Лингвистика текста – направление лингвистики, в рамках которой формулируются и решаются проблемы текста



бет6/9
Дата19.07.2016
өлшемі1.09 Mb.
#209017
1   2   3   4   5   6   7   8   9
Глава 8

ОСНОВНЫЕ СВОЙСТВА ТЕКСТА

Какими свойствами должно обладать языковое

образование, чтобы вообще считаться текстом?

— Этот вопрос ставит во главу угла ... закономерности,

действительные для всех текстов

Клаус Бринкер

1. Основополагающие признаки текста в трактовке авторов «Краткой

энциклопедии. Немецкий язык»

При решении вопроса об основных свойствах текста необходимо прежде всего

уяснить себе, что речь здесь идет о тех признаках, которые позволяют отличить текст от

случайного соположения предложений (или других единиц) в том или ином акте

коммуникации. Другими словами, в данном случае необходимо ответить на вопрос (в духе

Р.-А. Богранда и В. Дресслера): какие свойства (признаки, параметры) делают текст текстом?

Разные ученые по-разному отвечают на этот вопрос.

В гл. б мы уже подробно останавливались на характеристике самого понятия «текст»

и увидели, что некоторые определения текста прямо основываются на перечислении тех

признаков, которые характеризуют это речевое образование. Некоторые авторы, напротив,

только после рассмотрения основных параметров текста переходят к его определению.

Именно так поступают авторы «Краткой энциклопедии. Немецкий язык».

В своем подходе к установлению основных признаков текста (Kleine Enzyklopadie

Deutsche Sprache 1983: 216-220) немецкие авторы исходят из рассмотрения нескольких со-

временных текстовых концепций. Они обращают внимание на тот факт, что в большинстве

современных концепций тексты определяются как речевые образования, состоящие из

любого количества (но не менее двух) предложений или других текстовых единиц (текстом,

речевых действий). Таким образом, тексты представляют собой цепочки предложений (или

других единиц), связанных между собой при помощи специальных средств. Именно этот

(количественный) признак лежит в основе большинства современных концепций текста.

Однако немецкие ученые совершенно справедливо сомневаются в исключительности

данного параметра текста. Исходя только из количественного критерия, очень трудно

провести границу между предложением и текстом. Это положение они демонстрируют на

следующих примерах. (13а) Gestern kam ein Freund zu mir. Er fragte mich, ob ich ihm Geld

borgen konne. Er muchte sich ein Motorrad kaufen 'Вчера ко мне пришел мой друг. Он спросил,

не могу ли я одолжить ему денег. Ему хочется купить новый мотоцикл'. (13Ь) Gestern kam ein

Freund zu mir und fragte mich, ob ich ihm Geld borgen konne, damit er sich ein neues Motorrad

kaufen konne 'Вчера ко мне пришел мой друг и спросил меня, не могу ли я одолжить ему

денег на покупку нового мотоцикла'.

Согласно количественному признаку первый пример представляет собой текст, а

второй пример — сложное предложение. Таким образом, одна и та же информация, выра-

женная одними и теми же словами и облеченная в аналогичную синтаксическую форму,

может трактоваться двояким образом. Такое положение дел нельзя считать оправданным. К

тому же остается открытым вопрос о верхней границе текста.

Недостаточность количественного параметра для определения сущности текста

авторы «Краткой энциклопедии» обосновывают следующими примерами. (14) Lastzug

rammte Straвenbahn. Zu einem Zusammenstoв zwischen einem Lastzug und einer Straвenbahn

der Linie 63 kam es gestern gegen 16 Uhr an der Kreuzung Leninallee / Oderbruchstrqfle. Der

Fahrer des Lastzuges hatte die Vorfahrt der Strafienbahn nicht be-aehtet. Der Strafienbahnfahrer

und ein Fahrgast wurden leicht verletzt. Ihnen wurde sofort arztliche Hilfe zuteil. Der Sach-schaden

betragt etwa 10000 Mark. Der Verkehrsunfall hatte Storungen auf den Straj3enbahnlinien 15, 17,

18, 19 und 63 zur Folge. Busse wurden als Schienenersatzverhehr eingesetzt. Ab 17.30 verkehrten

die Strafteribahnen wieder normal (Presse-meldung) 'Товарный поезд врезался в трамвай. Вчера

в 16 часов на перекрестке Лениналлее и Одербрухштрассе произошло столкновение между

товарным поездом и трамваем 63-го маршрута. Машинист товарного поезда игнорировал

преимущественное право проезда трамвая. Водитель трамвая и один пассажир получили

легкие повреждения. Им была сразу оказана медицинская помощь. Ущерб составляет около

10 000 марок. Авария привела к нарушению движения трамваев маршрутов 15, 17, 18, 19 и

63. В качестве замены трамвайного сообщения были пущены автобусы. Начиная с 17.30,

трамвайное движение было возобновлено (Из сообщения прессы) '. (15) Weimar ist jedes Jahr

Treffpunkt der Musikfreunde aus aller Welt. Morgen fahrt Renate an die Ostsee. Mochten Sie noeh

ein Bier? Bis nachste Woche 'Каждый год Веймар становится местом встречи любителей

музыки со всего мира. Утром Рената едет к Балтийскому морю. Вы не хотите еще пива? До

следующей недели'.

Согласно количественному критерию примеры (14) и (15) следует считать текстами,

хотя в последнем случае (15) речь идет о случайном соположении предложений, ибо в

данной последовательности они не дают общего смысла. Это могут быть обрывки разговора

разных людей, записанные, например, у стойки бара, на почте и т. п. Напротив, в примере

(14) отдельные предложения соотносятся друг с другом при помощи разнообразных средств.

Такие последовательности предложений называются семантически когерентными (т. е.

взаимосвязанными). Тем самым наряду с количественным признаком немецкие ученые

вводят еще один параметр текста — когерентность. Соответственно речевые образования, у

которых это свойство отсутствует, исключаются из сферы рассмотрения.

Примеры (14) и (15) отличает еще один признак. В примере 14 предложения не только

связаны друг с другом при помощи разнообразных средств, они вместе представляют собой

также законченное целое. Вместе с заголовком в тексте задается начальное положение дел,

далее вводятся его объекты, приводятся причины аварии, наконец, указывается на

восстановление первоначального положения дел. Во многих типах текста имеются

специальные сигналы начала и конца текста, эксплицитно выражающие законченность его

содержания. Примеру (15) такая законченность смысла не свойственна.

Все рассмотренные выше критерии авторы «Краткой энциклопедии» кладут в основу

своего определения текста: текст, по их мнению, является комплексной, когерентной,

относительно законченной последовательностью предложений, организованной по

грамматическим, коммуникативно-прагматическим и текстово-композиционным правилам

(Ibid.: 218).

В дальнейшем приведенное выше определение текста дополняется еще одним

признаком. Любой текст, исходящий от говорящего и направленный слушателю, всегда

соотносится с определенным отрезком действительности, реальным или мнимым,

совершающимся в настоящем, прошлом или будущем. В каждом языке имеются

специальные средства соотнесения речевого произведения с действительностью. Они

называются референциальными средствами.

Свои коммуникативные намерения говорящий субъект реализует неразрывно от

конкретных условий акта коммуникации. К комплексной структуре необходимых условий

успешной коммуникации наряду с интенцией относятся также предположения, которые

делает говорящий относительно фонда знаний реципиента. Предположения, на основании

которых говорящий предугадывает, является ли предмет или обстоятельства общения

известными слушателю, будут ли они необходимыми предпосылками для понимания

высказывания, называются прагматическими пресуппозициями текста. Подробнее о

пресуппозициях см. в гл. 15.

2. Семь критериев текстуальности Р.-А. де Богранда и В. Дресслера

Количество параметров (признаков, свойств) может быть различным у разных

авторов. Одной из наиболее известных зарубежных теорий, посвященных описанию общих

свойств текста, является концепция Р.-А. де Богранда и В. Дресслера о семи так называемых

критериях текстуальности (Textuali-tat).11 Под текстуальностью в данном случае понимается

совокупность тех свойств (признаков, параметров), которые присущи тексту. Такими

свойствами признаются: 1) когезия (Kohasion), 2) когерентность (KohSrenz), 3)

интенциональность (Intentionalitat), 4) воспринимаемость (Akzeptabilitat), 5)

информативность (Informativitat), 6) ситуативность (Situationalitat), 7) интертекстуальность

(Intertextualitat).

Именно эти свойства Р.-А. де Богранд и В. Дресслер кладут в основу своего

определения текста. По их мнению, текст — это коммуникативное событие (erne

kommunikative Okkurrenz), удовлетворяющее семи критериям текстуальности (Beaugrande,

Dressier 1981: 3). Согласно их теории, только при выполнении всех семи критериев некая

последовательность предложений (языковых единиц) может считаться текстом. Если хотя бы

один из критериев не выполнен, то текст не может быть признан коммуникативным и его

следует рассматривать как «не-текст» (Nicht-Text) (Ibid.).

Рассмотрим каждый из критериев более подробно.



Когезия. Данный критерий затрагивает способ образования поверхностной структуры

текста. Иными словами, это ответ на вопрос, каким образом соотносятся друг с другом

компоненты текста, т. е. те слова, которые мы реально слышим (при восприятии устного

текста) или видим (при восприятии письменного текста). По словам авторов теории,

компоненты поверхностной структуры текста соединяются друг с другом посредством

грамматических форм и грамматических отношений. Таким образом, в основе когезии лежат

грамматические зависимости.

Стандартным примером когезивных отношений признаются отношения между

местоимением и его антецедентом: (16) Paul hat angerufen. Er kommt morgen 'Позвонил

Пауль. Он придет завтра'. (17) Paul hat angerufen. Er sagt, er kommt morgen 'Позвонил Пауль.

Он говорит, что он придет завтра'. Пример (16) представляет простейший случай когезивных

отношений, выраженных при помощи прономинализации. При этом местоимение ег

соотносится (но не обязательно) с именем Paul. В примере (17) возможность неоднозначной

интерпретации увеличивается, потому что второе местоимение ег может сопрягаться не

только с именем Paul, но и с другим антецедентом в тексте (например, с именем Karl, если

предположить, что оба собеседника только что говорили о человеке по имени Карл).

Проблему для правильной идентификации антецедента может создать не только

многократное использование одного и того же местоимения, но его простое однократное

употребление. Ср.: (18) Paul hat mit Fritz gesprochen. Er kommt morgen 'Пауль поговорил с

Фрицем. Он придет завтра'. (19) Paul hat einen neuen Roman geschrieben. Er ist wirklich

spannend 'Пауль написал новый роман. Он действительно увлекательный'. (20) Paul ist mit

Flocki zum Tierarzt gegan-gen. Er hat ihm eine Spritze gegeben 'Пауль с Флоки пошел к

ветеринару. Он сделал ему укол'. Пример (18) может быть понят однозначно только с учетом

общих знаний коммуникантов о предмете речи. С интерпретацией примера (19) особых

трудностей не возникает, потому что предикат spannend (увлекательный) семантически

сочетается со словом Roman (роман). В примере (20) каждое из местоимений допускает по

три возможные интерпретации, однако наше знание о мире подсказывает нам, что только

человек может сделать инъекцию. Кроме того, трудно предположить, что хозяин собаки

пойдет к ветеринару, чтобы там самому сделать укол, это он мог бы сделать и дома. Таким

образом, остается единственная возможность соотнесения местоимений и предшествующих

имен.

11 Полное описание теории текста, основанной на соблюдении семи критериев текстуальности см. (Beaugrande,



Dressier 1981). При объяснении этих понятий мы использовали также другие источники (Vater 1992: 31-ТЗ).

Примеры (16)-(32) также заимствованы из последнего источника.

Итак, за простыми грамматическими зависимостями скрываются сложные

референциальные отношения, т. е. соотнесенность языковых выражений с объектами

действительности, а это относится уже к сфере семантики и прагматики, иными словами, к

когерентности текста. По сути дела субституция представляет собой особый вид

содержательных отношений в тексте — отношений кореференции, т. е. соотнесенности

языковых выражений с одним и тем же объектом действительности. Именно поэтому многие

лингвисты не разделяют между собой понятия когезии и когерентности, видя в них единое

целое (подробнее см. (Vater 1992: 41-42)).

Следующим когезивным средством, воплощающим отношения кореференции,

является полная или частичная рекурренция (повтор): (21) Paul hat angerufen. Paul war sehr

aufgeregt 'Пауль позвонил. Пауль был очень взволнован'. (22) Die Katze hier gefallt mir besser

als die Katze da 'Эта кошка мне нравится больше, чем та кошка'. (23) — Ich komme vom

Norden her. — Und ich vom Suden. — Und ich vom Meer (Th. Fontane. Die Brucke am Toy). — Я

прибыл с севера. — А я с юга. — А я с моря (Т. Фонтане. Мост через реку Тай).

Содержательная интерпретация примера (21) однозначна, потому что здесь налицо

кореференция между субъектами (хотя нельзя исключить и возможность соотнесения имени

Пауль с разными лицами). Что же касается примеров (22) и (23), то здесь нет кореференции,

несмотря на повтор лексем (пример (22)) или местоимений (пример (23)).

В основе эллипсиса, такого же когезивного средства, как субституция и рекурренция,

также лежат (ко)референциальные отношения. Ср.: (24) — Ich Hebe dich! — Ich dich auch! '-

Я люблю тебя! — Я тебя тоже!' (25) Asbest in Zollstocker Gesamtschule gefunden (Kolner

Stadtanzeiger) 'В средней школе г. Цолльштока найден асбест (Кёльнский городской

вестник)'. (26) Franz bestellte zwei und der Kellner brachte vier Bier 'Франц заказал два, а

официант принес четыре пива'.

Пропущенные части структуры высказывания легко восполняются из фонда знаний

собеседников: в примере (24) отсутствует основной глагол, в примере (25) опущен

вспомогательный глагол, в примере (26) — один из объектов. Восполнение элинированных

компонентов производится на основе содержательного единства описываемой ситуации.

Простое соположение предложений сразу побуждает слушателя к установлению

содержательных связей между ними: (27) Es regnet. Gib mir den Hund! 'Пошел дождь. Дай

мне собаку!' Данную последовательность предложений можно интерпретировать двояким

образом: 1) говорящий хочет с помощью собаки укрыться от дождя и 2) говорящий хочет

укрыть собаку от дождя. Несомненно, первый вариант содержательной трактовки данной

последовательности едва ли возможен ввиду абсурдности возникающей ситуации, о чем

говорят наши знания об устройстве мира и отношениях в обществе. Поэтому реальным

выбором может быть только второй вариант. (За рамками рассмотрения остаются другие

возможные интерпретации этой речевой последовательности.)

В качестве когезивных средств Р.-А. де Богранд и В. Дресслер называют также

порядок слов, сочинительные средства связи, а также временные формы глагола.

Когерентность. Этот критерий охватывает чисто содержательные (точнее,

когнитивные) взаимосвязи в тексте. Производитель текста и реципиент пытаются установить

взаимосвязи между отдельными компонентами текста даже в том случае, когда связь не

маркирована обычными (когезивными) средствами (см. пример (27)). При этом когнитивно

обусловленным является процесс не только восприятия, но и производства текста.

В основе текста лежит общая комбинация признаков, составляющая так называемый

мир текста (Textwelt). «Мир текста», в свою очередь, определяется «смысловой непрерыв-

ностью» (Sinnkontinuitat) текста. Именно непрерывность смысла является, по замыслу

авторов, основой когерентности текста.

Итак, когерентность текста основывается на смысловой непрерывности «мира

текста». Смысл текста заключается в актуализированных текстовых взаимосвязях, он

составляет действительное значение языкового высказывания. «Мир текста» — это

совокупность смысловых отношений, лежащих в основе текста. «Мир текста» не обязательно

должен соответствовать реальному миру: речь идет о мире, заложенном в основу текста

говорящим, его знанием и его интенциями. «Мир текста» состоит из концептов и отношений

между концептами. Концепты — это применяемые в когнитивной психологии единицы

нашего знания, образованные на основе нашего восприятия и опыта. Кстати сказать, они не

всегда верно отражают реальный мир. Если возникает расхождение между представленной в

«мире текста» комбинацией концептов и нашим знанием о мире, т. е. тем, как соответст-

вующие концепты связаны между собой в нашем сознании, тогда мы не можем обнаружить

непрерывность смысла, и данный текст оказывается для нас бессмысленным. Такое

заключение справедливо, например, в отношении примера (9) в гл. 4. Рассмотрим его

подробнее: Die-Kunstler haben besondere Ambitionen. Kunstler ist ein Familienname. Alle bewund&

rn ihre Kunst. Sie ist ein einsilbiges Wort. Das Programm ist kunstlerisch gestaltet. Die

Ktinstlerin heifit Katrin 'У людей искусства особые амбиции. Искусник — это фамилия. Все

восхищаются ее искусством. Это трехсложное слово. Программа отличается искусным

оформлением. Искусницу зовут Катрин'.

В этом примере каждое предложение фрагмента содержит средства связи с другим

предложением или другими предложениями. К ним относятся лексемы с общими корневыми

морфемами (Kunstler, Kunst, ktinstlerisch, Kunstlerin), a также местоимение sie. Тем не менее

трудно усмотреть наличие общего смысла у этого фрагмента, потому что в нашем сознании

отсутствует слепок подобных взаимосвязей в действительности. А раз смысловая

непрерывность «мира текста» нарушена, то нарушена и когерентность данного фрагмента.

Когезия и когерентность являются критериями, в центре внимания которых

располагается текст, его поверхностная и глубинная структуры (text-zenrtiert). Напротив, два

других критерия соотносятся с участниками акта общения (verwen-der-zenrtiert), они служат

для характеристики других обстоятельств коммуникации.

Интенционалъностъ. Под этим признаком понимается намерение производителя

текста построить связный и содержательный текст (einen kohasiven und koharenten Text). Этот

текст служит определенной цели (например, сообщить кому-либо знание или достичь какой-

либо конкретной цели).

X. Фатер сомневается в необходимости применения данного критерия к определению

сущности текста. Интенциональность является, по его мнению, предпосылкой любого вида

(речевой и неречевой) коммуникации, в ней нет ничего специфически текстового.

Неоправданной является также апелляция авторов теории к позиции производителя текста,

«который хочет построить когезивный и когерентный текст» (der einen kohasiven und

koharenten Text bilden will) (Be-augrande, Dressier 1981: 8). Когезия и когерентность являются

самостоятельными критериями, которые не должны применяться для характеристики других

независимых критериев в рамках одной и той же классификации (Vater 1992: 51).

Кроме того, в повседневном общении людей и в художественном творчестве

встречаются случаи, когда автор намеренно редуцирует воздействие того или иного

критерия. С детства я помню две строчки из забавной дворовой баллады: «Подводная лодка в

степях Украины геройски погибла в воздушном бою...» С точки зрения теории Богранда-

Дресслера этот текст является некогерентным и, следовательно, некоммуникативным.

Однако в литературе существует немало примеров таких семантических несуразностей.

(28) Dunkel war's, der Mond schien helle,'

Schneebedeckt die griine Flur,

Ms ein Wagen blitzeschnelle

Langsam um die Eche fuhr.

Drinnen soften stehend Leute

Schweigend ins Gesprach vertieft,

Wahrend ein geschossner Hase

Auf der Wiese Schlittsehuh lief.

Und auf einer roten Bank,

Die blau angeetriehen war,

Safl ein blondgelockter Jungling

Mit kohlrabenschwarzem Haar,

Neben ihm 'ne alte Schachtel,

Zahlte kaum erst sechzehn Jahr.

Und sie aft ein Butterbrot,

Das, mit Schmalz bestrichen war.

Droben auf dem Apfelbaume,

Der sehr sujSe Birnen trug,

Hing des Fruhlungs letzte Pflaume

Hing des Fruhlungs letzte Pflaume

Und an Nussen noch genug.

(Nach H. Ките)

'Было темно, луна светила ярко,

Снегом покрыт зеленый луг,

Когда быстрая, как молния, повозка

Медленно выехала из-за угла.

В ней, стоя, сидели люди,

Молча углубленные в беседу,

В то время как подстреленный заяц

Катался на лугу на лыжах.

А на красной скамье,

Окрашенной в голубой цвет,

Сидел юный завитой блондин

С волосами цвета вороньего крыла.

Рядом с ним сидела старая калоша,

Ей едва исполнилось 16 лет.

И она уплетала бутерброд,

На который был намазан смалец.

Наверху на яблоне,

Несущей сладкие груши,

Висела последняя весенняя слива

И еще порядочно орехов.'

Это стихотворение основано на использовании взаимоисключающих понятий

(предметов, действий, признаков, свойств и т. п.). Если подходить к его интерпретации в

смысле рассмотренных выше критериев Богранда-Дресслера, то в нем наличествует только

когезия. Что же касается его когерентности, т. е. соответствия возникающего «мира текста»

взаимосвязям реальной действительности, отображенным в нашем сознании, то такого

соответствия обнаружить невозможно. Ибо мира, в котором подстреленные зайцы катаются

на лыжах, юные блондины одновременно являются жгучими брюнетами, а на яблонях растут

груши, сливы и т. п., нет в реальной действительности, этот мир может быть рожден только

буйной человеческой фантазией. Однако перестает ли текст из-за этого быть текстом? На

мой взгляд, не перестает, потому что замыслом автора может служить как раз намеренное

искажение определенных фактов, явлений, ситуаций.



Воспринимаемость. Данный термин (как и интенциональность) пришел из теории

речевых актов. В узком смысле слова под воспринимаемостью Р.-А. Богранд и В. Дресслер

понимают ожидание реципиента получить связный и содержательный текст (einen kohasiven

und koharenten Text), который является для него нужным или значимым (Beau-grande,

Dressier 1981: 9). Эти ожидания реципиента основываются на знакомстве с типами текста,

социальным и культурным контекстом, избирательностью целей (Wunsch-barkeit von Zielen).

В данном случае подчеркивается активная роль реципиента, поскольку он сам управляет

процессом восприятия материала и при необходимости устраняет возникающие помехи.

Воспринимаемость, кроме всего прочего, подразумевает также уместность в той или

иной коммуникативной ситуации применяемых языковых средств. Ниже приводятся два

текста, изложенные двумя различными способами и по-разному отвечающие

соответствующей ситуации общения. (29) Негг President, meine verehrten Damen und Herren!

Unser Staat braucht die zupackende Mitarbeit der jungen Generation. In diesem Jahr werden alle

Jugendlichen, die ausbttdungsivillig und ausbildungsfahig sind, eine Lehrstelle erhalten konnen.

Allerdings wird nicht jeder — das sage ich schon seit Mo-naten — seinen Wunschberuf erlernen

und nicht jeder dort in die Lehre gehen konnen, wo er mochte, wo er wohnt. Ein hochentwichelndes

Industrieland wie die BED mufi es moglich machen, die.se. schwierige Aufgabe zu Ib'sen (Kohls

Regierungs-erkla"rung im Originalton, Kolner Stadtanzeiger) 'Господин президент,

глубокоуважаемые дамы и господа! Наше государство нуждается в энергичной поддержке

молодого поколения. В этом году все молодые люди, которые хотят учиться и способны

учиться, смогут получить место для подготовки. Впрочем, не каждый сможет — я говорю об

этом уже несколько месяцев — получить подготовку по желаемой профессии и не каждый

может пойти на учебу туда, куда он хочет, где он живет. Такая высокоразвитая

индустриальная страна, как ФРГ, должна обеспечить возможности для решения этой

трудной задачи (Правительственное заявление Коля в оригинале, Кёльнский городской

вестник).' (30) Verehrte Schnorrer; Muslistampfer, Willis und Schnepfenf Das Antornen von

Teenies ist fur unser Land eine echt coole Sache. Auch wird jeder ne geile Azubistelle raffen

konnen, nur nicht immer dort, wo seine Alien rumhdngen. Ein so aufgemotztes und aufgepowertes

Land mufl es schechen, diesen Brassel zu schnallen (Kohls Regierungserklarung, von Bonner

Schulern in die Jugendsprache tibersetzt, Kolner Stadtanzeiger).

Пример (29) представляет собой официальное правительственное заявление канцлера

Коля по вопросу профессионального обучения немецкой молодежи. Пример (30) является

переводом этой же самой речи на молодежный сленг. (К сожалению, я не настолько владею

современным молодежным жаргоном, чтобы адекватно оригиналу перевести этот текст на

русский язык.) Несомненно, текст примера (30) не является для большинства людей ни

нужным, ни значимым. Да и его авторы («переводчики») не ставили перед собой никакой

иной цели, как просто позабавить публику, дать выход своему словесному творчеству. Выше

(см. пример (28)) мы уже показали, что смыслом текста может быть даже явная

референциальная бессмыслица.

Тем не менее к достоинству приведенной выше трактовки интенциональности и

воспринимаемости текста можно отнести уравнивание ролей двух участников акта

коммуникации — говорящего лица и реципиента: и тот и другой являются активными

партнерами по общению, в своем речевом поведении они учитывают индивидуальные

особенности друг друга.



Информативность. Под этим термином Р.-А. де Богранд и В. Дресслер понимают

степень новизны или неожиданности для реципиента представленных текстовых элементов

(das AusmaB, bis zu dem erne Darbietung fur den Rezipienten neu oder unerwartet 1st) (Ibid.: 145).

Свои выводы они основывают на примере предостережения телефонной компании, предна-

значенного своим клиентам. (31а) Rufen Sie uns an, bevor sie graben. Spater kommen Sie

vielleicht nicht mehr dazu 'Позвоните нам, прежде чем копать. Может быть, потом Вам будет

совсем не до этого'. (31b) Rufen Sie uns an, bevor sie graben. Bei Ihnen konnte ein

Untergrundkabel lie-gen. W&nn Sie das Kabel durchreifien, haben Sie keinen An-schlufl mehr und

Sie konnten sogar einen heftigen Elektro-schock erleiden. Dann waren Sie nicht mehr in der Lage,

uns anzurufen 'Позвоните нам, прежде чем копать. У Вас может проходить подземный кабель.

Если Вы повредите кабель, то у Вас не будет света и к тому же Вас может сильно ударить

током. Тогда Вы будете вообще не в состоянии позвонить нам'.

Текст примера (31а) по степени «неожиданности» (пусть даже в ироническом плане)

заметно превосходит текст примера (31b), в котором то же самое сообщение представлено в

развернутом виде. По мнению авторов, более информативные тексты являются

одновременно более эффективными. Очевидно, люди более склонны к восприятию новой и

неожиданной информации, чем уже известной или само собой разумеющейся.

X. Фатер сомневается в действенности авторской трактовки данного критерия. Свои

рассуждения он строит следующим образом. Если текст, содержащий только известную

информацию, не информативен, то логично предположить, что текст, содержащий только

неизвестную информацию, будет в высшей степени информативным. В качестве примера

такого якобы чрезвычайно информативного текста он называет стихотворение К.

Моргенштерна "Das grofle Lalula" («Большое лалула»). Ниже приводится только одна строфа

из этого произведения, две другие представляют собой такое же бессмысленное

нагромождение звуков. (32) Kroklokwafzi? Semememi! \ Seiokrontro — prafriplo: \ Bifzi, bafzi;

hulalemi: \ quasti basti bo... \ Lalu lalu lalu lalu la!

По мнению X. Фатера, чтобы критерий информативности сделать применимым, его

необходимо ограничить, заменив требование «ожидаемости / неожиданности

представленных текстовых элементов» на «ожидаемость / неожиданность знаков из

известного реципиенту инвентаря знаков» (Vater 1992: 56). Кроме того, информативность

текста можно трактовать как способность текста иметь тему (подробнее см. (Agricola 1979:

40; Mackeldey 1987: 39)).



Ситуативностъ. Этим термином Р.-А. Богранд и В. Дресслер обозначают «факторы,

которые делают текст релевантным для актуальной или реконструируемой коммуникативной

ситуации» (Faktoren, welche einen Text fur erne aktuelle oder rekonstruierbare

Kommunikationssituation relevant machen) (Beaugrande, Dressier 1981: 169). Так, высказывание

LANGSAM SPIELENDE KINDER (ОСТОРОЖНО ИГРАЮЩИЕ ДЕТИ) может быть

правильно понято только в определенных ситуативных условиях — если оно имеет вид

дорожного знака, установленного на обочине дороги.

Текст всегда несет в себе отпечаток той ситуации, в которой он возникает и

используется. Особенности ситуации диктуют определенные нормы коммуникативного

поведения партнеров, например, при приветствиях, напоминаниях, при отдаче приказа и т. п.

Говорящий должен правильно оценить ту или иную ситуацию, чтобы затем адекватно

представить ее в тексте. В этом плане ситуативность заключается также в том, что студенты,

пришедшие на лекцию по общему языкознанию, вряд ли ожидают, что лектор будет

знакомить их с основами квантовой механики. Точно так же бессмысленно рассказывать на

утреннике в детском саду об особенностях склонения существительных в

древневерхненемецком языке.



Интертекстуалъностъ. Данный критерий можно трактовать двояко: во-первых, как

соотнесенность конкретного экземпляра текста (Textexemplar) с определенным типом текста

(Textsorte) и, во-вторых, как его соотнесенность с другим текстом / другими текстами.

Первый вариант трактовки данного признака в своей основе опирается на различные

активно развиваемые ныне текстовые классификации, т. е. на выделение неких классов

текстов, обладающих определенным (типичным) набором содержательных и / или

формальных признаков (например, интервью, доклад, конспект и т. п.).12 Второй вариант

трактовки, а именно соотнесенность с другими текстами, долгое время находился в тени

первой, хотя с лингвистической (шире — филологической) точки зрения он не менее инте-

ресен, чем первый.

Когда говорят об интертекстуальности как соотнесенности с другими текстами, то

прежде всего имеют в виду такие специфические речевые жанры, как критику и пародии,

весь смысл которых заключается в постоянном соотнесении одного речевого произведения с

12 Более подробно проблема типологии текстов рассматривается в гл. 12.

другим. Однако данная проблема, конечно, не исчерпывается изучением только критических

и пародийных произведений. «Интертекстуализмы» — так некоторые лингвисты называют

сигналы-отсылки от одного текста к другому — начинают выдвигаться на передний план

лингвистического интереса.13

В человеческой коммуникации встречаются другие формы (наряду с критикой и

пародиями), в которых интертекстуализмы выступают в качестве главного компонента сооб-

щения. Многим германистам известна книга Торстена Капелле "Rettet dem Dativ!" («Спасите

дательному падежу!»), представляющая собой сборник надписей немецких студентов на

столах и стенах аудиторий в университетах (Capelle 1983). Нередко эти надписи являются

перифразами известных немецких пословиц и крылатых слов, например: (33) Morgenstund ist

ungesund (Capelle, 37) -» Morgenstund hat Gold im Mund 'Утренняя роса печалит глаза. -»

Утренняя роса — золотая краса.' (34) Wer einmal liebt,' dem glaubt man nicht (Capelle, 62) ->

Wer einmal lugt, dem glaubt man nicht, und wenn er auch die Wahrheit spricht (Gefltigelte Worte,

78) 'Единожды любив, кто же тебе поверит -» Единожды солгав, кто же тебе поверит.' (35)

Wer Gewalt saht, muss sich nicht wundern, wenn er bei der Ernte eins auf die Schnauze bekommt

(Capelle, 91) -> Wer Wind sat, wird Sturm ernten (Geflugelte Worte, 126) —» Denn was der

Mensch sat, das wird er ernten (Bibel, Neues Testament, 236) 'Кто посеет насилие, тот не должен

удивляться, если при сборе урожая он получит разок по морде. —> Кто сеет ветер, пожнет

бурю. —» Ибо они сеют ветер и пожнут бурю'.

Для того чтобы по достоинству оценить остроумие немецких студентов, нужно знать

не только лексику и грамматику немецкого языка, но и идиоматическое наследие немецкого

народа. Любое иносказание экспрессивно. Творчески перерабатывая хорошо известное

выражение, говорящий приспосабливает его к конкретным ситуативным условиям. При этом

прагматический эффект высказывания обусловливается не только буквально понятым

смыслом вербального сообщения, но и его ситуативным подтекстом. В данном случае

происходит наложение разных когнитивных пластов и в результате иллокутивная сила

высказывания значительно возрастает.

Другим примером текстов, в которых важную роль играют межтекстовые связи,

являются анекдоты. Важно подчеркнуть, что анекдоты представляют собой одну из весьма

распространенных и популярных народных речевых форм. «Соль» анекдота может

скрываться в самых разных нюансах его формы и / или содержания. И нередко основой

комического эффекта становятся связи одного текста с другими: (36) Ernes Tages besuchte

Wilhelm Grimm in Heidelberg den romantischen Dichter Clemens Brentano. Bei Brentano war eine

Dame zu Besuch, die in ihrer uberreifen Schonheit weder jugendlich noch Mug war. Nachdem sie

sich verabschiedet hatte, rief Brentano: "Ich werde ein Gedicht auf sie machen. 1st sie nicht schon,

wie ein Marchen?" "Nun ja", entgegnete Grimm zogernd. "Es war einmal..." (Sprachscherze, 113)

'Однажды Вильгельм Гримм навестил в Гейдельберге поэта-романтика Клеменса Брентано.

У Брентано с визитом была одна дама, которая, несмотря на свою былую красоту, не

отличалась ни моложавостью, ни умом. После того как она попрощалась, Брентано

воскликнул: «Я напишу для нее стихи. Разве она не красива, как сказка?» «Ну да», помедлив,

ответил Гримм. «Давным-давно...».'

В приведенном анекдоте остроумно обыгрывается зачин немецких народных сказок:

"Es war einraal...", с которым знаком любой носитель немецкого языка (ср. русское выра-

жение «Жила-была...» или «Давным-давно...»). В сравнении красоты женщины со сказкой

нет ничего необычного («Она сказочно красива»), это сравнение стереотипно, оно является

избитым и тривиальным комплиментом. В то же самое время тонкий иносказательный намек

Вильгельма Гримма на то, что сказочная красота женщины уже в прошлом, подчеркивает

13 См,, например, цитируемую выше книгу X. Фатера (Vater 1992) или статью Г. Хенне (Неnne 1995: 37-46),

посвященную современным тенденциям в немецком языке. Изучению проблем формирования поэтического

образа в интертексте посвящена третья глава докторской диссертации И. В. Толочина (1997). Общие проблемы

межтекстовых связей изучает Н. А. Химунина (1998).

необъективный характер предшествующей восторженной оценки, высказанной Клеменсом

Брентано.

«Интертекстуализмы» могут соотноситься не только с названием текста или его части,

они могут отсылать также ко всему речевому произведению или даже нескольким про-

изведениям. Такие случаи обнаруживаются, например, среди немецких загадок, ответить на

которые может только человек, знакомый с немецкими народными сказками и сказочными

персонажами. (37) Hans und Gretel tief im Wald kommen an ein Knusperhaus, ahnen nichts von

der Gefahr. Wer kommt aus dem Haus heraus? (Die Hexe). Русским аналогом данной загадки

может служить следующий текст: «Сестрица Аленушка и братец Иванушка повстречали в

глухом лесу избушку на курьих ножках. Без опаски они постучали в дверь. Кто вышел им

навстречу?». Для русских детей (и взрослых) ответ очевиден: «Баба-яга» — непременный

персонаж многих любимых народных сказок. Но этот простой ответ может, поставить в

тупик любого иностранца, для которого в подобных условиях возможно появление другой

сказочной фигуры.

3. Смысловая, коммуникативная и структурная целостность текста

в концепции О. И. Москальской

По мнению О. И. Москальской, единицами лингвистики текста и объектами ее

изучения являются: 1) сверхфразовое единство (микротекст) и 2) целое речевое произведение

(макротекст).14 Все наблюдения О. И. Москальской по поводу основных свойств текста

относятся к сверхфразовому единству, т. е. микротексту. Что касается целого речевого про-

изведения, т. е. макротекста, то оно, по словам О. И. Москальской, по самой своей природе

не поддается определению в понятиях грамматики, хотя грамматические признаки и входят в

структурирование его именно как целостного образования. При этом целостность текста,

органическое сцепление его частей, свойственны как сверхфразовому единству, так и целому

речевому произведению.

Сверхфразовое единство (микротекст) — это специальным образом организованная

закрытая цепочка предложений, представляющая собой единое высказывание. Тесная

взаимосвязь составляющих частей текста (когерентность) проявляется одновременно в виде

смысловой, коммуникативной и структурной целостности, которые соотносятся между собой

как содержание, функция и форма.

Смысловая целостность текста заключается в единстве его темы. Под темой целого

текста или микротекста О. И. Москальская понимает смысловое ядро текста, его

конденсированное и обобщенное содержание. Сверхфразовое единство (микротекст)

монотематично. Объединение всех составляющих его предложений вокруг одной темы есть

проявление его смысловой целостности. Переход от одной темы к другой есть пограничный

сигнал, знамзнаменующий конец одного сверхфразового единства и начало другого.

Коммуникативная целостность текста проявляется в том, что каждое последующее

предложение в сверхфразовом единстве в коммуникативном плане опирается на предшест-

вующее, продвигая высказывание от данного, известного к новому, неизвестному. В

результате образуется тема-рематическая цепочка, имеющая конечный характер и

определяющая границы сверхфразового единства. Структура тема-рематической цепочки

поддается моделированию и может быть сведена к нескольким основным моделям.15

Структурная целостность заключается в наличии в тексте многочисленных внешних

сигналов связей между предложениями. Они указывают на то, что сверхфразовое единство

является также структурным целым. Сигналами структурной связи между предложениями

14 Данная концепция текста представлена в работах (Москальская 1978; 1981; Moskalskaja 1984).

15 Подробдее о тема-рематичеокой организации текста ом. гл. 10.

служат местоимения и местоименные наречия, выбор формы артикля, употребление времен

и многое другое. Они активно участвуют в установлении левосторонних (анафорических) и

правосторонних (катафорических) связей между предложениями, составляющими

сверхфразовое единство. Тем самым они выполняют текстообразующую функцию.

Представленные выше свойства текста, выражающиеся в смысловой,

коммуникативной и структурной целостности, служат в своей совокупности также

критериями членения текста на сверхфразовые единства. К ним относятся смена микротемы,

нарушение непрерывности тема-рематической цепочки, нарушение непрерывности внешних

межфразовых связей.



4. Цельность и связность как главные свойства текста

В современной отечественной лингвистике текста внимание прежде всего

акцентируется на двух главных свойствах, составляющих существо текста, — на цельности и

связности. Эти свойства предполагают связь, объединение текстовых элементов в одно

целое, затрагивая разные стороны организации речевого произведения. Цельность

предполагает внутреннюю законченность, смысловое единство текста. Связность

заключается в сцеплении элементов текста между собой, причем не только элементов,

следующих в тексте непосредственно друг за другом, но и на некоторой дистанции друг от

друга.

Цельность и связность — это системные свойства речевых произведений, они лежат в



самой основе выделения лингвистики текста в самостоятельную научную дисциплину. Это

обстоятельство хорошо осознают отечественные лингвисты. В. Б. Касевич говорит,

очерчивая круг проблем лингвистики текста: «Что же остается и остается ли что-либо на

долю лингвистики текста? По-видимому, лингвистика текста все же имеет свой собственный

объект изучения: В пользу этого можно указать на два обстоятельства. Во-первых, коль

скоро текст объективно существует, то возможно описание и моделирование текста,

возможна типология текстов по их структуре, по распределению в их рамках тех или иных

единиц и т. п. Во-вторых, известны проблемы цельности и связности текста, которые

решаются именно лингвистикой текста. Правда, и здесь можно сказать, что средства,

обеспечивающие цельность и связность, принадлежат языковой системе, но с точки зрения

последней они чаще всего не имеют какой-либо специфики, а приобретают ее в тексте

(иногда — в тексте определенного жанра или авторства)» (Касевич 1988: 50).

Эти два признака являются настолько важными, что их не могут обойти своим

вниманием ни ученые, дающие новейшие лингвистические определения текста, ни авторы,

описывающие основные тенденции развития лингвистики текста. В гл. 5 уже говорилось об

одном из последних определений, зафиксированном в «Кратком словаре лингвистических

терминов», где под текстом понимается «осмысленная последовательность, словесных

знаков, обладающая свойствами связности и цельности...» (разрядка моя. — К. Ф.)

(Васильева, Виноградов, Шахнарович 1995: 127). Точно так же при выделении двух

направлений в современной лингвистике текста Т. М. Николаева подчеркивает, что они

объединяются «общими законами связности текста и общей установкой на цельность текста»

(Лингвистический энциклопедический словарь 1990: 267).

С самого возникновения лингвистики текста основное внимание исследователей

текста занимали проблемы связности больших речевых отрезков. Причину такого положения

дел можно усмотреть в несовершенстве методики лингвистического анализа целых речевых

произведений и недостаточности понятийного аппарата, применявшегося в языковедении

при исследовании традиционных структурных языковых единиц — фонемы, морфемы, слова

и предложения. В конце 70-х годов XX в. А. А. Леонтьев пессимистически заявлял, что

«аппарат современной лингвистики текста пригоден лишь для анализа связности» (Леонтьев

1979: 18). Этот пессимизм относился, конечно, к перспективам анализа цельности текста.

Проблемы текста как единого целого стали выходить на передний план значительно позже,

хотя взаимная обусловленность цельности и связности была очевидной для ученых с самого

начала.

В зарубежной лингвистической литературе связность и цельность также признаются



основными признаками текста. Чаще всего ученые рассматривают их отдельно друг от друга,

как, например, в концепции Р. Богранда и В. Дресслера, но иногда их объединяют под одним

названием, например, «когерентность текста». Под этим термином понимается спе-

цифическая взаимосвязь конституентов текста, наблюдаемая на различных уровнях: а)

между предложениями на грамматическом уровне («грамматическая когерентность»), б)

между пропозициями на тематическом уровне («тематическая когерентность»), в) между

речевыми действиями (иллокуциями) на прагматическом уровне («прагматическая ко-

герентность») (Brinker 1993: 2). Т. ван Дейк предпочитает говорить о двух видах связности,

характеризующих разные уровни дискурса. Локальная связность определяется отношениями

между соседними пропозициями. Глобальная связность имеет более общую природу и

характеризует весь дискурс в целом или его большие фрагменты (Дейк 1989: 41). Но в

принципе, здесь речь идет также о связности и цельности — центральных понятиях

современного лингвистического анализа текста.

5. Основные свойства текста в интерпретации Л. Н. Мурзина и А. С. Штерн

В центре внимания исследователя текста стоят также, по мнению Л. Н. Мурзина и А.

С. Штерн, два основных свойства — связность и цельность. Эти параметры текста в чем-то

противопоставлены, но вместе с тем и предполагают друг друга. Именно благодаря этим

свойствам текст становится принадлежностью системы языка (Мурзин, Штерн 1991: 11).

Связность Л. Н. Мурзин и А. С. Штерн раскрывают следующим образом. Два

компонента текста связаны друг с другом, если они имеют некоторую общую часть. При

ближайшем рассмотрении оказывается, что в тексте' нет ни одного компонента, который не

был бы связан хотя бы еще с одним компонентом. Эти связи могут быть самой различной

природы, однако следует помнить, что связность — это структурное свойство не только

текста, но и любой другой единицы языка. В предложении или словосочетании связь между

компонентами достаточно очевидна и во многом аналогична связям внутри текста. Даже

слово (если оно не состоит из одной морфемы) характеризуется определенной связностью

своих компонентов. Так, соединительные гласные в сложных словах аналогичны некоторым

средствам сцепления предложений в тексте. Очевидно, компоненты не только текста, но и

всех структурных единиц языка имеют как семантическую, так и формальную связь.

Связность компонентов текста является направленной. Вслед за И. Р. Гальпериным

эти авторы имеют в виду ретроспекцию и проспекцию текста (по другой терминологии —

анафорическую и катафорическую связь). В одних случаях последующие компоненты

связываются с предыдущими (ретроспекция, анафорическая связь). В других случаях,

наоборот, предыдущие компоненты связываются с последующими (проспекция,

катафорическая связь). Эти два вида связности неравноположены. Ретроспективная связь яв-

но преобладает, она составляет некоторую текстовую норму. Напротив, проспективная связь

встречается реже, поэтому применяется в специальных случаях. Функция этого приема

сводится к предупреждению адресата о том, что далее последует важный по содержанию или

как-то ожидаемый текст. Поэтому проспективное построение текста требует, чтобы

предыдущий компонент содержал специальные средства предупреждения типа следующий,

вот что, вот о чем и т. п. Говорящий как бы берет на себя обязательство воспроизвести

известный ему текст, который, как он предполагает, неизвестен слушающему: «Я расскажу

вам одну историю» (там же: 11-12).

Цельность представляет собой иную сторону текста, поэтому связность всех

компонентов текста автоматически не приводит к цельности, хотя, вероятно, и способствует

ее становлению. Для объяснения природы цельности Л. Н. Мурзин и А. С. Штерн прибегают

к понятию гештальта (нем. Gestalt 'образ'), применяемому в психологии для обозначения

случаев, когда наблюдаемый объект воспринимается в целом — без учета тех или иных

деталей. Текст не является исключением, он воспринимается носителями языка как целое.

Если он воспринимается иначе, он разрушается, перестает быть самим собой.

В основе цельности текста лежит ситуативность, соотнесенность с ситуацией —

конкретной или абстрактной, реальной или воображаемой. Когда мы воспринимаем текст на

малознакомом языке, наше сознание схватывает отдельные слова или даже предложения, мы

слышим поток звуков, его мелодию, ритм, выделяем в нем знакомые места — отдельные

сочетания звуков, однако не можем все это осмыслить как нечто целостное — как текст. Это

происходит как раз потому, что за разрозненными частями текста не выстраивается то, что

называется внеязыковой действительностью или — более конкретно — ситуацией. Мы

только тогда овладеваем языком, когда за текстом начинаем видеть ситуацию.

Ситуативность проливает свет на природу текстовой цельности. Цельность есть категория

содержательная (в отличие от формальной природы связности), она ориентирована на

содержание текста, на смысл, который приобретает текст, поставленный в соответствии с

ситуацией (там же: 12-13).

Цельность текста опирается одновременно на два логически исключающих друг друга

основания — непрерывность и дискретность. Признание цельности текста влечет за собой

признание его непрерывности. Выше уже было показано, что если текст целен, то его детали

и части сливаются в непрерывное целое. Но вместе с тем текст — структурное, т. е.

расчлененное, целое. Это противоречие в лингвистике истолковывается по-разному. Л. Н.

Мурзин и А. С. Штерн отдают предпочтение гипотезе Ю. М. Лотмана о наличии двух типов

генераторов текста, соответствующих двум типам сознания. Одно сознание оперирует

дискретными величинами, ведает соединением отдельных сегментов в цепочки текста.

Другое сознание опирается на континуальность текста (Лотман 1981: 9) — цит. по (Мурзин,

Штерн 1991: 14). Эта гипотеза убедительно коррелирует с данными физиологии, согласно

которым дискретностью текста управляет левое полушарие, а непрерывностью текста —

правое полушарие головного мозга человека (Лотман 1983) — цит. по (Мурзин, Штерн 1991:

14). Участники общения по-разному пользуются этими генераторами: кодирующий

отталкивается от континуальности текста с тем, чтобы его расчленить, а декодирующий,

напротив, воспринимая отдельные компоненты текста, стремится представить его как

нерасчлененное континуальное целое. Очевидно, механизм расчленения стыкуется с меха-

низмом развертывания, а механизм континуализации текста — с механизмом его

свертывания (там же).

Каков может быть практический вывод из рассуждений Л. Н. Мурзина и А. С. Штерн

о цельности текста? Понятие ситуации, как отмечают сами авторы, является слишком

широким, чтобы представить цельность текста. Соответственно его необходимо каким-то

образом ограничить. В ситуацию входит описываемый объект. Если признать, что текст и

есть описание объекта, то можно утверждать, что цельность текста обеспечивается прежде

всего единством описываемого объекта (вне зависимости от того, какова природа этого

объекта) (там же: 15).

Следующее свойство — отдельность текста — опирается на его денотативное

единство. В данном случае имеется в виду возможность отграничения одного текста от

другого. До тех пор пока описывается один и тот же объект, мы имеем дело с одним и тем же

текстом, В связи с тем, что границы между объектами в действительности являются весьма

нечеткими и размытыми, нельзя требовать, чтобы границы между текстами были

абсолютными. Относительность границ между текстами (хотя проблема отдельности текста

не исчерпывается установлением таких границ) Л. Н. Мурзин и А. С. Штерн (1991: 15-16)

наглядно показывают на примере трех анекдотов Юрия Никулина: (38а) Можно ли в три

приема поместить бегемота в холодильник? — Можно: открываем дверцу холодильника —

первый прием; закладываем бегемота, — второй прием; закрываем дверцу — третий. (386)

Можно ли в четыре приема поместить в холодильник жирафа? — Можно: открываем дверцу

— первый прием; вытаскиваем бегемота — второй; и т. д. (38в) Может ли жираф догнать

бегемота? — Нет, потому что он в холодильнике.

Суть эффекта, который производят эти анекдоты, заключается в том, что слушателями

они воспринимаются как отдельные тексты, тогда как автор (рассказчик) их связывает в одно

целое. Очевидно, «цельность» всех этих текстов обеспечивается их референтным единством,

единством описываемого объекта. Соответственно Л. Н. Мурзин и А. С. Штерн

формулируют некоторое общее правило, которым интуитивно руководствуется человек,

решая на практике проблему отдельности текста: если денотат (референт) по ходу речевого

общения остается в представлении коммуникантов тем же самым, то речь идет об одном, от-

дельном тексте, в противном случае — о разных. Следовательно, границы между текстами

определяются исходя из того, что участники общения считают объектом описания, темой

коммуникации, какие признаки существенными и т. п.

Трудности разграничения отдельных текстов заключаются не только в том, что тексты

не изолированы друг от друга или тысячами нитей связаны между собой, но и в том, что они

намеренно вставляются один в другой. Отдельный текст может выполнять функцию

компонента другого текста, а тот, в свою очередь, — функцию компонента третьего и т. д.

Текст, соединяющий в себе ряд текстов, можно считать отдельным текстом, если найдется

соответствующий ему достаточно абстрактный общий объект. Сложными отдельными

текстами являются, например, научные монографии или художественные произведения

таких жанров, как повесть, пьеса, роман. Однако не всякое объединение текстов есть

отдельный текст. Например, сборник тренировочных упражнений представляет собой не

отдельный текст, а конгломерат текстов, объединенных общей целью, которую поставил

перед собой составитель. Диалог, по мнению авторов, только тогда отдельный текст, когда

все его реплики описывают один и тот же объект (там же: 15-16). С отдельностью текста Л.

Н. Мурзин и А. С. Штерн связывают следующую антиномию — завершенность / неза-

вершенность текста. При решении этой проблемы, по их мнению, наблюдаются два подхода.

Одни лингвисты утверждают, что текст, как и всякая единица языка, не может быть

незавершенным. Его незавершенность носит случайный характер, она связана с

нелингвистическими факторами. Другие лингвисты, напротив, полагают, что текст вообще

не может быть завершен, потому что описываемый текстом объект бесконечен, неисчерпаем

для познания. Однако, как полагают авторы, потенциальная неисчерпаемость объекта не

означает актуальной неисчерпаемости. В каждом конкретном случае описание объекта

может считаться исчерпывающим с точки зрения тех целей и задач, которые ставят перед

собой данные коммуниканты, их уровня познания данного объекта. Следовательно,

актуально текст может быть завершен. Такая актуальная завершенность имеет формальное

выражение в речи благодаря множеству приемов, которыми располагает говорящий

(кодирующий), чтобы закончить начатый текст. Самым простым приемом является

латинское слово dixi («я сказал», т. е. я высказался, я сказал все, я кончил) (Бабичев,

Боровский 1982: 199), которое было непременным атрибутом судебного выступления. В

наши дни также можно встретить сигналы актуальной завершенности текста (может быть, не

такие откровенные, как dixi или *конец*), о чем свидетельствуют вводные обобщающие

слова: «таким образом», «итак» или обороты типа: «подводя итоги», «в заключение

подчеркнем» и т. п (Мурзин, Штерн 1991: 16-17).





Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет