы нашел свою смерть: отобедав на берегу реки Салеф, он захотел выкупаться и был унесен быстрым течением. Корона императора перешла к его сыну Генриху шестому, который был вынужден оставить крестоносное войско и отправиться на коронацию в Рим.

В это время Климент третий скончался, и место его занял дряхлый больной старик, известный в истории церкви под именем Целестина третьего.

Мы не станем распространяться о борьбе между Генрихом шестым и первосвященником, о злополучной судьбе этого императора, о подробностях третьего крестового похода. Перейдем к тринадцатому веку.

Папы тринадцатого века

Убежденный в необходимости подчинить весь мир папской власти, новый первосвященник во многом напоминал Григория седьмого. Честолюбие его было безгранично. «Власть королей простирается только на отдельные области, власть Петра обнимает все царство», — писал он в одном письме. Дальше мы увидим, что в смысле жестокости он превзошел последних своих предшественников.

Сразу же после избрания Иннокентий преобразовал городскую префектуру, превратив префекта из имперского чиновника в папского. Муниципалитет, правда, сохранился, но подчинился верховной власти папы.

В ту пору в Германии шли междоусобные войны между регентом сына Генриха шестого и Оттоном Брауншвейгским. Папа решил выступить судьей в этом споре и приказал немцам признать Оттона, за что тот поклялся сохранять все права и имущество церкви, в том числе и наследство Матильды.

В течение нескольких лет папа изо всех сил помогал своему приверженцу.

Но едва Оттон стал императором и был коронован в Риме (1209 год), он тут же нарушил все обещания и клятвы: овладел землями маркграфини Матильды и напал на владения сицилийской короны в Южной Италии. Обманутый Оттоном Иннокентий отлучил его от церкви (в ноябре 1210 года) и освободил его подданных от присяги на верность императору. В течение всего этого периода, энергично борясь против Оттона, Иннокентий держал в запасе сильного союзника. Еще в 1198 году Констанция, вдова Генриха шестого и наследница Сицилийского королевства, согласилась принять папскую инвеституру и перед смертью поручила Иннокентию опеку над своим сыном Фридрихом.

Возмущенный поведением Оттона, папа горячо взялся за организацию коалиции против него, и его старания увенчались успехом. Семнадцатилетний Фридрих, после того как он прибыл в Рим и присягнул на верность Иннокентию, разгромил Оттона и вскоре был коронован в Майнце. Добиваясь власти, Фридрих не скупился на обещания: он обязался во всем повиноваться святому престолу и помогать папе в его борьбе против еретиков. Иннокентий не подозревал, что его питомец через несколько лет станет самым опасным противником.

Государи, столь покорно уступавшие Иннокентию, были слабы и нуждались в его поддержке. Например, слабые властители Швеции, Дании, Португалии приносили вассальную присягу и платили дань своему сюзерену — папе. Но когда Иннокентий третий попытался вмешаться в распри Филиппа Августа и Иоанна Безземельного, энергичный Филипп заявил: «Папе нет дела до того, что происходит между королями». За это Иннокентий наложил на него интердикт.

В Англии же королевская власть унизилась перед ним, но интриги Иннокентия привели лишь к междоусобной войне. В ходе борьбы с мятежными баронами и народом Иоанн Безземельный обратился к папе за помощью. Иннокентий немедленно предал Великую хартию анафеме, запретив королю исполнять ее, а баронам — требовать ее исполнения. Он отлучил прелатов и баронов, сопротивлявшихся королю, но те продолжали упорствовать.

Кровавые войны разоряли Англию, и народ считал виновником своих бедствий папу. Иннокентий мечтал объединить всю христианскую Европу, чтобы организовать грандиозную экспедицию для освобождения гроба господня. В 1213 году он снова направил посланцев проповедовать крестовый поход, поручив им давать крест всякому, кто пожелает, даже уголовным преступникам.

Но вместо того чтобы освободить святые места, крестоносцы покорили Византийскую империю. Насилия, которым подверглись греки, еще больше усилили их ненависть к западным народам. Восстановить же религиозное единство и политическое согласие стало теперь труднее, чем когда-либо.

Другой крестовый поход Иннокентий третий организовал внутри христианского мира — против альбигойцев.

Он начал с того, что отправил в Южную Францию монахов, которые обязаны были добиться отречения еретиков, причем им даны были полномочия прибегать к любым пыткам — железом, огнем, водой — в зависимости от упорства альбигойцев. «Добрым» легатам предоставлялась полная свобода действий с одним лишь условием — чтобы они были неумолимы.

Такими они и оказались на деле. «Весь христианский мир — пишет Перрен в своей «Истории альбигойцев», — был потрясен страшным зрелищем: люди, вздернутые на виселицах, сожженные на кострах, замученные пытками только за то, что они отдавали свои помыслы одному всевышнему богу и отказывались верить в пустые церемонии, придуманные людьми».

Папа, однако, нашел, что его эмиссары не проявили нужного рвения и недостаточно быстро достигли желаемых результатов. Он отправил в помощь им трех легатов, поручив истребить всех еретиков, иначе говоря, большую часть населения Южной Франции. Вскоре к эмиссарам Иннокентия присоединился гнусный монах Доминик, основоположник инквизиции.

Избиение альбигойцев приняло ужасающие размеры. Симон де Монфор во главе многочисленной армии осадил город Безьер. В течение целого месяца жители этого цветущего города героически защищались, но в конце концов, измученные голодом, вынуждены были капитулировать. Однако их мирные предложения были отвергнуты. Фанатики поклялись истребить всех без исключения, вплоть до грудных младенцев.

Ведь речь шла об уничтожении ереси, широкое распространение которой весьма тревожило папу, ибо угрожало самому существованию папства. Вот почему святой престол решил любой ценой утверждать свое господство, вот почему папы, не брезгуя никакими средствами, огнем и мечом приводили к повиновению страны, обнаруживавшие стремление к независимости и свободе. Что касается Симона де Монфора, то религия для него была лишь ширмой, за которой скрывались личные интересы: он претендовал на титул и владения Раймунда, графа Тулузского, одного из главных вождей альбигойцев.

Армия де Монфора в огромном своем большинстве состояла из бандитов, заслуживавших виселицы, или из фанатичных христиан, которые видели в крестовом походе против еретиков отличный случай потрудиться во славу церкви и для спасения души.

Легаты Иннокентия третьего нашли в шайке Монфора ту силу, которая была необходима для выполнения их преступных замыслов. Когда граф Безьерский и другие почтенные люди города явились к папским легатам с заявлением о капитуляции, Доминик прогнал их, заявив, что по повелению святого отца город будет сожжен, а все население: мужчины, женщины, дети и старики — будет предано виселице или мечу.

Осажденные, узнав, что им нечего рассчитывать на милость победителей, решили защищаться до последнего. Несмотря на их отчаянное мужество, город был взят. Началась страшная резня. Солдаты на улицах насиловали женщин, а затем убивали их. Доминик с крестом в руке обходил городские кварталы, подстрекая бандитов к грабежам и поджогам. Кровь лилась ручьями.

Тщётно кое-кто пытался обратить внимание папских легатов на то, что большая часть обитателей Безьера не является еретиками: эти чудовища готовы были уничтожить скорее сотню невинных, чем пощадить хотя бы одного виновного.

«Убивайте, — восклицал Арнольд Амальрик, — убивайте всех? Бог узнает своих!»

Этот призыв был осуществлен буквально. Город Безьер превратили в пепел, шестьдесят тысяч жертв было погребено под его дымившимися развалинами.

Покончив с Безьером, папские агенты обрушились на остальные города. Были разгромлены Каркассон, Тулуза, Альби и другие города Южной Франции, примыкавшие к альбигойскому движению. Они тоже сделались ареной чудовищных избиений. Особенно ревностно убивал и пытал во время этого крестового похода Доминик, вполне заслуживший того нимба, которым его наградила церковь.

Гонения на альбигойцев несколько утихли, когда Иннокентий третий созвал в Латеране собор для коронования Фридриха второго. На этом соборе обсуждались также важные вопросы, связанные с преобразованием вселенской церкви. И вдруг явились графы Тулузы и Пуа с жалобой на Симона де Монфора, захватившего их владения.

Святой отец, услышав о свирепости Симона и Доминика, с беспримерным цинизмом заявил, что не может осуждать преданных христиан за чрезмерную ретивость в выполнении святой миссии. Но затем, внезапно сменив тон, он пообещал обиженным сеньорам вернуть их владения. Нечего и говорить, что обещание было лживым. Святой отец не только не выполнил его, а поспешил отправить Доминику и Симону де

Монфору тайный приказ усилить строгость в отношении альбигойцев, чтобы передышка не ободрила еретиков. Вместе с тем он закрепил за Монфором захваченные им земли.